Ты - моя! Часть 2

Сердце бьется так сильно, что кажется в следующий миг выскочит из груди, и Лив едва находит в себе силы, сделать еще шаг вперед. Она чувствует на своей щеке взгляд сиделки, которая шепчет ей что-то ободряющее, но Оливия совсем не разбирает слов, хлопая глазами. Наконец, она слышит голос Кола, что судя по его настойчивому тону, пытается что-то доказать своему упрямому брату, ради которого она и пришла, и шумно выдохнув Лив опускает ладонь на стальную ручку, проворачивая ее вниз. Дверь открывается очень тихо, без скрипа, и находящиеся в спальне Майклсоны не замечают ее, увлеченные беседой, а вот Лив видит все. И она застывает на пороге, кусая губы, чувствую очередную волну вины, что топит ее, когда синие глаза изучают лежащего на кровати мужчину. Элайджа бледен настолько, что цвет его кожи сливается с цветом повязки на голове, которая предельно ясно свидетельствует о том, что он в аварии отделался отнюдь не легкими ушибами. Это же подтверждает и массивный гипс на правой руке. Лив чувствует, как глаза наполняются слезами, пытается проглотить появившийся в горле ком, и с этот миг чувствует на себе обжигающий взгляд темных глаз. Элайджа не говорит ни слова, сверля злым взором ее лицо, зато на губах Кола появляется широкая улыбка, когда он замечает стоящую в пороге девушку, но вскидывает вверх ладонь, чтобы поприветствовать ее, но прежде чем с его губ срывается хоть слово, спальню наполняет ледяной голос Элайджи. — Что она здесь делает? — цедит он, зло щуря глаза, — пусть уходит, меня и без того тошнит. От его холодного пренебрежительного тона Оливия на несколько секунд теряет дар речи. Извинения, что она готовила по дороге, слова сочувствия и даже вопрос о том, все ли с ним в порядке все это совершенно вылетает у нее из памяти, под действием тяжелого полного ярости взгляда. — Элайджа, прошу, не нужно так, — едва слышно выдыхает Лив, сама поражаясь тому, насколько жалко звучит ее голос, — я ничего не знала, я… — Довольно, — перебивает ее Майклсон, — мне не нужны твои объяснения. — Не горячись, брат, — вмешивается в разговор Кол, — хотя бы выслушай Оливию. Элайджа упрямо вскидывает подбородок, отворачиваясь к окну, а Кол тем временем устремляется к двери, по пути ободряющее сжимая плечо Лив. Когда они остаются в комнате одни, напряжение возрастает настолько, что его кажется можно резать ножом. Элайджа даже не смотрит в ее сторону, продолжая изучать взглядом стену, а Оливия пару минут переминается с ноги на ногу, прежде чем решается пройти вперед, и осторожно присесть на край кровати. — Прости, — едва слышно повторяет она, замечая, как Элайджа вздрагивает, слыша ее голос, — поверь, я не хотела, чтобы получилось так. Что я могу для тебя сделать? — Ты все уже сделала, все что могла, — так и не поворачиваясь в ее сторону, выплевывает Майклсон, — уходи! Его слова, холодный пренебрежительный тон бьют прямо в сердце, заставляя Лив стиснуть зубы от боли, но она точно знает, что стоит Элайдже повернуться к ней, он увидит отражение своих чувств в его почерневших глазах. Она знает это. И понимает, почему он не смотрит на нее. Сама же она не может оторвать глаз от его профиля, изучая каждую черточку родного лица. Кажется только в этот миг Оливия в полной мере понимает, что именно могло произойти по ее вине. И что-то, что он сейчас — в бинтах и гипсе — но все же живой сидит перед ней, чудо, которого могло бы и не быть. Вся ее боль, обида, ревность и злость, их ссоры и упреки, все это кажется в этот миг совершенно неважным, несущественным, в сравнении, с тем фактом, что она просто могла его потерять. Что Лекси никогда не узнала бы своего отца. Из-за чертовой гордости. Лив чувствует, как слезы проделывают дорожки на ее щеках и она тихо всхлипывает, пытаясь сдержать рыдание. Элайджа все также продолжает хранить молчание, но она видит, как он напрягается, слыша, что она борется с рыданиями. От него исходят волны обиды, злости, он хочет казаться холодным и безразличным, но именно в этот миг Оливия понимает, что нужна ему. Может быть еще сильнее чем прежде. Сильнее, чем когда-либо. Ее уверенность в этом крепнет, когда Лив замечает на прикроватной тумбочке множество коробочек с лекарствами. Элайдже действительно нужен уход и элементарная бытовая помощь. Решение приходит мгновенно, само собой и Оливия вскидывает вверх подбородок, вытирает со щек слезы и твердо говорит: — Я никуда не уйду. Я буду твоей сиделкой, пока ты не поправишься. Мы с Лекси будем жить здесь. Я сейчас же поеду за ней и за вещами. Элайджа поворачивается в ее сторону так резко, что Лив невольно вздрагивает. Он все также не говорит ни слова, просто смотрит ей прямо в глаза, словно не веря в то, что она сказала, мгновение назад и Оливия отвечает на его взгляд. Майклсон старается казаться спокойным, и ему вполне это удается, но то, что происходит у него сейчас внутри, совсем не соответствует застывшей на лице ледяной маске. Он ждал этой встречи. И честно хотел просто прогнать Лив, окатив презрением. Насладится ее душевными переживаниями, ее чувством вины. Чтобы она страдала, как страдал он, когда решил, что они с дочерью просто сбежали. Но он не ожидал, что синеглазка решит не просить прощение, а действовать. И все его планы рушатся, от них не остается камня на камне, после того, как она делает то, о чем он не мог даже мечтать. Возвращается в его жизнь. Вместе с Лекси. Он все еще зол на нее. Очень сильно. Но в этот миг, Элайджа понимает, что просто не может упустить подобный шанс. И синеглазке вовсе не обязательно знать о том, что она исполняет его заветное желание. Достаточно с нее и чувства вины, которое он (о, Майклсон в это не сомневается) сможет направить в нужное ему русло и отыграться наконец за все свои мучения. И он сдается. Делает вид, что сдается. — Я согласен, но только ради Лекси, — отзывается он, щуря глаза, — мне плевать, кто будет давать таблетки и готовить еду. И мне плевать на твое чувство вины. У меня впереди важный проект, но вместо работы я валяюсь в постели! Лив виновато опускает глаза, а Элайджа, едва сдерживая злорадную улыбку продолжает приказным тоном: — Узнай у доктора план моего лечения, рассчитай миссис Мормен и привези Лекси. Я хочу ее видеть. А сейчас я хочу отдохнуть. И не говоря больше ни слова он отворачивается к стене, показывая тем самым, что разговор окончен.