Ты - моя! Часть 2

Это не может быть правдой. Лив качает головой, изо всех сил зажмуривает глаза, но только реальность от этого не меняется, и стоит ей разомкнуть веки, как она видит то же, что и секунду назад. Облизывающая губы блондинка, вид которой не оставляет сомнений относительного того, чем она занималась минуту назад и ее жених, судорожно пытающийся натянуть штаны. Все совершенно очевидно. Ясно. Но Оливия вновь и вновь пытается понять, наяву все происходит или же она видит глупый сон, потому что то, что Элайджа изменил ей в их квартире, на том самом диване, где они всего несколько дней назад выбирали имя их ребенку просто не может быть правдой. Но это правда. И Лив невольно облокачивается на дверной косяк, пытаясь устоять на ногах. Майклсон наконец приводит в порядок одежду, и его тяжелый взгляд впивается в лицо глупо улыбающейся блондинки. — Пошла вон. — Разве мы не продолжим? — довольно щурится та, но в этот миг Элайджа делает шаг в ее сторону, и ухмылочка мгновенно исчезает с лица секретарши, сменяясь страхом. — Пошла. Вон. Мужской голос полон отвращения, но при этом звучит настолько безапелляционно, что Анжелика не говоря ни слова, молниеносно ретируется, бросая напоследок любопытный взгляд на Лив, которая так и стоит на пороге, застыв в шоке. За блондинкой захлопывается дверь, и в гостиной воцаряется мертвая тишина, которую минуту спустя нарушает хриплый голос Элайджи. — Это не то, что ты думаешь, синеглазка. Лив молчит, скользя по жениху пустым взглядом. — Это ничего не значит. Майклсон делает шаг вперед, приближаясь к невесте, и только тогда Оливия будто оживает, отступая к стене и выставляя перед собой руки. — Не подходи, — вдыхает она, но Элайджа ее будто не слышит, наступая почти вплотную, — не смей! — Лив, ты должна меня выслушать, — упрямо повторяет Майклсон, — я… — Ты трахался с ней, — перебивает его Оливия, кривясь от отвращения, — в нашей квартире! И я должна тебя слушать? Серьезно, Майклсон?! — Это был не секс, — морщится Элайджа, щуря темные глаза. — А что? — расширяет глаза Лив, — ты кончил ей в рот! Она смаковала на моих глаза твою сперму! И я уверена, что ты бы трахнул ее, не появись я так не вовремя! — Это не так, — рычит Майклсон, прожигая лицо невесты тяжелым взглядом, — я не хотел этого. — Конечно, — зло усмехается Лив, стараясь сдержать слезы, — она сама впилась в твой член, как пиявка! Сама предложила себя! Может быть и опоила тебя чем-то? Что еще ты придумаешь в свое оправдание? Какую еще небылицу? — Ты должна успокоится, синеглазка, — продолжает гнуть свою линию Элайджа, и его ладони ложатся на тонкие запястья, пытаясь притянуть девушку к себе, — тебе нельзя волно… — Заткнись! — кричит Оливия, — закрой свой рот! Мне нельзя волноваться?! Что же ты не думал об этом, когда привел в наш дом эту шлюху! Когда развлекался с ней в нашей квартире! — Моей, — машинально поправляет Элайджа, но сразу же жалеет о том, что это слово сорвалось с его уст, когда он видит как после него мертвенно бледнее лицо Лив. — Я не это имел в виду, — пытается он исправить ситуацию, — я… — Я все поняла, — не дает ему закончить Оливия, с силой отталкивая мужчину от себя, — это твоя квартира. И твоя жизнь. И ты не собираешься менять ее. — Я уже изменил ее! — взрывается Элайджа, вновь наступая на невесту, — и это не я уехал в другой город, наплевав на тебя! — Так вот в чем дело? — в тон ему отвечает Лив, — то есть это я виновата в том, что произошло? Синие глаза горят от ярости и обиды, но злость Майклсона, который знает, что его поступку нет оправдания, но до последнего не желает этого признавать, нисколько не меньше. Помноженный на алкоголь его гнев на ее отъезд и внезапное возвращение, на то, что не смог оттолкнуть чертову секретаршу, на то, что он вновь теряет контроль над своей жизнью, застилает глаза и Элайджа уже сам не понимает, когда грубо тянет Лив на себя, и глухо цедит, не отрывая взгляда от испуганного девичьего лица: — Да, я сделал это, — холодно чеканит он, — кончил в ее рот, трахнул, называй как хочешь. Но ты не думала, почему? Почему я провожу уже третий вечер в компании бурбона, напиваясь до беспамятства? Может быть потому, что ты бросила меня? Наплевала на мое мнение? Потому, что раз за разом отталкивала меня? Лив ничего не говорит в ответ, и только в ее глазах на миг вспыхивает неверие, которое почти сразу сменяется болью. — Ну, что же ты молчишь, синеглазка! — продолжает давить Элайджа, зло щуря глаза, — разве я не прав? Оливия застывает, прикусывая губу. Она ничего не говорит в ответ, и затуманенный алкоголем разум Майклсона на миг отхватывает торжество, но потом он видит, как синие глаза наполняются слезами и Лив опускает голову, даже не пытаясь их сдержать. — Какая же я дура, — едва слышно шепчет она, — боже, какая же я дура… Элайжа хмурит брови, не понимая реакции невесты, и пытается притянуть ее к себе, надеясь, что в его объятьях синеглазка станет сговорчивее, но стоит ему обхватить ее плечи, Лив мгновенно вырывается из его руки и ее маленькая ладонь изо всех сил впечатывается в мужскую щеку. — Больше никогда не смей ко мне прикасаться, — выдыхает она, дрожащим голосом, и Элайджа не верит своим ушам, когда слышит сколько ненависти в ее нежном тембре, — мне нужно было давно понять, что ты как был так и останешься мудаком. Но хорошо, что это произошло сейчас. Что мой ребенок не будет иметь с тобой ничего общего. Между нами все кончено. Навсегда. — Синеглазка, не дури, мы… — Никаких «мы» больше нет, — качает головой Оливия, — есть ты и твои шлюхи. Есть я и мой малыш. И эти миры не пересекаются. — Ты не посмеешь этого сделать, — недоверчиво произносит Элайджа, — это мой ребенок! Но в этот миг он видит лицо своей маленькой невесты, на котором больше нет боли. На нем не отражается совсем ничего, оно будто превращается в восковую маску, только синие глаза горят от гнева и ненависти. А еще -решимости и в этот миг Майклсон понимает, что она не шутит. Осознание этого факта выбивает из легких весь воздух и хмель совершенно рассеивается, когда Лив вскидывает вверх свой упрямый подбородок, глядя ему прямо в глаза. — Я не хочу тебя больше знать. Ты мне противен. Не ищи меня. И она уходит.