Ты - моя! Часть 2

Слова Лив не сразу доходят до Элайджи, который замирает, расширяя от удивления глаза. Пару секунд он просто смотрит на закрытую дверь, прежде чем понимание, того, что именно сказала непокорная невеста, накрывает его, заставляя стиснуть от ярости зубы. То, что Майклсон прежде не знал отказа — лишь половина беды. Сейчас он даже не моргнул бы глазом отвергни его любая из бывших пассий, любая из тех, с кем он когда-то делил постель. Любая. Но только не та, единственная, которую он хочет. Элайджа медленно возвращается к бару, наполняя рокс до краев. Желание прямо сейчас ворваться в спальню и показать упрямой синеглазке, что именно он думает по поводу ее угроз, сжигает его, и лишь выработанный годами самоконтроль позволяет Майклсону удержаться на месте. Бокал с коньяком пустеет слишком быстро, и Элайджа сразу же наполняет его вновь, щуря потемневшие от ярости глаза. Он пытается убедить себя в том, что Оливия ведет себя так из-за беременности, что ее слова — лишь игра разбушевавшихся гормонов, но потом он вспоминает их знакомство, встречу в баре у Апелляционного суда и понимает, что дело совсем не в ее интересном положении. Синеглазка всегда была такой. Упрямой и дерзкой. Непослушной и гордой. Слишком самостоятельной. Не поддающейся его власти. И был лишь один способ подчинить ее себе. Показать, кто ее настоящий хозяин. И на мужских губах появляется полная предвкушения улыбка. Элайджа идет в спальню, по дороге скидывая с плеч пиджак, развязывая галстук. Он кладет ладонь на массивную ручку, тянет дверь на себя, и оказывается на пороге темной комнаты, которую озаряет лишь слабый свет ночника. Лив спит на не расправленной кровати, укутавшись в плед, и ее каштановые локоны, выбившиеся из низкого пучка мягкими волнами лежат на подушке. Она красива настолько, что на миг Майклсон забывает все свои обиды, но потом, девушка переворачивается на бок, и короткий плед задирается к талии, обнажая длинные ножки до самых бедер. Желание вспыхивает в нем, перемешиваясь со злостью, и он сам не понимает, как оказывается рядом со спящей синеглазкой, опуская ладонь на ее обнаженное бедро, касаясь нежной кожи. Лив не сразу понимает, что происходит, слегка ворочаясь в дреме, но стоит Элайдже потянуть вниз ее тонкие трусики, девушка распахивает глаза, и резко разворачивает голову. — Что ты делаешь? — шипит она, пытаясь вырваться из крепких объятий жениха, но Майклсон лишь крепче сжимает ее бедра, и его напряженная плоть сильнее прижимается к девичьим ягодицам. — Отпусти меня! — выдыхает Оливия, сводя вместе ножки, — иди на диван! — И не подумаю, — наконец отвечает ей Элайджа, — я буду спать с тобой, синеглазка. И не только спать. — Я не хочу! — вновь предпринимает попытку оттолкнуть его Лив, но Майклсон лишь усмехается, и в этот миг его пальцы касаются низа ее живота, дразнящими движениями проходясь по нежным складкам кожи. — Ты всегда хочешь, синеглазка, — шепчет он в маленькое ушко дрожащей невесты, лицо которой заливается краской от его откровенного тона и не менее откровенных слов, — ты всегда готова. Для меня. Для того, чтобы я тебя трахнул. И я сделаю это. А теперь — раздвинь ножки. — Нет, — все еще борется с собой Оливия, стараясь совладать с предающим ее телом, — нет! — Раздвинь. Ноги. — Неее… Лив не успевает закончить слово, когда Элайджа большим пальцем давит на набухший клитор, и ее бедра сами собой расходятся в стороны. — Вот так-то лучше, синеглазка, — не может сдержать самодовольства мужчина, — тебе идет быть покорной. — Ненавижу тебя, Майклсон, — уже стонет Оливия, — нена… И ее гневная фраза утопает в горячем стоне, а Элайджа с дьявольской улыбкой приникает губами к ее нежной шее, скользя по ней языком. Лив сдается. И он принимает ее поражение. Мужские ладони поднимаются выше, сдавливая чувствительные груди, покручивая затвердевшие соски. Оливия дрожит, кусает губки, и Майклсон мягко разворачивает ее лицом к себе, заглядывая в мутные синие глаза. — Ты хочешь, чтобы я ушел? Голос Элайжи становится тяжелым и властным, и Лив тонет в его горячем взгляде, не в силах вымолвить и слово в ответ. — Хочешь? Майклсон склоняется к ее лицу, скользит языком по припухшим губам, его ладонь вновь оказывается меж девичьих бедер, и он ощущает пальцами влагу ее желания, которое слишком очевидно для них обоих. — Прикоснись ко мне, — хрипло выдыхает Элайджа, и ладонь Лив накрывает его пах. Тонкие пальцы сжимают каменный член через тонкую ткань брюк, и теперь уже Майклсон не может сдержать хриплого стона. — Моя синеглазка, — почти рычит он, — как же я хочу тебя… Лицо Оливии вспыхивает, и она уже не сопротивляется, когда Элайджа подается вперед, сминая в поцелует ее припухшие губы. Она не успевает понять, как жених срывает с нее сорочку, как сама расстегивает его ремень, тянет вниз брюки вместе с бельем, высвобождая возбужденный член. Страсть нарастает, но неожиданно сменяется нежностью, когда мужские ладони ложатся на округлый животик. — Повернись на бок, — шепчет Элайджа, и Лив выполняет его просьбу, прижимаясь попкой к мужской плоти. Она ведет бедрами, касаясь влажной промежностью напряженной головки, и Майклсон плавно подается вперед, мягко наполняя собой трепещущее от желания лоно. С губ Оливии срывается горячий стон, и Элайджа делает еще один толчок, входя глубже. Лив подается навстречу, сильнее выгибая спину и их тела сливаются воедино в плотском танце, который длится и длится, до тех пор пока Оливия не начинает кричать, задыхаясь от наслаждения. — Никогда, — шепчет ей Майклсон, сильнее двигая бедрами, — никогда не смей меня больше прогонять. Прежде чем Лив успевает ему ответить, по ее телу проходит волна крупной дрожи, и она бурно кончает, на миг погружаясь в темноту, ослепленная наслаждением. Ее крик, сжимающееся лоно, мутные от страсти глаза действуют на Элайджу лучше любого афродизиака, и он следует за ней, изливаясь в нежное тело. Оливия приходит в себя несколько минут спустя, и Майклсон не может сдержать улыбки, видя ее прищуренные от недовольства глаза. — Только не говори, что мне пора на диван, — шепчет он, касаясь кончиками пальцев раскрасневшихся щек. Лив закатывает глаза, качая головой, и Элайджа тянет ее к себе, укладывая каштановую голову на свое плечо. На диван он, конечно, не возвращается.