Вырасти из пепла

Что чувствуешь, когда твоё тело разбивается о поверхность асфальта, размазживая на куски? Что чувствуешь, когда холодная, солёная вода забивается в легкие и жжет, выедая кислород? Что чувствуешь, когда кислотные языки пламени вгрызаются в кожу, разъедают, добираясь до костей? Что чувствуешь, когда тебя живьем забрасывают сырой, промозглой землей, отнимающей способность видеть и дышать. Кажется Сакура прекрасно знала, ощущая всё и сразу на себе. Мучительно. Жутко. Тело бьется в лихорадке, покрывается потом. Выламывает. Но решение было самое подходящее: Араи доволен, Асами счастлива, Учиха подкрепит свои амбиции очередной победой, Деревня вместе с ее жителями останется цела. Счастье двоих ничто против тысячи, не так ли? И почему ей досталась роль одной из двух неудачников? Всё вполне исполнимо. Ты просто вычеркиваешь человека из своей жизни. Тем более он знает, что в нее возвращаться нельзя. Назло ему становишься счастливой с другим. Он ведь этого добивался? Ты лишь выполняешь приказ. Вот только как отпустить любовь к Хатаке самостоятельно? Не с помощью снадобий, не только на словах, не только в голове, но и из сердца, из ран, из-под кожи, вырвать его частичку из своей души. В последний раз. Окончательно. Наверное и умирать не так больно. Хатаке въелся глубже, чем можно было представить. Куноичи зажимает зубами кончик языка. Припоминается, что когда Сакура узнала о женитьбе Саске, ей было плохо, но не так, как осознание предстоящей свадьбы Хатаке. Больнее до изнывающей рвоты, до потери сознания, до надрывного крика и глубоких ран на теле от ногтей. Кто-то настойчиво трёт наждачной бумагой по нежному сердцу. Волны безысходного отчаяния туманят сознание, душа безмолвно стонет. Что за карма? Влюбляться в тех, кто достаётся другим женщинам? Живот крутит спазмами. Наверняка, от трупного яда: все бабочки умирали, напоследок подрагивая крыльями, заваленные крошевом стекла. Харуно в очередной раз смотрит на циферблат. 02.33. Пора ведь подниматься. Но куноичи не может себя заставить. Ощущается переутомление. Словно она бесконечно сражалась на поле боя и исчерпала всю чакру, что годами накапливала в печати. Тело обмякло, будто каждая кость в ее теле была изломана в нескольких местах. Оно не слушалось, строптивилось, не поддавалось уговорам. В невесомой душе тянули рваные раны. Они сильно кровоточили, изматывали, выпивали жизненную энергию. Такие долгое время не затягиваются, а лечение их крайне болезненно. 02.45. Горько-соленый комок застревает в горле. Привычная тишина квартиры раздражает хозяйку. Хочется реветь в голос, но Сакура прикусывает губу, чувствуя, как рот наполняется железистой кровью. Постепенно в голове не остается ничего, кроме противной пульсации в висках. 02.57. Ирьенин прикусывает щеку изнутри. Но новые раны - не отвлекают. Слишком много тяжелой и нефильтрованной боли для нее одной. Все верно - она куноичи. Она не может рисковать благополучием Конохи, подвергать опасности. Но и против себя идти не станет. Никто не посмеет ее принудить. - Прости, Саске… Они по-разному смотрят на жизнь, куноичи не будет подстраиваться под его характер и привычки. Проще скулить в потолок, покрываясь густой и липкой кровью. Им не по пути. Желание быть с Какаши хотя бы просто рядом перевешивает, болит до кровавых корочек на ладонях, рвет ее изнутри. Отметка “03.00” расплывается на глазах, смазываясь от соленой влаги. Сильно давит в висках, а в затылок будто воткнулись тысяча игл. Перед глазами встала красная пелена. Мир вспыхнул, как искра, и погас. Тело словно парит в невесомости. Штормит. Через пару мгновений отпускает. Медленно, плавно, как отлив. Харуно моргает всё еще видя красное перед собой. Но абсолютно иное. Несколько секунд не может сказать ни слова - невидящим взглядом смотрит в карминовые радужки Учиха перед собой. - Дыши медленно, - советует он. На долю секунды Сакура даже не узнает его - таким тихим со скользящей ноткой раскаяния был его голос. Земля немного кружится, тошнота наращивает обороты. Сжав зубы, куноичи успокаивается, дыша поступательно носом. Какого черта она делает рядом с Саске? Она все же пошла с ним? Но как? Почему она не помнит этого? Ощущения были смазанными, слишком непонятными. Сакура потёрла виски подушечками пальцев. После частых морганий зрение полностью прояснилось. Куноичи осмотрелась, узнавая окрестность. Содрогнулась. Внутри запылало беспокойство и… надежда. Робко. Как возгорающиеся в костерке угольки. - Где я? - голос совершенно не слушался хозяйку. Вышел надрывный хрип. - Только не лги, что не поняла. В голове гудело и ворочалось. Тело всё еще вело. Каждый позвонок задел холод. Очередной сон. Иначе не объяснить, что она делает в доме… где жила с Хатаке. - Не вижу радости на твоем лице. Может я поторопился с выводами? - Что происходит? - не выдержав, ошалело спрашивает Харуно. Неизвестность бесила и заставляла нервничать. Она чувствовала себя марионеткой на нитях, что не имели цвета. - Еще не догадалась? Я запечатал тебя в Цукуёми. Сакура непроизвольно ахнула, ощущая, как все мышцы свело судорогой. Бред. Это не может быть правдой! Что за чушь? Слова Саске никак не укладывались в голове. Ирьенин глубоко задышала приоткрытым ртом и сжала кулаки, впиваясь ногтями в мякоть ладони. Боль отрезвила достаточно. Ошеломлённая таким развитием событий, она просто не знала, что ей делать. Глупо хлопала глазами и вертела головой. - Так сложно поверить? - бегло осмотрев девушку, хмыкнул Учиха. - Зачем тебе это? - она произносит слова, почти не слыша, как они звучат в пространстве, ставшем вдруг тугим и маленьким. Нельзя дать себя провести. Это лишь сознание, оно сыграло с ней злую шутку, подбросив нелепый сон. Бывший сокомандник какое-то время молчал, смотрел, словно пытался что-то увидеть. - Я хотел убедиться, действительно ли ты жаждала остаться…с таким, как он. Тело заколотило от морозного холода, в висках отдавало глухим стуком сердца, страждущие глаза смотрели в бездонные ониксы. - Да, этот взгляд... - ухмылка приподняла краешек рта. - Мне приходилось видеть его часто. Ведь я в большей мере приносил тебе боль. А теперь ее причинил другой человек. Я видел тебя сегодня, - брюнет уверенно шагнул ближе. - От былой радости не осталось и следа. Не похоже, что ты счастлива в браке. Его брови опустились так низко, что глаза спрятались в глубокой тени. Щёки его стали более бледными, а нос напрягся вместе с губами. - Я подарил тебе возможность вернуться к началу, пока никто из нас еще не совершил ошибок. Я хотел знать кого бы ты выбрала: своего благоверного мужа-выскочку или решила провести свою жизнь со мной - с тем, кого любила долгие годы? Злость вперемешку с зыбкой радостью затарахтела на уровне легких, создавая настоящий ураган. Слишком сахарно, чтобы верить. Это ведь невозможно, нескладно. - Твои страхи, Сакура, становились реальностью, но проклятье, эта твоя способность к гендзюцу… она перекроила все планы. Саске не собирался давать сопернику фору. Он хотел, чтобы Хатаке сделал Харуно больно, показал худшие стороны своей души. Кроме того, он был уверен, что при таком раскладе, Сакура точно выберет его - наиболее подходящую кандидатуру на роль спутника жизни. Всеми правдами пытался вернуть ее расположение к себе. Не брезговал нечестными методами. По его сценарию никто не одобрял союза между куноичи и ее сенсеем, всё шло вразрез былой жизни, на пути появлялось множество проблем, он даже пустил в ход манипуляции с войной, но Сакура все равно шла за Какаши. Восхищалась им. Любила его. Думала о нем, сколько Учиха ни пытался навеять мысли о себе. К его сожалению, это лишь выливалось в ее головную боль из-за блокировки. Сознание сопротивлялось как могло достигая высшей точки, превращая действо в безумие. - Стоило усилить контроль, как ты еще отчаянней сопротивлялась, рьяно рвалась к Хатаке. Как птица в силке. Твоя одержимость им усиливалась в разы. Что в мои планы не входило. Приходилось держать баланс, не перегружать, но и не давать спуску. Ведь только я ослаблял влияние, иллюзия выходила из-под контроля. В какие-то моменты ты просто выводила меня из себя своей преданной любовью к нему, что неимоверно злило, терпение кончалось, хотелось сломить тебя, и я подавлял твое сознание. “Жесткий, отрывистый, резкий голос вонзается в девичью голову: - Забудь о том, что ты видела в Цукуёми. Харуно вздрагивает, обомлев. Лицо шиноби меняется: он смотрит на неё огненными глазами, ещё сильнее сжав по-прежнему плененное запястье“. - Правда, я не мог делать этого слишком долго, чтоб не повлиять на твое психическое состояние. Поэтому ты умело перекраивала иллюзию под себя. И кто руководил Цукуёми? Сакура поняла, что слушала рассказ Саске не дыша. И только когда в груди запекло от нехватки кислорода, она втянула воздух. - Ничего бы не поменялось даже будь у нас шанс. Теперь я убедился. Бывший сокомандник замер и замолчал, словно ждал и был готов, когда она начнет на него кричать и обвинять за содеянное. А он не сможет оправдаться, что случившееся было вынужденным обстоятельством. Хотя, по правде говоря, он и не собирался этого делать. Харуно тщательно обдумывала слова брюнета, пытаясь найти подвох. Она не верила, но была вполне готова подлечить свои раны, если подобное излечение возможно, предложенным средством - задержаться в этом необыкновенном сне. - Саске… - Харуно внимательно посмотрела ему в лицо, - спасибо. - “Спасибо”? - его перекосило от удивления, - Ты говоришь мне это, после того, что я заставил тебя пережить? Видеть эмоции на его лице, да ещё и такие яркие, было приятным бонусом этой лже-реальности. - Ты помог мне понять, насколько я была действительно счастлива здесь. Ирьенин стала топтаться на одном месте, делая вид, что поверила. Когда молчание затянулось, Сакура протянула ему руку в знак примирения. Саске недоуменно посмотрел на ее ладонь, недоверчиво, но ответил, взяв в свою руку. Здесь они ставят окончательную точку в своих несостоявшихся романтических отношениях. Шаркая тяжёлыми и неуклюжими ногами по каменистой дорожке, Сакура направилась из сада к своему дому, оставляя за собой лишь сизую дорожку дыма от сердца, что не вспыхнуло ожидаемой любовью к Учиха. В крови, в мышцах, в костях будто сидело что-то неприятное, вязкое, медленно сползающее и уходящее в небытие. Скрипнула деревянная рама сёдзи, сквозь которую проступал теплый свет. Атмосфера сразу поменялась, как только Сакура зашла в дом. Всё здесь было именно таким, как она помнила. Всё родное и незыблемое. Вещи, запахи, аура. Каждая деталь создавалась продуманно и была наполнена любовью и уютом. Несмотря на то, что вся кровь будто прилила к центру груди и там стало нестерпимо горячо, внутри все вдруг успокоилось, как будто прекратилась метель и пришла тихая, безмолвная весна, от которой, наконец-то, совсем не было больно. Успокоенная тишиной, Сакура стала вспоминать события последних дней этой жизни. Они ладно выстраивались в памяти крепкими кирпичиками. Она размышляла о том, во что верит, а во что нет, и не могла спокойно говорить о сделанных ею выводах. Харуно прошла в спальню. Сердце подскочило и грохнулось вниз: на кровати спал Хатаке. Базальтовые пряди упали на его лицо, чуть прикрывая шрам. Четко выделялся его острый профиль. Красивые скулы и губы. Игра теней превратила мужчину в настоящий соблазн. Это ее муж. Как же сладко фраза звучала на ее губах. Ее муж Хатаке Какаши. У горла потянуло, засаднило, а кончики глаз вновь стали увлажняться. С силой надавив на веки, девушка взяла себя в руки. Шестой хокаге спал тревожно. “ Когда тебя нет рядом, мне снятся кошмары”. “Мне тоже снился кошмар”, - думает Сакура, аккуратно присаживаясь на край постели, чтоб не спугнуть наваждение. Ее мир уже останавливался без предупреждения. Какое-то время она просто сидит, медлит, тщательно обрисовывая взглядом черты любимого лица. Напряженного сейчас. С маленькими морщинками у краев глаз и хмурыми бровями. Хатаке не гасил лампаду. Ждал её. Но видимо сон сморил шиноби. Слишком усталым он выглядел. Почему же Сакура не замечала и была такой эгоисткой? - Какаши… Кончики ее пальцев касаются его щеки. Реакция не заставляет себя ждать, что вполне понятно. Мужчина вздрагивает и открывает глаза, перехватив тонкое запястье. Ее встречает мутный со сна взгляд Хатаке, на лице которого было написано смятение. Узнавая, два пальца мягко гладят по выступающим венам и тут же отпускают. - Всё хорошо. Это я, - Харуно говорит тихо, потому что знает, что голос дрогнет. Она ласково проводит по его волосам, наслаждаясь мягкостью серебристых в свете прядей. Хатаке смотрит с привычной серьезностью. Строгое внимательное выражение с острыми чертами для Сакуры кажется самым добрым, самым ласковым и самым трогательным из всех, потому что оно выглядит совсем так же, как и до их ссоры. Он ничего не говорил, но явно простил ей идиотскую выходку и глупый скандал на пустом месте. Будто щелкает переключатель. Она осознает все случившееся. Как снежная лавина прокатывается по ней. Сперва она отходила от услышанного, пребывала в прострации, а сейчас почувствовала все с лихвой. В груди нестерпимо сдавило. - Какаши… - слёзы быстро заполнили глаза, - прости меня, - она утыкается лбом ему в грудь, не пытаясь сдержать влагу. Хочется выть в голос. Выдавить из себя всю горечь и отчаянье, что она пережила. Вырвать с криком из легких, из груди, соскрести остатки с каждого сантиметра кожи. И затихнуть, вслушиваясь в стук сердца любимого мужчины. Надежные руки крепко обнимают девушку, прижимая к своему телу и поглаживая мерными движениями по спине. Хотелось зарыться в этих объятьях, плавать в топком сне, отказываясь выбираться на поверхность. Без них всё это время было как-то неправильно… А сейчас они излечивали вывернутую, перемолотую в щепки, раскуроченную и криво шитую по живому рану в душе на годы вперед. Затопило облегчением. Пряным теплом и уютом. Она проглотила рвущийся наружу стон. - И ты прости меня, - его подбородок утыкается ей в макушку. - Сакура, если мы не смогли отметить годовщину - это не значит, что мы ее не отметим, что я не хочу или, что люблю тебя меньше, чем раньше. Какая к черту годовщина? Плевала она на эти глупости! Лишь бы все оставалось как есть. Лишь бы никто не ворвался в этот сон. Не отпускать, привязать, не спать и даже не моргать, только бы не возвращаться обратно. Харуно ворошится и вскидывает голову. Ей хочется смотреть на него. Жадно. Впитывать каждое мгновенье, когда он такой. Вжать в себя, потому что могут отнять. - Моя жена самая прекрасная на свете и я понимаю, что она, как никто другой нуждается и требует моего внимания, - край пальца стирает влагу с поалевших щек, мягкая улыбка трогает его губы. Самые любимые и желанные для нее. Она слушает голос мужа и радуется тому, что смогла отвлечься от кошмара. А ведь когда этот сон закончится, её ждали выламывающая боль и выматывающее одиночество. Она сознательно кутает себя в обреченность. Как же не хочется возвращаться! Задержаться здесь как можно дольше. Может она умерла, а это ее рай? Вокруг словно пеплом кружит. Догорала ли это реальность или может это она выросла из пепла, оставляя за собой серые хлопья, словно снег? Хатаке продолжал убаюкивать её тревогу: - Но пойми, я хочу приложить максимум усилий сейчас, чтоб у тебя и Минато было спокойное будущее. Господи, Минато… Харуно со всхлипом вдохнула терпкий воздух. Сердце затрепыхалось, окатило медовым, теплым. А затем сжалось, прострелило намертво. Что-то внутри, сжавшееся тугим комком, болезненно рухнуло вниз. Лучше бы она смирилась с болью иллюзий. Теперь она не выдержит. Вырвать двоих любимых снова без последствий из ее сердца уже будет невозможно. Только с мясом. - Я хочу поднять экономику в Конохе, хочу найти как можно больше союзников и партнеров, - его голос обволакивал плюшевым одеялом, заворачивал в себя, успокаивал. - За свою жизнь я видел две мировые войны шиноби. И это то, что я не хочу для своего сына, - куноичи прячет голову от стыда и мысленно корит себя за то, что выплеснула на Хатаке упреки и негатив, вместо того, чтобы поддержать, как любая нормальная жена. Она бездарно нарушила клятву, данную у алтаря. - Я не желаю снова видеть, как в разгар боевых действий ты латаешь смертельные раны, сама едва стоя на ногах, почти теряя сознание. Я хочу знать, что ты не уставшая, не раненная, что ты дома, в безопасности, готовишь ужин или отдыхаешь после работы в Госпитале. В том самом, где ты весь день напролет не пыталась вырывать жизни товарищей из лап смерти, а вылечила пару ушибов, выписала лекарство от простуды или вправила сустав. Только он мог говорить так, что внутри все переворачивалось, выкручивало, как на чертовом колесе, или даже молчать, но делать это так приятно, что в этот момент она забывала обо всём. Каждое его слово - осколок, который она вынимала из себя. Становилось легче. У Какаши теплые искорки в глазах, радужка цвета дождевого майского неба. Сакура ощущает приятную дрожь, растекающуюся от солнечного сплетения. Она ощущает себя дорвавшимся до самого желанного лакомства ребенком. Глупая улыбка даже не пытается сходить с ее лица. Как же не хотелось задохнуться горечью. Но Сакура знала, сейчас она взметнется до небес, а потом ее с неистовой силой ударит об землю. Воспарит выше, к звездам, и с бешеной скоростью падёт в бездонную яму, разбиваясь о дно, усыпанное жестким гравием. А потом тело еще долго будет протаскивать из стороны в сторону по остриям камней, раздирая то, что еще могло остаться. Не надо, не будь таким хорошим, Какаши. Вспоминать другого Хатаке - отстраненного и будто совершенно чужого сил не было. Харуно шмыгнула носом. Как же больно ей будет просыпаться. - Я понимаю, - она прикрывает глаза, наслаждаясь запахом древесных листьев, исходящих от его кожи. Настолько приятным, масляным, что тело начало расслабляться, а веки тяжелеть. Нет, нельзя засыпать! Она еще не насладилась этой сказкой. - Но не изматывай себя, прошу, - слова глухо оседают на кончике языка. Мысли выметает из сознания. Хотелось просто задыхаться этим теплом и ощущением ладоней на собственном теле. - Я приму твои условия во внимание, - кроткий поцелуй в нос. Приятная тишина, которая говорит о многом. Харуно выглядит маленькой и беззащитной в руках Какаши. Накатывает нежность. Как бы ему хотелось держать в руках крохотную копию Харуно. Шестой бросает на девушку терпкий взгляд, вплетает пальцы в волосы от виска и дальше, к затылку. - Сакура… а еще… - теплое дыхание касается уха и спускается мурашками по телу. Руки прижимают тесно, губы шепчут, судорожно и удушающе жарко. - Я хочу дочь. Куноичи, разморенная от теплоты его тела, глупо покивала, не сразу уловив общий смысл фразы. Измотанное сердце приподняло голову, прислушалось. Насторожено стукнуло по ребрам. Еще удар. И еще. Грудь распёрло. Там закололо болезненное осторожное счастье, которого Сакура мнительно испугалась. Страшно. До жути страшно. Сон ли это или реальность? Липкий страх оседает корочкой на подсознании. Потому что однажды это уже рухнуло. А она осталась одна среди пепелища. Не возрождаясь, а лишь пачкая руки в саже и золе. Она не хочет туда, где его нет. Она чувствует, как всё нутро забарахталось и запаниковало. Дрожь запрыгала по телу. Хатаке поглаживал ее по затылку, прочесывал пальцами вересковые пряди - успокаивая. Реальность казалась настолько зыбкой, хрупкой как тонкий хрусталь… Одно неловкое движение и всё может превратиться в острую крошку. Не склеить, не починить. - Тогда я попрошу тоже. Она запрокидывает голову. Хотелось раствориться в теплоте графитово-темных глаз с пляшущим огоньком в отсвете лампы. - Сейчас. Потом. Через десять лет или через века. В смерти. В этой жизни или следующей. Во сне или наяву. В другой реальности или в другой вселенной. Мы всегда будем вместе. Обещай мне. В комнате раздается отчетливый тихий шепот: - Я обещаю. Если это сон, теперь и не страшно проснуться. Он всегда выполнял обещания.