Ты - моя! Часть 2

На то, чтобы довести Оливию до лифта Элайдже требуется не мало сил, большая часть которых уходит на то, чтобы удержать ее ладони от того, чтобы она не продолжила начатое в такси, начисто игнорируя окружающих. В том, что синеглазка переборщила с шампанским нет совершенно никаких сомнений, и ее мутные глаза, широкая улыбка и то, что она не может идти самостоятельно, подтверждают это в полной мере, но вот ее поведение… Майклсон и не помнит, когда видел свою невесту в таком состоянии, и почти помимо воли в его голове на миг возникает мысль о том, что ему стоило напоить ее в первый же день, как только они с Лекси переехали в его квартиру. Возможно тогда вместо ссор и взаимный упреков, они смогли бы направить накопившееся напряжение в другое русло, и судя по тому, как синеглазка, стоит им оказаться в лифте уверенно обвивает руками его шею, она вовсе не была бы против. Вот только что ждало бы его утром? Понимание того, что Лив никогда не простит ему того, что он воспользуется ее состоянием, отрезвляет и Элайджа хмурит брови, пытаясь удержать путешествующие по его груди ладони. — Ты напилась, стоило тебя на минуту оставить, — с досадой констатирует он, сводя брови. — Я свободная женщина, что хочу, то и делаю, — со смешком отвечает Лив, на что Элайджа зло поджимает губы. Ее слова звучат слишком двусмысленно, и не нравятся Майклсону, но затем ему и вовсе кажется, что у него начались галлюцинации, когда Лив подходит вплотную и шепчет ему на ухо: — А сейчас я хочу тебя. И будто в подтверждение сказанному, девичья ладонь накрывает мужской пах. Через ткань брюк Оливия уверенно сжимает напряженный член Элайджи, налившийся желанием от ее первого же прикосновения в такси, и Майклсон не верит своим глазам и ушам, застывая статуей. Его реакция вызывает у Лив дьявольскую улыбку, и она прижимается еще плотнее, так, что он чувствует грудью ее возбужденные соски. — Ну же, Элайджа, — тянет она, не прекращая пальцами дразнить его пульсирующую от желания плоть, — ты не был таким скромным, когда насиловал меня в ванной Клауса. — Ты пьяна, я так не хочу, — хрипло произносит Майклсон, пытаясь остановить Оливию, но его слова не имеют совершенно никакого действия. — Ты трахнул меня не спросив моего разрешения, — уверенно продолжает она, — я сделаю тоже самое! Лив хочет сказать еще что-то, но в этот миг двери лифта открываются и Элайджа пользуясь заминкой, подхватывает ее под локоть и тянет в сторону номера, мысленно благодаря всех святых, что никто не встречается им на пути. Оказавшись в темной гостиной, Майклсон толкает хихикающую Оливию на диван, и скрестив руки на груди, говорит привычным властным тоном: — Сейчас ты примешь холодный душ и пойдешь спать. — Как пожелаешь, — призывно улыбается Лив, и в следующую секунду под ошеломленным взглядом Элайджи стягивает через голову платье, за которым следует белье. Полностью обнаженная, на встряхивает головой, отчего каштановые локоны рассыпаются по плечам, и подходит к Майклсону, который изо всех сил пытается сохранять холодный рассудок, но не смотря на усилия воли он не может заставить себя оторвать взгляда от точеной фигуры идущей к нему Оливии. Оказавшись рядом, Лив проходится пальцами по пуговицам его пиджака, расстегивая их одну за одной, а затем тянет его вниз, принимаясь за рубашку, и Элайджа собрав в кулак последние крохи воли, ловит ее ладони, не позволяя продолжить начатое. . — Синеглазка, — почти стонет он, — ты едва стоишь на ногах, я не хочу, чтобы утром ты обвинила меня в изнасиловании. Слова Майклсона совсем не соответствуют бурлящим в нем желаниям, в которых он подхватывает Лив, несет к постели, прижимая к себе податливое тело и берет его до самого рассвета, наслаждаясь криками ее наслаждения. От ее близости ведет, и Элайджа чувствует, как у него кружится голова, хотя он в отличии от маленькой синеглазки не выпил и капли. Он хочет ее. Хочет безумно. Так, что кровь закапает в жилах. Но он боится. Боится вновь совершить ошибку. Потерять ее. Все то, что есть сейчас и… Но все доводы разума Элайджа посылает прямо к чертям, стоит Лив потянуть вниз замок ширинки и прошептать ему на ухо: — Я хочу его коснуться, хочу чтобы ты трахнул меня. Пожалуйста. И он делает то, что хотел после первого же ее прикосновения. Сдается. Ей. И своему желанию. Элайджа подхватывает Оливию на руки, на что та, с готовностью обвивает тонкими руками мужскую шею, и весь короткий путь прежде чем они оказываются в спальне, их губы терзают друг дружку, сливаясь в страстном поцелуе. Майклсон опускает свою драгоценную ношу на постель, и Лив, не сводя с него мутных от желания глаз, медленно раздвигает бедра, полностью раскрываясь перед его взглядом. На миг Элайджа замирает, пораженный открывшейся перед ним картиной, но затем, будто вихрем подается вперед, накрывая собой хрупкое тело. — Помни, что ты сама попросила об этом, синеглазка, — хрипло тянет он, прежде чем мужские губы начинают путешествие по нежной шее, набухшим соскам, животу, спускаясь все ниже. Оливия выгибает спину и громко стонет, встречая его первое прикосновение к сердцевине своей женственности, и Майклсон довольно улыбается, видя, как она кусает от удовольствия губки, когда он, ласкает языком нежные складки кожи, слегка прикусывая влажную плоть. Он знает, что любит Лив и делает это — медленно скользит языком по горячей промежности, толкается в истекающее соками лоно, но несколько минут спустя, он замирает, понимая, что вместо привычных горячих стонов, слышит тихое посапывание. Лив мирно спит. Майклсон закатывает глаза, борясь со смехом, а потом урывает ее простыней и ложится рядом. Утро предсказуемо встречает Оливию головной болью. Она открывает глаза, морщится от яркого света и вновь закрывает их. Но от этого становится лишь хуже. Теперь вместо неясных очертаний гостиничного номера перед ней плывут картины вчерашнего вечера — как она откровенно предлагала себя Элайдже, как разделась перед ним, как просила его о близости. Лив с трудом садится в постели, и ее взгляд невольно падает на стоящий у кровати столик, на котором она видит бокал воды, несколько таблеток, апельсиновый сок и дымящийся кофе. — Я не знал, чего ты захочешь больше, синеглазка. Знакомый низкий голос нарушает тишину, и Лив застывает, судорожно натягивая успевшую сползти простынь на обнаженную грудь. Только сейчас она замечает, что напротив нее в кожаном кресле вальяжно сидит Элайджа, смакуя ароматный эспессо. — Доброе утро, как спалось? Его обманчиво мягкий тон, в котором сквозит привычное самодовольство не сулит ей ничего хорошего и Лив сама поражается насколько жалко звучит ее собственной дрожащий голос: — Ты… Мы… Мы же не…? В ответ Майклсон многозначительно молчит, улыбаясь, чем больше растягиваются его губы, тем сильнее расширяются глаза Оливии. То, как он себя ведет не оставляет и тени иллюзии, и Лив опускает голову. Воспоминания о том, как она сама набросилась на него в лифте, как бесстыдно разделась, как позволила себя ласкать не могут врать, но почему-то обрываются на самом важном месте. Она тянется к таблеткам, запивает их водой, и потом медленно поднимается с кровати, чувствуя ломоту во всем теле. От того, что эти ощущения скорее приятные, чем наоборот, Оливия злится еще больше. В первую очередь, конечно, на себя, но и самодовольный Майклсон, не скрывающий сейчас своего триумфа тоже сыграл не последнюю роль в этой истории и явно заслужил ее гнев. — Ты воспользовался моим состоянием, — шипит она, наконец найдя в себе силы взглянуть на не сводящего с нее взора Элайджу, — как ты мог?! — Не переживай, мне не нравится заниматься сексом со спящими девушками, — усмехается в ответ Майклсон, и с губ Оливии невольно срывается облегченный вздох, но затем, ее лицо заливается румянцем, когда Элайджа, глаза которого стремительно чернеют подходит к ней почти вплотную. — Ты вчера очень хотела потрогать мой член, — хрипло тянет он, обжигая ее тяжелым взглядом, — можешь сделать это сейчас. Мужские пальцы касаются ремня, собираясь расстегнуть его и лицо Лив становится совсем красным, теперь уже не только от смущения, но еще и от злости. Потому что она не сомневается в том, что Элайджа сейчас не врет. Собрав волю в кулак, она вскидывает гордо вверх подбородок. — Ничего я вчера не хотела, — выговаривает она, щурясь, — это все шампанское. И вообще, ты как мужчина меня давно уже не привлекаешь!  Договорив, Лив скрывается в ванной, прижимаясь спиной к холодной стене и ее сердце бьется так сильно, что готово выпрыгнуть из груди. Она не слышит, как в спальне звучит дрожащий от ярости мужской голос. — Не привлекаю, значит? Ну это мы еще посмотрим!