То, что нам остается (до другой жизни)

Эрмаль рухнул на спину Фабрицио, хриплый стон только что разбил мягкую, липкую тишину комнаты. Ему не хотелось ни вставать ни приводить себя в порядок, он слегка приподнял таз и пах, только чтобы выйти из горячего тела Фабрицио, напрягшегося вокруг него после оргазма. На ощупь, выбросил презерватив в мусорную корзину которая всегда находилась на своем обычном месте и потом завладел теплой спиной Фабрицио, потершись об нее и оставляя легкие засосы на шее сзади, напополам с щекоткой и расслабленной лаской. Фабрицио уже почти засыпал, с волосами торчащими во все стороны и капелькой слюны на губах показывающей удовольствие еще пощипывавшее между потными бедрами. Фабрицио не смотрел на него, лицо было наполовину укрыто подушкой, позиция которая не позволяла ему, но когда Эрмаль снова устроился сверху, растянувшись прямо на нем, Фабрицио лишь поправил его поудобнее и мирно уснул. Около двух часов дня Эрмаль убрался восвояси чтобы пойти на репетицию с группой, сократив вдвое свое рабочее время, как он уже объяснял Фабрицио некоторое время назад. Он принял душ, раскрошил и разжевал пару черствых ломтей хлеба купленного Фабрицио еще когда осень передавала эстафету зиме, в то время как теперь уже почти каждая центральная улица была украшена и декорирована к праздникам наступающего месяца, и попрощался с ним, утащив его черную кожаную куртку которая здорово шла ему самому. Не успел он сделать пару шагов от двери дома как его остановили двое мужчин, старше него и приблизительно одного возраста с Фабрицио, после того как один что-то шепнул другому узнав его: - Эй, парниш, подожди секунду! - они задержали его, ухватив за плечо и потрепав по волосам в виде приветствия. Эрмаль вопросительно взглянул на них, непроизвольно продемонстрировав взглядом что, дотронувшись до него, они причинили ему дискомфорт. - Если вы ищите Фабрицио, то он спит, - ответил Эрмаль кратко, указывая подбородком на дом где жил Фабрицио, одной ногой уже делая шаг чтобы обойти их, на лице - самое вежливое выражение какое только могло появиться когда он себя сдерживал. - Эй-эй, к чему такая спешка? Ты откуда-то сбегаешь? - У меня репетиция с группой, извините, парни, но мне действительно нужно идти, - и он поднял правую руку чтобы показать ключи от машины. - Да, но раз уж наш приятель Фабрицио не выходит на связь уже больше двух недель, а ты не отлипаешь от его юбки, то не мог бы ты ему напомнить что не дело так пропадать? Что там с ним? Ты так его заездил что у него хуй болит теперь? - О чем ты, блядь, вообще?... - Да это шутка! Ведь шутка же? - повернулся тот к другому своему другу который в ответ поднял руки и изогнул брови, на что первый пожал плечами и, после того как смял в крепкой хватке красную ткань рубашки Эрмаля под кожаной курткой, держа его уже за руку, сказал вполголоса: - Так скажешь ему что мы приходили? Мы на тебя рассчитываем! Потому что сколько бы мы ни звонили в домофон, он не отвечает. Эрмаль поспешно кивнул и они оставили его в покое: - Да, и пока ты не свалил, знай что два пива давно тебя ждут, если хочешь! Он повернул налево после кольцевой развязки, переходя дорогу там где не было пешеходного перехода, размышляя про себя, в быстром темпе и с чересчур отросшими волосами с последнего раза когда парковался рядом с табачной лавкой. Он не знал хочет ли Фабрицио объяснять друзьям свой выбор. Не знал сообщил ли он им в то время когда не был с ним или же наоборот хотел оставить это только для себя. Единственное в чем Эрмаль мог быть уверен так это в том, что ему не следовало будить Фабрицио, который в те дни и так был достаточно апатичен и одинок. - Ты должен был вступить здесь, Эрмаль, - из уст солиста группы это звучало скорее как требовательная просьба чем как утверждение и на то что Эрмаль, всегда профессиональный и сосредоточенный, заметно отвлекся и его бледные руки и алые губы выдавали его, погруженного полностью в свои размышления, обратили внимание все. - Ты прав. Погоди, - ответил он, пару раз проводя плектром по струнам и снова пробуя аккорды вступления, склонив лицо над накладкой гитары* и слегка расставив ноги чтобы распределить вес. - Возьми паузу, Эрмаль, сегодня ты страшнее обычного, глянь какие у тебя борозды, - барабанщик изогнул рот в кривой усмешке и красноречиво коснулся указательным пальцем у себя под глазами, намекая на темные круги на лице парня. - У меня был секс, а у тебя какие оправдания? - тут же отреагировал Эрмаль, сидя на табурете и покачиваясь из стороны в сторону, свесив левую руку с обвивавшими его запястье браслетами вдоль бедра. - Какой обидчивый, - засмеялся еще громче барабанщик. Через пару мгновений они снова начали играть, пластиковые бутылки от Спрайта были брошены прямо на пол, а пюпитр упирался в дверь.

-

Фабрицио протер глаза, вяло сидя на своей кровати покрытой клетчатым пледом, с немного затекшим задом и одуревшей головой. На ощупь добрался до холодильника в другой комнате и взял стакан с водой, подумал еще и выпил половину остававшейся в бутылке Ночера Умбра воды, ступая босиком по холодному полу, еще со следами вмятин от подушки на щеке и сильно слезящимися глазами которым был просто необходим Вивин C**. Вместо этого он проглотил двадцать капель EN*** и полтаблетки Сереупина****, разрезанной кухонным ножом накануне вечером и оставшавшейся на кухонном шкафу, зажав нос, борясь с рвотным рефлексом идущим из самого горла. Хотя он и упорствовал настаивая на внутримышечных уколах в ягодицу, потому что в его представлении это было более действенно и давало немедленный эффект, врач посоветовал отказаться он них, оставив ему только рецепты содержащие капсулы, витамины и таблетки для орального применения. Заторможено, стянул пижамные штаны и потащился в ванную: он мылся чаще чем это было нужно, потому что чувствовал зуд по всему телу и все никак не мог избавиться от ощущения будто по коже что-то ползало. Это был эффект воздержания от амфетаминов, он знал это. Он поднял температуру воды пока она не стала очень горячей и встал под душ. Он слышал, от друзей и из слухов, что чем больше потеешь тем больше выводятся из организма остатки наркотиков которые и вызывали в нем притупление. Он присел на корточки и прикрыл глаза, пока душевая кабина превращалась в импровизированную сауну, его дыхание стало медленнее, одна рука обнимала колени, а другая, в мыльной пене, массировала и терла и драила задницу до боли, хотя Эмаль как всегда использовал презерватив. И снова задремал. Открыл глаза судорожно ловя воздух ртом, рывком поднялся на ноги, стараясь не поскользнуться, и закрыл кран с горячей водой, потом потянул за дверцу душевой кабинки чтобы выйти наружу и глотнуть свежего, а не конденсированного воздуха: «Блядь, блядь, блядь, счет за воду!» - вытер ноги потерев ступни о коврик на полу, с онемевшими ногами и сморщенными от воды кончиками пальцев, - «Дерьмо!» выкрикнул он, похлопывая себя по плечам, а потом и по мокрым волосам полотенцем. Забросил пижаму в стиральную машину, загрузил программу, высушил волосы феном и вернулся в комнату уже одетый в боксеры, майку в черно-зеленую полоску с длинными рукавами и темные джинсы, чуть расклешенные на щиколотках, и в свои привычные армейские ботинки черного цвета. Позвонил сестре на домашний телефон, обмотал вокруг шеи шарф, надел два кольца, браслет и серьгу и прежде чем выйти, застегнул молнию на бомбере, засунув руки в карманы, без перчаток, и последнюю сигарету в рот, просто чтобы купить что-нибудь поесть в небольшом продуктовом магазине по соседству. Вспомнил о брате выбросившем без его согласия пару таблеток МДМА спрятанных на дне деревянных ящиков на кухне и об Эрмале которому признался что высыпал последний пакетик с кокаином из тайника в вентиляционную шахту на лестничной площадке как раз тогда когда мимо проходила соседка с собакой и что потом он почувствовал себя глупо потому что за дозу он заплатил и потому что обещал себе не делать как в фильмах; вспомнил и о паре своих друзей, торговавших наркотой чтобы свести концы с концами, которые уже третий раз за две недели пытались снова связаться с ним. Он дрожал, обнимая подушки, жевал жвачку со вкусом клубники смотря фильм про мафию по телевизору, с босыми ногами свисающими с дивана, и спрашивал себя сколько еще ему выносить это абстинентное состояние и насколько сильна его сила воли. Время от времени сам же себе и отвечал: «Нет, это не сила воли. Чушь собачья. Это страх. Ужас. Я трус и я до жути боюсь откинуть копыта» И он не мог положиться на все свое мужество вибрировавшее в его груди каждый раз когда его губы тряслись от желания принять дозу кокаина, из-за чего снова и снова он называл себя идиотом и принимался настраивать гитару которая и так была настроена, только чтобы не сдаваться. Он стал сочинять очень много: бумажные листки исписанные его почерком валялись повсюду, некоторые отправлялись в корзину, перепачканные чернилами от ручек, оставлявшими черные пятна на подушечках его пальцев. Часы сразу после того как он решил больше не принимать амфетамины и алкоголь не были болезненными поскольку Фабрицио принимал наркотики не регулярно, врач сказал ему что интоксикация организма не была слишком тяжелой так как была постепенной: Фабрицио принимал наркотики с восемнадцати лет, чередующимися фазами. Он прекратил, потом начал снова, эта пауза спасла ему жизнь и он не увеличивал дозы которые могли привести к передозировке. Однако общее состояние его организма ухудшилось достаточно чтобы привести к патологиям, осложнениям, проблемам с поджелудочной железой и остановке сердца, которые были затронуты больше всего, если бы он не остановился. Он отказался от кофе что было легче чем он ожидал, цикорий оказался не таким уж отстоем, и он заново открыл для себя вкус чая. Ипохондрия постучалась фамильярно в дверь словно давний друг который никогда не уходил по-настоящему: паранойя и эффект алкоголя на ментальном уровне постепенно затмевались, но Фабрицио охватывал дикий страх заболеть даже когда они с Эрмалем занимались любовью и сколько раз ему хотелось прикусить щеку когда тот невыносимо долго, как ему казалось, медлил прежде чем надеть презерватив. Он не был готов. Не был готов ко всему этому беспокойству которое наркотики отменяли в первые годы полностью, обманывая его. Не был готов быть чистым, потому что, несмотря на то, что уже с начала лета он понял что экстази и кокаин больше не давали ему, как раньше, той силы, привилегии затуманивания чувств, его тревог и беспокойства и освобождения от ипохондрии, все же это было лучше чем когда в полном сознании он впадал в состояние подавленности и уныния из-за которого не выходил из дома целыми днями. И он не притворялся с Эрмалем. Он в этом не нуждался. «Я не хочу прелюдий, возьми меня так», просил он, на сухую, с потными руками и угрюмым лицом. И они прикрывали глаза, чувствуя себя мальчишками сражающимися с ветряными мельницами, упираясь о стену в коридоре, оба потные и растрепанные. Иногда Фабрицио, точно также как в то утро, был усталым настолько что давал себя трахать без сентиментальности, избегая встречаться глазами, только с настоятельной необходимостью чтобы его просто поимели и чтобы не нужно было сражаться. Он позволял себе рухнуть на постель и, с мокрыми губами, он задыхался от удовольствия и у него подгибались колени и размеренный ритм влажного члена Эрмаля в его заднице становился единственным моментом истинного покоя. И не из-за стыда он не позволял видеть себя когда кричал, с белыми костяшками стискивающими края кровати, с обильной слюной вытекающей из уголков рта и затрудненным дыханием, со склонившейся над унитазом головой и потом стекавшим с носа, чтобы отхаркивать, отхаркивать и снова отхаркивать, и иррациональным страхом выблевать все свои внутренности, с лихорадочным, нерегулярным пульсом, нагроможденными страхами и тенями растянувшимися на стенах перед его глазами. Так же как было не из-за недоверия теперь, когда он не позволял видеть себя, принимающим таблетки и его тошнило ими, и совсем не из-за смущения или дискомфорта он ждал когда Эрмаль уйдет чтобы принять, в одиночестве, пакетики с пищевыми добавками запивая их как можно большим количеством воды, а потому что эта мучительная и выматывающая рутина была его и только его проблемой и сейчас он должен был контролировать ее как никогда в жизни. Чтобы помочь себе, попытаться выбраться, кардинально все изменить он был один и только он один. Но как же это было тяжело… От автора: Фабрицио не принимает кокаин с того самого концерта на море. Сейчас ноябрь, прошли месяцы (его организм уже ощущал на себе абстинентный синдром, который Фабрицио пытался приглушить принимая амфетамины/МДМА, теперь он ощущает на себе остаточные эффекты абстинентного синдрома от кокаина, слабость организма и симптомы амфетаминов, которые он не принимает после того как узнал результаты анализов), а воздержание приводит человека к поиску других видов привычек. Отсюда и сигареты, повышенный аппетит, свободное время которое нужно как-то заполнить и т.д. Это непросто, но у него нет абстинентного синдрома от экстази/МДМА, так как он не принимал их каждый день.