Ты - моя! Часть 2

— После восьми вечера, если ты не против… — Приходи. Элайджа хочет сказать что-то еще, но Лив не позволяет ему этого сделать, сбрасывая вызов. В ее голосе он слышит лишь холод, который совсем недавно пришел на смену злости после их стычки с Клаусом, в которой синеглазка, не задумываясь, посчитала виноватым лишь его, безоговорочно приняв версию Клауса, умолчавшего о своей провокации. Только вмешательство Мег, которая приходит ему на помощь, пользуясь чувством вины Лив за сцену в клинике, не дает Оливии забрать назад свое обещание о возможности видеть дочь, но на этом влияние блондинки на подругу заканчивается. Синеглазка почти не разговаривает с ним, их встречи ограничиваются несколькими секундами, когда она открывает ему дверь в квартиру Клауса, и Майклсон учится радоваться малому. По крайней мере, он может видеть Лекси. Это больно, унизительно, мерзко. Но Элайджа все равно каждый вечер после работы едет к дому брата. Ему плевать на безразличный взгляд Клауса, что теперь даже не пытается скрывать свои мотивы относительно Лив, на холодный тон последней, которой заставляет его всякий раз замирать, стискивая зубы от злости, даже на то, что у него есть всего полчаса, после которых Оливия выставляет его за дверь, не прощаясь. Он хочет видеть ее, крошечного ангелочка с карими глазами, целовать ее маленькие пальчики и пяточки. Лекси рада ему каждый день, безо всяких причин и оговорок, и когда ее губки растягиваются в широкой улыбке, стоит Элайдже только появится на пороге комнаты, в которой Лив обустроила ей спальню, Майклсону очень сложно сдержать на лице привычную ледяную маску. Еще сложнее удержаться от злорадной усмешки, когда его дочь, принимается хныкать, видя, что он уходит, и Оливии с трудом удается ее успокоить. На руки к Клаусу Лекси даже не идет, сразу начиная громко плакать. Но брат берет у него уверенный реванш, когда Элайджа, выходя из комнаты дочери, видит как он и Лив сидят в гостиной, мило общаясь, совсем не обращая на него внимания. Они вместе ужинают, гуляют, и Оливия позволяет Клаусу покупать Лекси подарки, в то время как от него не принимает и доллара, всякий раз вспоминая о случае с кредитными картами и увольнением. Не спорить с ней, не пытаться возразить или оправдаться очень сложно. Все это похоже на дурной, абсолютно бессмысленный сон, где его жизнь проживает другой человек, а он вынужден лишь наблюдать за тем, как счастье, которое было так возможно, проходит мимо. Конечно, все это не оставляет камня на камне от его обещания Мег и Клаусу завязать с алкоголем. После каждого визита в дом брата Элайджа идет в бар, где в полном одиночестве заливает боль бурбоном, пока неожиданно в один из вечеров, он, дойдя до предела, не вступает в разговор с барменшой, в глазах которой видит не жалость, но сочувствие. Проходит время, и он сам не замечает, как бурбон уходит на второе место, а моральное удовольствие от общения с милой барменшей — на первое. Тем более что Камилла, так зовут его новую знакомую, спустя несколько недель уже досконально знает его биографию, историю с изменой, о его огромной любви к Оливии и дочери, о ревности к брату, который занял его место. Барменша слушает его спокойно, иногда кивает, и все чаще вместо бурбона наливает кофе. А еще она иногда дает ему советы. Например, о том, что не стоит давить на Оливию. Или ругаться с Клаусом, обостряя и без того сложную ситуацию. Так, Элайджа узнает, что она учится на психолога и чтобы оплачивать обучение, работает почти без выходных в баре. Дни идут один за одним, складываясь в недели, и Майклсон и сам не замечает, что живет в этом ритме уже второй месяц. В его жизни все подчинено единому графику — работа, встреча с Лекси, бар, бессонные ночи, полные мыслей о Лив, которая продолжает его игнорировать. Впрочем, к радости Элайджи синеглазка не проявляет особого внимания и к Клаусу, по крайней мере в его присутствии, о чем Майклсон, продолжая сходить с ума от ревности, не приминает ей сообщить, едва сдерживая самодовольную улыбку. Оливия ничего не говорить в ответ, лишь ее щеки становятся алыми, а синие глаза вспыхивают очень знакомой Элайдже смесью эмоций — злость, обида и решимость. Он жалеет о своих словах еще до того, как Камилла подводит неутешительные итоги его несдержанности — в лучшем случае Лив просто на него обидится, а в худшем… Синеглазка явно предпочитает второй вариант, когда Элайджа обнаруживает ее в парке, рядом с квартирой Клауса, куда он идет на привычную встречу с Лекси, среди семей, расположившихся в субботнее утро на зеленой травке, вместе со своими детьми. Внешне все выглядит идеально. На огромном пледе стоит корзина с едой, а рядом переносная колыбелька с маленькой спящей девочкой. Чуть в сторонке расположились ее родители. Красивая синеглазая девушка и высокий светловолосый мужчина. Они едят, тихонько смеются, оглядывают прохожих, видно, что им весело вместе. Только от этой идиллии Элайджу моментально ведет, и он упирается рукой о старый дуб. Это он сейчас должен быть на месте брата. Он должен любоваться спящим ангелочком и бросать жадные взгляды на ее мать. Он, а не Клаус! Внутри все переворачивается, ярость смешивается с болью, и Майклсону последним усилием воли удается устоять на месте, сдерживая желание смазать кулаком эту довольную улыбочку с лица брата, который продолжает смешить ту единственную, что ему нужна. Лив и правда весело с Клаусом. Он заботится о ней, не пытается сблизиться, веселит, помогая не погрязнуть в воспоминаниях. Но, когда Клаус тянется пальцами к ее губам, чтобы промокнуть уголок ее рта от крема пирожного, первое, что хочет сделать Лив — убрать его руку. И она уже собирается сделать это, когда краем глаза замечает в тени деревьев бледного Элайджу. Почти помимо воли на алых губках расцветает злорадная улыбка. Обида и боль, ревность, тоска и злость смешиваются в опасный коктейль, который Лив выпивает залпом, а потом отрывает от грозди винограда несколько прозрачных ягод и начинает кормить ими Клауса, нарочито приостанавливая каждый раз свои пальчики у ее губ. Тот не сопротивляясь, принимает угощение, прежде чем Оливия слышит его тихий голос. — Здесь Элайджа? — спрашивает Клаус, сидя в прежней позе и мило улыбаясь — С чего ты… — пытается было возразить Лив, но быстро понимает, что врать совершенно бессмысленно. — Да. Смотрит на нас. Прости, — отвечает она, виновато опуская глаза. — Тогда дай мне еще виноградинку, пусть поймет, что ему здесь не рады, — улыбается Клаус, и когда Лив исполняет его просьбу, он берет ее руку в свою, а потом целует тонкую девичью ладонь. Оливия прикусывает губу, стараясь усидеть на месте, терпит нежеланные ласки. Она предвкушает, как обернувшись, увидит искаженное болью лицо того, кто разбил ее сердце, но кого она до сих пор, наплевав на все доводы разума, никак не может забыть. Вот только когда она поворачивает голову в сторону старого дуба, там уже никого нет. Весь ее спектакль был абсолютно напрасным. Ее обдает волной разочарования и стыда, что незамедлительно отражается на девичьем лице, и Клаус, видя это, предлагает вернуться домой, что они и делают. Лив молчит всю дорогу, не произносит ни слова, оказавшись в квартире, игнорирует попытки Клауса начать разговор, и тот, решив, что ей лучше побыть немного одной, уходит на встречу со своими новыми подопечными, на что Оливия только безразлично кивает. В голове полная пустота, и Лив сама не знает сколько времени сидит совершенно без движения — минуту или несколько часов. Она уже собирается пойти в спальню к Лекси, чтобы прилечь рядом с ней, но в этот миг слышит громкий стук в дверь.