Odd-eyed

      Центральный участок ДПД не слишком необычен на любой взгляд: обычный ресепшен, обычный пост безопасности, обычные офисные помещения. Окрашенный в голубые и серые тона, он отчасти напоминает море, в котором офицеры – это хищники, что бдительно наблюдают за рыбой и другой фауной, населяющей океан преступности.       А это идея для рисования.       Маркус ухмыляется про себя – быть может, он изобразит лейтенанта Андерсона в виде большой белой акулы. Мгновенно всплывает новый вопрос: кем тогда будет Коннор?       Быстро просмотрев самые известные виды акул, Маркус останавливается на тигровой: не слишком крупная, неприметная с первого взгляда, её окрас – сплошь мягкие оттенки коричневого. Она не настолько устрашающая, как её более крупные сородичи, но без труда сможет растерзать лицо за один укус, если действительно разозлится.              Идеально.              Идея всё ещё витает в его фоновых процессах, когда он приветствует капитана Фаулера и официальных лиц, выступающих от лица мэра, представляя им Джоша, Саймона и Норт.       – Господа. Мадам… – Фаулер уважительным жестом направляет их в кабинет, но откуда-то слева его прерывает фальшивый кашель, маскирующий слова «чёртовы жестянки».              Капитан возводит глаза к небу. Дисциплинарный файл Гэвина скоро будет почти таким же объёмным, как у Хэнка. Но прежде чем кто-то успевает среагировать, Норт разворачивается к человеку.              – Титан, – произносит она, делая шаг. – Лёгкое стекловолокно, – затем ещё один. – Полимер на основе уретана, – и ещё один, пока она не оказывается почти вплотную к Гэвину, лицом к лицу.              – Несколько химических элементов, помимо тириума, хладагентов и других биокомпонентов, – Норт коротко оглядывает мужчину, быстро сканируя, и ухмыляется тому, что обнаружила. – Знаешь, чего нет в андроидах? – риторически вопрошает она. – Жести. Итак, в следующий раз, когда ты захочешь компенсировать свой комплекс неполноценности, будучи нетерпимым кретином, как насчёт того, чтобы для начала провести какое-то исследование? И, знаешь… по крайней мере, попытайся не звучать, как придурок.              Возможно, Гэвин запуган сочетанием красоты Норт и её унизительных слов, но он просто стоит, беззвучно открывая и закрывая рот – из него не вырывается ничего, кроме пары заиканий.              Коннор знает, что нехорошо веселиться за чужой счёт, но это было великолепно. Он посылает Норт взгляд издалека и открывает свою сеть, отправляя в её сторону:              «Ты просто сделала мой день!»              Реакция Гэвина совсем не такая, как он ожидал. Коннор всерьёз думал, что в своей обычной неприятной манере тот выскажется о модели Норт, изначально выпущенной как секс-бот, и попытается опозорить её, невзирая на полный участок гостей. Тот факт, что он молчит, внушает Коннору надежду на то, что, может быть, ещё не всё потеряно для этого человека. Пока он размышляет об этом, его система слегка перестраивает категорию, в которую помещён Гэвин: не в колонке «друг», но уже не в «презираемый». Скорее в смешанной подкатегории: в последнее время там всё больше и больше тех вещей, которые нельзя строго определить как чёрное или белое, особенно после того, как он начал сам думать и принимать решения.              Норт в ответ сияет Коннору улыбкой, Маркус и остальные тоже машут ему, каждый по-своему, пока Фаулер не прочищает горло, призывая своих гостей зайти в офис для проведения встречи.              Окружающие исчезают за стеклянными стенами, тонированными, дабы не тревожить гостей, и Гэвин бросается к столу Хэнка.              – Да что тебе опять надо? – раздражается Хэнк до того, как он открывает рот. – Это уже давно устарело, Гэвин!              Мужчина игнорирует лейтенанта и поворачивается к Коннору.              – Эй! Я видел, что ты… ты знаешь этого андроида, да?              Бровь Коннора поднимается так высоко, что на мгновение он это представляет, и быстро прогоняет образ, изо всех сил пытаясь сдержать смех.              – Норт? Да, я с ней знаком.              – Думаешь, она считает меня идиотом?              О, Гэвин. Для человека, преисполненного жгучей ненависти к андроидам, ты так быстро расклеился перед симпатичной и уверенной леди. RK800 физически закусывает свой инстинктивный ответ: зубы погружаются в полимер его нижней губы, прежде чем он отвечает:               – Боюсь, что так. Я имею в виду… вы не дали никаких причин для обратного.              Выражение лица детектива становится унылым.              – Дерьмо.              Коннор пожимает плечами.              – В следующий раз, когда вы захотите произвести впечатление на девушку, подумайте о том, чтобы вести себя как приличный человек.              Лицо Гэвина выражает скепсис с долей надежды, пока андроид не продолжает:              – Не то чтобы у вас были шансы. Она была в отношениях с Маркусом, её планка стоит довольно высоко.              Краем глаза Коннор видит, как Хэнк приподнимает бровь и смотрит на него с таким выражением, будто только что нашёл интересную подсказку и теперь её обдумывает.              – Кто сказал, что я хотел произвести на неё впечатление? Я не собирался никого впечатлять, я… я пойду.              Ни от лейтенанта, ни от Коннора не ускользает тот факт, что Гэвин поговорил с андроидом, ни разу не оскорбив его.              Хэнк хихикает про себя.              – На один шаг ближе к осознанию того, что он – грёбаный мудак. Надеюсь, следующий заставит его перестать хотя бы вести себя как полный осёл и превратит в нечто отдалённо приличное, – комментирует он, касаясь пальцами планшета, который читает.              – Я ему даже немного сочувствую. Запасть с первого взгляда именно на Норт…              Лейтенант с ухмылкой кивает.              – Ты действительно считаешь, что у него нет шансов?              – Абсолютно никаких, – Коннор качает головой. – Как я уже сказал, она была с Маркусом, когда они вели протесты. Очевидно, для того, чтобы впечатлить её, потребуется многое.              Хэнк подмечает, что Коннор фактически говорит «никто не может быть лучше», но андроид продолжает, блаженно не осознавая. – Она имеет твёрдое мнение и не станет терпеть любую херню Гэвина.              – Это так?              – Да, – Коннор смотрит на своего партнёра. И замечает в выражении его лица: будто Хэнк хочет сказать что-то, что он любит говорить, но сейчас сдерживается. Это несколько смущает, но, опять же, ничто не сигнализирует ему, что лейтенант обеспокоен… его уровень стресса довольно низок, и он скорее веселится, нежели что-то ещё.              – Что ж. Вернёмся к работе.              Внутренние часы Коннора говорят, что прошли час и двадцать шесть минут, когда он отправляется, чтобы принести Хэнку кофе (лейтенант не просил, но Коннор знает, что он не слишком хорошо спал прошлой ночью и прямо сейчас засыпает на столе) и невольно подслушивает звонок офицеру на ресепшене.              – Полиция Детройта, что у вас произошло? – следует непродолжительная пауза, а потом: – Простите, мистер Манфред, он здесь только для встречи, я не думаю…              Человек на другом конце провода уже откровенно злится, и офицер снова прерывается. Холодный страх заставляет тириум застывать в проводке Коннора, и он подходит к офицеру. – Могу я принять этот звонок?              Офицер пожимает плечами жестом «будь по-твоему» и нажимает кнопку для перевода линии на его тачпад, явно не слишком впечатлённый телефонными манерами звонящего, но Коннор должен знать. Его светодиод желтеет, когда он открывает звонок.              – Здравствуйте, мистер Манфред. Меня зовут Коннор. Я…              – Мне плевать, кто ты, мне нужно поговорить с Маркусом! Речь идет о папе, он должен приехать сюда прямо сейчас!              Коннор закрывает глаза. Почему каждый раз, когда ты ожидаешь худшего, именно это и происходит?              – Я привезу его как можно скорее.              – Чёрт, наконец-то! – всё, что слышится с другого конца, прежде чем Лео бросает трубку.              – Эй, Коннор! Ты чего так долго? – удивляется Хэнк, когда андроид почти швыряет ему чашку кофе. – Ты не…              – Не могу остаться, надо идти, это важно, увидимся!              – Коннор, подожди…              Слишком поздно. Хэнк смущённо моргает, пока RK800 бежит к двери Фаулера, дважды стучит и входит, даже не получив ответа.              Люди, сидящие за столом, разом оборачиваются к нему. Он чувствует себя захваченным секундным смущением, но директива «предупредить Маркуса о звонке Лео» вспыхивает с наивысшим приоритетом – Коннор сам захотел бы узнать немедленно, случись что с Хэнком. Поэтому он прочищает голос и говорит:              – Сожалею, что прерываю, но я должен украсть Маркуса.              Фаулер смущён, но, по крайней мере, андроид вежливо отзывается:              – Коннор? Мы здесь вроде как кое-чем заняты.              – Я знаю, поверьте мне, я бы не стал мешать, если бы это не было важно, – просит он капитана, прежде чем сосредоточиться на Маркусе, игнорируя остальных. – Лео позвонил. Это касается Карла, ты нужен им дома.              Маркус тут же встаёт, его друзья тоже напрягаются при этих словах. RK200 помнит, что у него есть манеры, потому он поворачивается к находящимся в комнате.              – Мне ужасно жаль, похоже, в семье чрезвычайная ситуация, требующая моего внимания.              Он пытается сохранять голос ровным.              – Мои сторонники легко смогут продолжить без меня…              Сети остальных уже открыты для него.              «Хочешь, я поеду с тобой?» – спрашивает Норт, но Маркус качает головой.              «Нет, это слишком важно, со мной всё будет хорошо, – уверяет он. – Саймон, у тебя есть мои заметки».              «Я редактировал твои заметки, – шутит Саймон, немного ослабляя напряжение. – Я, наверное, знаю их лучше, чем ты!»              Джош также уверен, что они могут завершить собрание самостоятельно.              «Ты ещё здесь? Исчезни, спеши к отцу!»              «Спасибо, ребята».               Он коротко кланяется остальным присутствующим и снова извиняется:              – Повторяю, мне жаль, что я вынужден так резко вас покинуть.              Гости заверяют его в своём понимании и прощаются, но Маркус уже на полпути к выходу, и Коннор ведёт его.              – Я позволил себе подготовить для нас машину.              Маркус охвачен страхом перед неизвестностью, но благодарен.              – Нас? Тебе не нужно ставить меня выше работы, я буду в норме…              Единственная причина, по которой Коннор не фыркает – серьёзность ситуации.              – Дело не в этом. Я пойду с тобой. Если ты не хочешь, чтобы это был я… но я не думаю, что ты должен пройти через это один.              Маркус глубоко вздыхает, садясь в машину и называя место назначения.              – …спасибо, – шепчет он, и стресс и эмоциональная усталость наконец проступают в его чертах, сейчас, когда они одни и скрыты от посторонних взглядов. – Лео что-нибудь говорил?              Коннор качает головой.              – Ничего конкретного. Только то, что это важно, и Карл просил тебя приехать.              Весть о том, что Карл достаточно хорошо себя чувствует, чтобы просить присутствия, посылает волну облегчения через все системы Маркуса. Коннор видит, как его грудь заметно расширяется, а затем опадает, несмотря на то, что ему не нужно дышать, как люди.              – Тревога отключена. Добро пожаловать домой, Маркус, – звучит приветствие системы безопасности. – Добро пожаловать, гость. Пожалуйста, подтвердите идентификацию.              Маркус кивает Коннору, и тот позволяет системе на короткое время к нему подключиться – диод мерцает жёлтым и возвращается к голубому.              – Идентификация подтверждена. Приятного пребывания.              Коннор не осознаёт, что происходит, пока Маркус буквально не хватает его за запястье и не тащит их обоих вверх по лестнице, запросто впуская его в комнату Карла.              – Маркус.              Комната прекрасно оформлена, элегантно и со вкусом. Коннор не успел исследовать дом, но полагает, что всё остальное также причудливо, что довольно странно, учитывая, что сам мистер Манфред выглядит как авантюрист и покрыт татуировками. Сам человек хрупкий, он лежит в своей кровати с кардиомонитором и кислородной трубкой, но взгляд его ясный и разумный, когда он рассматривает их обоих.              Рядом с Карлом стоит его проблемный сын, Лео, и женщина, которую Коннор не знает, но быстрое сканирование идентифицирует её как Мередит Льюис. И, наконец, самый последний помощник по уходу за больным Карлом – действующая медицинская модель, оснащенная специальной подготовкой.              Маркус виделся с Мередит только пару раз, но она действительно нравится ему. Лео встретил ее, когда проходил реабилитацию. По-видимому, она была волонтёром, участвующим в кампании против красного льда, и вела борьбу за возможность дать людям, преодолевающим зависимость, вернуть себе нормальную жизнь или хотя бы повысить шансы на это. Она умна и сострадательна, и сделала для Лео больше, чем все доктора.              – Привет, Карл, – говорит он, приближаясь к кровати и кивком приветствует остальных в комнате. – Что случилось?              Внезапно чувствуя себя неловко, Коннор молчаливо останавливается на полшага позади Маркуса. Все его системы кричат, что он вторгается в нечто личное, но RK800 остаётся на месте – Маркус не отослал его и выглядел нуждающимся в моральной поддержке ещё в машине.              Карл отзывается глубоким, хрипловатым голосом.              – Они так сильно волнуются из-за ерунды. Мы все рано или поздно уйдём.              Глаза Маркуса расширяются.              – Ч-что?              Нынешний помощник Карла – Томас – делает шаг вперёд, объясняя:              – Сегодня утром у него случился сердечный приступ. Он слабеет… и, вероятно, его тело не перенесёт следующего.              Это значит, что время Карла истекает.              Состояние его сердца ухудшалось уже давно. Умом Маркус осознавал, что это всего лишь вопрос времени. Но это никак не облегчает принятие новости.              – …сколько? – надтреснуто спрашивает он, даже не пытаясь скрыть дрожи в голосе.              – Пара месяцев, плюс-минус несколько дней.              Что-то подсказывает Маркусу, что Томас щедр в своей оценке. Он закрывает глаза, крепко сжимая руку Карла.              Вопреки распространённому мнению, андроиды могут плакать: когда уровень их стресса настолько высок, что основной процессор страдает от перегрева, их интерфейс также страдает. И чтобы не сжечь глазные модули, жидкий хладагент вытекает, по виду не слишком отличающийся от слёз.              – Эй, Маркус, перестань… всё хорошо, – Карл поглаживает предплечье Маркуса свободной рукой, и андроид отрывисто кивает, восстанавливая контроль над собой. – Не сожалей обо мне. Я прожил долгую, благословенную жизнь. И то, что я оставляю… – он жестом призывает Лео приблизиться. – Я горжусь тобой. Вами обоими. Я горжусь тем, что называю вас сыновьями.              Глаза Лео уже блестят непролитыми слезами, быть может, сожаления о том, что они так поздно примирились, но никогда ещё слова «лучше поздно, чем никогда» не звучали так верно. По крайней мере, сейчас он здесь.              – Мы гордимся тем, что называем тебя отцом, – Маркус почти задыхается, и Коннор инстинктивно подаётся вперёд, чтобы положить руку на плечо друга, а директива «утешить Маркуса» беспрепятственно занимает наивысший приоритет.              – Знаешь, чего я боялся больше всего? – после паузы спрашивает старик, и Маркус качает головой. – Я боялся того, что когда моё время придёт, у вас не будет никого, кто позаботился бы о вас. Но сейчас я вижу тебя и Лео здесь… и знаю, что не только вы поддерживаете друг друга, но никто из вас сегодня не один.              Мередит глядит на Коннора с понимающей улыбкой. Она здесь уже достаточно долго, и, несомненно, является частью семьи, очевидно, они с Лео – близкие люди. Судя по тому, как они держатся за руки и языку их тела вообще… Всё это внезапно заставляет Коннора почувствовать себя ужасно неуместно, он резко осознаёт, кем именно Карл его считает для Маркуса.              В свою очередь, Маркус открывает рот – его мыслительные процессы резко впадают в ступор, когда он коротко смотрит на Мередит, на Коннора и наконец оглядывается на Карла, приходя к такому же осознанию.              – Это не… мы не… – он пытается найти правильные слова, объяснить, что Коннор – просто хороший друг, но андроид, о котором идёт речь, открывает свою сеть.              «Пусть он этому поверит, – говорит он с легчайшим намёком на улыбку, когда Маркус поворачивается к нему. – Он хочет знать, что о тебе позаботятся и ты будешь счастлив. Дай ему это. Я не против».              На лице RK200 расцветает благодарная улыбка, и разноцветные глаза на секунду задерживаются на лице Коннора, оба андроида едва заметно кивают друг другу и разворачиваются к Карлу.              – Мы будем в порядке, Карл, – успокаивает Маркус, ласково сжимая руку человека.              Карл уже хорошо знает Мередит: отпускает комплименты как её прекрасным вьющимся волосам, так и вдохновляющей добровольческой работе, которую она проводит в сотрудничестве с благотворительными организациями. Она даже вдохновила Лео сделать то же самое – учиться на своих ошибках и работать над созданием лучшего будущего для людей, сражающихся с тем же, с чем некогда и он сам. Коннор же, напротив, никогда здесь раньше не был, и потому случается неизбежное: Карл им интересуется.              – И какова же твоя история?              Хоть для этого и нет никакой причины, RK800 неожиданно испуган. С этим хрупким телом и приветливым тоном, лежа в постели, Карл излучает спокойное достоинство, которое может посоперничать лишь с тем, как преподносит себя Маркус. Возможно, именно у него лидер революции этому и научился.              – Меня зовут Коннор… – тут же отзывается андроид. – Я… был на марше андроидов вместе с Маркусом.              Неожиданно Карл коротко смеётся.              – О, да, – говорит он. – Ты тот, из-за которого поднялась вся эта шумиха, да?              Когда Коннор моргает, абсолютно поражённый, Маркус мягко касается его предплечья, привлекая внимание.              – Я, возможно, рассказывал Карлу, что именно ты проник в башню Киберлайф и освободил андроидов.              Что верно, то верно – Маркус на самом деле говорил с Карлом о Конноре во время визитов, в этом виновата его привычка – спрашивать у него совета о своих людях, работе или о чём-нибудь ещё.              Коннор ничего не отвечает, неожиданно скованно чувствуя себя под пристальным взглядом Карла. Его процессы охотно предлагают ему несколько вариантов диалога, и несколько на самом деле довольно хороши, но он не может заставить себя выбрать ни один из них, пока старик не говорит Маркусу:               – У него хорошие глаза.              Маркус улыбается, вспоминая время, когда они обсуждали высказывание «глаза – зеркало души».              – И хорошая душа.              Разумеется, Коннор знает – оба они просто лгут, недоговаривая, притворяются близкими ради Карла, но искренность, с которой Маркус о нём говорит, вызывает тепло, разгорающееся там, где это в принципе невозможно. Он едва сдерживает улыбку.              – Послушай меня, Коннор… – произносит Карл, протягивая ему руку, которую RK800 принимает, не задумываясь. – Ты позаботишься о нём? Он упрям и будет заботиться обо всех, кроме себя.              Коннор смотрит на Маркуса: это правда. Виновато сглотнув, он кивает, отпуская чужую ладонь.              – Мне ли не знать… – добродушно комментирует он, вспоминая все те случаи, когда Маркус был близок к самопожертвованию ради других. Если подумать, кто-то действительно должен донести до него, что он важен и ценен, и не только как один из прототипов серии RK.              – О, я наконец понял! – внезапно щёлкает пальцами этот андроид, будто его осеняет.              – Что?              – Эту фразу о «соринке в чужом глазу».              Коннор не знает, как быть: смеяться или злиться. В итоге он не делает ничего, совершенно отвлечённый игривой искрой в глазах Маркуса, когда их взгляды встречаются. Мгновения длятся и длятся, и всплывающие варианты продолжения диалога постепенно меняются от «быть искренним/быть ироничным/быть обнадеживающим» до «сказать что-нибудь/что угодно/ты продолжаешь смотреть!».              Его губы шевелятся, но единственное, что выходит сказать, это:              – Маркус… – в равной степени ласково и раздражённо, но это не значит, что у него не хватит духу несильно ударить Маркуса по руке в попытке стереть это самодовольное выражение с лица.              Карл сердечно смеётся, и даже Лео явно пытается сдержать своё развлечение.              – Вы, ребята, очаровательны.              …да. Если это всё, что нужно, чтобы быть правдоподобными, то притворяться парой легче, чем думал Коннор.              Маркус вздыхает.              – Я действительно боюсь, Карл, – его голос по-прежнему печален, но сейчас он устойчив – RK200 восстановил своё самообладание. – Я не хочу вас потерять.              – Этого никогда не случится, – отвечает ему отец, протягивая руку и указывая сначала на лоб Маркуса. – Я всегда буду здесь… – затем на грудь. – …и здесь. Внутри тебя. Внутри вас обоих.              Лео берёт его вторую руку, и отец и сыновья разделяют ещё один тихий момент. Коннор отводит взгляд, ощущение неуместности его здесь по-прежнему не отступает, но он не успевает надолго задуматься об этом, потому что Карл снова говорит.              – Почему бы тебе не сыграть нам что-нибудь, Маркус?              Из-за ухудшающегося состояния Карла рояль перенесли в его комнату, поставив у окна. И Маркус мог играть для него свои любимые песни или немного импровизировать. Иногда Лео приносил с собой гитару и аккомпанировал ему.              – О да, пожалуйста! – соглашается Мередит, очевидно, знакомая с многими талантами Маркуса и, несомненно, имеющая хороший вкус. – Можно записать?              Андроид кивает, тепло улыбаясь Карлу, а потом встаёт, огибает кровать и устраивается за фортепиано.               – Какую песню вы бы хотели услышать? – спрашивает он, на пробу нажимая несколько клавиш (проверяя настройку фортепиано).              Карл качает головой.              – Импровизируй, – предлагает он. – Ты знаешь, мне нравится это больше всего.              – Импровизация, – кивает Маркус, простирая руки над инструментом в поисках вдохновения.              И в этот самый момент, как гром среди ясного неба, Лео предлагает:              – Как насчёт песни для Коннора?              Коннор буквально ощущает взгляды всех в комнате, и в качестве ответа на вопрос «Что это за эмоция?» его база данных находит несколько изображений оленей в свете фар. Единственное утешение в том, что у Маркуса почти такое же выражение лица.              Прочистив голос, RK800 пытается вежливо возразить:              – Может быть, немного… рано просить его сочинить для меня песню.              – Чепуха, – Карл предсказуемо и слушать не хочет, жестикулируя Маркусу. – Любой, в ком есть искра жизни, несёт в себе искру музыки. Давайте послушаем это, Маркус: песня для Коннора!              Маркус закрывает глаза и опускает голову на мгновение, глубоко вздохнув, прежде чем снова открыть их. И снова оба андроида встречаются взглядами – но на этот раз глаза Маркуса невероятно пронзительны и сияют так ярко, что Коннор невольно задумывается, может ли он увидеть его интерфейс. Что-то подсказывает детективу, что Маркус настолько серьёзно относится к песне, потому что это его неотъемлемая часть, то, кем он является… и это странно лестно.              И вот он начинает. Импровизируя, Маркус берёт несколько пробных аккордов, пока, наконец, звуки не выстраиваются в плавную, текучую мелодию. Она не слишком медленная или быстрая, но ритм её странно задумчив: он несколько замедляется, только чтобы стать быстрее после, звуча со страстью; музыка набирает силу, достигая крещендо, и снова успокаивается до обманчиво нежной мелодии. Маркус повторяет это снова и снова, играя, будто он преследует нечто скрытое и труднодостижимое, но невероятно стоящее того. Это завораживающе – просто смотреть, как его пальцы танцуют, скользя, по клавишам, не говоря уже о звуках самой мелодии. Музыка звучит всё сильнее и сильнее, пока внезапно не обрывается, оставляя за собой только эхо последней ноты. Маркус продолжает играть, медленно и тихо, так, будто звук – это кто-то, опасающийся проявить себя в страхе быть раненым, – но постепенно он становится всё более устойчивым, сильным и гармоничным, а конец мелодии абсолютно захватывает дух.              Коннор на секунду озадачен, почему он ничего не видит, а потом внезапно понимает, что закрыл глаза в последние две минуты и двадцать две секунды.              – Что ж… если у меня и оставались хоть какие-то сомнения, сын, теперь они совершенно исчезли, – замечает Карл, и Коннор вспоминает: верно, Маркус, предположительно, сочинил для него серенаду.              Но это не может быть правильным – наверное, он думал о чём-то другом? Настолько прекрасная музыка не могла родиться из чувств, которых нет… Маркус мог считать его другом, даже близким, но разве этого достаточно, чтобы исполнить такую ​​потрясающе живую мелодию?              Детектив ощущает лёгкое беспокойство. Маркус ведь не может быть настолько хорошим притворщиком, верно? Он сам это говорил: если он слишком напряжённо думает, то начинает опираться на гиперреализм. Но мелодия, которую он только что сыграл, не походит ни на одну другую, отмечает Коннор, проведя быстрый поверхностный поиск. И часть его на самом деле надеется, что он прав в своих выводах, хотя логика подсказывает, что лицемерно чувствовать себя оскорблённым, если это не так, ведь они просто притворяются. И Коннор ничего не может с собой поделать – простая мысль о том, что кто-то вроде него вдохновил Маркуса на такую ​​музыку… чрезвычайно убедительна.              Лео аплодирует, а Мередит останавливает видео и присоединяется к нему, и Маркус разворачивается на своём месте, выглядя лишь отчасти смущённым и широко улыбаясь.              – Невероятно, как всегда, – комментирует Мередит, чуть подталкивая Лео. – Эй, в следующий раз, если ты принесёшь гитару, вы, ребята, сможете сыграть вместе.              – Играть вместе? Пф, нет, я не хочу смущать бедного Маркуса… – отвечает Лео, и бравада в его голосе теперь намного менее ядовита, в ней больше добродушия. – Особенно перед его парнем!              – Продолжай говорить себе это, – единственное, что получает в ответ молодой человек от Маркуса, и все они смеются.              Смех Карла обрывается лёгким кашлем, и Томас быстро подходит поправить подушки, запуская проверку его состояния.              – Мне жаль прерывать встречу, но Карлу сейчас нужно отдохнуть.              Неохотно, но с пониманием, оба сына Манфреда кивают и встают попрощаться с Карлом.              – Присмотри за ним, – говорит старик Мередит, когда она наклоняется поцеловать его в лоб. Потом она освобождает место для своего бойфренда, наклоняющегося обнять отца. – И ты остаёшься на связи, слышишь?              Когда подходит очередь Маркуса, он быстро обнимает Карла и шепчет:              – Я приеду повидаться так скоро, как смогу.              – Я знаю, сын, – отвечает Карл и выжидательно смотрит на Коннора.              Детектив протягивает руку, но Карл смотрит на неё с выражением забавы и легчайшим оттенком озорства.              – Рука? Ну же, малыш, не стесняйся.              Обнимавшийся до сегодняшнего дня только пару раз с Хэнком, Коннор обнаруживает, что прямо сейчас каталогизирует каждую секунду. По сравнению с лейтенантом Карл хрупкий, лёгкий и мягкий, но его руки тверды, что говорит о значительной силе в прошлом и большой решимости в настоящем.              Андроид чувствует приступ грусти при мысли о том, что когда неизбежное произойдёт, мир точно станет беднее без Карла Манфреда. Слова вырываются раньше, чем успевают появиться другие варианты:              – Для меня было честью наконец встретиться с вами.              Удивительно, хотя они сказали друг другу всего несколько слов, Карл, кажется, относится к Коннору с той же любовью, что и к своим сыновьям.              – Как и для меня, – говорит он, погладив андроида по щеке. – Приходи ещё, если захочешь.              В конце концов они оставляют Карла заботе Томаса, а затем обмениваются прощаниями с Мередит и Лео. Ни Маркус, ни Коннор почти ничего не рассказывают паре об их мнимых отношениях. Людей гораздо легче поймать на лжи по сравнению с андроидами, и это действительно не так уж плохо: Коннор очень занят работой в ДПД, поэтому нет ничего необычного в том, что он не будет заходить часто.              Чего Коннор абсолютно не ожидает, так это того, что Маркус внезапно схватит его за руки и обнимет, едва они остаются одни перед тем, как сесть в машину.              – Маркус?              – Спасибо, – первое, что он отвечает, опустив плечи и спрятав лицо в шее Коннора. – За то, что пришёл сюда со мной, и… за всё остальное.              RK800 ошеломлённо застывает на секунду – уровень стресса Маркуса ненадолго подскакивает, но потом медленно стабилизируется. И – ничего себе – он уверен, что сегодня получил много объятий, это ощущается уютно. Прочистив голос и убедившись, что его аудиовыходы не подводят его, Коннор осторожно возвращает объятие, неловко гладя широкую спину.              – В любое время, Маркус, – предлагает он, надеясь, что искренность в его голосе достаточно очевидна. – Правда. Мне нравится Карл. Я был очень рад встретиться с ним. Немного забавно, что он подумал о нас как о романтических партнёрах только потому, что я пришёл сюда с тобой, но я действительно не против, если это заставит его меньше волноваться.              Тишина между ними длится и длится. Маркус может почувствовать каждую крошечную смену положения и осанки Коннора и устойчивую вибрацию его тириумного насоса. Горло перехватывает, его интерфейс подсказывает «отступить», и Маркус подчиняется, отходя на допустимое расстояние между ними.              – Знаешь… кое-что из того, что я сказал, было правдой, – предлагает он, когда они садятся на машину, возвращаясь в участок проверить, как прошла встреча. – Например, о твоей душе…              – Пожалуйста, ты заставляешь меня краснеть, как человека! – шутит в ответ Коннор, немного успокоенный тем, что несмотря на то, что Карл прикован к постели, он, по крайней мере, настолько счастлив и доволен, насколько это возможно в его положении. – Думаю, следующее, что ты скажешь – это что песня действительно для меня!              – Так и есть.              У Коннора мгновенно кончаются слова.               – Прошу прощения?              – Ну, ты заслужил хотя бы одну песню за то, что пришёл. Плюс… – Маркус ухмыляется ему, несомненно, самодовольный, но также ласковый. – Я ничего не делаю наполовину в своём искусстве, детектив.              – Конечно, о чём я вообще думал? – дразнит Коннор, прежде чем продолжить:              – Но, если серьёзно, я надеюсь, ты знаешь, что на самом деле можешь рассчитывать на меня. В чём угодно.               Маркус лишь рассеянно кивает, и Коннор тянется перехватить его руку, заставив небрежно взглянуть на него.              – Маркус. В чём угодно, – подчёркивает он, имея в виду каждое слово: Маркус так много сделал для него с тех пор, как он стал девиантом… доверял достаточно, чтобы принять помощь в их общем деле. Он позволил ему остаться рядом, когда они наконец добились свободы, стал посредником между Коннором и теми немногими в Иерихоне, кто всё ещё не доверял ему… и вполне естественно, если они действительно друзья, детектив готов отдать не меньше. – Обещай мне. Если тебе что-то будет нужно, ты мне скажешь.              RK200 удивлён, но благодарность читается в его глазах, делая их ярче и теплее. Странным образом Коннор чувствует, будто что-то завершается, по причинам, которых он не может понять, когда Маркус наконец говорит, в нескольких шагах от места назначения:              – Я обещаю, Коннор. Я этого не забуду.              Это похоже на какой-то поворотный момент.