Ты - моя! Часть 2

Утром следующего дня Элайджа просыпается с улыбкой на губах и сразу же тянется к телефону. Позвонить Лив — первая мысль, что приходит ему в голову, но миг спустя, когда сон окончательно отпускает его, Майклсон невольно сводит брови, откладывая аппарат в сторону. Желание услышать голос синеглазки, узнать ее решение или просто поинтересоваться о ее делах лишь никуда не исчезает, но Элайджа знает, что должен ждать. Именно это он и обещал вчера своей упрямой маленькой невесте, прощение которой для него теперь дороже всего — ждать. Ждать, сколько угодно. Столько, сколько ей нужно. Собственное благородство вызывает у Майклсона кривую усмешку, но опыт прошлых месяцев достоверно подтверждает, что с Оливией его привычные силовые методы, прежде позволяющие получать все желаемое, совсем не действуют, и значит ему остается только одно. Необходимость увидеть Лив, запечатлеть поцелуй на щечке Лекси — словно зуд, совсем не дают ему покоя, и Элайджа делает все, чтобы хоть на миг забыть об этом, но получается у него из рук вон плохо. Майклсон загружает себя работой, но проверяя чертежи, он думает лишь о том, что сказала бы по тому или иному поводу Оливия, и мысленно придумывает себе оправдания для того, чтобы набрать ее номер. Например, для того, чтобы узнать мнение о новом небоскребе. Попросить проверить техническую документацию нового заказчика. Или спросить, когда она к нему вернется. Так проходит три дня. В один из вечером Элайджа заглядывает в бар, но Камиллы не оказывается на месте, и его вопросы о том, воплотился ли план по отвлечению внимания Клауса в жизнь, так и остается без ответа. Впрочем, Майклсон довольно быстро отбрасывает эту мысль, сосредотачиваясь на другом. Он понимает, что прощение Лив не зависит от его брата, на месте которого мог быть любой, пожелай она уйти к другому. Оливия должна в первую очередь простить его, и в этом случае — тут уж Элайджа не сомневается — ни один мужчина не выдержит с ним конкуренции. Потому что он слишком хорошо знает ее. И любит. А еще потому, что Майклсон верит в то, что и Лив до сих пор любит его. Утром четвертого дня, когда ему всю ночь снится смеющаяся Лекси, Элайджа понимает, что больше не выдержит. В конце концов, три дня это достаточное время для того, чтобы синеглазка могла все обдумать, успокаивает он себя, когда садится в Ауди и пару минут спустя выруливает на дорогу, ведущую к квартире Клауса. Небо затянуто тучами, крупные капли дождя с силой бьют по запотевшему стеклу, но это никак не отражается на настроении Майклсона, губы которого растягиваются в улыбке, когда он набирает знакомый номер. Лив отвечает секунду спустя, будто ждала его звонка, и надежда Элайджи на то, что она простит его, превращается в уверенность. — Привет, синеглазка, — говорит он, держа руль одной рукой и сильнее нажимая на газ, — я еду, чтобы забрать тебя и Лекси домой. На другом конце провода воцаряется полная тишина, и Майклсон сводит брови, когда молчание затягивается больше чем на десять секунд. — Это ты, Оливия? — на всякий случай уточняет он, хотя узнал нежный голос сразу, как только он, приняв вызов сказала «да». — Я, — наконец отвечает девушка, но вместо облегчения Элайджу липкой паутиной накрывает дурное предчувствие. Слишком уж странно звучит ее голос, в котором совсем нет радости. Майклсон пытается успокоить себя, что это может быть розыгрышем, эдакой маленькой местью перед тем, как простить его, но секунду спустя от его надежд не остается камня на камне. — Ты зря едешь сюда, — напряженно выдыхает Лив, и Элайджа почти физически ощущает с каким трудом ей даются следующие слова. — Я больше не люблю тебя, — добавляет она, — и мы остаемся у Клауса. Она говорит тихо, но абсолютно четко, вот только Майклсон совсем не разбирает сказанного, после того, как до него доходит смысл фразы «больше тебя не люблю». То, что он чувствует в этот миг, даже не злость. Не досада. Не боль. Не обида. Он просто не верит. Потому что невозможно поверить в том, что окружающий тебя мир — красочный, яркий, живой, наполненный звуками и запахами, превращается в густую черную вязкую грязь, которая топит тебя, забирая в свою темные глубины. — Лив, прошу, — хрипит он, все еще цепляясь за последнюю ниточку надежду, — я умоляю тебя! Я сейчас приеду и мы поговорим. Хотя бы ради Лекси. Я… — Не стоит, Элайджа, — не дает ему договорить Оливия, — мы уезжаем и я… Она говорит что-то еще, но Майкслону кажется, что он погружается в какой-то вакуум, потому что главное уже сказано. Она не любит его. Выбирает Клауса. Уезжает с ним. Он сам не замечает, как правая нога почти касается пола, до упора вжимая педаль газа, как пальцы отпускают руль, как закрываются его глаза. Последнее что Элайджа видит — залитое дождем лобовое стекло, яркая вспышка фар и оранжевая кабина грузовика, надвигающаяся прямо на него. Он слышит громкий скрежет, чувствует острую боль, начинающуюся в локте и расползающуюся по всему телу, а потом его забирает тьма.