***
Эвелин скосила взгляд на шагавшего рядом Варрика. Писатель негромко насвистывал какой-то весёленький мотивчик, время от времени бережно поправляя висящую на плече Бьянку, а, заметив взгляд леди Тревельян, озорно ей подмигнул. Эвелин невольно улыбнулась в ответ. Гном вообще был единственным в их компании, кто мог сохранять светлое расположение духа, да ещё успевал делиться им с остальными. Взбалмошная Сэра не в счёт, потому что в хорошем настроении та обычно пребывала из-за очередной раздражающей шутки, разыгранной над сопартийцем. А у жертв шуточки эльфийки вызывали, что характерно, отнюдь не положительные эмоции. Верхушка Инквизиции лёгкостью характера похвастать не могла. Чего уж тут говорить о команде, которую отправляли в самое пекло. Эвелин не удивлялась — первая половина этих разумных состояла из откровенно маргинальных элементов общества, а вторую составляли либо те, от чьих надежд жизнь не оставила камня на камне, либо одержимые своими идеями о мире и том, как он должен работать. И у всех руки в крови по локоть, если не выше. Кроме, наверное, Жозефины. Хотя поверить в безгрешность антиванского политика было сложнее, чем в солнце, встающее на Западе. В голову лезли всякие мрачные мысли, и леди Тревельян постаралась сосредоточиться на плане. Оригинальностью он не блистал, но обещал разрешить их проблемы крайне изящно и почти без шума, что безусловно добавит Инквизиции очков как в глазах ферелденской Короны, так и при императорском дворе Орлея. Но и риски были немалые. Если что-то пойдёт не по плану, они окажутся в сердце одной из самых неприступных твердынь Ферелдена, наполненной врагами, желающими увидеть их головы на блюде. Далеко не лучший расклад сил, учитывая, что их всего четверо. «Пятеро, ” — поправила себя Эвелин. Один из магов обещал прикрыть разведчиков от магической защиты замка и помочь людям Лелианы пробраться в замок по какому-то тайному ходу, на вопросы о котором Сестра Соловей, печально улыбаясь, загадочно сверкала карими глазами из-под капюшона. Леди Тревельян знала о странствиях тайного канцлера вместе с Героем Ферелдена, которые, если верить рассказам, на треть состояли из помощи всем страждущим, калечным и увечным, на треть — из эпических событий, вроде коронации короля Орзамарра или поисков Урны Священного Праха, и на последнюю треть — из истребления невероятного количества злодеев всех видов и мастей. Если хоть пятая часть из этого правда, то для Левой Руки мелочь, вроде штурма замка Редклиф в одиночку, не должна доставить ни малейшего неудобства. Сама же Лелиана упорно молчала, ни подтверждая достоверность фольклора, ни опровергая оную, что лишь порождало больше слухов. И в этих рассказах упоминался могущественный демон, появившийся в замке, который непрерывно посылал на деревню толпы оживших мертвецов. Закончилось всё, как и подобает в подобных ситуациях, полной и безоговорочной победой Стража и его команды над демоном. Все живы, все ликуют. Проблема была одна — демоны просто так сквозь Завесу не проникают. Там должен был быть маг. Одержимый или призвавший демона. И то, и другое в рассказах отсутствует. А значит, как подозревала Вестница, история с магом получилась грязненькая, неоднозначная и недостойная национального героя, а потому никто о нём и не рассказывал. А те, кто точно знал подробности, умели держать языки за зубами. Или не было никакого демона, и всё это лишь одна из невероятных историй, придуманная людьми в довесок ко всему, что совершили Стражи и их спутники. — И как шпионы узнают, когда им начинать? — Блэкволл то ли хотел поболтать, то ли до сих пор сомневался в надёжности их предприятия. — Может, мы им сигнал дать должны? — Ага, прокричим три раза совой, один раз вороном. Не переживай, Герой, агенты Соловушки знают своё дело, — Варрик довольно прищурился. — Работать с профессионалами — одно удовольствие. — Нам остаётся лишь сунуть голову в пасть дракону, — Страж продолжал нагнетать обстановку. Кассандра бросила удивлённый взгляд через плечо. — Надейся на лучшее, готовься к худшему, — поделился простой житейской мудростью Блэкволл и, помолчав, добавил: — У меня плохое предчувствие. Это так, мысли вслух. То, что эта вся затея волнует не только её, внушало Эвелин лишь большее беспокойство. Если её подавленное состояние можно было объяснить истощением от Метки или списать на относительную неопытность, то нервозность видавшего всякое Серого Стража была слишком уж удачным совпадением. А леди Тревельян предпочитала не верить в совпадения. О чём она не преминула сообщить спутникам. — Позволю себе напомнить, что ты сама выбрала магов, а не храмовников. Теперь придётся играть до конца, –заметила Искательница. — Не надо тут всё на меня сваливать, и ты, и Лелиана тоже склонялись к этому варианту. Храмовники — повёрнутые фанатики, которых, как оказалось, не может контролировать даже ваша дражайшая Церковь. А маги просто выжить хотят. — Я слышал, что храмовники потребляют лириум. Если им больше не будут его давать, то у них не получится проворачивать свои фокусы? — Блэкволл вбросил новую тему, избегая развития спора. — Да. Официально он лишь повышает их способности. Реальность же не настолько проста, — Искательница замолчала, не испытывая желания копаться в грязном белье преподобных матерей. — Храмовник не теряет способностей, перестав принимать лириум. Блэкволл буравил взглядом спину Кассандры, ожидая продолжения. Искательница упорно молчала. Проворчав что-то неразборчивое, Страж повернулся к Эвелин с вопрошающим выражением лица. Она вздохнула. — Лириум вызывает привыкание. Сильнее, чем что-либо ещё. Сильнее, чем алкоголь, эльфийский корень, травки, которые жгут в ритуалах шаманы хасиндов, да что угодно. По сравнению с этим синеньким порошком, остальные наркотики просто — детский лепет, — поделилась леди Тревельян неприглядной истиной. — И слезть с него почти невозможно. Чем у тебя больше способностей к магии, тем сильнее лириум действует. Ветераны «долбят» такие концентрации, которых бы хватило пятерым магам для мгновенной встречи с Создателем. И это не проходит без последствий. Совсем старые храмовники слепнут, страдают провалами в памяти и манией преследования и часто сходят с ума. Гномы же к нему невосприимчивы, поскольку магией не владеют. Поэтому только они и могут добывать и обрабатывать его, не опасаясь за здоровье. — Опасность есть даже для гномов, но она немного другого рода, нежели заиметь себе голоса в голове. Хотя в последнее время уже не всё так очевидно. Серый Страж задумчиво почесал бороду. — Умно придумано. Очень умно. Идущая впереди Искательница аж споткнулась от неожиданности и с негодованием посмотрела на Блэкволла. У Эвелин заявление Стража тоже вызвало замешательство. Она не испытывала особых симпатий к храмовникам, но и среди них были очень хорошие люди. Как вообще можно одобрять медленное убийство, да ещё и подобным образом? В памяти всплыл образ одной из жертв лириумной зависимости. Его звали Полом, и он, насколько она могла вспомнить, приходился ей отдалённым родственником по материнской линии. Парень нравился Эвелин. Пол не относился к магам, как к опасным животным, лишь по ошибке причисленным к людям. С ним даже можно было поболтать, когда старшие по званию не видят, а неопытные ученики, запутавшиеся в незнакомых коридорах и испуганно жмущиеся друг к другу, не рисковали получить в зубы латной рукавицей просто за то, что всё это очень походило на заговор малефикаров. Пол обещал стать одним из тех немногих, кто не позволяет превратить Круги в кромешный ад. Однако судьба приготовила Полу другую участь. Или мальчик оказался слаб разумом, и наставники в монастыре проглядели это, или он был необычайно восприимчив к лириуму для неодарённого, но молодой храмовник буквально за пару месяцев превратился в опасного безумца, гоняющего за своими видениями по коридорам Круга с клинком наголо. Под давлением первого чародея рыцарь-командор согласился отправить сумасшедшего в приют к таким же. Пока проходила вся бумажная волокита, Пола держали запертым в собственной келье. Несмотря на разум, загрязнённый видениями и безумием, храмовник догадался выбить штифты из дверных петель и вырваться на свободу. Конец оказался печальным — нашли Пола на коленях возле остывающего трупа молодого мага, истово молящимся Создателю. На следующий же день храмовник тихо исчез. Вопросов никто не задавал. — Не этого я ожидал, — Варрик тоже выглядел удивлённым. — Нет, это, конечно, ужасно, — Страж смутился от столь дружного осуждения. — Но вдумайтесь сами: это армия. Отлично снаряженная и обученная. Причём состоит она из истово верующих. Фанатиков. И эту толпу надо держать не только на коротком поводке, но ещё и в ошейнике с шипами. Иначе всё станет очень плохо, когда их командиры решат не согласиться с мнением преподобных матерей. Что, в общем-то, и произошло. Надеюсь, никто не сомневается, что это плохо. Интересно, как они сумели сорваться с поводка? Такой скорее задушит, чем порвётся. Чувствуете, чем тут пахнет? Эвелин переваривала услышанное. В словах Блэкволла было зерно истины, но цена казалась несоизмеримой. Или соизмеримой? В конце концов, сами храмовники ничего против не имели, а многие из них и приветствовали любую практику, дающую им преимущество перед отступниками. Ответ на вопрос Стража был довольно очевиден, но Варрик опередил леди Тревельян: — Кто-то посторонний ослабил шлейку. Я тоже думал об этом. — Невозможно. Никто не добывает лириум, кроме гномов Орзамарра, а на поверхности Церковь имеет на него монополию. Конечно, существует контрабанда, но нигде нельзя найти таких объёмов. Не говоря уже о том, что контрабандный лириум очень недёшев, — Кассандра указала на очевидную прореху в теории Стража и гнома. — Храмовники могут грабить Срединные Земли сколько влезет, пусть хоть до последней соринки здесь всё соберут. Того лириума, что они на это купят, не хватит даже на месяц. — Подождите, так получается, что леди Кассандра тоже? — с опасением поинтересовался Блэкволл, оставив конец фразы болтаться в воздухе. Было видно, что Страж очень не хочет касаться щекотливой по его мнению темы для Искательницы, но любопытство сильнее, и потому он постарался сформулировать свой вопрос максимально корректно. Получилось у него так себе, но баллы за попытку Эвелин бы ему зачислила. Кассандра оскорблённой не выглядела, но некоторое время молчала. Леди Тревельян тоже с нетерпением ждала ответа. Шутка ли, Искательница Истины может приоткрыть завесу тайны, скрывающую один из самых таинственных инструментов Церкви. Эвелин слышала об Искателях, но до Кассандры вживую не встречала. Реальность оказалась довольно разочаровывающей –Искательница во плоти оказалась гораздо больше похожей на человека с его радостями и печалями, чем ожидала леди Тревельян от последнего довода Церкви. Наконец Искательница ответила: — Нет, я не принимаю лириум. Искатели Истины отличаются от храмовников не только названием, и хватит об этом. Эвелин кивнула себе. Как человеку, знакомому с работой храмовников не понаслышке, ей фраза Искательницы давала больше информации, чем её спутникам. Искатели не принимают лириум и не пользуются храмовничьими ритуалами. Или ритуалы изменены, а лируму в них найден заменитель. Это было менее вероятно, но возможно. Надо будет ненавязчиво поинтересоваться у Кассандры, когда она будет в настроении.***
Они подходили к воротам Рэдклифа. Окованная металлом решётка острыми зубами торчала из-под каменной арки, что сразу наводило на мысли о пасти дракона, которую упоминал Блэкволл. Однако за «пастью» следовала не тёмная глотка огромной рептилии, а поблёскивающие в лучах солнца волны на озере Каленхад, и деревня на его берегу. Одну из разрушенных во время Мора надвратных башен так и не восстановили, и она торчала из земли бесформенным огрызком, посрамлённая соседством со своей целой сестрой, красующейся яркими полотнами знамён. Эвелин перевела взгляд со стен на людей, которых те должны были защищать. За воротами их ждало, надо полагать, почётное сопровождение из десятка солдат и тройки магов. Сразу бросался в глаза резкий контраст одежды и доспехов эскорта и одеяний, принятых в ферелденских Кругах. Алексиус не стал рисковать и выделил в сопровождение тевинтерцов, не вмешивая в свои делишки прячущихся в Рэдклифе магов. Леди Тревельян нервно усмехнулась. Не каждый день ты идёшь прямо в руки к тевинтерскому магистру. Три мага выступили вперёд, выходя из-под защиты строя солдат и укрытия ворот на «ничейную землю». Средний поднял руку в приветственном жесте. — Леди Пентагаст, леди Тревельян, — мантия и железная полумаска с парой высоких рогов надёжно скрывали пол мага, но голос выдавал в последнем женщину. — Я имею честь приветствовать представителей Инквизиции от имени лорда Гериона из дома Алексиус. Прошу вас следовать за мной, магистр ожидает вас. Эвелин слегка склонила голову в ответ. Магесса никак не представилась, даже не озвучив своё звание, что не давало возможности выбрать соответствующий её статусу поклон, и леди Тревельян решила ограничиться вежливым кивком. Она сомневалась, что встречать их Алексиус отправит людей высокого звания или аристократического происхождения, а значит, она не рисковала оскорбить их неподобающим статусу приветствием. Удовлетворившись ответным жестом Эвелин, тевинтерцы попятились, не позволяя себе повернуться к гостям спиной. Это несколько удивило её — далеко не все разбирались в этикете настолько, чтобы не упускать эту деталь. Или тевинтерцы все вымуштрованы настолько хорошо, или, что более вероятно, их сопровождающие были хорошо осведомлены о важности послов. Примечательно, что Блэкволла с Варриком тевинтерка не упомянула вовсе, видимо приняв их за слуг или за телохранителей. В случае со Стражем было всё ясно — хмурый и настороженный взгляд из-под густых бровей, обшаривающий стены и самих встречающих в поисках подвоха, вкупе с не раз бывавшими в бою доспехами, отлично укладывались в образ наёмного бойца, следящего за тем, чтобы ничего не омрачало настроения его нанимателя. Символики Серых Блэкволл почти не носил, ограничиваясь крылатым шлемом, по которому сложно было сходу определить принадлежность к ордену. Варрик с его серьгами и роскошно расшитой рубахой нараспашку больше напоминал очень богатого разбойника с большой дороги, чем члена военизированной организации. Стража это нисколько не заботило, а вот гном не смог удержаться от тихого бурчания: — Я всегда привык тешить своё самолюбие тем, что известен даже в Тевинтере. А тут такое безразличие. Я поражён в самое сердце, — писатель притворно схватился за грудь, изобразив на лице страдание. Кассандра тяжело вздохнула и подняла глаза к небу, словно вопрошая у того душевных сил. Блэкволл негромко хмыкнул, показывая, что оценил шутку. Эвелин на гнома внимание не обратила, полностью занятая чувством тревоги, надёжно угнездившемся где-то в сознании.Тевинтерские маги терпеливо ожидали Тревельян с командой, но при виде реакции гнома неуверенно переглянулись. — Идём, — раздражённо бросила Искательница. — Хватит этого цирка. Пока процессия следовала к замку, Вестница с некой удовлетворённостью оглядывала улицы Рэдклифа. Традиционные длинные робы магов встречались почти в том же количестве, что и тканые рубахи крестьян и рабочих. Обладатели роб болтали между собой, обмениваясь слухами и шутками, без опасения угодить в кабинет рыцаря-командора на допрос или вообще в казематы. Конечно, обычный люд всё ещё шарахался от магов, как от прокажённых, но это было скорее въевшейся привычкой с небольшим опасением, чем привычным ужасом и презрением. Люди узнали магов поближе, не по Песне Света и россказням храмовников, а лично. Увидели в них те же желания и переживания, что были свойственны им самим. О понимании даже и думать не стоило, но теперь на обладающих даром не смотрели как на опасных диких зверей. И хотя это была лишь временная идиллия, обманчивая и хрупкая, но она всё равно радовала Эвелин. Обладай она менее реалистичным взглядом на жизнь, она бы записала Рэдклиф в примеры сосуществования магов и общества без Кругов. Может, такая жизнь и могла бы продолжаться хоть сколько-то долгое время, но леди Тревельян отлично осознавала, что люди не примут кого-то, столь сильно отличающегося от них, а среди самих магов непременно возникнут те, кто считает неодарённых ниже себя. Рэдклиф был убежищем для магов, укрывавшим их от клинков храмовников, и островком стабильности для крестьян и рабочих, где все ужасы гражданской войны не проявляли себя во всей красе. Желание выжить сглаживало огромное количество острых углов, каждый из которых вполне мог стать камнем преткновения конфликта в мирное время. Возле ворот замка им вновь встретились тевинтерские мундиры. Обменявшись парой слов с одним из сопровождающих магов, караульный дал сигнал открыть ворота. Ради Инквизиции ворота не поленились даже распахнуть полностью. Впрочем, тевинтерцы уже показали, что готовы соблюдать соблюдать все правила приличия даже для тех, кого собираются убить. В замке тевинтерцев было значительно больше. Коридоры и залы были заполнены солдатами и магами, спешащими по своим делам или несущими караул у дверей или стен. Казалось, что даже слуг одели по обычаям заморских пришельцев. У дверей главного зала солдаты эскорта слитно остановились, формируя живой коридор к проёму, закрытому двумя массивными створками резного дерева. В сам зал вместе с Эвелин и компанией зашла лишь магесса, приветствовавшая их при встрече. Остальные остались ждать окончания встречи за дверью. Очевидно, что остались в боевом порядке они вовсе не для протокола, а потому Вестница сделала себе заметку наколдовать им пару сюрпризов под ноги, чтобы жизнь не казалась совсем лёгкой. — Магистр Алексиус ожидает вас, — голос камергера разнёсся в полупустой тронной зале, отражаясь от голого камня стен отчётливым эхом. Эвелин мысленно скривилась. Неужели взамен гобеленов Герринов магистр до сих пор не озаботился оформлением залы собственной символикой? Здесь не Тевинтер, где один лишь магический дар обозначал твоё высокое положение в обществе. Впрочем, Алексиус пока не был заинтересован в ведении переговоров с кем бы то ни было, кроме Инквизиции. Двери за спиной Эвелин бесшумно закрылись, и команда степенно прошествовала в глубь зала. Между колоннами, поддерживающими высокие каменные своды, неподвижно стояли закованные с головы до пят в броню воины с уже знакомыми рогатыми масками — личная охрана магистра. Сопровождающая незаметно исчезла куда-то после закрытия дверей. Времени размышлять и тем более искать её не было, требовалось действовать. Привычно превратив лицо в маску абсолютной вежливости с лёгким налётом аристократического высокомерия, леди Тревельян направилась к возвышению, на котором находился трон. На самом троне устало развалился магистр Алексиус, переговаривающийся со стоящим по правую руку Феликсом, даже не подозревая о том, кто так ловко поломал ему планы. На самой первой из ступеней, ведущих к трону, сиротливо стояла Великая Чародейка Фиона, сохранявшая достойный, но несколько обречённый вид. Герион приподнялся на троне, переместившись из полулежачего положения в сидячее, и обратил внимание на своих гостей: — Приветствую вас, друзья! — магистр улыбнулся, но, по мнению Эвелин, не слишком убедительно. –Уверен, что наша встреча будет плодотворной для обеих сторон. Давайте же не будем терять времени. Инквизиции нужны маги, и я готов их предоставить. — У нас нет права голоса, когда решается наша судьба? — подала голос Великая Чародейка, заставив Алексиуса старшего скривиться от раздражения. Вестница мысленно закатила глаза. Что им сейчас нужно меньше всего, так это третье заинтересованное лицо, имеющее право голоса. Великая Чародейка может и хочет блага для магов, но пока она лишь добровольно сдала их в рабство имперскому магистру. И на этом её заслуги закончились. К тому же, нельзя было списывать со счётов личную неприязнь — эта эльфийка заманила их в ловушку, а Эвелин не имела пагубной привычки водить дружбу с теми, кто способствовал её кончине. Леди Тревельян знала, что в политике нет места чувствам и обидам, но в этой ситуации Фиона будет слишком непредсказуемым союзником, который легко пожертвует ими, если увидит хоть малейшее преимущество для себя, — Вы сделали достаточно сомнительных выборов, и ваши люди закономерно пожинают их плоды. Нам не требуется ваша помощь в переговорах, — холоду в голосе Эвелин позавидовали бы и Морозные горы. Великая Чародейка окончательно поникла и молча отошла в тень между колонами залы. Магистр благодарно кивнул Вестнице и вернулся к основному предмету обсуждения: — Я готов предоставить вам магов. Вопрос лишь в том, что вы предложите взамен, — тевинтерец сложил пальцы «домиком» и замолчал, устремив взгляд куда-то сквозь леди Тревельян и замковые стены. — У Инквизиции много связей. Вы заняли замок, который принадлежит ферелденскому феодалу и подданному короля. Это оскорбление не то что тейрна, а государства. Сейчас вас спасает война и ужасная разруха, её сопровождающая, но рано или поздно война закончится, — Герион при этих словах позволил себе слабую улыбку, но Тревельян не позволила себя смутить. — И корона захочет замок Рэдклиф обратно. Будем честны — в самом скором времени ваше положение станет очень неудобным. У вас нет обширных источников снабжения, а орлесианцы будут продавать даже самую мелочь по такой цене, словно она сделана из золота. — И что вы можете предложить? — весело спросил магистр, подперев голову кулаком. Леди Тревельян проигнорировала вопиющее неуважение к своей персоне. Он же их всё-таки убить собирается и уверен, что всё под его контролем. Вестница не собиралась открывать истину прежде времени. Пусть тевинтерец продолжает пребывать в счастливом неведении. Эвелин изобразила ответную дружескую улыбку. Судя по реакции Феликса, в улыбке было гораздо больше от хищного оскала, чем леди Тревельян рассчитывала. Но, учитывая долгое отсутствие практики, она считала, что получилось неплохо. — Инквизиция может обеспечить поступление орлесианских товаров по сниженным ценам и самое главное –станет посредником в переговорах между вами и Ферелденом после вашей капитуляции. Вы с сыном останетесь неприкосновенны, вам обеспечат корабль до ближайшего порта Империи, тевинтерские маги будут возвращены на родину за вознаграждение. Скажем, пятая часть выкупа за магов пойдёт в казну Инквизиции. Герион в ходе объявления «щедрого» предложения со стороны Инквизиции стремительно менялся в лице. Хотя будь Эвелин на его месте, она бы серьёзно обдумала подобную возможность. Нельзя забрать у мабари любимую кость и надеяться, что он про это забудет. Какие бы тузы не были у магистра в рукаве, ему не победить в противостоянии с государством. Метрополия не станет ввязываться в войну из-за отдельной секты, а ресурсов эрлинга не хватит надолго. Магистр обречён на поражение, и ему следует задуматься о путях отступления, пока есть возможность. — Ваше предложение больше походит на угрозу. Только у вас хватило на подобное наглости, или на юге так принято вести переговоры? — в голосе старшего Алексиуса прорезалась сталь. Магистр медленно поднялся с трона. — Отец, они знают, — сын преградил Гериону дорогу. Эвелин напряглась. «А вот это совсем не по плану. И где хвалёные шпионы Лелианы?». Тревельян украдкой оглянулась, оценивая обстановку. Никто из тевинтерцев не сдвинулся с места, новых «лиц» тоже не наблюдалось. — Что? — удивление магистра быстро сменилось выражением осознания. Старший Алексиус яростно схватился за переносицу. — Зачем, Феликс? А, неважно. Герион отодвинул сына в сторону и повелительно указал пальцем на Тревельян: — Её живой, остальных убейте. Эвелин глубоко вдохнула, взывая к силе, гнездящейся в её теле с самого рождения. В детстве у Тревельян не получалось контролировать её, но благодаря обучению в Круге необузданная магия превратилась в точное и разрушительное орудие, применяемое с виртуозным изяществом. Эвелин не любила убивать, но на кону стояла её жизнь. Внешне неподвижная, Тревельян уже приговорила к смерти всех солдат в этой комнате. Оставалось лишь претворить это в реальность. Что-то неуловимо неправильное витало в воздухе, но Эвелин никак не могла понять, что именно. Вернулось почти забытое чувство тревоги, сопровождавшее её всю дорогу к Рэдклифу. Наконец Тревельян осознала один простой факт: никто, кроме неё, не готовился к бою. Ни Кассандра, ни Блэкволл не спешили обнажать оружие, а тевинтерские солдаты между колонн и вовсе не сдвинулись с места, проигнорировав приказ магистра. Неловкую паузу нарушило характерное булькание захлёбывающегося кровью человека. Кому-то только что перерезали горло. Эвелин присмотрелась к ближайшему солдату. Тот отвесил ей вежливый поклон, а из тени за колоннами показался Дориан Павус. — И ты, Дориан? — разочарованно спросил Герион. — Я сожалею, что вы с Феликсом приняли такое решение. — Сдавайтесь, магистр. Инквизиция гарантирует, что с вами и сыном будут обращаться достойно и соответственно вашему высокому статусу, — объявила Кассандра магистру, и, понизив голос, сообщила команде: — Он полностью «мой». Пусть только дёрнется. Дориан поравнялся с Эвелин и вновь попытался воззвать к голосу разума, надеясь избежать ненужного кровопролития: — Послушайте, магистр, тут никто не желает жертв. Вас беспрепятственно доставят обратно в Тевинтер. Зачем вам это? Вы пытаетесь ухватиться за соломинку. Алексиус выпрямился. Даже преданный своими ближайшими соратниками, находясь полностью в руках у своих противников, этот человек смог найти в себе силы продолжать идти к цели, какой бы она ни была. Эвелин невольно почувствовала уважение. — Ухватиться за соломинку? Ты не знаешь, о чём говоришь. Старший обладает силой, непостижимой ни для кого из нас. Он вылечит тебя, Феликс, — Алексиус улыбнулся сыну. — Мне лишь надо выполнить свою часть договора. Чуть подрагивающими руками магистр полез в недра плаща. Эвелин скорее из предосторожности набросила на себя барьер и посмотрела на остальных. Кассандра с Блэкволлом подняли щиты, Варрик зарядил Бьянку. Судя по ощущениям Тревельян, альтус тоже принял некие защитные меры. Чувство тревоги стремительно нарастало. — Сдавайтесь, магистр. У вас нет шансов, — Кассандра сделала последнее предупреждение. — Ещё одно движение, и вас сожжёт ваша же сила. Алексиус не обратил внимания на угрозу, к этому времени обнаружив под мантией то, что искал. Нельзя недооценивать тевинтерского магистра. Признанные в остальном Тедасе мастера не только общепринятой магии, но и более экзотических практик, включая магию крови, они были крайне опасными противниками. Что им и наглядно продемонстрировал Герион Алексиус. Магистр резко вырвал руку из-под мантии, являя на свет найденный артефакт. Это послужило сигналом Кассандре. Комната словно разом опустела, потеряв всё своё содержимое и заменив его на сосущую пустоту. По голове с размаху ударили обёрнутым в толстый слой ваты молотом, а в защитном барьере образовалась причудливая сеть дефектов. Эвелин пошатнулась, выбитая из равновесия эхом антимагии Искательницы. Её подхватил неестественно бледный Дориан, которому тоже досталось от Кассандры. Если она перенесла такое, не будучи даже целями, то последствия для магистра должны быть просто катастрофическими. Так оно и оказалось. Алексиус скорчился на полу в позе эмбриона. Из носа и уголка рта обильно стекала густая кровь. Когда магистр с всхлипом вдохнул, Вестница с немалым удивлением поняла, что он всё ещё жив. Тевинтерца пронзила жестокая судорога. Из-под закрытых век просочились капли вязкой бесцветной жидкости, медленно устремившиеся вниз по морщинам на скулах. Герион едва слышно застонал. Окровавленные губы слабо искривились, и магистр медленно разжал сомкнутые руки. Из дрожащих ладоней на каменный пол залы неохотно вывалился небольшой зеленоватый кубик, стремительно наливающийся силой. Чувство тревоги накрыло Эвелин неудержимым цунами. Дориан врезался в неё сбоку, отталкивая и пытаясь применить контрмеры, но время играло против него. Кубик магистра погас, и мир в глазах Тревельян взорвался всеми оттенками зелёного.***
Ощущение мира вернулось внезапно. Ещё мгновение назад Эвелин стояла в тронной зале замка Рэдклиф, а в пяти шагах от неё бился в корчах магистр Алексиус. Теперь под ногами вместо твёрдого камня был мягкий ковёр зелёного мха, устилавший землю настолько толстым слоем, что сапоги погружались в него по щиколотку. Зелень всё так же доминировала в цветовой гамме окружения, однако теперь она была почти статична — перед Тревельян стояла плотная стена экзотической растительности, слегка шевелимая лёгким ветерком. От обилия зелёного рябило в глазах, раздутые и мясистые листья кустарников и тяжёлые от обилия плодов ветви деревьев сплетались в причудливые узоры, наполненные тайным смыслом, лишь для того, чтобы через мгновение распасться на бессмысленный набор кривых линий. Тревельян прищурилась и шагнула поближе к растениям, повинуясь безотчётному желанию запечатлеть в памяти хотя бы один из символов, разобраться в нём, получить частицу смысла чего-то несравненно большего. От напряжения начали слезиться глаза, но она так и не достигла успеха. Однако следовавшие одна за одной неудачи в этой, казалось бы, тривиальной задаче не приводили Эвелин в привычное раздражение, но наоборот успокаивали её, даруя спокойствие удава, гипнотизирующего кролика: змея знает, что жертва обречена. Она никуда не денется и будет съедена, рано или поздно. Так и Тревельян знала, что загадочные знаки непременно откроют ей все свои секреты. Некуда спешить. У неё в распоряжении всё время в мире. Всё обречено кануть в небытие в предстоящей бездне безразличного времени. Всё сдастся ей. Нужно лишь подождать. День. Неделю. Год. Век. Тысячелетие. Вечность. Безразличное спокойствие потревожил какой-то противный звук на грани слышимости. Эвелин мудро проигнорировала его. Это была лишь временная помеха, недостойная внимания. Главное — знаки. Руны. Символы откровения. Звук изменил тональность. Он стал резче, громче. Требовал чего-то. Эвелин безмятежно вздохнула. Глупцы, они не понимают ничего, движимые сиюминутными желаниями. Которые лишь меркнут перед лицом вечности. Зачем требовать чего-то, если оно всё исчезнет, истлеет? Надежды, мечты — удел дураков. Они лишь усиливают горечь разочарования. В голове возникла мысль: поделиться с раздражающим звуком истиной. Открыть глаза. Дать осознать откровения вечности. Спасти его от метаний и кратких печалей, даровав бесконечное спокойствие. Зелень сменила ослепительная голубизна неба. Эвелин часто заморгала и закрылась ладонью от жгучего света. На неё упала тень. Тревельян убрала руку, стараясь рассмотреть её источник. Им оказалось обеспокоенное мужское лицо, щеголявшее лихо закрученными кверху усами. Дориан. — Пришла в себя? — альтус отстранился от Эвелин и подал ей руку. Оказалось, она лежала на моховом ковре. Тревельян благодарно кивнула и ухватилась за предложенную ладонь, маг аккуратно помог ей подняться. Правая щека горела огнём. Эвелин аккуратно притронулась к ней пальцами, оценивая повреждения. Заметив это, Дориан оправдательно поднял руки: — Не в моих правилах бить товарищей, но до тебя было не докричаться. Мой голос ты просто игнорировала, а когда я попытался пробиться к тебе, ну, ментально, — альтус дотронулся до своего виска, — то буквально увяз в твоей защите, словно в болоте. Едва вырвался. Никогда такой не встречал. Хотя я не эксперт по неортодоксальным защитным заклинаниям. — Спасибо, я в порядке, — Эвелин потёрла глаза, избавляясь от остатков навязчивого наваждения. — Просто очень засмотрелась. Не смотри на растения. Они очень… Притягивают? Да, правильное слово. И у меня нет никакой защиты разума. Нет сейчас, и не было, когда ты пытался со мной связаться. Дориан усмехнулся, показывая, что не поверил ей ни на секунду, но уважает право на тайны. Тревельян пожала плечами. Пусть не верит. Это неважно. Важно другое. — Не знаешь, где мы? Я понятия не имею. — Пока ты так сконцентрировалась на местном ботаническом саде, я немного огляделся. Это замок. Не тевинтерский и не орлейский. Камень кладки другой, — Дориан указал на стену позади них. Альтус запнулся и нахмурился. Эвелин выжидательно смотрела на него, стараясь избегать коварной растительности в своём поле зрения. Буквально сразу Дориан посветлел лицом. — Конечно же! Алексиус использовал магию времени, поэтому вопрос стоит не так. Мы в замке Рэдклиф. Следует спрашивать не «где мы?», а «когда мы?». Или скорее «который сейчас год?» — Ты хочешь сказать, что магистр перенёс нас во времени? Но тогда мы должны быть в тронной зале на том самом месте, где мы подверглись воздействию временной магии. — Не совсем так. Понимаешь, время взаимодействует с магией очень необычно. Мы с Герионом накопили довольно обширный объём эмпирических данных, но так и не смогли подвести теоретическую базу. В магии времени нет привычных нам понятий плетения, маготока и взаимных возмущений магии и материи. Мы просто тыкались в разные стороны, как новорождённые щенята. Однако, мы заметили, что при увеличении времени, на которое мы перемещаем что-либо, незначительно увеличивается разброс в пространстве. Судя по тому, насколько мы далеко от трона, дела у нас очень неважные. Мы далеко. — И откуда эмпирические данные? Местных детишек делали стариками и наоборот? — ехидно поинтересовалась Тревельян, стараясь отвлечься от мрачных мыслей. — Нет. Мы перемещали часы. У нас были две пары часов, показывающих одинаковое время. Одни часы мы перемещали вперёд во времени, а другие нет. Потом сравнивали по время на часах. Разность и была тем временем, на которое мы их перенесли. Эвелин сложила на груди руки. В голове реальность никак не укладывалась, и ужасно хотелось переключиться на что-нибудь стороннее. А потому Тревельян решила сосредоточиться на промахах в экспериментах со временем. И похоже, что Дориан был даже благодарен ей. — Вы же учли, что неизбежно появляется погрешность в полный оборот? Или что магия времени может влиять на механизм самих часов, просто ускоряя его? Время для экспериментальных часов может просто быстрее идти. У лабораторных часов и экспериментальных часов показания могут совпадать до секунды. Тогда ваша магия просто бесполезна. — Какого ты о нас низкого мнения. Мы всё учли. И количество полных оборотов часов, и вторую твою гипотезу. Её опровергли мыши, которых мы отправляли на год вперёд или назад. Они были в абсолютно таком же состоянии, что и до перемещения. А если бы ты была права, то они бы умерли. — Ладно, как бы нам того не хотелось, надо осмотреться. Куда нам… На плечо Эвелин нежно опустилась огромная одоспешенная рука. Пахнуло влагой, тухлятиной и гнилью. Вестница задержала дыхание и медленно скосила на плечо глаза. Металл латной перчатки проржавел настолько, что казался целиком состоящим из бугристого коричневого окисла. На ткань плаща упало несколько чешуек ржавчины. Части заклёпок, соединяющих части перчатки вместе, не было, а в крупных пластинах тут и там зияли глубокие отверстия с неровными краями. Из щелей между пластинами сочился белёсый гной, покрывая ржавчину отвратительно блестящей на солнце полупрозрачной плёнкой. Из ближайшего отверстия брызнула красная жидкость, несколько капель которой попало на щёку Тревельян. Запах стал просто невыносим. Из отверстия неторопливо высунулась огромная рыжеватая сколопендра. Вестницу уколола стремительно зарождающаяся паника. Насекомое помедлило и начало лениво искать новую опору, медленно поводя в пространстве безглазой головой, усеянной сотней маленьких усиков. Уловив исходящее от Эвелин тепло, сколопендра потянулась к щеке, высвобождая тело активными движениями сотен ножек. Она буквально почувствовала сотни маленький коготков цепляющихся за кожу. Леди Тревельян набрала в лёгкие воздуха, приготовившись исторгнуть из груди вопль отвращения и паники. Но крик умер в груди так и начавшись, когда в самое ухо ей максимально дружелюбно пробулькали: — Вы пришли посмотреть наш сад?