То, что нам остается (до другой жизни)

Ливневый дождь, зарядивший поздним утром, продолжался почти до вечера, среди туристов с пластиковыми дождевиками и римлянами с газетами City* над головами, заполняя тротуары и стекая по окнам идущих автобусов. И Фабрицио, после долгого разговора с доктором об основном, выйдя из клиники быстро нырнул под козырек остановки триста четырнадцатого автобуса и, обрушив цветастые римские оскорбления и ругательства на проезжавший мимо по бульвару Форд Focus который, даже не снизив скорости, практически искупал его, побежал к бару неподалеку и укрылся внутри, заплатив за капучино и заняв железный стул рядом с игровыми автоматами и столом с настольным футболом где парни играли, время от времени издавая возмущенные крики когда кто-то использовал запрещенный прием. Пару часов спустя, когда солнце уже садилось, прячась за зданиями зоны Рома Ест** и лило уже не так сильно, Фабрицио решился перебежать через дорогу к красной телефонной будке с серебристой крышей. Вынул ладони из карманов синих джинсов, оттряхнул свои армейские ботинки от дождя и гравия застрявшего в ребристой подошве, снял с головы черный капюшон толстовки, протер волосы, глядясь в прозрачное окно кабинки как в зеркало и пытаясь разглядеть себя получше. Снял с плеч рюкзак в который еще раньше переместил из карманов все что могло промокнуть пока он бежал как сумасшедший по пустым улицам Рома Ест. Взял телефонную карточку из кожаного бумажника и посмотрел на наручные часы, еще раз, потом, мысленно пытаясь собрать в порядок идеи и подумать что он же скажет, вставил карту в телефон, набирая номер мобильного который запомнил наизусть пока ждал на линии: - Алло? - Эрмаль? Привет, это я, можно- слушай, можно я зайду к тебе? - Сжал телефонную трубку сильнее пока ручеек дождевой воды стекал с запястья внутрь толстовки. - Хотя бы просто поговорить на лестничной площадке, но- - Что-то случилось, Фаббри? Ты где? - озадаченный голос, чуть дальше от приемника, так будто он держал телефон между головой и плечом, и на заднем фоне узнаваемые звуки включенного телевизора. - В любом случае конечно, у меня нет планов на вечер. - Дашь мне номер дома?

-

Фабрицио взял предложенные суппли аль телефоно*** и приоткрыл рот чтобы откусить рис с поджаристой корочкой, еще теплой. Эрмаль, наоборот, глотал почти не жуя оливки асколане****которые вылавливал из бумажного пакета полного салфеток и пропитанного жареным маслом; он подумал заказать еду на дом пока ждал Фабрицио и около половины восьмого курьер доставил одну Маринару*****, одну Боскайолу******, две порции суппли и одну - оливок асколане. Через четверть часа Фабрицио был у входной двери и Эрмаль, вместо того чтобы спуститься или попросить подняться самому по лестнице, сказал ему сесть на лифт, надеясь что в этот вечер тот будет работать без капризов. Когда он подошел к двери, Фабрицио поцеловал его в щеку и зашел внутрь, под любопытным взглядом Эрмаля который, прежде чем захлопнуть дверь, выглянул наружу чтобы посмотреть есть ли там кто-то еще и потом, зайдя в квартиру, принес коробки из кухни на столик, сказав что купил им пиццу. - Я получил результаты анализов, - сказал серьезно Фабрицио, тщательно вытирая жирные от масла руки салфеткой. Хмурый взгляд, немного напряженный, пока Эрмаль налил себе стакан пива взятого из холодильника и устроился на стуле напротив него.- Если я не остановлюсь… я сдохну. - Что ты такое говоришь? - Если я немедленно не покончу с наркотиками… и со всем остальным, - он сделал широкий жест рукой, слегка ее приподняв. - Если я по-настоящему не остановлюсь, то я могу- могу-… - опустил голову усмехаясь. Он был искренним человеком когда признавался Эрмалю что хочет бросить, он был человеком который чувствовал себя лжецом когда нажимал таблетку себе на язык и проглатывал ее. Было нелегко сказать самому себе, было непросто выразить и признать что он был побежденным человеком с саморазрушительным поведением, который слишком боялся бросить чтобы потом вернуться снова к своим кризисам ипохондрии и слишком боялся умереть чтобы не остановиться один раз и навсегда. - Так ты сдавал анализы крови? - уточнил Эрмаль, в быстром ритме постукивая ногой под столом, и пицца оставалась нетронутой в картонных коробках. Усмешка на губах, движение головой, и Фабрицио начал тихо говорить: - Я чувствовал слабость, так? И бессонные ночи тоже не были новостью, нет, нет… но в то утро я встал, нужно было идти на работу, понимаешь? И вместо этого я выблевывал свои внутренности в туалете на заправке, мне было дерьмово, совсем…- он посмотрел на Эрмаля секунду, потом повернул лицо вправо.- И я сделал это. Послушался инстинкта и пошел к доктору. Пошел и если бы я подождал еще хоть одну минуту, то передумал бы, проехал бы мимо, - сказал он ему. Эрмаль сидел молча, было слышно только постукивание стопы об пол. - Ну? Ничего не скажешь? - Что ты хочешь чтобы я сказал? Фабрицио подумал немного и тоже помолчал. Так они сидели, один на диване, другой в своем кресле, в течение получаса, пощипывая пиццу и пытаясь переварить ситуацию. Они говорили приглушенно, как будто их мог кто-то услышать, как будто стены были слишком тонкими и университетская молодежь могла их подслушивать сидя у стены и смеяться над их проблемами и их чувствами. Фабрицио держал в руках листки с результатами анализов: по словам доктора, многие из показателей были никакими и его организм уже испытывал это на себе. Эрмаль не успокаивал его словами, не говорил ему что все хорошо, но он не сводил с него глаз, всматривался в него всего и ему скручивало живот и он крошил на мелкие кусочки тесто пиццы вместе с красным соусом. Звонок домашнего телефона заставил подскочить обоих, прервав медленный, заторможенный поток густых плотных слов, приглушенным голосом, с усилием сходивших с губ в тот странный вечер, вялый и апатичный, наполненный их усталыми вздохами. Фабрицио пробормотал что-то сквозь зубы и Эрмаль потащился из комнаты не включая свет, только в носках, ступая по холодному полу, чтобы поднять трубку и ответить. Домашний телефон принадлежал владельцу квартиры, но Эрмаль дал номер брату и сестре и своей матери, оставшимся в Бари, чтобы они могли звонить ему если не найдут по мобильному. Он уже представлял что услышит теплый и возмущенный голос Ринальда, напоминавший ему что пора нарушить молчание и что он просто мог позвонить чтобы дать о себе знать, что жив и здоров и не сидит снова склонившись над гитарой, без сна и отдыха, сочиняя песни которые даже не использует для группы. Но когда последний гудок сломался в воздухе и он ответил на звонок, голос раздавшийся на другом конце был мерзким голосом его отца и Эрмаль не ждал ни секунды: он повесил трубку и повернулся к Фабрицио. Он хлопнул пару раз ладонями друг о друга, словно отгоняя беспокойство, преодолевая те метры что отделяли его от столика и снова сел на стул: - Извини, что ты говорил? Дай-ка их сюда, я посмотрю. Фабрицио передал ему листы с анализами. Эрмаль чувствовал как его поглощает ситуация которая больше не причиняла ему страданий, но вызывала раздражение: он не мог блокировать номер на этом телефоне как сделал на своем сотовом, потому что это не был его телефон, он не мог не отвечать каждый раз когда телефон звонил, так как это мог быть человек ищущий владельца, или его мать, брат или сестра, это могли быть даже люди из SIAE, думал он теперь, он ведь оставил домашний номер помимо мобильного в обязательных полях контракта. Они вернулись к разговору, Фабрицио объяснял свои страхи которые ему доверил, не доверяясь по-настоящему, слишком гордый чтобы слышать советы, слишком смущенный чтобы просить их. Телефон зазвонил снова и на этот раз Эрмаль фыркнул прикрыв глаза: - Не обращай внимания, продолжай. Значит, ты прекратил употреблять кокаин когда переборщил в тот раз на море? - Да… - Фабрицио наклонился, отпивая воду прямо из бутылки, легкое сомнение тонко царапало в голове. Сомнение так и оставшееся нерешенным с того случая неделю назад когда он увидел как Эрмал не ответил на звонок на мобильном и сразу после заблокировал номер. - Так ты что, даже не ответишь? Эрмаль отрицательно покачал головой, сделав в воздухе жест рукой по направлению к нему, показывая оставить как есть. - Это какой-то гребаный колл-центр? Или опять с газа? Они меня достали в эти месяцы, звонили уже три раза- - Нет, ничего такого. Забей, это неважно. Телефон перестал звонить и в квартире снова воцарилась тишина, Фабрицио наклонился еще ниже, положив руки себе на колени: - Эрмаль… что-то не так? - Почему ты спрашиваешь? - И тон был таким оборонительным, что Фабрицио понял что двигается в правильном направлении. - Потому что я не хочу лезть в твои дела, ты мне ничего не говоришь и это нормально. Но знаешь… хорошо это или нет, но ты всегда вовлечен в мои дела. И мне очень жаль. Мне всегда очень неловко от этого. Но если я могу тебе как-нибудь помочь, если смогу отплатить, если у тебя проблемы с кем-то- - Что? Нет у меня ни с кем проблем, - Эрмаль нахмурился, выглядя задетым. - Был у меня приятель, который говорил то же самое: он начал с анонимных звонков, а кончилось для него все печально, в потасовке в Тор Сапиэнца. Ты ничего не должен говорить, может я все неверно истолковал, но если- - Ты в самом деле все неверно истолковал, Фаббри. На мгновение, Фабрицио потерял дар речи, затем кивнул поняв что продвинулся дальше. Эрмаль чувствовал себя вынужденным смотреть на него, пока терзал свои ладони то снимая то надевая назад кольцо на безымянный палец. Прикусил губу на мгновение, потом провел сверху языком: - Это был мой отец. Из Албании, - признался он и Фабрицио встретил его взгляд, давая знак глазами продолжать. - Он хочет возобновить со мной контакт. Пытался мне звонить уже много раз в этом году, из телефонов-автоматов. Я заблокировал номер его мобильного, ну или тот который считаю его номером. Но теперь, наверное, моя сестра или брат дали ему домашний номер, ну, я так думаю… не знаю. Да, наверняка так и было. - У тебя плохие отношения с ним? И поэтому ты уехал из Албании? Эрмаль упоминал о своих албанских корнях, но на итальянском он говорил безупречно. Эрмаль упоминал, но никогда не обсуждая этого по настоящему и дурил всех предпочитая ходить кругами и никогда не говорить конкретно; и даже в этот вечер, в этот момент, он с трудом заставлял себя соприкасаться с той частью своей жизни которую предпочитал вспоминать только укутав в саван забвения. Но Фабрицио не был другом-сплетником из лицея, ни девчонкой на море в Апулии которая спросила его может ли он позвонить своему отцу чтобы тот приехал и забрал их когда у них кончился бензин; Фабрицио не был первым парнем которому он сделал минет, но первым с кем он чувствовал близость и независимость, под слоями беспокойства и угрюмости. Фабрицио ему нравился, сильно, так сильно, и он никогда не спрашивал ничего, ничего. - Он избивал меня. - Нам повезло, пицца вкусная даже холодная, - разрядил обстановку Эрмаль, Фабрицио кивнул зажигая сигарету, шумно дыша, воспрянув духом. Они оба хотели обняться, но уставшие от своего беспокойства и дискомфорта, уставшие чувствовать себя слабыми, обессиленными, лишенными равновесия исчезавшего каждый раз когда они его демонстрировали, решили просто остаться рядом, наслаждаясь присутствием друг друга.