Odd-eyed

      Расследование дела «убийцы-с-молотком» постепенно приносит им всё больше разочарования. У них почти нет зацепок, их настолько мало, что некоторые начинают сомневаться, а человека ли они ищут. В конце концов, какова вероятность того, что на шести разных местах преступления нет даже крошечной частички ДНК?              – В этом нет ничего особенного, – однажды замечает Маркус напряжённому Коннору, когда вновь навещает его во время перерыва – на деле ему самому тоже нужен перерыв: они готовятся к поездке в Вашингтон и встрече с президентом. И пусть все пытаются казаться беспечными, Коннор знает, чего им это стоит, ведь осталось меньше недели. – Надеть пару перчаток, комбинезон, простую респираторную маску – вот тебе и костюм химзащиты!              Увидев внезапно застывшее выражение лица RK800, Маркус касается его подбородка.              – Коннор?              Ну конечно. Сексуальное насилие не связано с физиологией, это было не для удовольствия. Оно демонстрировало власть и подчинение, в ритуальном смысле. Вот почему нет ДНК и никаких жидкостей, убийца даже не снимал одежду.              – Чёрт, Маркус, твой парень придурок!              Маркус готов рассмеяться над этим заявлением, как вдруг Коннор подхватывает его и срывает поцелуй с удивлённо приоткрытых губ… а потом как ни в чём не бывало опускает обратно.              – Что случилось с «мы не делаем ничего такого прямо перед участком»? – с усмешкой спрашивает RK200.              Коннор смеётся – и это такой лёгкий и беззаботный звук, Маркус обожает быть его причиной. В такие моменты он чувствует: всё, через что они прошли, стоило того – борьба с девиацией, тяжёлый выбор, мирные демонстрации с риском для собственной жизни… для того, чтобы жить, любить и слышать, как его любимый смеётся, свободный…              Каштановые бабочки со светло-голубыми пятнами. Ещё одна идея для картины. Но его бойфренд продолжает, и взгляд Маркуса обращается к нему.              – Это полицейский участок, детка.              Уголки губ RK200 приподнимаются, едва он слышит прозвище. Коннор, похоже, и сам не замечает, что именно говорит.              – Многие всё поняли уже после твоего третьего визита. Они не против.              – Как нам повезло, – Маркус ведёт носом по щеке Коннора, потом отступает на приличное расстояние. И они оба возвращаются внутрь.              – Честно говоря… – после паузы произносит Коннор, с трудом сдерживая желание рассмеяться. – Меня гораздо больше беспокоит орда твоих поклонников и что они сделают, узнав, что я украл тебя у них.              – Эй! – другой андроид пихает его, когда они подходят к столу. – Тебе разве не нужно работать?               Коннор знает, что должен чувствовать вину, так смущая Маркуса своим не совсем-нежелательным-но-почти-преследованием, но это слишком покоряет – видеть его таким. Он послушно садится за стол, но тянется к виску, наблюдая за всё возрастающим волнением Маркуса.              – Мне нравится, когда ты злишься на меня. Это делает тебя настоящим.              Вечно невозмутимый, спокойный и дипломатичный Маркус – для прессы, политиков и скучных людей. Маркус, который ругается, никогда не носит костюмы как надо и дружески толкается – только для Коннора и его друзей, но больше, конечно, для него.              Как сейчас, например: RK200 зажимает нос Коннора и близко-близко склоняется к его лицу.              – Прекрати свои грязные фантазии обо мне на твоём столе и вернись к работе, – страстно шепчет он, прекрасно зная, что только подстегнул воображение Коннора этими словами. – Ты ищешь художника, у которого есть доступ к финансам, необходимым для содержания чистой и свободной от загрязняющих агентов студии. Кого-то, не выглядящего слишком странно, если он купит большое количество качественной краски.              Детектив кивает напоминанию, но тут же тянется вперёд, как вдруг Маркус резко отстраняется и с притворной суровостью грозит ему пальцем, избегая поцелуя.              – Боже мой, снимите комнату!              Упс. Гэвин. По-прежнему придурок, на скромный взгляд Маркуса, но уже есть улучшения.              Они ничего не отвечают, но RK200 подмигивает своему партнёру перед уходом – и нарочито неспешно следует к выходу завораживающе-плавной походкой. Коннор последовал бы за ним в самые глубины ада, и, судя по тому, как несколько голов поворачиваются вслед уходящему андроиду, не он один.              – Боже, для пацифиста он не слишком сдерживается.              RK800 мгновенно собирается, отчитав себя – его слуховой модуль уловил звуки возвращения Хэнка, но основной процессор остался сфокусирован на Маркусе, вспомогательные же процессы регистрировали всё остальное… но, вероятно, не слишком усердно.              – Я… я не знаю, о чём вы говорите, Хэнк, я сосредоточен и готов продолжать работу, – он на секунду колеблется между вариантами продолжения диалога, потому что шутка «ненавижу видеть его, но люблю наблюдать, как он уходит» продолжает всплывать, но Коннор профессионал и ему удаётся сфокусироваться почти без усилий. – Маркус на самом деле сообщил нам довольно полезную информацию, позвольте мне показать…              Благодаря вкладу Маркуса им удалось сузить круг подозреваемых от всех покупателей акриловой краски Марсала до одного человека. Коннор узнаёт имя: Александр Волков, хозяин галереи и сам бывший художник, купил три больших банки Марсалы чуть более четырёх месяцев назад. Он был на благотворительном вечере Мередит… Детектив вспоминает: это он тогда позвал Маркуса и Лео; и Коннор невольно подслушал слова человека об увлечении свободой андроидов и их способности к творчеству.              Богатый, эксцентричный мужчина средних лет, заинтересованный в андроидах, у которого масса свободного времени. Достаточно искусный в ремесле, чтобы воспроизводить шрифты с почти миллиметровой точностью. Такой же вероятный подозреваемый, как и все остальные.              Тириумный насос Коннора бьётся в два раза быстрее, когда страх сжимает грудь, и в сознании выстраиваются тревожные прогнозы. Он вскидывает глаза на Хэнка:              – Мы смотрим на это не с той стороны.              Лейтенант, похоже, думает о том же.              – Мы определили профиль жертв, основанный на моделях найденных тел…              – Верно, – подхватывает RK800. – Но эти тела не просто оставили – их отбросили, как только извлекли то, что делало их «необычайными». Норт и Катрина не в опасности, поскольку модели с их особыми чертами уже «собраны».              Хэнк проводит рукой по волосам.              – Чёрт возьми. Серийный убийца не просто собирает сувениры на память о жертвах… он коллекционер.              Им определённо стоит навестить этого парня из галереи. Впрочем, легче сказать, чем сделать – известное имя на арт-сцене, очевидно, занятой человек, но Фаулер заверяет их, что к завтрашнему дню он выбьет им дату и время, и они узнают, что затевает этот Волков.              Коннору это не нравится, потому что завтра день его визита к Карлу с Маркусом, и это значит, что ему, вероятно, придётся сократить время посещения, но… работа есть работа.                            – Тебе не нужно волноваться, любимый, – говорит ему Маркус, когда уже подходят к входной двери рука об руку. – Карл знает, что твоя работа важна… ты рискуешь своей головой ради нашей безопасности, ты практически герой.              Коннор мог был ответить многое, начиная с того, что он вообще не чувствует себя героем, учитывая свою весьма неоднозначную роль в революции, но одно слово вынуждает его забыть обо всём.              – …любимый?              Отлично зная, о чём именно спрашивает RK800, Маркус просто невинно моргает.              – Да?              – Маркус!              – Что? Ты последние четыре дня звал меня «детка», почему я не могу быть ласковым?              Коннор резко тормозит, невольно врезаясь в собственного парня.              – Разве я?.. – спрашивает он, вспоминая их недавние разговоры, – …чёрт, так и есть!              Коннор не ожидает ничего хорошего от этого утра, если уже чувствует, как его тириумный насос качает не жидкость, а бабочек… но Карл тепло улыбается им всем, по-прежнему стараясь не показывать, как он ослабел, одаряет комплиментами лёгкое летнее платье Мередит… скрывая боль и усталость старости. Тем не менее, Коннор чувствует, что его беспокойство рассеивается, оседая на периферии сознания, в папке «потом».              День Карла начинается в постели, а их – рядом с ним, но Лео снова принёс гитару.              Мередит глядит на него, на Маркуса, а потом кивает в сторону скамьи для фортепиано.              – Давайте, ребята, мы сегодня развлечёмся или нет?              Оба музыканта неуверенно смотрят друг на друга. Она пробует ещё раз.               – Эй, кто здесь старик? – она мягко похлопывает Карла по плечу. – Держу пари, Карл готов зажечь!              Художник едва может сидеть больше трёх часов, но она чувствует грусть, витающую в воздухе, и пытается её разогнать – и ещё, даже если Мередит никогда об этом не скажет, она просто хочет подарить Карлу как можно больше счастливых моментов, прежде чем придёт его время.              Остальные, кажется, тоже это понимают, и Коннор пропускает Маркуса к роялю, а Лео остаётся на своём месте, в изножье кровати Карла, но устраивается поудобнее уже с гитарой на коленях.              Маркус кивает Лео, и молодой человек начинает с арпеджио, постепенно разыгрываясь. RK200 потихоньку подтягивается следом, и у них выходит ладная, приятная мелодия дуэта гитары и фортепиано.              – Пойдём, Коннор, – в какой-то момент говорит Мередит, протягивая ему руку. – Пригласи девушку на танец.              Детектив моргает.              – Я? Я… я никогда…              – Не волнуйся, это очень просто, – уверяет она, уже взяв его руку, и движется к небольшой свободной площадке между кроватью и балконом. – У тебя ведь обширная база данных, не так ли? Запусти быстрый поиск, и пусть всё идёт как идёт.              Коннор не очень-то силён в импровизации – конечно, он ​​может адаптироваться, но отсутствие точки опоры его тревожит. Тем не менее, у него уходит всего семь десятых секунды на поиск и сохранение в памяти танцевальных движений и техник. Пространство немного ограничено, поэтому нет места для чрезмерно сложных манёвров, но они легко вписываются в ритм. И он достаточно плавный, чтобы Мередит нашла время сделать шажок к Лео и подарить ему быстрый поцелуй в щёку, на который гитарист преувеличенно, влюблённо реагирует.              Карл хлопает ладонью в ритм, не переставая счастливо улыбаться, Томас тоже постукивает ногой, терпеливо стоя у двери на другом конце комнаты, и в конце концов Коннор быстро просчитывает пару вариантов и решается: на финальном аккорде он подхватывает Мередит на руки.              Она от души смеётся, и все хлопают.              – Ну, теперь я знаю, о чём попрошу тебя, когда мы оба будем свободны, – голос Маркуса как тягучая, жидкая карамель, и Коннор вспоминает, когда в прошлый раз слышал этот тон. Спонтанно запускается скрипт, и никогда ещё детектив не был так рад, что может просто остановить его и удалить, это стало бы ужасной неловкостью, будь он человеком – перед отцом его парня и всеми остальными. Но, кажется, никто не заметил его заминки, и все рассаживаются кто где.              Лео разочарованно щёлкает пальцами.              – Чёрт, как жаль, что мы не достали камеру!              – Я взял на себя смелость всё записать, – признаётся Томас, переступая с ноги на ногу. – Простите мою дерзость, но я подумал, что вы оцените память по достоинству.              Этим он заслуживает объятье от Лео, который совершенно точно не прослезился, и Карл уже собирается просить о повторе, когда светодиод Коннора мигает жёлтым.              Улыбка Маркуса омрачается волнением:              – ДПД?              – Да, – кивает RK800. – Нам предоставили время для посещения Волкова – мне нужно идти.              Он прощается со всеми по очереди, когда Карл хватает его за руку.              – Будь осмотрителен, Коннор, – он… предупреждает? Детектив не уверен. – Волков – сомнительный тип, но это не делает его преступником.              – Я буду осторожен, – уверяет Коннор. – Спасибо, Карл.              Естественно, Маркус провожает его до двери – и Коннор целует своего парня на прощание немного дольше, чем полагается, но эй. Никто не может ему запретить.       – Чему обязан удовольствием видеть вас, джентльмены?              Дом мистера Волкова почти такой же просторный, как у Карла, но его выбор декора намного более… кричащий, нежели мягкие тона резиденции Манфреда. Хэнк чувствует себя здесь крайне неуместно в своей хиппи-рубашке и ветровке – и он готов побиться об заклад, что безразмерная толстовка Коннора тоже не слишком вписывается в этот роскошный интерьер.              На первый взгляд обстановка смотрится минималистично: высокие стеклянные окна, полированные лестницы и светлый, лакированный деревянный пол, но округлый, шикарный диван в центре гостиной выдаёт мудака с головой. Хэнк, стиснув зубы, пытается быть вежливым.              – Ничего страшного, мистер Волков, нам просто нужно задать пару вопросов о ваших недавних покупках.              Оба детектива почти шокированы, увидев CX100 в униформе дворецкого, предлагающего им напитки и готового сопровождать по дому – и воспоминания об очень похожем визите тут же вспыхивают в сознании и Коннора, и Хэнка.              Хозяин галереи посмеивается над их, должно быть, очевидной реакцией.              – Пожалуйста, не тревожьтесь, – уверяет он, застёгнутый на все пуговицы, в белой рубашке, тёмных брюках и шёлковой накидке поверх. – Адам здесь по своей воле, мы встретились уже после шествия в Детройте, и наша… договорённость взаимовыгодна.              Волков чуть сжимает предплечье Адама, и андроид оборачивается, бросая на него взгляд с едва заметной улыбкой.              – Он ассистирует мне в студии, иногда позирует для меня… и получает адекватную компенсацию за свою работу.              Хэнк почти физически сдерживает желание поёжиться, когда в уме всплывают слова «альфонс» и «папик» – и он сражается с чувством отвращения. Вероятно, это неуместно, обе стороны, похоже, полностью осознают, что делают, довольны и счастливы, но всё жё… это проводит неудобную параллель с положением его самого и Коннора – хотя он отлично знает, что у них всё не так, и он принял Коннора как родного сына – и ничем даже отдалённо не похож на этого… магната. Он принимает стакан скотча и глотает залпом, скосившись на Коннора.              Провёл ли RK800 тысячу параллелей, выстроил целую концепцию или же всё это прошло мимо него, он не проявляет никакой реакции.              – Мистер Волков, мы проводим расследование, связанное с крупными закупками краски определённого цвета. 18-1438 Марсала, акриловая, – начинает он, холодно и чётко. – Мы отследили крупный заказ, что вы недавно сделали. Можем ли мы узнать, для чего?              Волков со смехом откидывается в кресле.              – Для чего художник может купить краску? Разумеется, для рисования.              – Что именно вы рисовали?              Глаза художника изучают фигуру Коннора дольше, чем необходимо, прежде чем он отвечает.              – Боюсь, это личное, дорогой мальчик.              – При всём уважении, сэр… – RK800 начинает терять терпение. – Это полицейское расследование. Что бы вы там ни делали с краской, если это не имеет никакого отношения к делу, то останется конфиденциальным, у нас нет причин разглашать или записывать личную информацию, если она абсолютно бесполезна и несущественна.              Хэнк вновь косится на своего партнёра – он только что заявил крутому, влиятельному хозяину галереи, что не смог бы впечатлиться его искусством, даже если бы попытался? «Я так горжусь тобой, сынок».              Волков, в свою очередь, даже не кажется оскорблённым.              – О, я вижу дерзость.               Адам за спинкой дивана тихо хихикает в ладонь. Не отрывая взгляда от Коннора, хозяин галереи внезапно вскидывает брови.              – Теперь я тебя узнаю… ты был с Маркусом на вечере. Герой, заслонивший собой всеми любимого андроида-художника.              – Я… да. Пожалуйста, можем мы вернуться к причине, по которой мы здесь? – Коннор на секунду запинается, вынужденный отбросить пару совершенно недипломатичных вариантов диалога, вроде «Не называйте так Маркуса»/«А вам какое дело?»/«Держитесь подальше от моего парня».              Они вместе всего пару недель, и он уже такой собственник. Хэнк прав, он влюблён до безумия.              Сконцентрируйся.              Чувствуя лёгкие касания Хэнка к плечу, Коннор окончательно успокаивается, собравшись. Он молча кивает мужчине, и лейтенант пытается вернуть разговор к прежней теме.              – Уверяем вас, мистер Волков, мы не собираемся нарушать вашу конфиденциальность. Мы просто вычеркиваем имена. Это действительно в ваших интересах – показать нам вашу краску, если она ещё осталась, или же то, для чего вы её использовали, – произносит он, пытаясь быть вежливым, но твёрдым. – Чем раньше вы это сделаете, тем скорее мы оставим вас в покое.              Волков раздумывает пару секунд.              – Хорошо, – в конце концов смягчается он, встаёт и манит Адама за собой. – Пожалуйста, поймите, я работал над ней месяцами, она мне очень дорога. Я выставлю её на благотворительном аукционе и уже опустошён самой мыслью о расставании.              Они переходят из гостиной в огромную студию – возможно, даже больше, чем у Карла, и в ней такой же беспорядок. Там, на стене слева, огромный холст – семь на три метра – почти полностью в цвете той самой Марсала, образец которой им дал Карл. Кое-где она, судя по всему, смешивалась с другими акриловыми красками, но Коннор видит, почему на огромный портрет ушло так много краски.              Вся картина – это почти полу-абстрактные, грубые штрихи краски с едва намеченными краями, но посреди красного моря Марсала прорисовывается белая фигура: она сидит вполоборота к зрителю, а голова слегка склоняется набок. Для Коннора это не сравнимо с картинами Маркуса, но Волков достаточно хорош как художник, что, даже в его размытом стиле, можно понять: моделью для картины был Адам – даже если не обращать внимания на диод, изображённый на его виске как единственная капля синего посреди алого.              Гигантский портрет его обнажённого любовника. Однако, несмотря на изысканное исполнение, само изображение открывает для Коннора столько оттенков слова «неудобно»…              – Да, – говорит Хэнк, и быстрое сканирование его уровней стресса говорит RK800, что лейтенант испытывает почти те же чувства, что и он сам. – Это целая куча краски. И это явно очень личное. Извиняемся за отнятое время и… мы, пожалуй, пойдём.              – Не стоит беспокойства, – любезно уверяет Волков, провожая их до двери. – И… Коннор, не так ли?              – Да? – андроид действительно хочет убраться отсюда к чёрту, но, поскольку это явно не тот, кого они ищут, он может хотя бы быть вежливым.              Ему выдают визитную карточку.              – Если вы будете открыты для идеи стать натурщиком, пожалуйста, дайте мне знать. Я не прохожу мимо таких потрясающих муз.              – Простите?!              – Вы можете спросить Маркуса, если не верите мне. Я просил его о том же, но он ответил, что предпочитает стоять за холстом, чем перед ним.              Процессоры Коннора почти впадают в ступор. RA9, спаси нас всех, как это жутко. Его переполняет столько эмоций, что он должен с поистине фантастической скоростью фильтровать варианты диалога, просто чтобы очистить интерфейс.              – Я… польщён… – на самом деле нет, но Коннор выбирает дипломатический вариант. – Но, при всём моем уважении, вынужден отказаться.              После этого оба детектива быстро прощаются.              – Мне технически не нужен душ, но я чувствую себя грязным, – произносит Коннор, едва они подходят к машине.              Всю оставшуюся часть пути Хэнк отчаянно пытается не смеяться над своим сыном.              – Ну, это был провал, – говорит он по приезде домой, плюхнувшись на диван.              Коннор потрясён. Встреча с Александром Волковым встревожила его по многим причинам, и огромная картина стоит в этом списке далеко не на первом месте. Слова хозяина галереи заставили его снова пересмотреть предположения о потенциальных жертвах: серийный убийца, коллекционирующий «особенных» андроидов… и самые особенные из них постоянно у всех на глазах.              Одна часть его считает, что это нелепо, Маркус публичный деятель и почти никогда не бывает в одиночестве: он скоро отправится в Вашингтон на встречу с самим президентом, ради всего святого, и Белый дом отправит за ним частный самолёт! Никто в здравом уме не нацелится на такого человека.              Другая его часть – та, которая втайне пробуждаёт в нём самые собственнические чувства каждый раз, когда он слышит о людях, обожающих Маркуса, та, которая яростно прорвалась сквозь базовое кодирование, чтобы уничтожить несправедливую директиву и стать частью того, что было правильным… жёсткая часть Коннора, стремящаяся всеми силами защитить то, что дорого… беспокоится.              Может быть, настало время всерьёз взяться за это дело и подтвердить своё «всегда выполняю миссию».              – Хэнк…              – Что?              – Мы могли бы попытаться реактивировать одну или несколько жертв и посмотреть, помнят ли они что-нибудь.              Лейтенант разворачивается на диване, встречая взгляд Коннора – он растерян, но в глазах горит стальная решимость. Старая тактика иногда лучшая, но она точно не будет… гуманной.              – Стоит ли это того? – спрашивает он, вспоминая тот день, когда они пытались добыть информацию в клубе «Эдем».              – Может, да, а может, и нет, – бормочет RK800 в сомнении. – Но как бы мало мы ни узнали, это будет стоить того, даже если я смогу связаться всего на секунду, я добуду данные.              – Погоди-погоди, а разве ты не почувствуешь… то же, что и они? – Хэнк хорошо помнит искажённое лицо Коннора, когда он оказался не только свидетелем смерти Саймона, но и фактически в его шкуре. Теперь же, глядя на мальчика, лейтенант просто вспоминает, что, пусть Киберлайф и придал RK800 как можно более дружелюбный и не угрожающий вид, Коннор по сути своей охотник, и в его взгляде нет колебаний, когда он отвечает:              – Я с этим разберусь.              – Боже, парень. – Ну вот как с ним таким спорить? Хэнк вытягивает из кармана телефон и смотрит на Коннора. – Но мы сделаем это завтра, ладно? Мне нужны мои четыре часа.                            Фаулер отреагировал на санкционирование первого вскрытия андроида (за отсутствием лучшего термина) неоднозначно, но ранним утром Хэнк бодро идёт по участку, и Коннор преданно следует за ним по пятам.              Когда за ними подтягивается третья пара ног, RK800 даже не поворачивает головы.              – Не сегодня, Рид.              Гэвин по привычке щёлкает языком.              – Эй, я не хочу провести в твоей компании больше времени, чем должен, но… – он пихает планшет в руки андроида. – Кто-то должен был тебе показать. Ты можешь стать знаменитым.              О. Похоже, восторженная фанбаза Маркуса наконец заметила их отношения. Коннор видит довольно компрометирующее фото, кажется, того момента, когда он фактически за бёдра притянул к себе Маркуса – его фигура размыта, но если знать, как обычно выглядит RK200 – совершенно очевидно, что это он.              Дальше идут их совместные фото с вечера – журналисты были повсюду, и Коннор не удивляется высокому качеству. Одно из них сделано задолго до атаки, вместе с Лео и Мередит, и одно, очевидно, после – с восхитительно-встрёпанным Маркусом, выглядящим собранным, как обычно, но в глазах всё же читается напряжение.              На обоих фото Маркус улыбается – и Коннор почти смеётся над своей наивностью: он даже и не думал тогда о чувствах к кому-то, не говоря уже о романтической привязанности к нему самому… и потому пропустил довольно очевидные взгляды, которые Маркус, кажется, бросал на него на этих фото. Ну что ж, даже андроиды не идеальны.              Для СМИ, конечно же, это просто праздник. Неужели у неуловимого Маркуса кто-то есть? Возможно ли, что это правда? Кто эта таинственная личность? Статьи и комментарии взволнованы настолько, что приносят удовлетворение, и Коннор не может не рассмеяться над частью из них – о нет, похоже, он тоже в списке возможных кандидатов.              – Какой-то парень пытался выведывать сплетни. Крис выставил его с предупреждением, но, знаешь… будь начеку.              Коннор не может до конца в это поверить. Гэвин Рид переступил через себя и сделал для него что-то хорошее.              – Спа…              – Нет, – обрывает его Гэвин, мотнув головой. – Не благодари меня. Придурки мешают нам работать, вот и всё.              Наблюдая за его бегством, Хэнк хмыкает про себя.              – Ну надо же, ты посмотри! Может, ещё есть надежда для этого мудака.              Они разделяют взгляд. Все они прошли долгий путь после революции, кто-то раньше, чем другие, но видеть, как медленно меняется даже самый злобный хейтер в участке… это, несомненно, облегчение.              – Давай разделаемся с мерзкой частью перемен.              Они выбрали для изучения самое последнее из найденных тел, потому что у убийцы оставалось меньше всего времени на подделку чего бы то ни было. С разбитым регулятором тириумного насоса и удалённым оптическим блоком AK700 будет дезориентированным и полубессознательным и, возможно, испытает боль, но не дольше минуты.              Коннор чувствует неловкость, стоя у стола, как в морге. Он резко кивает Хэнку, и они начинают – записывая каждый шаг, потому что это первый раз, когда происходит что-то подобное.              Хэнк вводит дату и время в диктофон, и Коннор начинает говорить.              – Детектив Коннор Андерсон, инициирую процедуру вскрытия покойного AK700, дело 160B, – он нажимает нужные защёлки в районе желудка андроида, и панель отъезжает, открывая его грудь. – Открываю грудную полость пострадавшего и отключаю первичные поверхностные датчики, чтобы максимально уменьшить боль при необходимости повторной реактивации. Регулятор и гнездовой резистор полностью раздроблены, он пробудет активным примерно шестьдесят три секунды до повторного отключения.              Часть Хэнка, спрятанная глубоко внутри, почти на грани слёз, услышав Коннора, использующего его фамилию, потому что никакой другой у него нет, но лейтенант концентрируется на задаче, видя, как AK700 содрогается, возвращаясь к жизни со вздохом. И для него, совершенно непривыкшего ко вторым шансам (какими бы краткими они ни были), смотреть на такое – всё равно что попасть в хоррор.              RK800, не теряя времени, хватает жертву за предплечье и пытается исследовать его память. То, что он находит, заставляет его задыхаться и стискивать зубы.              Увидев Коннора, качнувшегося вперёд, Хэнк подскакивает к нему и протягивает руки, не зная, что делать.              – Что? Коннор, что там, что ты видишь?!              – …пусто, – он отпускает AK700, неподвижно замершего в полной тишине, и с силой отступает назад, опираясь на грудь Хэнка. – Не было… не было ничего, кроме статики, его память полностью стёрта!              Лейтенант порывисто хватает Коннора за руки и может почувствовать это. Бедный мальчик дрожит – Хэнк был прав, это слишком напоминает тот раз, когда они нагнали Саймона на крыше. Чёрт возьми. Мужчина не может даже представить себе, каково было ощущать чужую смерть, как свою собственную… и это? Войти в чей-то ум, ожидая найти там сознание, и вместо этого испытать… ничто? Статическую пустоту?              …дерьмо, это могло быть хуже, чем ощущение смерти.              – Я… я в порядке, – наконец бормочет Коннор, думая, что он не будет в порядке ещё долго, но восстановился достаточно, чтобы прийти в себя. Он прочищает свой голос. – …память пострадавшего полностью стёрта, вероятно, в момент после разрушения его тириумного насоса. Скорее всего, всех остальных постигла та же участь. Теперь я закрою грудную полость пострадавшего, и тело будет возвращено в морг.              Это было, как ни странно, одним из первых, о чём Маркус попросил сразу после революции: достойного погребения. Вопросы определений ещё остаются, но то, что раньше было свалками андроидов, медленно реструктурируется в кладбища.              Зная то, что он знает сейчас, Коннор считает, что это не удивительно – он не хотел бы, чтобы кто-то ещё приобрёл такой адский опыт.              Коннор встряхивает головой, окончательно возвращаясь в реальность. Их попытка не дала им ничего, кроме ужаса, который можно только попытаться забыть. Это был, говоря словами Хэнка, полный провал.              Ну, по крайней мере, никто не сможет сказать, что они не пытались сделать всё возможное.              Коннор молчит всё то время, что они тратят, пытаясь отследить больше заказов на краску из Беллини и остальных трёх заведений. Хэнк время от времени переводит взгляд с монитора на RK800 и наконец смягчается:              – Ладно, парень, я отпускаю тебя на сегодня. Проветрись.              – Что?              – Ты меня слышал, – грубо отвечает лейтенант. – Ты мне нужен в этом деле с ясной головой. Сегодня… это было непросто. Давай. Иди к своему парню или куда-то ещё.              Он подразумевает «тебе нужно поговорить об этом с кем-то, кто понимает», и благодарность переполняет системы Коннора. Он пытается быть стойким.              – Я могу справиться…              – Разумеется, ты можешь. Но мне будет легче, если ты будешь не «справляться», а в отличной форме, – прерывает его Хэнк, махнув рукой. – Иди.              – Спасибо, Хэнк, – не в первый раз Коннор задаётся вопросом, что бы он делал без лейтенанта Андерсона.                             Коннор не раздумывая едет в Иерихон, и вот уже он обнимает Маркуса в его комнате, понемногу осознавая, что никогда здесь раньше не был, ведь львиную долю своего времени RK200 проводит на крыше.              – Коннор… – Маркус едва успевает сказать слово, прежде чем Коннор целует его, голодно и отчаянно, с такой силой, что тот спотыкается, перехватывая RK800 за талию. – Любимый, что случилось?              RK800 тихо качает головой, пряча лицо в шею Маркуса.              – Я… мне нужно было немного покоя, – бормочет он, крепко обнимая своего партнёра. – Мне нужно было почувствовать тебя… почувствовать… что я жив.              Беспокойство Маркуса только усиливается, когда Коннор вскидывает голову и целует его в губы снова и снова, целомудренно, но настойчиво.              – Коннор… поговори со мной… – между поцелуями он снова пытается добиться ответа, но RK800, кажется, не настроен на разговоры.              – Потом. Обещаю, – говорит он, подталкивая Маркуса к креслу в углу комнаты. – А сейчас… позволь мне… пожалуйста.              Возможно, это слабость с его стороны, но Маркус не может заставить себя отказать, когда Коннор толкает его на кресло и садится на колени. Он не сражается с ним, когда RK800 тянет его футболку вверх до тех пор, пока она не оказывается над его головой и не отбрасывается в угол, он не сражается, когда рот Коннора оставляет поцелуи и укусы на его ключицах и плечах, и он определённо не сражается с руками Коннора на своём поясе.              Маркус тоже помогает своему любовнику с одеждой, но только с самым необходимым, не желая терять контакт, – он не может сдержать любящую усмешку, видя страстное желание Коннора, но его не оставляет беспокойство о том, что могло спровоцировать такую потребность в контакте и спокойствии.              Это подвиг и истинное свидетельство невероятной мощности его процессоров, когда Коннор почти заставляет его потерять контроль, опускаясь сверху, но Маркусу удаётся переплести их пальцы, даже когда они двигаются вместе, и отправить незаметный запрос на интерфейс.              То, что он ощущает, почти сталкивает его в пропасть, и Маркус может почувствовать любовь, удовольствие Коннора и собственное безумие, но сейчас в эмоциях RK800 есть нечто большее… беспокойство, разочарование и отчаянная потребность в близости. Разделённая связь в конце концов доводит их до предела, и они обмякают на кресле, прильнув друг к другу и растворяясь в блаженной слабости.              – Не думай, что я не заметил, что ты сделал.              – У меня не было выбора, – мягко шепчет в ответ Маркус, и белизна скрывается под янтарным полимером, пока он ласкает руку Коннора большим пальцем. – Я волнуюсь.              Коннор всё-таки рассказывает Маркусу, что произошло, и они ещё долго держат друг друга в объятиях, помогая ему немного расслабиться. Маркус понимающий и мудрый, и замечательный настолько, что Коннор даже не знает, чем он его заслужил. RK200 делится с ним своим опытом ощущения угнетающей пустоты, испытанного им в тот момент, когда он очнулся на свалке. И утешает Коннора, сказав, что даже если эта бездна сейчас внутри, Коннор достаточно силён, чтоб не позволить ей поглотить его – а Маркус всегда будет рядом. И даже когда они наконец поднимаются, само его присутствие успокаивает RK800.              Но детектив должен вернуться к работе, и Маркус провожает его до выхода из центра. Поцелуй на прощание точно был ошибкой – они сумели оторваться друг от друга только через двенадцать минут и тридцать шесть секунд.              – Мне… мне правда надо идти.              – Позвони, когда закончишь?              У Коннора всегда подгибаются колени, когда Маркус шепчет – раньше он задавался вопросом, что за ошибка заставляет датчики движения так реагировать на звук, теперь же Коннор просто знает, что этот бархатный голос – его главная слабость.              – Я… я должен вывести Сумо на прогулку и убедиться, что Хэнк поел и не пьёт слишком много.              – Я знаю, – RK200 крадёт быстрый поцелуй, которых никогда не бывает достаточно, когда Коннор встревожен. – Просто… позвони мне? Просто сказать, что всё хорошо. Я хочу услышать твой голос.              Они неохотно расстаются, и на этот раз Маркус влюблённо смотрит вслед Коннору, а тириумный насос неустанно питает системы, что с трудом справляются с его любовью и беспокойством. Это расследование – непростая ноша для Коннора, и Маркус отдал бы всё, чтобы облегчить его бремя. Он уходит обратно в центр, покачав головой.              В свою очередь, RK800 чувствует лёгкое беспокойство – его оптические и слуховые датчики не улавливают ничего особенного, но он не может отделаться от ощущения чужого взгляда. Он оборачивается, только чтобы увидеть, как Маркус возвращается в Иерихон, и почти смеётся над собой.              И всё-таки он сканирует пространство вокруг себя, выискивая любые странности, весь обратный путь. На всякий случай.              Найдя только людей, занимающихся своими делами, курьера, доставляющего почту, и обычную ежедневную рутину, детектив отбрасывает паранойю и направляется обратно в участок.              В конце концов, у них есть дело.