***
Девушку, сидящую напротив меня, зовут Кирой. Она едва ли не моя ровесница, может, даже младше. Однако выглядит она не то чтобы сильно довольной жизнью. Красивые и длинные светлые волосы собраны в неряшливый пучок, карие глаза припухли и покраснели, под наскоро наложенным тональником — внушительные темные круги. Руки девушки, которыми она сжимает чашку с кофе, едва ощутимо дрожат. Ничего необычного. А вот мальчик, сидящий рядом с ней и смотрящий на меня очень даже заинтересованно, необычен хотя бы тем, что его никто не видит. Никто, кроме меня. И хорошо, потому что дети со следами от веревки на шеях — не очень приятное зрелище. — Я правда не думала, что этот дурацкий ритуал сработает, — тихо произносит Кира, старательно избегая моего взгляда, — это же просто фигня из интернета, разве нет? Мы просто хотели как-то время скоротать. Выпили немного, решили, что будет смешно. Но потом… я знаю, что это странно прозвучит, но с тех пор иногда я… вижу детскую фигуру краем глаза. По ночам. И слышу этот звук… будто бы скрип или шипение какое-то над самым ухом. Мы… мы кого-то призвали? — Вы никого не призывали, — качаю я головой, отпивая немного кофе из своей чашки и разглядывая мальчика. Тот отвечает мне белозубой улыбкой, — но я вижу, что ты имеешь в виду. — Видишь… то есть?.. — Кира бледнеет мгновенно, руки на коленях сжимает и сама сжимается как-то на диване, — Он сейчас здесь?.. Я только киваю. У Киры лицо такое, будто бы она собирается то ли в обморок упасть, то ли просто заорать в голос. Девушка оглядывается сразу же резко — а когда поворачивается ко мне, в её глазах уже стоят слезы. — Как… как?.. — тихо произносит она. — Кира, успокойся, пожалуйста, — перевожу на девушку взгляд, пытаясь звучать как можно более сурово, хотя на самом деле девушке хочется просто подать салфетки, — я понимаю, что страшно, но чем скорее мы все выясним, тем лучше. Девушка качает головой и издает что-то среднее между всхлипом и фырканьем. Затем вздыхает тяжело и серьезно произносит: — Хорошо. Ладно. — Дело не в ритуале, — говорю я, снова переводя взгляд на мальчика, который как раз занимается бессмысленной беготней вокруг дивана, — для того, чтобы призвать призрака, нужно кое-что гораздо большее, чем свечи, блюдце и бумажка с буквами. Скорее всего, призрак прицепился по другой причине, просто так совпало. — Но почему? — Кира нервно дергает себя за выбившуюся из пучка прядь волос, — Почему я? — Десятки причин, — я поворачиваюсь к мальчику, который как раз остановился рядом со мной, и криво ему улыбаюсь, — возможно, ты его знала, когда он был жив. Может, у тебя какая-то его вещь, или ты часто посещаешь те же места, что и он, может, ты ему просто понравилась. — И как нам узнать, что из этого? — Кира кусает губу обеспокоенно, — Проверить каждый вариант? Я вздыхаю и ставлю чашку с кофе на стол. — Просто спросить.***
Дети — наверное, самый ужасный вид призраков из всех. Во-первых, потому что они призраки, а это легкости общению явно не придает. Во-вторых, потому что они все еще дети. — Меня зовут Ада, — я сажусь на корточки перед мальчиком, который, судя по всему, очень рад, что на него наконец-то обратили внимание, — я бы хотела с тобой немного поговорить. Кира в углу комнаты рвано, резко вздыхает. Монстром себя прямо чувствую из-за того, что приходится заставлять её находиться здесь — но без неё самой её связь с мальчиком не понять, а значит, не помочь. Мальчик смотрит на меня, широко распахнув глаза с сеткой лопнувших капилляров. Глаза у него серые. — Как тебя зовут? — я достаю из нагрудного кармана сигареты и поджигаю одну. Мальчик равнодушно следит взглядом за огнем зажигалки, набирает в легкие воздуха и открывает рот. Но вместо слов с его губ срывается хрип. Сиплый, громкий, монотонный, скрипящий и пробирающий до глубины души хрип, который больше скрип старой двери напоминает. Я дергаюсь от неожиданности. — Этот звук! — Кира в углу комнаты резко вскидывается, — Это его я иногда слышу. Мой взгляд скользит по шее мальчика. След от веревки действительно выглядит очень болезненно. — Он не может говорить, — не оборачиваясь, произношу я, — у него повреждены голосовые связки. — Так он так пытался?.. — начинает было Кира, но быстро замолкает. Я вздыхаю, затягиваясь и глядя на мальчика. Тот выглядит почти виновато. — Ничего страшного, — сообщаю я. Кому именно я это обещаю — призраку или до смерти напуганной девушке — я без понятия.***
Пока Кира старательно пишет на бумаге алфавит и цифры, я пытаюсь узнать у мальчика хотя бы необходимый минимум. Оказывается, что ему семь, и он прекрасно осознает факт собственной смерти. Нет, он не знал Киру при жизни. Нет, у неё нет его вещей. Нет, они не родственники. Нет, он не собирается причинять ей зло — на этом вопросе даже я чувствую, как Кира дышать почти перестает от напряжения. Когда бумажка с алфавитом оказывается между нами с мальчиком, тот сразу же веселеет. — Как тебя зовут? — я пододвигаю листочек к мальчику. Тот указывает пальцем на несколько букв по очереди, — Вадик. Хорошо, Вадик. Скажи, почему ты здесь? Мальчик улыбается и продолжает водить пальцем туда-обратно. Внутри меня все медленно холодеет. — Что там? — Кира заглядывает мне через плечо. — Он хочет, — я практически ненавижу себя за то, насколько сильно дрожит мой голос, — хочет, чтобы мы нашли его тело. Кира молчит. Мальчик улыбается. Я со вздохом достаю телефон.***
— Товарищ старший сержант, — я салютую подошедшему мужчине сигаретой, зябко передергивая плечами, — вы быстро. Привычно ухожу от руки, которая твердо намеревается взлохматить мои волосы. Мужчина ухмыляется и пожимает плечами. — Уже лейтенант, Островская. Снова ты на «вы», даже обидно. Обидно ему, как же. Уже лейтенант Денис Васильев ухмыляется так бодренько, будто бы мы с ним кофе выбрались попить, а не труп искать. Не то чтобы это было в первый раз… С Васильевым мы познакомились еще лет пять назад, когда он был новичком только после академии в местном участке полиции, а я притащилась туда со своей первой наводкой на труп. Помнится, это был какой-то браток, которого замочили в драке за район и утопили по-тихому в речке. Зрелище было так себе. В общем-то, когда я пришла, лепеча что-то о том, что знаю про утопленника на дне реки, но не могу сказать, откуда, да и доказательств как таковых нет тоже, меня почти сразу же сбагрили Васильеву, который тогда еще был принеси-подай. Васильев послушал, покивал и все же отправился со мной труп искать, крутя пальцем у виска и всячески демонстрируя, насколько это все ниже его полицейского достоинства. Нашел. Серьезные вопросы возникли тогда, когда я притащилась к нему с третьим трупом — на этот раз расчлененным и закопанным в семи местах. В рассказы о призраках Васильев не верил вплоть до пятого трупа, который был столь добр (зол, точнее), что указал на своего убийцу и сообщил кучу всего полезного для следствия. Как-то уж так повелось, что о подобном я сообщаю Васильеву до сих пор — вопросов лишних не задает, да еще и каким-то образом делает так, что в участке мне потом сидеть не приходится. Да и ему плюсик в карму. Вадик рядом, судя по всему, от присутствия человека в форме в восторге — смотрит на Дениса во все глаза, дергая меня за рукав в сторону ближайшей подворотни. Я молча киваю Денису на дорогу и иду первая. — Кто на этот раз? — Васильев подстраивается под мой шаг и тоже закуривает. Я фыркаю — в последний раз, когда мы виделись, прочел мне целую лекцию по поводу курения. — Мальчик, семь лет, — вздыхаю, замечая, как дергается уголок губ лейтенанта, — зовут Вадиком, одет в школьную форму, на шее следы от веревки, не говорит. Если и держали где-то, то недолго, выглядит в общем-то здоровым, только худой. Васильев молчит. Я бы тоже не знала, что говорить в такой ситуации. Мы молча идем по пустынным улицам, уходя все дальше и дальше от центра. Дома становятся все старее, грязнее, запущеннее. — Знаю этот район, — Васильев поджимает губы, — так себе местечко для ребенка. — Это мы уже выяснили, — цежу, засовывая руки в карманы. Холодает. Спустя еще пять минут быстрого шага мы оказываемся посреди темного и заросшего парка. Вадик решительно сворачивает с дорожки и следует вглубь. Я пожимаю плечами и иду за ним — мы пробираемся через кусты, углубляясь в еловую рощицу и оставляя позади немногочисленных отдыхающих. — Обожаю свою работу, — пыхтит Васильев, когда ему в лицо прилетает очередная ветка. — Да что ты говоришь, — отзываюсь я, перепрыгивая бревно. Вадик останавливается. Указывает на ближайшую елку. Я чувствую, как внутри все сжимается как-то нехорошо. — Ты там закопан? — голос дрожит, — Под елкой? Мальчик кивает. Он больше не улыбается. Денис достает из рюкзака складную саперскую лопатку. На мой вопросительный взгляд только плечами пожимает: — Нужно же убедиться сначала. В любом случае, долго ждать не приходится. Я даже не успеваю докурить вторую сигарету до конца — Васильев резко прекращает копать. Я правда не хочу вглядываться туда, в яму — но все равно даже в опускающихся сумерках замечаю кусочек синей школьной формы. — Алло, Саныч, высылай машину на Академическую, в парковый массив, — голос Дениса звучит сдавленно и устало, — труп ребенка в школьной форме. Закопан под деревом. Да, давай, захвати судмеда. Ага. Желудок скручивает неожиданным спазмом. В горле ком встает. Как только я думаю, что все наконец-то кончено, я слышу хрип. Дергаюсь, резко поворачиваясь — краем глаза замечаю, как у Васильева выпадает лопатка из рук и ударяется о сухую землю. — Вадик, что… — фраза обрывается на полуслове. Вадик хрипит громко, надсадно. Глаза из орбит лезут от напряжения, а в них — первобытный какой-то, животный ужас. Одной рукой мальчик держится за горло. А второй показывает мне за спину. Я оборачиваюсь как раз вовремя, чтобы заметить, как кусты с противоположной стороны поляны как-то слишком уж неестественно шевелятся. — Денис, — тихо произношу я, чувствуя, как ноги подгибаются, — кажется, из тех кустов на нас только что смотрел его убийца. Денис громко чертыхается, разворачивается, стартует к кустам молниеносно почти, зачем-то захватив лопатку. Неизвестный, судя по всему, стартует тоже. Я медленно оседаю на землю. Перевожу взгляд на Вадика. Вадик широко улыбается.***
— Мы нашли его, — пинаю носком кроссовка камешек, который отправляется в придорожную траву, — он ушел, можешь не переживать, больше не вернется. — Где? — тихо спрашивает Кира спустя несколько секунд молчания, — Что произошло? — В парке на окраине, — изо всех сил пытаюсь придать голосу твердости, — закопан под деревом. Но тут такое дело, думаю, тебе следует знать… в общем, пока мы шли к месту, по дороге нас заметил тот… человек, который убил Вадика. Он работал в парке. Кира пораженно вздыхает: — С ума сойти… Он на вас напал? — Нет, — поворачиваю за угол очередного дома и чуть ли не впервые ощущаю удовольствие при виде знакомого здания морга, — просто проследил. Думаю, он испугался, когда увидел полицейского в форме, и решил убедиться, что мы не идем туда, куда мы действительно шли. Вадик указал на него прежде, чем он успел что-то сделать. Васильев, тот полицейский, который был со мной… короче, он его догнал. Мужик даже не пытался отпираться. Признался во всем — напал на мальчика, на вид не местного, чтобы украсть смартфон, деньги и планшет, мальчик начал громко кричать, вот он и испугался, начал душить… Не думал, что что-то докажут в любом случае. — Почему признался тогда? — в голосе Киры — странные глухие нотки. Я задаюсь вопросом о том, не плачет ли она, — Совесть замучила? — Нет, — пинаю еще один камень, — говорит, что пока следил за нами, видел… силуэт мальчика. И слышал. Испугался. В трубке воцаряется тишина. — Кстати, — замираю, подыскивая слова, — во время установки личности Вадика мне на глаза попалось его семейное фото. Я, кажется, знаю, почему он за тобой увязался — ты… очень похожа на его старшую сестру. Прямо очень. Думаю, он искал… кого-то, кто его защитит. Как-то так. — Ох, я… — тихо, едва слышно произносит Кира, и я практически уверена, что на этот раз она точно плачет, — я даже не знаю, что сказать. Наверное, я рада этому — в какой-то мере. Рада, что сейчас Вадику лучше, и… и что все кончено, — голос девушки снова дрожать начинает, — Ладно, ты… ты там как? Удивленно вскидываю брови. Прохожу мимо здания морга — все так же неприветливо встречает меня единственной лампочкой над главным входом и светом в окне на втором этаже. Ночная смена — как ни крути, скоро полночь. — Только полчаса назад закончили в участке, — устало потираю затылок, прикладывая брелок к домофону и поскорее проскальзывая в подъезд, — рассказывала всем и каждому, как бегала в глубине парка, совершенно случайно увидела труп, землю над которым размыло дождями, и совершенно случайно встретила прогуливающегося мимо полицейского, прежде чем успела кого-то вызвать. — Нет, я имею в виду… — Кира мнется, подыскивая слово, — морально ты как? Просто все это так жутко и так… чересчур для одного человека. — Я привыкла, — срывается с моих губ прежде, чем я успеваю подумать, — все нормально, то есть, спасибо. Ты как? Кира фыркает: — Вообще не нормально, если честно. В любом случае, я хотела тебя поблагодарить за то, что ты помогла мне. И… и Вадику. Серьезно, если бы не ты… — Не за что, — проворачиваю ключ в замке, толкаю старую дверь, обитую дерматином. Дом, милый дом, — это было… правильно. Тем более, ты мне уже заплатила, так что мы квиты. Кира смеется негромко, прерывая меня: — Твои тарифы более чем демократичны. К тому же, они явно не учитывают выезд на место преступления и личное знакомство не только с призраком, а и с его убийцей. Как насчет компенсации в виде кофе на выходных? — Слушай, я же сказала, что мы в расчете, тебе не обязательно… — начинаю было я, нахмурив брови, но девушка прерывает меня с едва слышным смешком: — Я просто предложила выпить кофе от чистого сердца, не ищи в этом скрытый смысл. Вздыхаю, с наслаждением сбрасывая кроссовки. — Ну, раз от чистого сердца… — с сомнением тяну, косясь на часы. Батюшки, почти двенадцать — в участке явно любят бумажную волокиту больше, чем уроки тайм-менеджмента, — думаю, кофе не навредит. — Прекрасно, я позвоню, — голос Киры сразу же наполняется диким в текущих обстоятельствах оптимизмом, — доброй ночи. — Доброй ночи, — эхом отзываюсь я, нажимая на отбой. Хмыкаю в тишине квартиры, глядя на смартфон удивленно почти. Я что, серьезно только что согласилась выпить на выходных кофе просто так, ничего не обсуждая и никого не уговаривая покинуть этот мир? Да я так не делала уже… Да никогда я так не делала, понимаю я со вздохом и отправляюсь разогревать ужин.***
Сообщение приходит, когда я уже справляюсь с половиной макарон с сыром, договариваюсь с Андреем насчет проекта и даже сажусь за социологию. Телефон пиликает едва слышно, и я удивленно вскидываю брови, бросая взгляд на часы. Половина второго. Это что еще за… Пробегаю сообщение глазами. Да вы шутите. «Что, правда пугают? Мне казалось, что вас испугать чуть сложнее». Несколько секунд уходит на то, чтобы понять, что это всего лишь вчерашний шутник решил продолжить свое темное дело. Странно, он что, только по ночам смелости набирается?.. Шутить у меня настроения нет, да и тон сообщения мне не нравится от слова «совсем». Что-то в этом последнем предложении такое… Да ладно, они просто целятся пальцем в небо. Тем не менее… «Кто это?» Отправляю сообщение и продолжаю старательно уничтожать макароны и штудировать социологию. Ответ приходит через десять минут ровно. «Приходите на чай — узнаете». Вскидываю брови удивленно — каков наглец! — и тут же принимаюсь строчить ответ. «А вы какой из санитаров морга — сорокалетний или со сросшейся бровью?» «Никакой». «Значит, уборщик? Извините, Василий Геннадьевич, чай у меня и дома есть». Откладываю телефон. Такой себе пранк, если честно — ни огонька, ни юморка после первого сообщения. Звук входящего сообщения снова разрывает тишину спустя буквально минуту. Ничего себе активность. «Снова мимо. Еще догадки будут?». Хмыкаю, откладывая-таки ненадолго конспект по социологии — в конце концов, пора бы сделать перерыв. «А почему угадываю только я? Это же вы хотели познакомиться». «А кто сказал, что мне вообще нужно угадывать?». Хмурюсь, перечитывая сообщение еще раз. Нет, мне абсолютно точно не нравится этот пранк. Несколько раз набираю текст, но в итоге все равно стираю написанное. Нет, это, конечно, все очень весело, но… Бросаю взгляд за окно, на вход в морг, освещенный единственной тусклой лампочкой. Нет, вообще не весело, если честно. Выключаю звук и поворачиваюсь к конспектам. Затем, подумав, отключаю телефон вообще. Ученье — свет, а в морг я, в принципе, всегда успею, если что.