Вырасти из пепла

Сердце крушит рёбра в труху. Хатаке чувствовал, что ему больше ничего не оставалось, как пойти на поводу у этого упрямого создания. У него не было плана, когда он тащил ее за угол, но это было самым невероятным из того, что он предполагал. Он был готов пометить каждый сантиметр ее кожи и знал, что должен был остановиться сейчас. Как сложно было это принять, но он, чёрт подери, ревновал! Причем дико, готовый защищать своё до последнего, зубами вырывать, если придется. Она ведь давным давно разожгла его сердце. Он просто притворялся, что чувства, желание, страсть - это всё она, всё её, чтобы его совесть могла отдохнуть.  В голове проносится момент, когда они прятались от стражи дайме, как он взял ее за ладонь и как прижимал к дереву. Он смотрел на нее и пытался понять, как мужчина его возраста должен был относиться к такой молодой девушке. Однако, всё о чем он мог думать, это об изящном изгибе ее шеи. Чувствовать то, как его сердце билось быстрее, когда он смотрел на нее, как низко в его животе зарождалась искра и распространялась по телу, поглощая своим теплом.  Неужели его игра была обречена на провал с самого начала? Взгляд Какаши опускается на ее губы, которые начали блестеть, когда она провела по ним языком. В крови закипает от желания смять эти губы своими. Повисшее в воздухе предвкушение настолько осязаемо, что мешает говорить. Он гребаную неделю провел в фантазиях о том, как делает это! Джонин понимает, что был пойман на том, как долго рассматривает ее губы. Замечает некое подобие шока от интенсивности своего осмотра и ранее сказанных слов.  Какаши предвкушающе выдыхает и сокращает расстояние между их лицами, но Сакура, проглотив слюну, нарочито равнодушно отворачивает голову в сторону. Это озадачивает. - Ты убиваешь меня, красавица, - шёпот прямо в ухо задевает нежную светло-розовую раковину. - Ты всё это время пыталась соблазнить меня, а сейчас, когда я хочу подарить тебе первоклассный поцелуй, - отворачиваешься? Длинные пальцы бесцеремонно поворачивают девичью голову за подбородок. Какаши пристально всматривается в оттенки сочной зелени. На дне плещется толика сопротивления. Ведет себя словно недотрога, чиня эфемерные препятствия. После всех ее попыток сблизиться - эта дерзость выглядела просто детской шалостью, некой отместкой за прошлые обиды. - У тебя есть минута, чтобы сделать то, что ты давно планировала, - графитовые очи искрят озорством и превосходством. - Используй свой шанс мудро. В голове у Сакуры все еще шумит от ранее выпитого алкоголя, тело дрожит от избытка пережитого. Она ведь не ослышалась? Его слова и действия ставили под сомнение действительно ли перед ней находился ее сенсей. Куноичи закрывает глаза в попытке сосредоточиться. Чакра его. Обмануть, как Наруто сделал это в детстве, чтоб заполучить ее поцелуй, уже не выйдет. Значит, она зря уклонилась от поцелуя? А может это сон? Она просто уснула от выпитого алкоголя в доме Тен Тен? Исключено. Холод в ногах и жар в груди ощущаются слишком явственно. Но что за резкая перемена? Это шутка? Он решил поиздеваться, считая, что сделанного недостаточно? Харуно размышляла, а время не текло. Оно истлевало в темноте глаз, горячем дыхании, душном мареве переулка. Ее околдовала недосягаемая ранее близость. Столь редкий дар привел к диссонансу и недоверию. Как в сладком дурмане, Харуно следила за кончиком его языка, что скользнул по тонким губам. Кого и как могли целовать эти губы? Ревность пришпорила сердце. Находясь в иллюзии, Харуно привыкла считать Какаши безоговорочно своим. Мысли о тех, с кем он был ранее, причиняла почти физическую боль. Но внутреннее Я подсказывало, что сейчас он жаждет не кого-то другого, а ее. На смену сомнению неотвратимо пришло возбуждение. Пока еще слабое, тягучее, как дикий мед, невесомо танцующее мурашками по поверхности кожи. Чувство вседозволенности кружит голову. Да так сильно, что даже заболело в висках. Харуно решает отпустить себя, вдыхает сквозь зубы и… - Время вышло. Джонин убирает руку от стены, легко улыбается и выпрямляет спину, всё еще смотря на бывшую ученицу с интересом. Куноичи отмирает ровно настолько, чтоб приоткрыть рот. То ли в удивлении, то ли собираясь возмутиться. Её лицо вытягивается и она мгновенно становится похожа на обиженного ребёнка. Значит все же попытка позабавиться за ее счет? Может во всех его жестах и таилось некое потаённое значение, однако Сакура об этом ничего знать и разбираться не хотела. Как же ей надоели его издевательства! Она не позволит играть со своими чувствами так, как ему вздумается. Харуно шумно втягивает воздух, испытывая острое желание из вредности вцепиться в джонина зубами куда-нибудь, до чего дотянется. Да хотя бы в мочку уха! Ее слабости рвались наружу. В порыве эмоциональности, она делала необдуманные поступки, о которых, остыв, часто жалела. И сейчас уж было поверила, что рыбка на крючке, а Хатаке просто решил сыграть на ее нервах? - Нет. Это ты упустил момент. Сакура без боя сдаваться не собиралась. Собственная гордость, несмотря на желания самой обладательницы, требовала, чтоб ее потешили. Оставалось гордо уйти. Не оборачиваться. Не дать волю слезам. Проучить. На деле, с силой толкнув мужчину в грудь обеими руками, Харуно позорно сбегает, беспрерывно прокручивая его последнюю фразу в своей разболевшейся голове. *** Подумать о произошедшем все же стоило. Но куноичи глупо откладывала это в дальний ящик, дотянув до последнего дня пари. По “счастливой случайности” он выпал на праздник в деревни Скрытого Листа в честь нового хокаге. Это было не в пользу Сакуры. Главный виновник торжества будет находиться под пристальным взглядом сотен глаз, остаться наедине станет затруднительно. Значит нужно поговорить до начала фестиваля. Но как? Все это время ей не выпало шанса увидеть Какаши. По предварительной информации он был занят делами, что перекладывала на его плечи Пятая. Но отчего-то Сакура была уверена: он ее намерено сторонился. В отместку ли? “Время вышло” - вновь пошкребло на душе. Ругая себя за нерасторопность, ирьенин обреченно опустила голову на письменный стол, примяв пустые бланки. Постукивая кончиком ручки по столу, Харуно бездумно вглядывалась в пейзаж. Через открытое настежь окно, касаясь верхушек деревьев раскаленным ободком, светило яркое солнце. Через каждую веточку, каждый листик пробивались упрямые лучи, подбадривая и внушая надежду на желанный исход. Сакура скосила глаза на бумаги под собой. Можно было сбежать с праздника, но убедить в этом Хатаке, опять же без свидетелей – та ещё задачка. Девушка обреченно застонала. Резко выпрямилась. Провела ладонями по лицу. Снова тупик. У нее не было идей, вариантов и времени ходить вокруг да около. Нужно было расставить все точки над “i” сегодня. В противном случае, джонин автоматически побеждал в споре. Но не это беспокоило ирьенина. А то, что в награду Хатаке наверняка пожелает, чтоб бывшая ученица отцепилась от него навсегда. Настроение упало ещё больше, когда взгляд опустился на фотографию на письменном столе. Глянец поблескивал. Девушка тяжело вздохнула и со странным чувством взяла в руки снимок. На нем была изображена ее команда: она, Саске и Наруто во главе с Какаши. Харуно усмехнулась себе молодой. Казалось, что прошел десяток лет с тех пор. И как же много изменилось... Хмурый взгляд прошёлся по контуру лица Хатаке. На красочном изображении был тот, кого она знала раньше: добрый сенсей, надежный, умный и самый замечательный из всех шиноби, что ей встречались. Он стал другим. Нет, она всё так же считает его лучшим, но он будто снял маску. Не ту, что на лице, а ту, что незрима для человеческого глаза. Куноичи удалось раскрыть больше его сторон, узнать ближе и вторгнуться в личное пространство, оказавшись непростительно близко, заглянув в затаенные уголки его души. Это наверняка вызвало дискомфорт, ведь человек он достаточно скрытный, не желающий говорить о себе.

“Меня зовут Хатаке Какаши. Я не желаю рассказывать, что мне нравится и не нравится... Мои мечты... Хмм... Что касается моих увлечений... У меня много увлечений…”.

Сакура знает, что у Какаши есть такая же фотография. Она всегда стояла рядом со снимком команды юного гения. В ту пору он был очень похож на Саске. А Обито на Наруто. А Рин на… Видит ли Хатаке отголоски Нохары в ней? Сравнивает ли? Хм... Это странно ревновать к мертвой? Ведь Рин не была его невестой. Харуно вскипела. Сама не понимая почему. То ли от безнадеги, то ли из-за своей глупости. Но сердце не хотело слушаться. Оно упрямо и всецело подчиняло своей воле. Ни минуты не сомневаясь, куноичи вытащила пустой лист бумаги из своей папки и принялась писать записку для Рокудайме с просьбой о сегодняшней встрече. Ему не уйти от ответа. Какаши либо любит ее или нет. Другого не дано. *** Хатаке не пришел. И не было сомнений, что он получил ее послание. Кропотливая Кацуи передала его лично в руки. - Терпи, - сказал Харуно, с трудом сдерживая слёзы обиды. Она понимала, что стоит дать им волю и их уже не остановить. Ирьенин провела рукой по оголенным плечам. К торжеству она надела красивое платье, отказавшись от традиционной одежды и трижды пожалела об этом. Ведь несмотря на теплую погоду, девушка ощущала озноб. И раздражение. Хотя дело было вовсе не в платье, что было более открытым в сравнении с юкатой. А малиновые блики вечернего солнца всё уходили в бесконечную даль… Сперва опоздание Шестого не смущало. Таков Хатаке Какаши. Затем непришедшего к назначенному часу сенсея она оправдывала занятостью на празднике, уготованном в его честь. Спустя еще час она продрогла окончательно. Комок подкатил к горлу, застучало в висках. Харуно продолжала давить в себе подступившие слезы, лелея надежду, что несносный джонин давно пришел, но не показывается, играя на ее терпении и самолюбии. Время утекало в небытие, а Хатаке всё не наблюдалось на горизонте. Куноичи испытывала невыразимую усталость, самоосуждение и высшую степень возмущения. Это и будет его ответом на ее чувства? Он же прекрасно понимает, что сегодня последний день. А может он просто кинул записку даже не прочитав в коллекцию к другим письмам своих поклонниц, от которых за метр разило тошнотворным женским парфюмом? Тогда-то она и побежала прочь в кутерьму праздничных ликований. Музыка стала отчетливей бить по вискам. Перед глазами замелькали бумажные флажки с пожеланиями для Шестого Хокаге. Кто-то поздоровался с ней, но ирьенин лишь интуитивно кивнула, не обратив внимание на поприветствовавшего ее человека. Несмотря на поток мыслей до, сейчас, как бы она не старалась обдумать один простой факт, что это конец, она не могла. В голове было пусто. И тяжело от этой пустоты. Хатаке нашелся в обществе главы деревни Воды и Песка, представ в новом для жителей Конохи амплуа. Вся его фигура была пронизана динамикой, подчеркнутой жестами рук, поворотом головы, наброшенным на плечи плащом, что теперь стал частью его официального убранства. Патиновые глаза заметались, как у затравленной лани, но встретились с его. Сакура смотрела в строгие графитовые глаза и никак не могла вдохнуть. Кажется, на ее лице проступило выражение, отдалённо похожее на смущение. Воздух не шел в легкие, застряв у приоткрытых губ. Рокудайме отвлекает Мизукаге Мей. Улыбается, смеется, смотрит прямо, вслушивается в слова хокаге с особым вниманием, будто стараясь отыскать в них скрытый смысл, и задает вопрос, открыто ожидая ответа. Хатаке возвращает улыбку, полностью игнорируя Сакуру и указывает главе деревни Воды куда-то в сторону. Женщина кивает. Они удаляются. Какое-то дежавю. Харуно проталкивая в себя кислород через стиснутые зубы, повторяет про себя, как мантру: терпеть, нужно просто терпеть. Приятный мягкий воздух, пропитанный сочной зеленью и цветами, щекочет легкие, а в груди нестерпимо болит, вопреки чудесной погоде и ощущению праздника. Она смотрит в расплывающиеся силуэты, взгляд стекленеет. Несмотря на сотни людей вокруг, веселую музыку, запах выпечки, хохочущих детей с флажками, что бегали друг за другом, Харуно чувствует себя брошенной на выжженной земле, среди давящих сырых стен, в полной тишине. В чем причина его нежелания быть с ней? Она виновата, что родилась слишком поздно? Или он любит кого-то иного? Но он не говорил ей об этом! Лишь отталкивал ссылаясь на возраст. Может дело в Мизукаге или его прежней любви, что не вернуть? Может он любил и продолжает любить свою покойную сокомандницу? Ветер всколыхнул ткань потертого полога, мазнув по чутким рецепторам носа стойким ароматом трав: лаванда, амбра и бергамот. Вынырнув из монотонного круговорота времени, изумрудные глаза устремляются к источнику. Широко распахиваются, узнав шатер. Ноги сами несут ее туда, куда зовёт дорога. Колокольцы и звериные амулеты привычно звякнули у входа. Старуха не подает виду, что удивлена приходу девушки. Ее глаза - дивные, строгие и неподвижные, были устремлены вдаль, как будто она не смотрела, а слушала, или ждала, когда девушка присядет напротив. - Снова ты, красавица? Сегодня обошлось без погони? - краешек губ ведуньи немного приподнялся. Ее костлявые руки придерживали длинную металлическую трубку - кисэру, дым от которой проходил сквозь ноздри и оседал в легких. - Иди сюда. Харуно послушно проходит вглубь шатра, опускается на предоставленное место. С прошлого раза тут ничего не поменялось. Всё так же горела лампа, всё так же был слышен мерный треск цикад снаружи. Всё осталось таким же, как это было в недавнем прошлом. - Что привело тебя? Неужто не опьянило твоего избранника моё зелье? - глаза собеседницы, прикрытые сизыми прядями подозрительно сощурились, приготовясь слушать гостью. - Послушайте… вы говорили о мужчине из знатного рода. Это он моя судьба? - проигнорировав вопрос, спросила девушка. Старуха медленно примкнула губами к кончику трубки, еле заметно сделала вдох и выпустила полупрозрачное облачко в воздух, притворяясь, что не заметила, как куноичи уклонилась от ответа. - Всё возможно. Сакура насторожилась, впервые серьезно раздумывая над словами гадалки. Ее упрямое стремление добиться Хатаке не давало попыток оглянуться вокруг. Но кого старушка имела в виду? Возможно это Саске. Или чего хуже Араи. Ее взгляд потяжелел, стал колючим. Быть того не может! Нелепость. Она никогда больше не вернется в Кирэ. О ненавистном дайме, будь он неладен, можно было спокойно забыть. Она даже думать о нем не собирается, как о возможном спутнике жизни. Этот человек самодур, гордец и спесивец. Видя озадаченность на юном лице, Каха добавила: - Духи не говорят всей правды, милая. Лишь направляют. - А что насчет моих рук? - ирьенин не знала, что эта странная женщина имела в виду, но раз их встреча состоялась вновь, она решила, что всё неизвестное ей обязательно нужно прояснить. И чем больше, тем лучше. - Вы сказали, что видите на них кровь. - Ты и сама ведаешь о своем призвании. - Да… я медик, но вы говорили… - Не втягивай Каху в свои догадки. Мы сами делаем выбор и никто не вправе указывать нам, - голос женщины стал строг, на лбу залегла морщинка. Она отложила мундштук на серебряное блюдце. Харуно понуро опустила голову, рассматривая свои руки. Почему-то к глазам подступила непрошенная влага. Она искала облегчения здесь, но разговор не оправдал надежд, даже вгрызшееся в душу уныние не отступило. Старухины глаза закрылись, кончики губ опустились вниз, сползая. Гадалка тихо пробубнила себе под нос короткую молитву. - Вижу твое сердечко все еще тревожится. Значит мысли твоего избранника забиты иным, таки правду говорю, - голос гадалки вновь стал приветлив, но все так же скрипуч. Харуно резко вскинула голову. Внезапное решение промелькнуло в сознании. - А Вы могли бы их очистить? Сделать так, чтоб образ засевший в голове растворился навсегда? - Отчего ж нет? Могу, - куноичи продолжала внимательно следить за выражением лица гадалки, начавшем мрачнеть прямо на глазах. - Да только с корнем рвать все былое чревато последствиями. Платить придется. - Мне все равно. Гадалка кивнула. - Хорошо, раз так. Есть у меня одно варево на примете. Ножки стула скрипнули. Каха навалилась на палку, удерживая равновесие. Харуно всматривалась на переплетение пестрых узоров на широком платке ведуньи, что укрывал ее спину. Ромбы, круги и зигзаги, словно кружились и плясали на ткани. На одной из многочисленных полок стоял ящичек, прикрытый склянками со снадобьями. Одной рукой, по очереди, старуха переставила бутылочки на стол и вытащила сундучок. Все ее движения были выверенными и точными. Из ящика на свет показалась колба с желтоватой жидкостью и сиреневой травкой внутри. - Гляди, - вещунья зажала пузырек между пальцев и покрутила им в стороны, - выпьет это - забудет о своей прежней любви, а дальше дело за малым - поцелуй его и мысли, что прежде другой принадлежали станут твоими, заполнятся тобой. - Спасибо, - Сакура дотронулась до флакона, который протянула старуха. Но стоило тонким пальцам коснуться стекла, как рука старухи внушительно вцепилась в ее, оставляя болезненное ощущение. - Помни, красавица. Всему своя цена. Двусмысленность слов заглушил звон блестящих монеток, закруживших хоровод и мгновенно исчезнувших в складках широкой юбки гадалки. Харуно стремительно покинула шатер, бережно сжимая в ладони свое единственное спасение. Когда она оказалась на улице, то погрузилась в свои мысли. Они вели ее по тропинке, словно вереницы фонарей. Ирьенин уговаривает себя: хуже, чем есть - не будет. Это поможет. Или уничтожит. Хотя сердце Сакуры стремилось к Хатаке, душа обливалась слезами. Отчаянье подстегивало, не давая думать нормально. Одно дело предполагать, допускать мысль, что бывший сенсей не ответит взаимностью, а другое - осознать в полной мере. Сколько еще кунаев он воткнет в ее незащищенное сердце? Какаши сторонился ее. Верно, теперь он хокаге. Не нужно его любить и ненавидеть за нелюбовь. Не стоит всё усложнять. Раньше они стояли спина к спине - защищая. Теперь же, отворачиваясь и увеличивая расстояние между друг другом - они растягивают нити, что объединяли их. Скоро они истончатся и разорвутся окончательно. Но Сакура не будет этого ждать. Она вытащит тот кунай, что застрял в ее сердце и лично разрежет их. Хотелось, чтобы всё исчезло. Словно кто-то невидимой рукой поворачивает ее голову. Она уже чувствовала это. Так случилось, когда Хатаке сам хотел ее поцеловать. Тогда ей казалось, что так правильно. Словно неведомые силы помогли сделать верный выбор. И сейчас? В тени раскидистых каштанов за ней наблюдал юноша с черными как сама ночь глазами. Пряди его смоляных волос обрамляли лицо с острым подбородком, который всегда был гордо вздернут вверх. Сакура уяснила для себя, что несмотря на то, что его оружием являлась катана, настоящую опасность таил его взгляд. Аспидные глаза, в которых невозможно разглядеть зрачок, которые пронзают насквозь, зачаровывают и выпивают душу. Одного взгляда достаточно, чтобы её вырвать. Сакура не боялась его глаз. Не боялась, когда рука открыла стеклянную колбу и терпкая жидкость обволокла горло. Не боялась вернуться к своему прошлому, стать на носочки и коснуться губами тонких губ Саске. Во рту оседает горечь. Горечь оседает где-то внутри. Любовь - это пытка, Сакура убедилась в этом. И она считает, что нашла выход из положения. Она хочет научиться забывать. Забывать боль, забывать любовь. Стереть всё, что хранилось в ее памяти. Разорвать на кусочки и собрать по-новому. Жить в настоящем. Чувств не останется. Всё пойдет прахом. Поэтому ей бояться нечего. *** Саске привел ее в дорогущее заведение. Сакура могла согласиться, что тут было шикарно, но цены себя не оправдывали. Она предпочитала качество в равных долях с оплатой. А еще предсказуемость Учиха неприятно задевала. Словно он хотел ее купить. Харуно ощущала себя странно. Словно на распутье. В голову не лезли мысли о Хатаке, но она и не воспылала чувствами к Учиха. Хотя судить было еще рано. Прошло каких-то два с лишним часа. После поцелуя они практически не говорили. Как всегда. Но может Саске всё понял и без слов? Он лишь взял ее за руку и повел в противоположную сторону от площади. Или он что-то говорил, а она не услышала? Ведь Харуно отчаянно пыталась понять изменилось ли что-то внутри нее и окружающий мир на тот момент мало волновал обладательницу Бьякуго. В какой-то момент в глазах стало светлее, и она поняла, что они зашли внутрь большого помещения. Их, естественно, посадили за лучший столик. Разумеется, принесли самое дорогое вино и отменные блюда. Однако настроение улетучилось и наедаться деликатесов не хотелось. Сакура уныло перекладывала листья салата из одной части тарелки в другую, размазывала соус, боясь спросить, что же собственно представляет из себя студеная субстанция. Даже нежное, пропаренное мясо краба не вызывало аппетита. Все здесь было вычурно, неестественно, неуютно для нее. В небольшом ресторанчике, где подают лапшу, за столиком в уголке она бы чувствовала себя куда комфортнее. Сюда же захаживали снобы, выставляющие своё состояние напоказ. Что-то было не так. Потрясающий молодой человек, наследник великого клана, на которого смотрели женщины из-за соседних столиков, вел себя безупречно и вежливо… а ей было невыносимо, безумно скучно. Хотелось чего-то бешеного, какого-то накала страстей, риска, вызова, противостояния. Но глядя на Саске - она понимала, что ничего из вышеперечисленного ей не светит. Внутри было пусто. Слишком много ничего. Как и обещала Каха “вырвать с корнем” удалось, но кажется все чувства, что у нее вообще имелись. И это было странно: быть переполненной пустотой. Опустившиеся на Коноху сумерки, неизменно придавали пейзажу за окном ресторана капельку грусти, которая оттеняла чувство прекрасного так же, как легкая терпкость в бокале вина. Здесь было тихо, в отличие от площади, на которой развернулось гулянье. Лицо Учиха, что впился длительным выпытывающим взглядом, не разжигало ни радости, ни обиды, ни благодарности, ни любви. Сакура никогда не думала, что будет настолько сложно чувствовать к нему хоть что-то. Подавив зевоту, Харуно попыталась сосредоточиться на разговоре. Хотя и разговором это сложно было назвать. Лишь брошенные односложные предложения с огромными паузами. Именно в этот момент к столику на двоих приставили стул, и на него вальяжно уселось ее спасение от скуки. - Добрый вечер, - мужчина прятал за маской ободряющую улыбку, явно пытаясь сгладить возникшую неловкость. Харуно потрясенно уставилась на неудавшегося жениха, потом перевела взгляд на потенциального. - Чем обязаны? - Учиха берет на себя инициативу уточнить цель прибытия нежданного за этим столом третьего лишнего. Хатаке поставил локоть на стол, взмахнув конвертом: - У нас с Сакурой есть незавершенное дело. Брови девушки поползли на лоб, сердце подпрыгнуло к самому горлу, узнавая письмо, что она передала Шестому. Саске отставил бокал. - Между вами что-то есть? - наследник клана предпочел не церемониться. - Есть, - не стал лгать Хатаке, от чего Харуно изумилась еще сильнее и ухватилась за край стола. Сердце запрыгало взбесившимся зайцем, внутри что-то напряглось, желудок сжался, затошнило. - Я говорю не об отношениях учителя и ученицы. - Я тоже. Сакура не понимает почему не может дышать. Почему ей отчаянно не хватает воздуха, ей давит меж рёбер и в животе, но это чувство приносит ей облегчение. Во рту отчётливо пересохло, и куноичи в два глотка осушает бокал, ловя любопытные взгляды, направленные на их столик. Вопросами ее завалят вряд ли, но вот шепотков и взглядов избежать можно даже не надеяться. Оставалось только попытаться подумать об этом позже. - Она любит меня, - уверенно заявляет Саске, не отрывая колящего взгляда от несгибаемых серых глаз. - Для каждого человека на этой земле предназначен свой, - ответил Какаши, смерив соперника таким же пронзительным взглядом. - Мы с тобой похожи, Саске. Не удивительно, что сначала она перепутала. Хатаке оставляет без внимания следующие реплики бывшего ученика. Он наклоняется к Сакуре, и заискивающе спрашивает спокойным ровным голосом так, чтоб услышал Саске: - Хочешь сбежать от этого зануды? С широко раскрытыми глазами она неожиданно для себя самой выдохнула: “да”. *** Азарт и адреналин быстро выветривают из головы все сомнения и покаянные мысли об Учиха, которого они оставили в ресторане. Что за необыкновенный вечер? Какаши пришел в ресторан за Харуно, как рыцарь, пробравшийся в логово дракона, чтоб спасать возлюбленную. Значило ли это, что он чувствует к ней хоть что-то похожее на любовь? Это открытие породило в куноичи смешанное чувство радости и беспокойства. Но как же снадобье? Не подействовало? Стоило Хатаке ворваться в ее жизнь, как чувства взлетели до небес. Она готова была простить ему долгие часы ожидания, его колкости, его равнодушие, абсолютно всё! Звезды лавиной обрушились вниз и превратились в тех самых дивных бабочек, пляшущих в животе, когда она почувствовала кольцо надежных рук. За несколько секунд, которые Сакура провела в его объятиях, её мысли совсем спутались. На губах сама собой расцвела глупая улыбка. - Я выиграла, - набравшись смелости, нахально заявила куноичи. - Хорошо, - соглашается Шестой, отчего Сакура начинает сомневаться в подлинности происходящего. - Твоё желание? Ирьенин об этом даже не задумывалась. Глаза забегали по сторонам в попытке найти подходящее, пока он не отказался от своих слов. Задержались на мужчине. Ей ведь ничего не надо кроме него. Любимого и любящего. Сакура невольно вспомнила, как сглупила пару дней назад и пошла на поводу у своего упрямства. Прижав ее к стене в темной арке, Какаши был настойчив, хотел ее поцеловать и это сильно ее заводило. Куноичи прошлась глазами по его губам, которые сейчас были скрыты маской. А ведь он дьявольски красив, как с ней, так и без. - Поцелуй, - слова вылетают раньше, чем Харуно думает о неподходящей обстановке. Некоторые крыши домов были покрыты любопытными зеваками, улица, выходящая к площади не лишена снующих прохожих, кроме того толпа народа провожала их от самого ресторана все теми же многозначительными взглядами. - Ты хорошо подумала, прежде чем загадывать? Рука Хатаке ложится на ее шею. Ловко отодвинув пряди, теплые пальцы скользят по коже под воротник. Джонин наверняка чувствует, как бешено зазвучал ее пульс. Сакура сильно втягивает воздух носом, вся натягивается, как струна, когда его ленивый взгляд ищет в ее глазах уверенности в своем выборе, а большой палец поглаживает место чуть ниже мочки уха. Отказаться от своих слов или нет? Всё равно. Он никогда не снимет маску здесь, и тем более не станет… Прежде чем она успевает поверить в, казалось бы, нереальное - сухие губы настойчиво прижимаются к ее губам. Без робости и промедления. Оглушительный прилив крови бьет в голову. Сакуру колотит от внезапности и она наконец всем своим нутром понимает, что происходит. Это не очередная шутка, это происходит здесь и сейчас. Хатаке награждает ее обещанным поцелуем. Вкусным до безумия, умелым до безобразия, властным до дрожи. Харуно зажмуривает глаза. Это и знакомо и ново одновременно. С Хатаке каждый раз, как в первый. Его рука придерживает за затылок, пока он умело управляется с ее ртом. Харуно затравленно боится вдохнуть, едва скользя по настойчивому языку своим. Как будто этот поцелуй украден у самой судьбы, и который, казалось, вот-вот могут у нее отнять. Так болезненно сладко, что низ живота трепещет, а между ног начинает скапливаться влага. Харуно возбудилась только от одного поцелуя! А от самой мысли, что она может кончить от прикосновений к губам - ее ведёт так, что она непроизвольно сильно сжимает бедра и подаётся вперёд, притирается к мужчине всем телом ещё теснее. Его губы раскрывают ее собственные шире, углубляя поцелуй. Мгновение растягивается на тысячи вечностей, а где-то вдалеке, сквозь пелену тумана, доносятся веселые крики и музыка. Горячий язык трется об ее нёбо, а она невольно представляет, как так же пылко и неистово его член будет скользить в ее теле. Хочется ещё и ещё. И еще. Но Хатаке отлипает от губ с тихим чмоком и смотрит в ошалевшие глаза. Они рассматривают его приоткрытый рот, который только что так умело дарил ей наслаждение. А потом сталкиваются с его окрашенными в черный пепел зрачками. Сакура выглядит абсолютно пьяной, неприлично возбуждающей с потемневшими от прилива крови и влажными от слюны губами. Если бы была возможность вернуться в прошлое, она бы прожила этот момент еще раз. В девичье лицо ударяет жаркое дыхание: - Ты вся трепещешь, - он аккуратно заправляет упавшую на глаза прядь ей за ухо, забыв большой палец другой руки на нижней губе, растирая. - Куда же делась умелая наложница, что украла мой поцелуй в покоях дворца дайме? - Хм…Ты же теперь от меня не отвертишься. - Куда же я денусь? Сама соблазнила - неси ответственность, - тихо смеётся каге в самые губы. По телу растекается тепло от этого звука. Слушать бы вечно, смотреть, как, переливаясь серебром, стекает свет от огоньков по пепельным прядям, считать искры в бездонной глубине глаз. - Моя очередь, - она устраивает ладони на его шее, приласкивая большими пальцами под ушами. Передразнивает его слова: - Не двигайтесь, Господин Хокаге. Вам всё равно не сбежать. - Это Ваше второе желание, Госпожа Харуно? Наигранная учтивость веселила, и куноичи не собиралась прерывать их маленькую игру. - Да. Выполняйте приказ, - внезапная дозволенная вольность кружила голову лучше алкоголя, что она выпила. - Тебе нравится командовать? - Поменьше говорите и извольте исполнять, Хатаке-сан. В этот раз она не упускает своего шанса, а довольствуется им сполна. Новое касание чувствуется совсем по-другому. В этом поцелуе все их упрёки и невысказанные извинения, упрямая настойчивость и дикое желание, смешанные с толикой нежности. Потом, когда после этого столь интимного зрелища она возвратится домой и придет в себя, то возымеет огромный стыд, понимая, сколько людей видело их вместе. *** Лениво выкатывающееся из-за горизонта солнце расчерчивало потолок комнаты косыми лучами. Прекрасное утро. Легкие пылинки в утреннем свете, голоса птиц за окном и запах лета… Сакура сбросила тонкое одеяло, вытянулась во весь рост, сладко зевая. В животе мягко покалывало, приятно сжималось от одних только воспоминаний о вчерашнем вечере. Как неторопливо Какаши провожал ее до дома. Как одна тема их разговора плавно перетекала в другую. И, конечно, о поцелуях, благодаря которым искусанные губы до сих пор саднит. Еще никогда боль не казалась такой приятной. Сегодня они ведь снова увидятся, так? И возможно, ещё раз поцелуются. Да, обязательно! Это желание заиграло сладостью на кончике языка. Очень хочется целовать его губы, и не только. Сакура не воплощение невинности, она покажет, что умеет. Идти на работу и заполнять скучные бумажки не хотелось, но срок действия ее наказания от шишо всё еще не истек. Уже сидя за дубовым столом и водя ручкой по белоснежной бумаге, она мечтает о том, как прижмется к желанным губам и с восторгом ощутит, как его язык вламывается внутрь ее рта, раздвинув податливые девичьи губы. Мысли прерывает сильнейший грохот: дверь ее кабинета бесцеремонно врезается в стену. Похоже у всех блондинов отсутствует чувство такта. - Сакура, ты совсем ополоумела? - Ино быстрыми шагами проходит вглубь кабинета, не забыв, с тем же напором толкнуть дверь обратно, пряча их вдвоем от посторонних глаз. Но не ушей. Понижать тон и силу издаваемых звуков льющихся изо рта, Яманака не была намерена. Ирьенин напряглась. Когда подруга была серьезна – из ее речи пропадало пресловутое прозвище «лобастая». Неужели не простила ей обман с подсобкой, где ее ждал полуголый Сай? А вернувшись с миссии, первым делом решила отвесить добрых оплеух куноичи за ее старания. - Что стряслось? - И ты еще спрашиваешь?! Два коротких стука заставили напрячься сильнее и зародиться тревоге, когда куноичи вскинула взгляд на еще одну гостью. Не дожидаясь ответа в кабинет медика вошла мать Харуно. С достоинством, и без улыбки на лице. Стул издал режущий, отвратительный скрежет по полу. Женщина села напротив дочери. - Ино, выйди, пожалуйста, нам нужно поговорить наедине. - Мебуки-сан, позвольте остаться. Я тоже хочу вправить ей мозг или хотя бы понять, почему на каждом углу я слышу о том, что моя лучшая подруга решила упрочить свое положение и быстро взяла в оборот новоиспеченного хокаге, - в сторону медика полетели молнии. - Какая еще любовь с мужчиной старше тебя в два раза? Сбрендила? Ах, вот в чем дело! Естественно Хатаке и Харуно не остались без внимания. Вчера их видело по меньшей мере десять пар глаз. И кто пустил эти гнусные слухи? Неужто одна из поклонниц Какаши, что прочила себе блестящее будущее рядом с Шестым Хокаге? - Давно это у вас? - до странного спокойный тон матери удручал. - Он тебя совратил? И такому человеку доверили титул Хокаге! Она ведь ничего не знала. Понятия не имела, как Сакуре было плохо, как больно. Как приходилось стискивать зубы, чтобы не стонать ненароком от этой боли и улыбаться всем вокруг. Она ведь нуждалась в поддержке. Правда обжигала горло и рвалась наружу. Хотелось рассказать кому-то всё, что пришлось пережить. Но, к сожалению, с матерью Харуно не была по-настоящему близка. Пока Сакура подрастала, у них не было времени для откровений и тайн. Большую его часть куноичи посвящала боевому искусству и медицине. А оставшиеся часы - Саске. - Не говори ерунды. Я люблю его. Он замечательный. И возраст тут совсем не причем, - тут же отмахнулась Харуно, не желая слушать в сторону любимого некорректные обвинения. - А как же паршивец из проклятого клана? - прищурилась мать. Ино пока молчала, но была солидарна с Мебуки. - Уж с кем я и могла допустить мысль, что ты начнешь встречаться, так это с ним. О нем ведь только и говорила! Откуда вдруг твой учитель?! «Думаю, я предпочту, чтоб мужем нашей с Кизаши дочери был почтенный Хокаге, а не прощенный отступник и предатель Деревни». Сакуре было крайне неприятно, что мать не принимала её выбор. Еще и Учиху приплела. Будто других мужчин не существует! Она же и его на дух не переносила. А теперь что? На Саске свет клином не сошелся. - Я выросла и поумнела, - в голосе проскользнуло ехидство помноженное на обиду. - Задурил девчонке голову! - старшая Мебуки ударила ладонью по столу и вскочила со стула, грозно нависая над дочерью. - Ты спала с ним? Отвечай! Сакура задохнулась от такого напора. Стало дико неприятно. Гордость была уязвлена. Родная мать не хотела мириться с решением дорогой дочери, считая ее суждения незрелыми, навеянными минутным порывом, нелогичными, неправильными. А лучшая подруга ни капельки не поддерживала и продолжала оставаться в стороне, наблюдая за разговором. Хотя Мебуки и сама неплохо справлялась. Задавала вопросы четко, прямо, колко, не заботясь о чувствах и настоятельно навязывая свою точку зрения, как едино правильную в данном вопросе. Гнев заполнял собой каждую частичку тела. Она терпеть не могла, когда ее считали ребенком. - А как же! - в сердцах воскликнула куноичи. - Кроме того, готовься стать бабушкой! После того, как Сакура поступила в академию шиноби, мать никогда не поднимала на нее руку. И то шлепала всего пару раз за непослушание и капризы. Харуно росла умной девочкой. Рассудительной, любознательной, упорной в учебе и труде, не доставляющей проблем. Мебуки считала, что Сакура решила отыграться за все эти годы, получить скверную репутацию и опозорить родителей, которые, по правде говоря, души не чаяли в своем преуспевающем чаде. Харуно не была тихоней. Характер имела буйный, даже отчасти бунтарский, порой была ранима, упряма. Невозможно было препятствовать, когда она заявила, что хочет стать куноичи. Все ее решения были судьбоносными. Нельзя говорить, что они были верными - никто не знает, как было бы, избери девушка иной путь. Но чтоб вот так спутаться со взрослым мужчиной! Все заслуженные звания в этот момент старшую Харуно не интересовали. Сакура стала лишь ее непутевым ребенком, совершившим ошибку, а не героем войны. Удар был слабым. За свою жизнь Сакура получала и посильнее. Но этот был болезненнее в стократ, ведь нанес его родной человек. Куноичи никак не ожидала, что мать оставит пощечину на ее щеке. Девушка сжала зубы и быстро сморгнула соленую влагу. - Тебе придется смириться с моим решением, мама. Твоя агрессия ничего не изменит. Салатовые глаза выражали непоколебимость, но и мать не уступала. Яманака решила немного разрядить ситуацию, но Харуно осадила ее, попросив обеих персон покинуть кабинет и оставить её в покое. Мебуки всем своим видом показывала, что разговор на этом не закончен и она не оставит попыток объяснить дочери всю глупость её неправильного выбора, но сейчас спорить не стала, отступая. Сакуру распирало изнутри. Она сумела дать отпор полетевшему в нее камню. Но сколько их будет еще впереди? *** За целый день к посетителям Хатаке привык. Поэтому очередной стук не смутил шиноби. Вошедшего в кабинет и вежливо поздоровавшегося мужчину Хатаке сразу узнал - отец Сакуры. Харуно улыбался натянуто и скованно. Дёргано блуждал взглядом по сторонам. Шестой незамедлительно предложил гостю присесть, ожидая его речи о цели визита. Тот согласился, присел и не затягивал с объяснениями, прочистив горло. - Как житель нашей Деревни я очень уважаю Вас, Хатаке-сан, как героя войны и мудрого Хокаге, - Кизаши прикипел взглядом к своим сандалям. Напряженная поза и крепко сжатые пальцы рук в замок говорили о том, что здесь он не ради перечисления достоинств шиноби. Наступила резкая пауза. По грубым, словно дубленым щекам пролегли борозды глубоких морщин. Было видно, что мужчина пытается унять ярость, клокочущую внутри. - Но как отец моей дочери… я готов выбить из тебя всё дерьмо. Ты сукин сын! Хатаке не был бы хокаге, если бы испугался заявлений простого человека, не имеющего никаких способностей шиноби. Кизаши это прекрасно понимал. Но был не способен адекватно реагировать на превращение его любимой и дорогой дочери в молодую женщину. Еще и с человеком, что был ее наставником с малых лет. В какой-то степени копирующий даже был готов к подобному разговору. Мужчина заметил уверенный взгляд титановых глаз готовых защищать своё: Хатаке тоже ощетинился. Но и сам Кизаши не был намерен идти на попятную. *** Хотя основной праздник был вчера, на площади по прежнему оставались многие торговые палатки, что не могло не радовать. Конохе было выгодно, что торговцы не покинули Деревню, ведь поднятие экономики сейчас стояло на первом месте. И если бы не мелодия уличных музыкантов, что славно успокаивала нервы и неплохо заглушала часть шепотков за спиной, Харуно бы заработала еще худшую репутацию сорвавшись. Разговоры раздражали. Харуно норовила вмазать каждому второму за сплетни и навет. А ведь пару минут назад она шла в Резиденцию окрыленная и веселая. “ - Может она беременна? - Уверен, что от него? - Может это Учихавское отродье? Я видел их вместе. - Отличительный геном клана Хатаке – цвет волос. Вот и посмотрим. “ Почему все кого она знала были против их союза? Она не встретила ни одного человека, кто поздравил бы их. Только сетовали да кости перемалывали. Это так отличалось от её сна. Даже пресловутые Старейшины были против. А ведь она помнила, как они настаивали на их скорейшем браке. Когда Сакура пришла в Резиденцию, та казалась безлюдной. Никого на месте не наблюдалось, кроме Шизуне, которая с радостью пропустила ирьенина в кабинет Шестого, всё приговаривая, какая она трудолюбивая, достойная ученица Цунаде-химе. Харуно натянуто улыбнулась. Шизуне не слышала сплетен? Наверняка они дошли и до нее, но женщина не опустилась до того, чтоб осуждать чужие отношения. Она давно знала Сакуру. Она была у нее на хорошем счету. А еще отлично понимала, что такое такт, хорошие манеры и уважение личного пространства. Сакуре даже стало неловко. Знала бы помощница Пятой, что папки в ее руках - это лишь предлог попасть в кабинет новоиспеченного хокаге… - Ты сегодня с отчетом или с очередным приглашением на свидание? - его глаза проходятся по всей длине ее тела и встречаются с ее - залитыми горчично-мятным цветом, когда девушка заходит в кабинет. От него не укрывается недовольство. Рокудайме откладывает свиток и поднимется из-за стола. - Судя по твоему лицу, ты уже слышала некоторые… подробности нашей с тобой интимной жизни. - Странно видеть тебя таким спокойным. Хатаке пожал плечами. Но Харуно была готова поклясться, что тот хмыкнул. Будто она чего-то не знала. Будто за мгновение до ее прихода Шестой проливал кровь. - Ты должна была быть готова к этим пересудам. Я ведь предупреждал, я намного старше тебя. - Это не имеет значения для меня. - Это имеет значение для всех остальных. До поры до времени… - Значит, ты оставишь всё, как есть? - она пытается не выглядеть раздраженной, но нервы заставляют ее голос дрожать.  Ее вопрос так и остается без ответа. Харуно просто не знает, что Какаши не хочет, чтоб она забивала этой дрянью свою прекрасную голову. Он сам решит, что с этим делать, как разобраться. Пальцы находят кнопки выключателя на стене. Щелчок. Кабинет погружается в темноту, лишь пара полосок света от фонарей пробивается сквозь жалюзи. - Зачем ты выключил свет? - Сакуру не страшит темнота, скорее преодолевает любопытство. - Дай мне руку, - Какаши переходит на шепот, словно боясь спугнуть наваждение. Ей надо успокоиться и отвлечься на более приятные вещи. Подходит ближе. Даже в темноте Сакура чувствует, как его взгляд блуждает по ее телу. Это заставляет ее покраснеть. Ей приятно, но непривычно. Где-то за окном доносится очередная мелодия уличного музыканта, от мотива которой хочется танцевать. Какаши буквально читает ее мысли. Даже слишком отчетливо. В кабинете хватит места для них двоих. Куноичи аккуратно вкладывает свою руку в его раскрытую ладонь. Уверенная мужская рука ложится к ней на спину, поглаживает. Они стоят какое-то время без движения. Этот момент прекрасный, волнительный и чувственный. Сакура наблюдает его лицо в полумраке. Ощущает дыхание. Понимает, как же чудесно слышать стук его сердца. Хокаге делает шаг вперед, направляя своим телом Сакуру. Она отступает. Руки, поворачивают хрупкое девичье тело, которое с легкостью повинуется уверенным жестам. Снова шаг, но очень медленно. Поворот. Остановка. Слаженно. Словно они миллион лет танцевали вместе, словно читали мысли друг друга и предугадывали следующее движение, словно не двое, а одно целое, пугающе прекрасные и чувственные. Как на поле боя. Руки тяжело опускаются вниз от плеч, проходят вдоль ее тела, очерчивают силуэт. Разворачивают, приподняв ее так, будто она ничего не весила. Громко ахнув, Сакура хватается за его предплечье. Руки дрожат: ощущения то возрастают, то угасают в теле, словно волны.  Травяные глаза начинают удивленно блистать, когда Хатаке в конце концов позволяет ей встретиться с ним лицом к лицу. Джонин прекрасно знает, что он с ней делает. Его пальцы обхватывают ее запястье, удерживая руку прижатой к себе.  Она вздыхает напротив его рта, стягивает маску, призывая к поцелую. Но Хатаке огибает сочные губы и целует в шею, и чуть ниже - вдоль ее ключицы, легко, дразняще и нежно.  Сакура смотрит на поехавшую перед глазами стену, чувствуя как пальцы касаются ее талии и проезжают вниз, задевая тазовые косточки. Затем Какаши проводит кончиком носа об ее собственный, опаляет губы дыханием, заставляя задыхаться и скулить, глядя в ответ с таким же пылом. Не расцепляя взглядов, Какаши скользит по ее нижней губе языком, увлажняя. Чувствует, как напрягается от этого всё ее тело. Мягкие уста тянутся навстречу, вовлекая в сладкий и совершенно невыносимый поцелуй. Затем - глубокий и влажный, отзывающийся сразу во всём теле, заставляющий мгновенно опьянеть и оплавиться. Живот сам поджимается от сладости, что несут эти прикосновения. Сильные руки поглаживают, сжимают, притягивают ближе, сползают на бёдра и заходят за спину, словно не могут решить, где им остановиться. И одновременно с этим его язык сталкивается во рту с ее. Остро и невозможно приятно. Сакура стоит на подкашивающихся коленях, понимая, что ещё немного и она окажется на полу. Если она могла полностью подчиниться своим инстинктам, то он - нет. Хатаке завершает поцелуй легким касанием губ в ямке под носом. От свирепости поцелуя девичьи губы распухли. Шестому Хокаге потребовались все силы, чтобы не наклониться и снова не поцеловать их. Ему нужно было некоторое расстояние, чтобы мыслить ясно.  Какаши проводит ладонями по ее рукам. Тело Сакуры мгновенно реагирует на его руки на ней: она вздрагивает и проводит по его груди, не торопясь, чтобы насладиться твердыми мышцами под подушечками пальцев, которые невозможно было скрыть под его тонким свитером. Ей тоже хочется касаться его. Ее руки скользят по твердому торсу. Но ее останавливают. Не честно. Шестой Хокаге лихорадочно шепчет в самые губы, что она совершенно лишена терпения.  - Не в том случае, когда дело касается тебя, - оправдывается девушка. С таким, как он, невозможно не хотеть секса. Осознание, что они действительно сейчас одни и никто им не помешает, что можно всё, что хочешь, ударяет в голову ещё сильнее. И не только в голову. Какаши знал, что еще немного и все полетит к чертям. Он всеми силами пытался оттянуть неизбежное. Ему хотелось вылизать розовый жаркий рот кончиком языка, и эту слабость свою он ненавидел. Нет, Харуно не хочется бесцеремонно толкнуть к столу, раздвинуть ноги и трахать. Хочется любить. Медленно и нежно, стонуще сладко. Хочется изматывать ее, сделать хорошо. Чтобы она умоляла, словно в бреду металась от желания, а после наслаждаться ее обессиленным, пышущим блаженством телом и затуманенным негой взором. Хатаке уверен, что в первый раз они будут очень долго заниматься любовью. Но не сегодня. Не завтра. И даже не через год. Он снова останавливает её. - Ты не хочешь? - удивление вперемешку с детской обидой скользят в ее голосе. Забавно. Харуно настроена твердо. Ей не впервые проявлять инициативу, вороша нерешительное сердце сенсея. А долгожданная близость взбудоражила окончательно. Он был потрясающе горячий и близкий, и это оказывало наркотический эффект после всех запретов. Словно дурман ударил ей в голову. Она не могла ни мыслить, ни видеть ясно. - Я много чего хочу сделать с тобой. Вместе с тобой , - добавляет Какаши. Выражение его лица смягчается и теплеет. Он прочёсывает ее волосы, пропуская их сквозь пальцы. - Хочу провожать тебя домой после работы. Держать тебя за руку, согревая твои пальцы, - Хатаке демонстративно берет Харуно за запястье. - Целовать сколько пожелаю, - он прижимает ее ладонь к губам. - Трогать и ласкать там, где захочу, - кончики пальцев задевают поверхность шеи. - Хочу найти места, где тебе очень приятно. Хочу слышать твой томный голос и учащенное дыхание. Хочу всё это. Она сухо сглатывает, не смея поднять глаза. Тяжело смотреть, когда тебя так ощутимо едят взглядом и говорят такие вещи. Потом он обессиленно утыкается лбом между ее ключиц. - Но я буквально заставляю себя не прикасаться к тебя лишний раз, не смотреть. - Почему? - ее словно выталкивает с глубины на поверхность. - Я разговаривал с твоим отцом. - Что? О, Господи… - Тебе не стоит переживать. Всё прошло лучше, чем могло бы быть. - Правда? - присвистнула она, сдувая со лба длинную прядку лантаново-розовых волос. - Да, но для нас есть несколько правил. Выражение лица куноичи становится серьезным. Она вникала его словам. - Никакой близости пока тебе не исполнится двадцать один год, - он сжимает ее предплечья на корню пресекая попытки вырваться и запротестовать. - Мы не будем торопиться. И если через четыре года, ты все еще захочешь остаться со мной, то сперва мы поженимся. - Ты шутишь?! Значит для войны мой возраст подходящий, но не для секса? - Родители потребовали доказательства твоей непорочности. - Ах, вот как? Харуно загадочно улыбается. Она знает способ, как их обмануть. - Что еще? - Переступая порог Резиденции ты говоришь и ведешь себя официально. Мы не парочка. Мы - Хокаге и куноичи Деревни Листа. Для чувств и неформального общения есть специально отведенное время и место. - Мы сейчас в Вашем кабинете, Господин Шестой, а обсуждаем всякие… - легкое касание его губ своими, лукавая ухмылка, - неформальности. Какаши сжимает кулаки, чтобы удержаться и не нарушить свои собственные запреты. - Не паясничай. От его тона чуть ниже мгновенно становится жарко и влажно. И уже не до смеха. Она целует его в шею, выбрав исключительно самое чувствительное место, как будто знает точно, где нравится, изводя к чертям всю его выдержку. Он ведь сам позволяет ей это всё. А потом приходит какой-то злой восторг с толикой жажды отмщения. Он прижимается к ее рту на долгие секунды. Оба не дышат, намертво вплавившись друг в друга всеми частями тела. Харуно чувствует, как горячие ладони с силой сжимают ее пониже спины, притягивая к себе. Какаши целовал тщательно, чтоб ее губы наверняка распухли и покраснели еще сильнее. Оторвавшись, Сакура быстро наклоняет голову, чтобы поцеловать его под подбородком и оставить свой след. Жгучая метка, родившаяся под ее губами саднит. - Тебе больно? Это хорошо, - ирьенин ласково прошлась кончиком языка по ране. - Ты тоже делал мне больно. - Господи, ты моё наказание… Шёпот словно проникает в самую подкорку, пустив по венам лихорадочное желание. Под ягодицами ощущается бархатная поверхность. Сакура понимает, что они переместились на диванчик, что стоял в углу кабинета и предназначался для важных посетителей, имеющих высшие чины. Сакура находит в себе силы обхватить его голову и жадно всмотреться в саднящие от жарких поцелуев губы. Она не успевает отвести голодный взгляд, которым прикипает к его рукам, когда ее любимый мужчина опускается на колени. Ее мечта сбылась: Хатаке Какаши, собственной персоной, стоит на коленях перед своей бывшей ученицей. Угольный взгляд обжигает так, как обжигает кожу раскаленный на солнце песок. Дышать бы не забыть. Она смотрит на него сверху вниз терпкими блестящими глазами, прикусывая губу в нетерпении. Дикая ухмылка окрашивает его рот. Типичное его выражение среди всей этой нежности. Какаши кладет руки на девичьи колени, уверенно размыкает и припадает к чувствительному месту прямо сквозь шорты своим горячим ртом. Щекотно. Сакура настолько чувствительна, что даже от этого легкого прикосновения чуть не выпрыгивает из кожи. Она зажимает рот обеими руками: тишина кабинета окутывает их коконом и заставляет внимательно следить за тем, чтобы ее вздохи не выходили за пределы позволенного. Это понимание усиливает остроту ощущений между ними. Оторвавшись на пару секунд, Хатаке приподнимает ее ягодицы. Она понимает, что он собирается сделать. Останавливать его она не намерена, хотя щеки горят и жгутся. Харуно приподнимает бедра, чтобы помочь Хатаке избавиться от одежды, которая была на ней. Стянутые в один миг шорты вместе с бельем болтаются на правой щиколотке. Теперь ее сердце забилось чаще, теперь едва можно было различить отдельные удары. Лицезреть его между ее бедер было одним из самых мощных эротических образов, которые она когда-либо видела. - Раздвинь ноги шире. Харуно почувствовала, как внизу живота будто кипятком полоснуло от его тембра голоса и подачи. Она всегда хотела Какаши. Но такого жесткого, требовательного, властного - хотела до безумия. Удерживая взгляд Хатаке на себе, она молча развела ноги в стороны. - Шире. Он будто специально показывал ей, на что она подписывалась связавшись со взрослым мужчиной. Однако, несмотря на забытый первый раз и окативший до предела стыд, прикрыв глаза куноичи полностью повинуется. Жестко улыбнувшись и наклонив голову, Какаши приникает ещё раз, обхватывает и чуть прикусывает кожу, с ума сходя от её мягкости и податливости. Миртовая радужка выхватывает контрастные силуэты в отблескивающей поверхности: полуобнаженная девушка и полностью одетый мужчина. Невообразимо жаркое зрелище. Все, что Сакуре удается сделать, это закрыть глаза и позволить ощущениям управлять ею. Язык настойчиво входит между губ и проводит по клитору. Хочется сжать эту горошинку и не выпускать, так ему сейчас сносит голову. Втянув её в рот и пососав, выпускает, ощущая, как дрожат девичьи ноги. Он проходит по ним чередой коротких, жалящих поцелуев. Кожа нежная и вкусная. Сакура прихватывает его волосы на макушке в ответ, оставив одну руку прикрывать свой рот, чтоб не стонать слишком откровенно. Она ощущает невероятную твердость губ, влажный жар и мягкий, хоть и шершавый язык, что уже добрался до влажной расщелины. Это заставляет вспыхнуть каждый нерв в ее теле. Стоны вязнут во рту. Как же нереально хорошо. Хочется ещё ближе, ещё глубже, в нее. - Однажды я буду ласкать тебя иначе, - отстранившись, Хатаке облизывает свои губы, снимая вкус. Послевкусие острое, терпкое. Ненормально сладкое. - Буду смотреть, как ты течешь, хнычешь от удовольствия и извиваешься, насаживаясь на мой член, - он улыбается, широко и пьяно. - Но запомни, когда я окажусь в тебе, не смей прикрывать рот. Я хочу, чтоб ты кричала для меня. От его слов наслаждение вывело на качественно новый уровень. Пальцы поджались, в животе скрутило маняще сладко. Джонин приподнимается вверх к ее телу, как черный ягуар, только что поймавший свою добычу. Он оказывается так близко, что их носы почти соприкасаются. - Тебе хорошо? - Ммм… - зрачок пытается сфокусироваться. - Слишком хорошо, - жарко выдыхает Сакура. Зрение немного прояснялось, но голова кружилась от избытка эмоций. Только он мог делать с ней всё, что захочет так виртуозно. Этот мужчина, что слишком правилен и непредсказуем одновременно. Сакура набирает воздуха в легкие. Грудь вздымается, прижимаясь к его. А потом Шестой нетерпеливо впивается в девичьи губы. Многообещающе, с очевидным голодом. Затяжной поцелуй. Хатаке ведет за собой. Подчиняет своей воле. Не позволяя проявить инициативу. Его пальцы одновременно нажимают на клитор, кружат по склизкой поверхности. Нехотя Какаши отрывается от Сакуры и задерживает взгляд на трепещущих ресницах. - Если кончишь пока я досчитаю до пяти, то мы повторим, - заискивающий голос течёт огнем по венам. - Считаем вместе. Один… Обещание жжёт внизу живота. Ее резкое, учащенное дыхание наполняет воздух. - Два… - Какаши потерся губами о её губы. Куноичи заскребла ногтями по обивке, пытаясь ухватиться за ткань и смять в кулаке. Его тёплое дыхание шевельнуло волосы у виска, отдавая жесткий приказ: - Кончай. И более-менее связную палитру мыслей вдруг разнесло к чертям. Тепло прошивает вверх по позвоночнику. Она вжимает голову в плечо джонина, впивается ногтями, словно кто-то незримый вот-вот отберет его у нее. Облегчение проникает в каждую часть ее тела, и вместе с ним приходит ощущение невыразимого восторга, которое только подчеркивало глубину охватившего блаженства. Быть женщиной Хатаке – поистине неописуемое чувство. - Ты очень красивая, когда кончаешь, - он нежно мажет губами по вспотевшему лбу. Сакура приказывает себе ни в коем случае не отключаться. Вяло приоткрывает глаза, посматривая на брюки джонина. Они оба возбудились, но вопреки собственному возбуждению, Хатаке держал дистанцию. Он с самого начала понимал, что сделать более серьезные шаги не посмеет, как и обещал её отцу. Вдоволь натрахаться в ближайшие четыре года он сможет разве что с самим собой. Конечности покалывает: тело будто лишилось костей, а рот - способности говорить. Харуно кусает губы, не смея поднять глаза, потому что в них все ее эмоции. Желание доставить удовольствие и ему. Но он не позволит. Сакура решает для себя, что сможет преодолеть и этот барьер. Не сегодня, но в ближайшем будущем. Какаши видит, как бьётся жилка под кожей на изящной шее. Он вминает ее губами, подхватывая Сакуру под коленом. Пальцы вновь ласково проводят по чувствительной после пережитого оргазма коже. Сакуру прошивает разрядом. Вялое доселе тело, напряглось. Новое прикосновение должно принести дискомфорт - настолько оголились нервы, но оно лишь одуряет сильнее. - Хочу посмотреть еще раз. Ирьенин смотрит на красивого мужчину и понимает, что уж теперь-то он принадлежит ей. Харуно напрочь забыла, что самоуверенность порой играла против нее же самой, жалуясь судьбе на хозяйку. А за неприкрытым счастьем могло следовать разочарование, ещё более отчаянное, чем когда-либо. *** За прошедший месяц они, как и обещал Хатаке, медленно познавали друг друга. Были на трех свиданиях. Или по правде говоря на двух с половиной, потому что на втором его выдернули в Резиденцию прямо посреди ужина. Тогда они ходили в новый ресторан, открывшийся на окраине Конохи. И по сравнению с Саске - Рокудайме не прогадал. Их столик стоял в уединении. Даже не столик, а целая беседка, что скрывала от прочих гостей. Конструкция альтанки была создана таким образом, что погружалась наполовину в воду. Поэтому сидя на мягком диванчике, Сакура могла созерцать пруд с острыми кончиками кувшинок на уровне своих глаз. Замшелые деревья торчали прямо из воды. Их гнутые ветви опускались в пруд, что выглядело весьма эстетично. Дорожки, сделанные из камня и травы по которым они шагали через пруд были на поверхности воды. Чтоб зайти в беседку, они спускались на пару ступеней вниз. Люди, разносившие еду не сновали туда-сюда раздавая заказы, что не могло не радовать. Они были одни. И если им нужна была помощь, им необходимо было просто смыкнуть за длинную веревку с табличкой. Судя по всему на другом конце был привязан колокольчик, поэтому официанты слышали, что надо спуститься к беседке. Шестой держал ее в неведении о месте свидания достаточно долго, но терпение окупилось с лихвой – Сакуре действительно понравилось это место, полностью вписавшееся в ландшафт. Было бы замечательно, если бы и неприятного инцидента с ушедшим по долгу службы Хатаке не было. Но куноичи мирилась с обстоятельствами и была благодарна и малому. Разговоры и шушуканья по углам за ее спиной, как ни странно прекратились. Было ли тому причиной принятие жителями простого факта, что они действительно любят друг друга, несмотря на возраст и положение или Хатаке приложил к этому руку - Харуно не знала. Но результатом была довольна. Мать демонстративно с ней не общалась. Более того под горячую руку попал и отец, что договорился с Хатаке не препятствовать их встречам, проникшись его доводами. С Мебуки пока не складывалось и Харуно убедительно просила шиноби не встречаться с матерью и не пытаться ее переубедить. Зная мать, той просто нужно было время, чтобы осмыслить и поверить, что достойнейшего человека, чем хокаге на роль её зятя не сыскать. И пока всё складывалось замечательно. Старшая Харуно стала понемногу оттаивать. Однако, появилось то, что вызывало дискомфорт и ломало всю целостность приобретенного счастья. Куноичи казалось, что за ней следовала тень Саске. Они даже пару раз сталкивались. И если Харуно понуро опускала голову - такие встречи провоцировали чувство вины и стыда за то, как она поступила с парнем, то он - спокойно здоровался, проявляя некую мягкость и галантность. Одним днем донес её пакеты до дома, хотя ирьенин в помощи не нуждалась. Она думала, что им предстоит объясниться, но он оставил свою ношу и ушел, учтиво попрощавшись. Он не осуждал, а просто появлялся рядом, когда она оставалась одна, будто и вправду следил. От этого поведения Сакуре становилось еще хуже. Саске действительно изменился. И это ведь хорошо! Но почему же это затрагивало и она чувствовала себя по отношению к нему плохо? Когда Харуно переступила порог кабинета хокаге - стрелки часов близились к девяти. С первых шагов ее накрыло каким-то странным иррациональным страхом, атмосфера полностью менялась. Сакура по инерции закрыла дверь, не отрывая глаз от скрещенных за спиной рук Хокаге. Правителя Деревни. Своего командира. Своего сенсея. Именно сейчас не оставалось сомнений какая у каждого из них роль. Никаких жестов и намеков. Всё понятно было и без слов. Харуно чутко ощущала напряжение между ними. - Видимо ты так и не дочитала до конца. Любовь нельзя контролировать. Спланировать, выбороть уловками. Ей не нужны правила, - голос у Хатаке был мрачный. Сакура сперва недоуменно сверлила патиновыми глазами его спину, не понимая о чем он говорит и почему она впала в немилость. Она хотела задать ему миллион вопросов, а боязно было так, что сковало руки и ноги. Старательно соображая, глаза широко распахиваются, заметив и узнав на столе книгу господина Хару, что в этом самом месте вручала ей Цунаде. Медик побледнела. Откуда она здесь? Он что же? Подумал, что она неискренна с ним? - Я не… Он перебивает неуместные оправдания, припечатав фразой: - Араи всё знает. Три слова проходят болезненным холодком по позвоночнику. Холод этот был гадким, безрассудочно-паническим. Хатаке не затягивает с продолжением. Оборачивается к Сакуре. Маска на лице хорошо скрывала печальное выражение, но отсутствующий взгляд выцветших глаз вызвал у девушки чувство тревоги. Они ничего не выражали. Это было самое страшное. - Сегодня утром в Коноху прибыл советник дайме. Твоя затея не осталась без внимания. “ - Примите поздравления с новой должностью от Токугавы-сама, - вместо приветствия мужчина бросает на стол Хокаге дорожный рюкзак. Какаши старается не принимать во внимание такое неприемлемое поведение, но интуиция подсказывала, что причины для подобного у служителя, что чтил законы и формальности были. Шиноби развязал рюкзак. Первым делом в руки попалась бутылка коллекционного вина, что никак не дала четкого ответа на вопрос, хотя догадки ужасали и он старался держать лицо непринужденным. Потертая книга и пара консерв не навевали образов и не наталкивали на мысль. Пальцы наткнулись на что-то мягкое. В горле пересохло, когда он вытянул темную куртку. На стол прибавились две фотографии, что советник кинул так же пренебрежительно. Сай, в той самой униформе и Сакура… в красных шелках. - Полагаю теперь вы изволите объяснить, что делала ваша куноичи на территории нашего государства без официального приглашения? Еще и посмела поставить нашего правителя в унизительное положение своей ложью. - Мы не пытались очернить имя правителя, - Хатаке тут же делит вину на двоих. - Лишь проверяли насколько хорошо охраняемы границы государства и его глава. Это было важно, ведь безопасность Кирэ и господина Токугавы входит в наши обязанности по заключенному договору. У джонина была только одна подходящая идея, что могла объяснить и оправдать проступок куноичи. - Вы вышли за пределы дозволенного. - Я знаю как вы чтите законы. Но это было необходимо. Это позволило нам выявить сильные и слабые стороны, что было бы невозможным будь вы осведомлены об этой проверке. - А если бы договор не был заключен? Вы бы продали сведения или чего хуже сами спланировали покушение на дайме, сумев втереться в доверие? Вам ведь нужно пополнять золотые резервы Деревни, отстраиваться после войны и вы могли бы найти того, кто за это заплатит. - Коноха никогда не опустилась бы до таких гнусных методов. - Хорошо, что честь для вас не пустой звук, - лицо советника оставалось спокойным, он даже умудрялся вежливо улыбаться, но синие глаза горели неприкрытой ненавистью. Мужчина вытащил из рукава длинный свиток с гербом и печатью Кирэ. - Я уговорил Токугаву-сама не ехать лично. Это указ, где изложена его воля. В Ваших интересах, Хатаке-сан, исполнить ее. Иначе последствия будут не самыми утешительными для Вас.” - Ты сбежала у него прямо из-под носа. Теперь он требует тебя обратно, - жёлтый свет лампы, подчеркивал строгую линию бровей. Холодом веяло от каждого слова. Черта с два! Чайные глаза обеспокоенно вскинулись. Они искали защиты в серых. - Поэтому тебе надо выйти за Саске. От подобного предложения Харуно нахмурилась. Хатаке продолжил, судя по всему, не принимая в расчет ее недовольства. - Тебе нужен муж - он станет для тебя прекрасной защитой. Если сказать, что ты замужем, Токугава не посмеет тронуть тебя. - Почему Саске, если я люблю тебя? - светлые девичьи брови нахмурились сильнее. - Скажем, что мы в отношениях и собираемся пожениться, это ведь правда! Вся Деревня знает! Может подтвердить! - Наш с тобой брак невозможен, - жестко припечатал он, подаваясь вперед. - В смысле? - опешила девушка. Беспокойство завибрировало, сделалось плотнее. Он ей лгал? - То есть сперва мы это обсуждали, а теперь ты говоришь мне выйти замуж за нелюбимого человека? Может предложишь мне еще детей от Саске родить? - Харуно сжала кулаки. Гнев подступал добрыми порциями. - А когда этот чертов мститель будет бегать из дома на бестолковые миссии, чтоб я ждала его у порога как верная собака?! Воспитывала детей одна еле сводя концы с концами? Такой жизни ты мне желаешь? - Не утрируй. - Не бывать этому! Ты готов отдать меня ему? Какая тогда к черту разница? Что Саске, что Араи… - куноичи стиснула зубы, похоже не понимая, что произнесла нечто слишком смелое. Последние месяцы она сражалась за любовь. Выбарывала путь и место в сердце Хатаке, чтобы в конце дороги просто свернуть? - Сакура… - Хатаке устало потер лоб, - Это для твоего же блага. - Почему ты решаешь за меня?! Я лучше знаю, что… - Токугава выдвинул требование, - Какаши осадил ее, серьезно всматриваясь в бойкий взгляд малахитовых глаз. - Или я женюсь на Асами, или ты становишься одной из его наложниц. От двух условий нельзя отказаться. Нужно принять одно из предложений. Иначе Араи не простит нанесенного нами оскорбления и нарушения законов Кирэ. Ты прекрасно понимаешь, что Коноха не выдержит второй войны. А у дайме много золота. Очень много, чтоб нанять большое количество элитных шиноби. Кто-то должен взять на себя ответственность. И это будешь не ты. - Значит ты женишься на этой вертихвостке, а Саске что? Станет моим гарантом? И кому от этого будет лучше? - в порыве она сталкивает груду папок с рабочего стола. Те рвутся у краев, вывернутые листами наружу. Сакуре хотелось применить силу, разрушить в щепки помещение, чтобы мир вокруг стал похож на то, что творилось у нее внутри. Хотелось нажать на кнопку перемотки. - Ты знаешь, что те, кто отдают свою жизнь за других, на самом деле законченные эгоисты?! Они жертвуют собой, наплевав на то, как будут себя чувствовать другие! Те, кто не просил об этом! - голос звенел от злости. - Те, кому не дали выбора, они обязаны принять чужое решение и жить с этим! Вся тяжесть "подвига" падает на их плечи! - Это мой долг! Я должен жертвовать всем, что имею ради Деревни и ее жителей! - в его глазах застывает сталь, но слова острее любого оружия. - Это и твой долг тоже, как куноичи, - с нажимом напоминает Какаши. - Тебе ли не знать, что такое война. Ты этого хочешь? Сотни смертей ради одной прихоти? Харуно дернулась, словно ее ошпарили кислотой. У краев зеленых глаз подступила горькая влага, понимая вдруг, что вот оно - то последнее, страшное, что жило в ней, не давая покоя. Острый камушек, точивший её душевный мир. “А ручки твои с виду изящны… Но кровью залиты сотен людей. Я вижу чистую кровь, она во благо, но есть и смолью разъеденная, коли глупости своей потакать будешь”. Воздух забился в нос, обжег легкие и будто пытался разорвать изнутри, расплавить внутренности, отравить пеплом. Значит об этом говорила гадалка? Ее любовь к Хатаке приведет к очередной бойне на их земле? Она станет виновницей ужасных событий из-за своего трепетного и несокрушимого чувства к этому мужчине? - Хорошо, - голос стал глухим и хриплым, но она лишь встряхнула головой, добавляя яда: - Только дай мне и Саске миссию на двоих. Желательно подальше и подольше, как раз в то время, как будешь отплясывать на своей свадьбе. - Прекрати. Ты думаешь это решение далось мне легко? Расшифровать намёки бывало трудно, но вот так с этим мужчиной, что стоял перед ней, ответ был очевиден. Сакура зло растерла слезы. Только его, равно, как обожать, она могла и ненавидеть. Выйти замуж за Учиха? Стать частью его клана? А как же ее горячо любимый малыш? Их сын? Ему не суждено родиться? Жаль, что они не успели сделать ничего непоправимого. Но ещё есть время? - Хатаке. Ты должен мне последнее желание. Очень вовремя. Хатаке недоуменно вгляделся в лицо Сакуры, пытаясь понять зачем она перескочила на эту тему. - А разве они не закончились? - он был явно напряжен. Словно стену городил всем своим видом. Харуно слабо улыбнулась. Сердце вжалось в ребра, как в клетку. - Я хочу поцелуй на прощание, - она шагнула ближе, встретилась с ним взглядом, и джонин не видел ни намека на колебание, нерешительность или возможность получить отказ. Какаши переворачивал идеи в своей голове, лихорадочно думая о том, как выбраться из этого. Он обожал ее губы. И почему же она всегда просит поцелуи?! - Один поцелуй? - хрипло уточняет он. - Да, последний поцелуй - это все, что я прошу. - Хорошо, - отвечает Какаши, не выпуская ее губ из цепкого взгляда. И всё завертелось. Был только дюйм, отделяющий их тела.  Губы подчинились, вырвался тихий вздох. Ее верхняя губа была нежно зажата между его губ. Он не мог не провести языком по ней. Почувствовав это, рот Сакуры открылся и ее язык осторожно коснулся его. Медленно. Они не спешили, наслаждаясь этим моментом в последний раз. Одна рука Какаши сжала ее подбородок, а другая легла на талию, прижимая ее к себе. Руки Харуно плавно поднялись к крепким мужским плечам. Сжали, боясь отпустить. Она притерлась еще ближе, толкнулась языком в рот. При всей своей девственной невинности она дико целовала, будто заявляла свои права на него. Все инстинкты Хатаке реагировали на ее вкус, запах, ощущение тела, ее слабый стон, вперемешку с шумным дыханием.  Поцелуй с примесью горечи оказывается таким вкусным, пряным и необходимым больше воздуха сейчас. Так не хотелось его разрывать. Ирьенин разочарованно застонала под его ртом, звук прошел сквозь тишину. А в голове на повторе раздавалось “люблю-люблю, как же сильно я тебя люблю”. Дыхание было поверхностным и быстрым. К девичьей радости, несмотря на разорванный поцелуй, его рука скользнула к ягодицам. Он поднял ее. Сакура автоматически обвила свои ноги вокруг его бедер, а руки сцепила за крепкой шеей. Она чувствовала как напрягается его тело, оттесняя и придавливая ее к краю стола. Краешек папки из толстого картона давил в бок. Некомфортно. Но, черт возьми, сейчас это было не важно, Сакура не хотела прерывать момент и оставлять между ними какое-то пространство. Тело подрагивало в умелых руках. Возбуждение ударило со всей силы и прошило до самой макушки. Ладони моментально вспотели, пальцы выскальзывали из замка, но не отпускали, стараясь показать, что он принадлежит ей. Сдержанность стерлась. Сакура могла утверждать это по голодному, отчаянному взгляду на нее сверху вниз. Харуно затаила дыхание. Нормально соображать не было никакой возможности, место осталось только для самых низших инстинктов. Безумие. В следующее мгновение, она буквально нападает на него, засовывая язык глубже внутрь его рта. Ее руки метаются под его свитером, обрисовывая жесткие мышцы на торсе. Его - скользят по ее бедрам. Это больше походит на жадность, с которой они трогают друг друга, дорвавшись будто впервые, и не могут никак наиграться, насытиться, лаская и оглаживая пальцами, дыша горячо в рот. Сакура уплывает от движений гладкого языка и его крепкого члена, что чертовски сильно ощущался через слои одежды. Когда ее рука смело сдавливает его через ткань, это выбивает окончательно остатки мозга из поехавшей головы. Прежде чем Какаши успел подумать и вернуть себе самообладание, руки куноичи быстро и агрессивно расстегнули первую пуговицу его штанов. Пальцы скользнули под пояс. С усилием Хатаке оторвался от ее распухших розовых губ. - Мы договаривались. Только один поцелуй. Это все, что ты хотела. - он чувствовал ее прохладные пальцы под одеждой, на его теплой коже. Хотелось рычать на себя, что всё зашло дальше, чем нужно. Харуно просто умирала под взглядом глаз холодного оттенка, которые были преисполнены огня. Грудь ее вздымалась - изо всех сил она пыталась взять свое дыхание под контроль. А стройные ноги все еще были обвиты вокруг него, привязав. Шестой с трудом думал, прижавшись к ней таким образом. Минуту спустя Сакура дотягивается до его лица и гладит. Убирает падающую чёлку со лба за уши, но та слишком короткая и всё равно выскальзывает. - Я солгала, - утыкается лбом в его. Голос рваный. Ее трясёт так сильно, выворачивающими наизнанку ощущениями.  - Я солгала, Хатаке! Она тянется вмиг пересохшими губами, притянув его за ворот плаща к себе, и этот поцелуй - сплошь откровение и надежда. Она лезет языком через распахнутые губы туда, во влажную теплоту, встречая сорванный хрип и глотая его… Ей плохо. От того, что так хорошо. - Я хочу всего тебя! Только ты нужен мне... Только ты, пожалуйста! Много слов о чувствах. Она со страхом понимает, как он звереет от этого. Но продолжает сжимать сильнее, держа его воротник в кулаке и не давая отстраниться, больно впившись в бок другой рукой. Ни за что не отпустит, и сама идти никуда не собирается. Хатаке понимает, что только круче заводится от этого. Как его всегда такое собранное и нерушимое тело теряет контроль. - Я позволил этому зайти слишком далеко. Уходи. Он осторожно берет ее за запястья, отцепляет ее ноги, давая возможность двигаться и отталкивает от себя на расстоянии вытянутой руки.  - Не прогоняй меня, - когда Какаши отстраняется, Сакура мгновенно чувствует себя холоднее. - У тебя закончились желания. Уходи, - голос звучал тихо, но это лишь добавляло остроты словам. Минуту назад его прикосновения смещало мир вокруг своей оси, заставив реальность выпасть из-под ног, но теперь все вернулось на круги своя. Хатаке был тверд в голосе, резок и не доброжелателен к ее персоне.  - Нет. Подавляющее желание оказывается сильнее голоса разума, сильнее всего остального в ее голове. И пока она ещё соображает, делает шаг к Какаши. - Ты слушала меня или нет? Мы ставим под удар свою родную Деревню. Убирайся же ты, черт возьми! - на языке загорчила полынью нежная кожа. - Немедленно! Харуно застыла, слыша, как где-то внутри что-то ломается. Мир треснул. Всё ее существо сжалось. Вдруг ставшие ватными ноги не пожелали держать свою хозяйку и предательски подкосились. В глазах померкло под тяжестью разбитого сердца. Она чувствует себя битой собакой, которую гонят и там и тут. - Если собрался оставить меня, то и забирай с собой все, что могло мне напомнить о тебе! Иначе я не согласна! Забери все воспоминания о нас! Выжги из памяти! У тебя получится? У тебя есть такая сила? Потому что я пыталась! И ничего из этого не вышло! Все средства оказались недейственными. Остекленевший взгляд, прикушенная до крови губа. - У нас нет выбора. Смирись. Довольно с тебя и меня слов, - медленно он разжимал ее руки, палец за пальцем, ослабляя хватку. Только сейчас Сакура осознала, что все это время крепко держала Хатаке за ткань плаща. Она отходит в сторону. Смотрит в любимые глаза, стараясь запомнить этот момент. - Скажи, ты на самом деле веришь, что забудешь меня? - остановившись у двери, куноичи бросает через плечо последнюю фразу, а после тихо закрывает ее, уходя. Лучше бы она ею хлопнула. Убежала в слезах, проклиная. Он должен был приказать ей покинуть Резиденцию после того, как озвучил своё решение. Он просто поддался искушению. Он не имел на это право. Только усугубил. Хатаке ударил по столу двумя кулаками, согнувшись над ним бессильно. - Всё. “Всё. Всё. Всё” - зашептали стены. Он сделал правильно. Просто правильно - не значит, что приятно. Не любовь это вовсе. Она сможет жить без него. И он сможет. А лучше найти себе подходящий угол и сдохнуть наконец, как больное беспризорное животное. - Какой же ты жалкий, Хатаке. Плечи Какаши чуть дрогнули, когда он услышал давно забытый, порой раздражающий, но такой родной голос. Какаши оборачивается на звук и переводит взгляд в темный угол, где на стеллаже с книгами, весело болтая ногами, сидит его друг. Полупрозрачный силуэт Обито в образе двенадцатилетнего мальчика, сощурив глаза, воззрился на Хатаке. Мужчина тряхнул головой, прогоняя видение. Но мальчишка никуда не исчез. Только сильнее выпятился вперед, удерживаясь от падения благодаря рукам, что вцепились в планку шкафа. - Какаши… От тихого голоса Рин, спина Шестого Хокаге напрягается сильнее. Фантом девушки стоял в противоположной стороне, скромно сложив ладони вместе. Сознание решило сыграть с ним злую шутку? Он не боялся, но и не всматривался в сумеречные тени, которые, казалось, заполнили собою весь огромный кабинет. - Ты хочешь сказать, что то, что между вами было тебе безразлично? Что это ничего не значит? Что это можно перечеркнуть всего парой слов? Какаши, зачем ты лжешь сам себе? Мужчина прикрыл глаза. Слушать это было невыносимо. Он и Сакура попробовали, и теперь он знает, что ни к чему хорошему это не приведет. - Да он просто трус и лицемер! - с укором выкрикнул Учиха. - Ты любишь Харуно Сакуру, - продолжал нашептывать мелодичный голос. - Причем уже давно, но с упрямством убеждаешь себя в обратном. Ты не хочешь терять ее. Призраки прошлого пришли поучить его жизни? Что ж… их труды напрасны. Он уже усвоил урок, данный ими же изначально. Ради своих прихотей, он не станет подвергать близких ему людей опасности. Слишком многие и так заплатили жизнью. - Если ты ничего не сделаешь, то она достанется другому мужчине, даже не узнав, что ты был готов убивать за нее. Мужчина сделал вид, что не замечает осуждающего взгляда чересчур прозорливого призрака. Открывшаяся возможность встретить бывших сокомандников не внушала особой радости. - Давай же! – закричал Обито, спрыгивая со стеллажа. Он был взбешен поведением товарища. В особенности то, как он проигнорировал слова Нохара. - Продолжай строить из себя ее сенсея, сжимай челюсти до скрежета и делай вид, что тебе все равно, что не лезешь на стенку и не скулишь как битая собака, зная, что она будет принадлежать другому! - Убирайтесь! - Какаши зло саданул по столу кулаком. - Продолжаешь гнать от себя всех, кто тебя любит? Так ты ничего не добьешься. Шестой испытал некое смутное чувство, которое было похоже на раскаяние, но им не являлось. - Какаши, если ты мужчина, прими правду. Хатаке показалось, что он даже почувствовал тяжесть руки своего сенсея, что опустилась на его плечо. Если Обито смотрел с укоризной, Рин с сожалением, то глаза Минато отражали уверенность и поддержку. - Признай очевидное, иначе я от тебя не отстану, - подначивал Обито. - Какая к черту разница?! В душе промелькнуло что-то неприятное, тяжёлое, которому шиноби не хотел позволить возродиться. - Отвечай честно и четко на прямо поставленный вопрос, - мальчишка скрестил руки на груди, сощурил глаза, показывая, что не отступит так просто. - Не думал, что в клане Хатаке растят таких мямлей. Какаши и сам знал, что только любовь может причинять такую боль. Это чувство трудно спутать, даже если испытываешь его впервые. - Не имеет значения люблю я Сакуру или нет. - Ты не хочешь бороться за любовь? - грустно опустил глаза призрак Рин, сжимая пальцы за спиной. И хорошо, ведь смотреть ей в глаза сил не было. - Тогда за что вообще бороться? - снова встрял товарищ, наступая на него. - Бороться за любимую женщину - дело чести мужчины! Ты слабак Хатаке! Любовь - это вызов! И его способен принять только настоящий мужчина. - Любовь - это прежде всего ответственность за другого человека, - Намикадзе говорил тихо, но эти слова звучали в голове не менее громких фраз Учиха. - Какаши, готов ли ты принять на себя всю ответственность за жизнь Сакуры? Сможешь ли ты жить с чувством вины всю оставшуюся жизнь, зная, что было в твоих силах? Что упустил возможность сделать ее счастливой? После многих лет потерь и горя стать, наконец, счастливым самому? - Быть счастливым ценой чужих жизней? Я поставлю Коноху под угрозу из-за собственных желаний! - Ты сумеешь сделать это и без жертв! Думай, Хатаке! "Думай. Думай", - вторили стены. - Ты отличный стратег и мудрый Хокаге, ты найдешь выход, подберешь нужные слова и доводы. Ты мой ученик, я хорошо тебя знаю. Это тяжело, но у тебя получится. Не сомневайся. В руках Рокудайме пустой свиток. Ему сегодня же предстоит заполнить его чернилом и отправить в Кирэ. Надо принять предложение. Он женится на Асами. Сакура выйдет за Саске, чтоб Араи не смог найти лазейку и забрать ее. Ему будет легче, если куноичи будет под надежной защитой. А он будет стоять в стороне и наблюдать за ней. Удастся ли ему стоять в стороне? Раньше он постоянно отходил, но Сакура делала шаги ближе, примыкая почти вплотную, вгоняя в него шипы пророщенной любви. Он ненавидел себя, потому что знал: если понадобится, он выложит дорогу к счастью Сакуры трупами, обглоданными костями. Все, кто помешает, лягут вторым и третьим слоем, чтоб удобней было шагать. Он сам ляжет ступенькой, лишь бы не видеть ее мокрых щек, укрытых горькими слезами. Какаши знал, что он таки проклятье для Деревни. *** На небо выкатилась полная луна. Её свет полился сквозь раскачиваемые порывами ветра ветви. Сакура выверяла шаг, но от малейшего движения тело пробивало болью. Внутри все мелко дрожало и дрожь отчасти перекинулась на руки. Ее замутило враз и с такой силой, что потребовались титанические усилия, чтобы не вытошнить всё изнутри, вместе с перемолотым сердцем. Она опустилась на скамью. А все внутри хотело нестись прочь из Деревни, напролом через кусты, колючие ветви деревьев, что хлестали бы по голым плечам, прыгать через буреломы, и, желательно оступиться, грохнуться в бездну, чтоб уж наверняка свернуть себе шею. Было ужасно больно протаскивать через себя всё снова. По незажившим ранам, по ноющему, изломанному, разрывая себя еще больше, терзая вновь и вновь. Почему всё так сложно и она не может быть просто счастливой? Почему ее мечта раз за разом рушится, как карточный домик на ветру. Харуно нашла своё счастье в нем: в глубоком голосе, что не знает сомнений, в руках которые держат крепче, чем обязательства, в глазах – омутах, в которые с готовностью погрузится с головой, задохнется прямо под толщей матового цвета. - Сакура, - ее окликнул знакомый голос. Он раздался будто сквозь толстый слой ваты и сопровождался премерзким звоном. Ученица Пятой с равнодушным видом глядела по сторонам. - Саске? - она флегматично перевела на него взгляд и дернула плечом. Что парень был рядом, что нет - одинаково и малозначимо. - Я собираюсь покинуть Коноху. - Понятно, - всё, что она может ответить, глядя себе под ноги, совершенно не интересуясь куда, надолго ли и зачем он ей это говорит. - Я предлагаю тебе пойти со мной. Что? Харуно даже голову подняла. Она не ослышалась? Только сейчас Сакура понимает, что все это время шла по узкой, почти незаметной улочке, ведущей от Резиденции до главных ворот. Пять лет назад они стояли на этом же месте. Правда теперь не Харуно просит Саске взять ее с собой. Он сам зовет её. Стоит ли ей всё бросить, укрыться от постоянной боли в чужих руках и дать себе последний шанс на счастье с Учиха? К новым чувствам и переменам она была совсем не готова. В его глазах горит пламя. Но нет огня способного превратить в пепел прожитые мгновения с Хатаке. Невозможно забыть, сбежать. Он во всех отражениях, мыслях, словах, в каждом прохожем. Время и расстояние ни черта не значат, если кто-то находится у тебя в сердце. Особенно зияющей, кровоточащей раной наискось во всю душу. - Я не пойду с тобой, Саске, - внутри продолжало болеть, а перед глазами кружиться. - Ты всегда будешь выбирать его? Кивает. - Даже, если он предпочтет тебе другую? Сакура думает, что может заставить себя отпустить Хатаке, если его сердце будет этого желать. Пусть и умирать от боли его выбора. Скучать по чуть наклоненной в сторону голове, по особой походке, по засунутой в карман штанов руке и ещё по чему-то неуловимому, что заставляло ее внутренне трепетать от восторга. Но Какаши не любит Асами, он любит её, а им просто надо найти какое-то решение на свежую голову. Неужели жива в ней та часть, которая ещё не сдалась? Черт! Она даже готова стать его любовницей без статуса жены. По крайней мере попробует. Сакура жмурится, чтоб по щекам снова не потекли слёзы и кивает Саске. А в душе все так же муторно. Она злилась на саму себя за отчаянные попытки найти во всем этом хотя бы маленький просвет. - Почему? Когда его нет рядом, Сакура просто рассыпается на осколки. - Потому что недостаточно. Сколько бы любви ни пытался дать мне ты, мне всегда будет недостаточно. Без Хатаке – мне будет ничтожно мало. - В жизни нет ничего постоянного. Ничто не вечно. Я обидел тебя. Поэтому ты искала утешения в другом мужчине. Но я уверен, если ты перестанешь сопротивляться, то поймешь, что эти чувства ложные. В обратном случае - это приведет тебя в тупик. И ты пожалеешь, что не пошла со мной. Признаю, я не умею любить в том понимании, что ты себе обрисовала. Но я могу дать другое. Люди эгоистичны по своей натуре. Ты сможешь насладиться местью за растоптанные чувства сполна. - Когда тебя стали интересовать чужие чувства? - Не чужие. Твои. Еще есть время. Я буду ждать в три часа ночи возле нашей скамейки. Сакура натянуто улыбается тому, как он обозначил лавку словом “наша”, наделяя ее особым смыслом. Глаза увлажнились. Стала видна лёгкая рябь, что размазала остатки уходящего силуэта Саске в сплошное черное пятно. Харуно вернулась в квартиру. Еще никогда ей не казалось это место таким темным, сырым, пропахшим одиночеством. Она достигла признания, как куноичи и медик. После войны стала больше ценить жизнь. Хотела быть любима. Хотела подарить свою безграничную любовь. Хотела семью. Однако Хатаке это дать ей отказался. Внутри начинает немилосердно печь. Жарко и беспощадно. Харуно стискивает зубы, пытаясь абстрагироваться. Её закоренелая в душе любовь мечется в огне, яростно бьется внутри, цепляется когтями за внутренности, будто пытается прорваться сквозь кожу, срывается на вой, алеет уродливыми ожогами, темнеет свинцово-серым пепелищем. В затылке запульсировало болью, будто пытка раскаленной иглой. Сакура опустила голову, крепко схватила себя руками за виски и осталась так надолго. У нее в запасе четыре часа, чтоб сделать судьбоносный шаг. Надо собирать вещи, если она уйдет с Учиха. А пойдет ли? Что тогда ее ждет? Скитания вне дома? Попытки довериться человеку, который умел ее предавать. Или два несчастных человека, познавших горе, смогут стать чем-то большим, нежели старые друзья? У них появится что-то общее. Или кто-то… А Сакура расскажет Хатаке об этом в письме, потому что сил видеть его у нее не будет. Доказывать каждой строчкой, что «да, я счастлива и без тебя!», смахивая горькие капли с пушистых ресниц, оставляя на губах глубокие раны от прокусов. Сакура тоскливо разглядывала в зеркале свои больные глаза. Они были растревожено-красными. Лицо её опухло, нос тоже распух и покраснел. Врубив холодную воду, она набрала ее в ладони и похлопала по щекам. Холодные капли разбивались о дно раковины слишком громко, неприятно звеня в голове. Не расстилая кровати, куноичи прилегла. Она безумно устала. Болела голова. И казалось, что все чувства в ней просто выгорели. Истощились. Феникс тихо умирал, смирившись, что попытки возродиться больше не будет. Она подтянула ноги к животу, сжалась в комочек, как в детстве, переживая своё горе. Обычно слёзы высыхали, обиды отступали, и она засыпала крепким сном. Цифры на электронных часах неумолимо сменяли одна другую. Свет от ярко красных диодов бил по глазам. Веки опустились сами. Но пятна все еще кружили перед ней. Сон сломил её волю. Но был беспокойным. В голове смешались образы и события. Харуно металась в постели, то погружаясь в марево, то выныривая. Ночь облепила липким дурманом размытой реальности и сюрреалистических снов. Ей снилось, как Асами прибывает в Коноху, узнав о ее отношениях с Хатаке и пытается ее подкупить, чтоб она отказалась от него. А когда куноичи отказывается - откровенно угрожать и приводить свои намерения в действие. Всегда будут те, кто будет жаждать их расставания. Снилось, что сумела забеременеть от Хатаке, а Араи захватил земли Конохи, нарастив военную мощь вокруг их деревни. Заимев полную власть, приказал своим людям избавиться от ребенка Сакуры, как и от отца нерожденного малыша. А она из-за своего положения не смогла защитить ни одного, ни другого. Снилось, как сбегает в Кирэ. Вновь. По своей воле становится таки женой-наложницей Токугавы, вопреки словам Хатаке, принося себя в жертву и глотая слезы в роскошных покоях под вколачивающимся в нее тяжелым мужским телом. Каждый сценарий ее снов приходил к одному: ужасному завершению. И самое печальное, что ее мозг не мог сгенерировать ни одного положительного конца в сложившейся ситуации, кроме той, что предложил Хатаке. Гнетущее чувство оборачивается одним единственным словом - безысходность. Значит выхода нет.