Ты - моя! Часть 2

Гости расходятся ближе к полуночи и к этому моменту Элайджа готов собственными руками задушить строптивую синеглазку, которая кажется поставила своей целью окончательно лишить его разума. Она улыбается — не ему, танцует — не с ним, и кажется ей совсем нипочем, то что глаза Майклсона давно превратились в черные щелки, которые неотрывно следят за каждым ее движением. Если бы не Лекси, которую подлая синеглазка вручила ему еще в такси, то он бы точно преподал ей пару уроков хороших манер, а в особенности касающихся поведения состоящих в отношениях дам, но к глубочайшему сожалению Элайджи, ему приходится сдерживаться, чего совершенно нельзя сказать об Оливии, которой это слово кажется вовсе не знакомо. Она громко смеется над шутками его братьев, ведет разговоры с гостями, вот только совсем не притрагивается к алкоголю, очевидно памятуя о прошлых ошибках. К тому моменту, когда они садятся в такси, Майклсон уже не просто зол. От убийства его отделает лишь спящая на руках Лекси, и то он всерьез задумывается о том, чтобы просто прикрыть ей ушки. Потому что ее мать, с лица которой не сходит ехидная улыбочка, явно заслужила наказание. Хотя бы за то, что он весь вечер не сводил глаз с ее пятой точки, пытаясь отыскать очертания трусиков, под тонкой тканью платья, но его усилия так и не увенчались успехом. Зато Лив, каждый раз замечая его взгляд сияла своей чертовой самодовольной ухмылочкой, щуря синие глаза. Всю дорогу домой Оливия демонстративно разговаривает по телефону с Мег, и их беседа прекращается только в квартире, когда Лив взглядом указывает Элайдже на комнату дочери, которую нужно уложить в кроватку, сама же она идет в большую спальню, чтобы привычно приготовить ему постель. Майклсон, не споря, выполняет ее просьбу. Лекси спит крепко и он знает, что ему потребуется лишь пара минут, чтобы опустить ее в кроватку и выйти из детской, плотно прикрывая за собой дверь. Папе предстоит очень серьезный разговор с мамой, и Элайджа совсем не уверен, что сможет сдержать данное Мег слово обойтись без рукоприкладства. Но к тому моменту, когда Майклсон оказывается на пороге спальни, все слова замирают у него на языке, потому что он видит, как Лив склоняется к постели, а короткое платье задирается вверх, обнажая ягодицы. И на ней действительно нет трусиков. С его губ невольно срывается полурык-полустон, и Элайджа сам не замечает, как вихрем оказывается рядом с нагнувшейся Оливий, а его ладонь скользит по изгибу изящной спины, которую чертова синеглазка едва заметно выгибает, покоряясь его ласке. Мужские пальцы спускаются все ниже, замирая на развилке меж округлых ягодиц, но прежде чем они касаются местечка между стройных бедер, доступного настолько, что член Майклсона тут же встает по стойке смирно, Лив резко поднимается, отбрасывая в сторону его ладонь, и разворачиваясь к Элайдже лицом, отталкивает его от себя. — Не смей меня трогать, — говорит она, зло щуря синие глаза, — будешь лапать своих секретарш! И алые губки едва заметно растягиваются в злорадной улыбке. Оливия явно довольна и своей местью и его реакцией на нее, но Элайдже уже плевать. Слишком долго он терпел ее выходки, сдерживая себя, проявляя не нужное благородство. Строптивая синеглазка понимает лишь один язык. И самое время показать ей кто из них двоих носит брюки. Майклсон сжимает губы, и делает шаг вперед, наступая на Оливию, которая видя, как меняется выражение его лица, уже не выглядит столь самоуверенной. — А для кого ты сняла свои чертовы трусики, — цедит Элайджа, не сводя с притихшей девушки, тяжелого взгляда, — для Клауса? Весь вечер терлась об него у меня на глазах. Не надоело вести себя как шлюха? Лив заносит ладонь, явно намереваясь дать ему пощечину за оскорбления, но Майклсон перехватывает тонкое запястье, заламывает руку за спиной Лив и прижимает пытающуюся вырваться из его объятий девушку к своей груди. Не обращая внимания на ее сопротивление, свободной рукой он тянет вниз тонкое платье, под которым совсем ничего нет. — Немедленно отпусти меня! — шипит Оливия, но Элайджа останавливается лишь тогда, когда она остается полностью обнаженной. — Так-то лучше, — цедит он, сжимая ладонями налитые груди, — нужно было сделать это еще в отеле. Трахнуть тебя так, чтобы ты наконец вспомнила, кому принадлежишь, синеглазка. И не смей врать, что ты этого не хочешь! Не дожидаясь ее ответа, ладонь Майклсона оказывается между стройных бедер и на его губах появляется довольная улыбка. — Чего и следовало ожидать, — тянет он, погружая пальцы во влажную плоть, и с губ Лив срывается горячий стон, который она как ни старается, не может подавить, кусая припухшие губки. — Не стоит сдерживаться, — дразнит ее Элайджа, быстрее двигая ладонью, — сегодня ты будешь кричать. Потому что я буду трахать тебя до самого утра. Словно в подтверждение своих слов, Майклсон толкает ее на постель, и наспех стягивая с себя одежду, накрывает Лив своим телом, устраиваясь меж разведенных в стороны бедер. Он обводит языком затвердевшие соски, в то время как его пальцы скользят по влажной промежности, лаская набухший клитор. Оливия уже не сопротивляется, шире разводя ножки, и Элайджа продолжает ритмично двигать ладонью, доводя ее почти до грани. Он знает, как заставить Лив сходить с ума. И она сходит, отдаваясь ему в его постели, полностью подчиняясь его власти. С припухших губ срываются громкие стоны, ее бедра начинают мелко дрожать, но Майклсон не позволяет Оливии кончить. С дьявольской улыбкой от отстраняется от нее, поднимаясь выше, присаживаясь на девичий живот. — Твоя очередь, синеглазка, — говорит он, прижимая головку напряженного члена к сомкнутым губам Лив, на что та, зло щурит синие глаза, пытаясь высвободится. — Нет, я не буду это делать, после твоей девки, — шипит она, крутя головой, — пусть твоя секретарша тебя облизывает, где ты ей прикажешь! — Ты сделаешь это, Лив, — властно отвечает ей Элайджа, заводя руку назад и вновь надавливая на разгоряченный клитор. Реакция на эту хитрость вполне предсказуема для Майклсона — Лив вскидывает бедра и громко вскрикивает, чем он и пользуется, проталкивая член меж припухших губок. Оливия вяло сопротивляется, пытаясь его оттолкнуть, но Элайджа продолжает медленно двигать бедрами, раз за разом скользя по влажному язычку. И Лив сдается. Она сама подается вперед, проходится языком по члену и яичкам любимого, ласкает его плоть, а затем максимально глубоко вбирает ее в ротик, посасывая. И это именно то, что нужно Элайдже. Ни одна секретарша, ни одна из тех, что были до нее, никогда не давали ему и сотой доли эмоций, которые сейчас дарит Оливия, ласки которой очень быстро доводят его до грани. Чувствуя, что близок к пику, Майклсон осторожно отстраняется от Лив, опускаясь ниже и его губы смыкаются поочередно на набухших горошинах нежных сосков, отчего Оливия тихо стонет, а ее руки привычно обвивают широкие плечи. Они снова вместе. И она хочет его. Как в их первую ночь. И все последующие. И Элайджа тонет в наслаждении, сходя с ума от страсти, которую будит в нем хрупкая девушка, единственная, что смогла покорить его сердце. Вот только Майклсон знает - сейчас ни ей, ни ему не нужна нежность. Они слишком долго ждали того, чтобы разделить сжигающий душу экстаз, и он устраивается меж разведенных в стороны ножек, одну из который устраивает у себя на плече. Синие глаза, совсем мутные от желания, впиваются в темно-карие, пока Элайджа водит головкой напряженного члена по влажным складкам плоти между девичьих бедер, наслаждаясь томлением Лив. — Элайджа, быстрее… — задыхаясь, просит она. — Скажи, что хочешь этого, — хрипло тянет в ответ Майклсон, — скажи, что хочешь меня так же, как и я тебя… — Хочу, — стонет Оливия, — я хочу тебя. Возьми меня, Элайджа. И Майклсон исполняет ее просьбу — резким толчком наполняет Лив собой, с улыбкой наблюдая, как расширяются ее зрачки, когда он входит до самого основания. И еще. Раз за разом. Их секс никак нельзя назвать нежным. Элайджа двигается резко, быстро, надавливает на клитор и спустя несколько минут в глазах Лив все плывет. Тесное лоно сжимает мужскую плоть, ее крик наполняет спальню, и этого достаточно для того, чтобы и Элайджа достиг пика, изливаясь в оглушающем оргазме, напрочь забыв об осторожности. В комнате воцаряется полная тишина, нарушаемая лишь их тяжелыми вздохами, пока они оба пытаются выровнять дыхание после разделенного на двоих экстаза. И они сами не замечают, как погружаются в глубокий сон.