Ты - моя! Часть 2

Все вещи собраны, и Оливии остается получить лишь рекомендации по кормлению Александры, но Лив все никак не может найти в себе силы выйти из палаты, потому что просто не знает. Она до сих пор не знает, куда им с Лекси отправится, а принять решение оказывается слишком сложно. Конечно, она может вернуться к Мег и Колу. Оливия не сомневается в том, что они примут ее, обустроят для них с дочерью комнату с максимальными удобствами, но перед глазами у Лив вновь и вновь встает сцена их последнего разговора и от обжигающей обиды, смешанной с чувством стыда, она отчаянно кусает губы, не позволяя себе вновь заплакать. То, что Мег становится на сторону Элайджи, кажется Оливии почти предательством, и она совсем не хочет признаваться себе в том, что и сама думала о том, чтобы простить Майклсона, который за последние дни и правда смог заставить ее пересмотреть ситуацию, если бы нет… Если бы она не столкнулась с чертовой Анжеликой Арден, которая словно кислотой прошлась по ее почти затянувшимся ранам, не просто возвращая боль — усиливая ее, не оставляя от хрупких надежд к тому, что все можно вернуть камня на камне. Лив не говорит подруге о причинах своей внезапной злости, ей совсем не хочет вновь обнажать душу, не хочется жалости. И они просто ругаются. А потом к ней приходит Клаус. О, для Оливии его чувства давно не секрет, но все же она замирает от неожиданности, когда слышит его нерешительный голос. — Вы могли бы остановится у меня, пока не найдете дом или квартиру… Я почти всегда в разъездах и… Первая мысль, что приходит ей в голову — отказаться. Лив совсем не представляет себе их совместное проживание, особенно зная о том, что для Клауса она больше чем мать его племянницы, больше чем друг и это еще не говоря о том, какая реакция может быть у Элайджи, никогда не скрывающего свою ревность. Старшему Майклсону явно не понравится, если она примет предложение его брата, тем более что — Оливия в этом не сомневается — он ждет совершенно иного. Элайджа думает, что она вернется к нему, в его квартиру, но Лив страшно даже думать о том, что она может вновь увидеть эту гостиную, где застала картину, до сих пор встающую у нее перед глазами, особенно теперь — после столкновения с белокурой секретаршей. Только не это! Она не сможет вновь пережить это унижение, не выдержит эту страшную боль. Только не сейчас. Не на руках с малышкой Лекси, которая совсем не заслужила подобного. Лив уже принимает решение, когда слышит громкий стук, и через миг дверь ее палаты распахивается и она видит на пороге Элайджу с букетом роскошных белых роз. Ее любимых. — Привет, синеглазка! — говорит он, протягивая ей цветы, — прекрасно выглядишь. Лив машинально принимает букет, прижимая его к груди, и ее синие глаза следят за тем, как Майклсон уверенно проходит к кровати, на которой лежит Лекси, осторожно поглаживает ее щечку. — Ты готова? — спрашивает он, не отрывая глаз о спящей дочери, — тогда поехали, я как раз закончил с детской. Тебе там понравится, малышка… Элайджа ласково касается маленького носика, смахивает влажный локон со лба Лекси, которая сонно сопит, так и не открывая глазок и Оливии стоит очень больших сил заставить себя озвучить свое решение, от которого Майклсон напряженно застывает, не сразу поворачиваясь в ее сторону. — Мы с тобой никуда не поедем, — выдыхает она, упрямо вскидывая подбородок, — я решила принять предложение Клауса и временно пожить у него. — Что? Нет! Ты не сделаешь этого! Голос Майклсона звучит привычно нетерпеливо и властно и это будто ударяет Лив в голову, накрывая волной ярости. Он не изменился. И никогда не изменится. Всегда все будет только так, как хочет он. Вот только теперь, когда она ответственная не только за себя, Лив просто не имеет права вновь стать рабой это тирана. Лекси заслуживает лучшего. Как и она сама. — Когда ты уже поймешь, — щурясь, тянет она, качая головой, — у нас с тобой нет будущего и моему ребенку не нужен такой отец. Ты для нас умер! — Именно это ты скажешь моей дочери, — приходит в бешенство Элайджа, — что я умер? Что ее отец Клаус?  — Ты сам все разрушил, — безжизненным голосом отвечает Лив, — растоптал нашу любовь, все наши мечты и надежды. Ты! Все сделал ты! Своими же руками. Моя дочь не будет знать отца — предателя! Прощай, Элайджа. Тишина становится такой плотной, что ее кажется можно резать ножом, и Майклсон переводит взгляд со спящей, похожей на невинного ангела дочери на Лив, синие глаза которой горят решимостью. Каждое ее слово, словно удар. И Майклсон впервые не знает, что сказать. Ведь Оливия права. Он сам все разрушил, предал их. Но Элайджа не может отпустить Лив и Лекси. Ведь тогда, он просто лишится смысла жизни. Лишится двух самых близких и родных людей. Майклсон знает, что синеглазка упряма, она не изменит своего решения, не простит, не вернется, не даст видится с дочерью. А уж Клаус (теперь Элайджа в этом не сомневается) сделает все возможное, чтобы ему не нашлось места в их жизни. Сердце начинает больно давить, ком подступает к горлу. Нет, он не может их потерять. И Элайджа делает то, что ему кажется единственным правильным, то что нужно было сделать давным давно. Очень медленно он опускается перед ошеломленной Лив на колени. — Прости меня, прошу прости. Я виноват и мне нет оправдания. Но я люблю тебя, люблю нашу дочь. Вы нужны мне. Вернитесь ко мне, поехали домой, прошу тебя. Лив, не ожидавшая такого поступка, отходит на несколько шагов назад. Первые мгновения она не знает, что ответить Элайдже, в глазах которого смешались боль, отчаяние и крохотная искорка надежды. Но прежде чем она успевает сказать хоть слово, дверь больничной палаты открывается и на пороге появляется счастливый Клаус, который невольно застывает, увидев брата на коленях. — Оливия, вы готовы или… — быстро взяв себя в руки, спрашивает он, стараясь не смотреть в сторону Элайджи. Лив отвечает не сразу. Пару секунд она молчит, словно борясь с собой, но затем в синих глазах вспыхивает боль, которая миг спустя сменяется мрачной решимостью. — Да, мы готовы, можно ехать, — ледяным голосом отвечает она, беря дочь на руки и указывая Клаусу на сумку. И они уходят.