nae mam daero

      Пары давно кончились, в институте осталось не так много людей, которые по учебным причинам подзадержались в аудиториях, либо добровольно засидевшиеся студенты. Минхо кусает кончик кисти, хмуро смотря на чистый холст. В аудитории искусств непривычно тихо — кроме Хван здесь никого нет. Всего час назад помещение кишело студентами, во все стороны брызгались капли краски, а белоснежная бумага окрашивалась всевозможными цветами.       «Что для вас любовь, Минхо-щи?»       Простой вопрос, который поставил в ступор. Ее пальцы нервно оглаживают твердую кисть, перебирая пушистые ворсинки. Правая рука скользит по бумаге, словно ласкает. Хван шипит болезненно и недоуменно смотрит на выступившую каплю крови — порезалась.       — Что для меня любовь?       Шептала она себе под нос, упорно прожигая взглядом пустой холст. На горизонте маячит один из важнейших, если не самый важный, конкурс в ее жизни. Помимо большого гранта, ее может ждать огромная известность. После победы в таком конкурсе ей не страшно будущее — многие работодатели будут глотку друг другу перегрызать ради ее кандидатуры. А тема конкурса банальная, на которую она при обычных обстоятельствах даже бы не взглянула — любовь.       Когда учитель сказал ей об этом, Минхо сплюнула в сердцах, сдерживаясь, чтобы лицо не перекосило от отвращения. Она рассчитывала на все, что угодно, даже на полнейшей высер человеческого сознания — Корея 3000, жизнь на марсе и т.п. Она размышляла о чем-то глобальном: проблемы, кризисы, международные отношения, но организаторы конкурса решили остановиться на том, что итак размусолили за столько сотен лет развития искусства.       Л Ю Б О В Ь       У нее скарабеи под кожей шевелятся от этого слова, а зубы смолой тягучей слипаются. Она проиграет этот конкурс, потому что такого слова больше нет в арсенале Хван. Потому что любить Минхо больше не может. Разучилась.       Потому что вся любовь, что была в ней, умерла вместе с родным человеком.       Не оставив ни единого кусочка, который бы теплился в омертвевшей душе. Потому что после смерти Минхёка все ее рисунки пустые и безэмоциональные. И что самое мерзкое — это видит только она, даже преподаватели, которые знают ее пару лет, не замечают разницы между тем, что было раньше и тем, что есть сейчас.       — Вот ты где, а я искал тебя.       Минхо вздрагивает, когда Сокджин заходит в аудиторию. Ей больно от его широкой улыбки, и еще больнее от белоснежности холста. Глаза режет, в разочаровании топит. Она не способна выполнить столь простое задание, грош ей цена, как художника. Как творца.       — Что-то случилось?       Голос тревогой пропитан, она всегда ждет худшего. Сокджин улыбается шире, подходя ближе. Заглядывает в холст и немного разочаровывается — он надеялся увидеть нечто прекрасное, что всегда выходит из-под руки рыжей.       — Ты прошла на повышенную стипендию, — решил не томить девушку ожиданием. Да и лицо у Минхо такое кислое, что он не отказал себе в удовольствии порадовать девушку. Хоть как-то.       — Да?! — голос повышается на несколько октав. Она не сдерживает искреннюю радость, напрочь выкинув мысли из головы о злосчастном конкурсе. — Просто шикарно, — совсем скоро у нее будет собственная квартира, ради которой она корпит над листами сутками напролет или убивает тело ночной работой в баре, забывая о еде и сне. — Пойдем в кафе, я угощаю, — тут же поспешно выдает девушка, наблюдая замешательство в чужих словах. — Мне нужна компания, чтобы отпраздновать. К тому же, Сокджин~и, ты же искусство в чистом виде. Дай мне насладиться твоим обществом, мне срочно нужно вдохновение. А твое эстетическое лицо и оргазмическое тело послужит неиссякаемым источником сил.       Ким растерялся от такого красноречия и чужого потока льстивых слов, что тягучей патокой уши заливали. Но не признать того, что ему это приятно, он не мог.       — Приставать не буду, — игриво прошептала Минхо, пройдя мимо.       — А я и не боюсь, — выкатив грудь, а-ля петушок, достойно ответил Сокджин, следуя за рыжей. У него девушка есть, а он верный, словно псина, и на других не заглядывается.       Они идут в ближайшее кафе и заказывают кофе с пирожными. Беседа между ними не спешит развиваться, им уютно друг с другом и в тишине. Минхо смотрит украдкой, любуясь чужим профилем. А Сокджин отдыхает, скинув на жалкие минуты с себя груз ответственности. Незаполненные бумажки и пустой холст остались в институте. Сейчас они просто наслаждаются тишиной и спокойствием.       — Тут так тихо, — Чимин возникает позади задумавшейся Минхо и нагло теснит ее бедром. Про нормальное приветствие в их отношениях давно забыли.       Хван встрепенулась, вместе с ней встрепенулся ее внутренний сарказмометр.       — Но не так тихо, как после твоих шуток. — Взгляд метнулся к зазевашемуся, ни в чем неповинному Сокджину.       Чимин заржал. Джин скис лицом, а Минхо подозрительно посмотрела на друга.       — Ты чего, наебенился по пути, с такой хуйни ржешь? — Хван проигнорировала скисшее дабл два лицо Сокджина. Иногда Кима передергивало от Минхо, и не в смысле он на нее передергивал, просто мата в предложениях бывало больше, чем слов.       — Ты забыла, что я всегда ржу над твоими шутками, — елейно заулыбался Чимин.       Минхо заулыбалась в ответ, не чувствуя подвоха. А спустя секунд тридцать скисла также, как и Джин.       — Вроде смешно, а вроде и обидно. Это ж получается, что твой смех не показатель моих шуток.       — Именно так.       — Ну бля.       Чимин заржал, Сокджин в утешающем жесте похлопал девушку по плечу. Благо, длинные руки и небольшой стол позволили. Пак закончил смеяться, вытирая слезы рукой. Минхо продолжала недовольно кусать нижнюю губу, Сокджин прикидывался предметом интерьера.       — Ну, а если серьезно, что вы здесь делаете? — Чимин взял меню и незаинтересованно начал листать страницы. Есть особо не хотелось, но и с пустыми руками сидеть тоже.       — Празднуем мою повышенную стипендию, — гордо произнесла Минхо, задрав подбородок. Этим можно похвастаться. В их институте не так-то просто выскочить на обычную стипендию, а тут почти в тройном размере.       — Ваа~, поздравляю! — Чимин улыбнулся так широко, что глаза прикрылись щеками.       — В честь этого, знаешь ли, могла бы и стол нормальный накрыть. Давно я домашней кухни не ел. Хотя, — Пак гадостливо улыбнулся, — о чем это я! Ты ж готовить не умеешь.       — Йя, я вообще-то умею готовить, — хмурится Минхо, обиженно надув губы. Сокджин сбоку наблюдал за прениями громко возмущающихся идиотов.       — Предложить людям рамен не значит готовка, — гиенит Чимин, рыжая мысленно стонет «крашеная сучка», — и ты его даже не завариваешь. Просто упаковку бросаешь, и не всегда в руки.       — Один раз тебе в лицо попала, что ты сразу начинаешь. Заладил одно и то же.       Сокджин тихо отхлебнул кофе, с некой отеческой улыбкой наблюдая за двумя великовозрастными детьми. По крайней мере, на лице Хван теперь нет горькой улыбки и тонущем в отчаянии взгляда.       Тэхён недовольно посмотрел на свою макушку. Волосы отросли настолько, что свой цвет уже пробился на почти два сантиметра. Да и кончики бы постричь не помешало — секутся. Смотрелось убого. Ким звонит своему личному мастеру, ради которого не лень тащиться аж в центр города. Ему везет, потому что через час у того окно, и если Тэ поторопится, то уже сегодня будет щеголять с нормальными волосами.       Он со знакомым теплящимся в груди чувством переступает порог. В нос бьет резкий запах красок, перемежаемый тонкими приятными нотами шампуней и бальзамов. Джонён подзывает его, размахивая расческой по все стороны. Тэхён спешит раздеться и усесться в кресло. Он обращает внимание на окружающую обстановку только в тот момент, когда задница приземляется на мягкое. Слева от Кима в соседнем кресле расположился Юнги. У Мина глаза прикрыты, над ним воркует девушка и, судя по тому, что у него на голове безобразный шухер, они только начали.       Тэхён не знает, радоваться или плакать. Он давно не видел Юнги, тот мастерски скрывался от него, избегая точек пересечений. И в тот момент, когда Шуга открывает глаза, чувствуя на себя чужой прожигающий взгляд, Тэхён понимает, что лучше бы они не виделись.       У Юнги ненависть на дне зрачков плещется, за край перелиться грозится. Тэхёну некомфортно, Мин смотрит не моргая. Гипнотизирует, в котел с лавой толкает. Воображаемый Ким Тэхён кричит, погружаясь с головой. А в реальности ничего не выражающее лицо, которое спустя секунду сменяется хитрой усмешкой. Юнги щурится, не нравится ему быстрая смена настроения долбанного инопланетянина. У того в голове лунные кролики прыгают, заменив обезьянку с тарелками. Мин уже не отрицает, что Ким Тэхёна он! опасается.       А точнее опасается того, что этот ненормальный с ним может сделать.       — Привет.       Юнги игнорирует.       — Давно не виделись.       От этого жизнерадостного голоса бросает в дрожь.       — Как у тебя дела?       Почему нуна так медлит? Она даже не начала наносить краску. Ему придется подзадержаться и лицезреть в отражении довольную рожу Тэхёна.       — Я соскучился.       Спина противно взмокла, отчего рубашка начала прилипать к коже. Мин чуть язык не проглотил от удивления. Что простите? Соскучился! Какого хуя!       — Какого хуя?! — уже вслух произносит Юнги, поворачивая голову к Киму. Стилист недовольно дергает того за ухо, возмущенно шипя «не вертись».       — Ой, блин, давай потом поговорим. У меня новая серия дорамы вышла. — Тэхён нагло прекращает разговор, всовывает наушники в уши и обращает все свое внимание к экрану телефона. Он не знает, что сказать. Тэхён не ожидал, что Юнги ответит и поэтому слегка растерялся. Ничего, у него есть 45 минут, нужно выстроить в голове структуру разговора. И игнорировать Шугу.       Юнги остается сидеть с открытым ртом и молча проглатывать всю нецензурщину. Долбанный невыносимый Ким Тэхён.       Минхо чертыхается себе под нос. Пару часов назад она сидела в кафе, наслаждалась приятным обществом и великолепным кофе, а теперь ютится в душном полуподвальном помещении, слезящимися глазами смотря на экран. После увольнения Сехуна она стала старшим барменом — больше денег, класс, но и намного больше ответственности, ну такое себе. Менеджер вызвал ее в свой законный выходной, ибо «поставщики ждать не будут, Хван, давай за работу», а ей еще необходимо заполнить херову тучу бумажек по безопасности, заполнить многочисленные строки ревизии и какого-то хуя составить график сотрудников, хотя это не ее обязанность.       В итоге, духота, противный желтый свет подсобки и допотопный компьютер.       — С такими требованиями я уже свой кабинет заслуживаю, — шипит себе под нос Минхо, со злобой ударяя пальцами по клавиатуре. Комп ни в чем не виноват, стонет протестующе. Такими темпами в техно-рай отправится.       Она удрученно заполняет пустые строки, мысленно матерясь, а когда цифры перед глазами начинаются расплываться, ругается уже вслух. Телефон пиликает, отвлекает. Хван мельком смотрит на всплывшее сообщение.       — Блять.       Серьезно? За что? На экране строчки черным по белому горят, злобой звериной исходиться заставляют. Преподаватель прислал форму, которую необходимо заполнить для конкурса. Точнее, один из многочисленных документов. Минхо уже отправляла копии паспорта и заявление, но им это показалось недостаточным. Хван разозлённо рычит, сдерживаясь от того, чтобы не переебать здесь все.       Она очень спокойный человек, но последние недели выдались слишком напряженными, чтобы продолжать строить из себя ледяную королеву.       Граница ее пределов больше не может расширяться. Учредители конкурса попросили снова прислать документы, которые у нее дома, заполнить парочку форм об участии и все это нужно сделать в другом формате и единым файлом. А на этой древней ошибке компьютерного мира сделать такое видится не иначе, чем чудом.       Рука тянется к телефону, пальцы скользят по экрану, нажимая на нужный контакт.       Пак не отвечает.       Блять.       Чонгук перечитывает сообщение несколько раз. Хочется написать в ответ «ты это мне?». Потому что количество их с Минхо смс можно на пальцах пересчитать. Одной руки.       «Чонгук~а, окажи услугу, это очень срочно! Вопрос жизни и смерти. Привези ко мне на работу мой ноутбук. Он на столе перед окном, и зарядку от телефона — она в столе в третьем ящике. Ключ от комнаты в кроссовке».       Чонгук выпрямляется, все еще продолжая перечитывать текст. Следующее уведомление заставляет его встряхнуться.       «С меня причитается. Проси все, что угодно».       О, Чонгук бы попросил! Чонгук бы много, что попросил. Хотя, ему было бы достаточно и одного. Картинка полуобнаженной Хван с ушками на голове мелькает внезапно, но неожиданно. Ей бы еще тот чокер, и желательно без одежды. Вообще.       Чон хлопает себя по щекам, избавляясь от ненужных мыслей. Ему не до этого — сегодня вечером первый бой, он должен морально настроиться. Не до развратных отвлекающих мыслей. Он пытается себя в этом убедить, но будем откровенными, думая о Минхо, ему становится легче дышать, потому что через пару часов, вполне возможно, он окажется избитым до полусмерти. Мысли о Хван помогают успокоиться. Единственное, что держит от того, чтобы не упасть духом, потому что…       При мысли о семье ему становится только хуже.       Быстро одевается, спешит до нужного этажа. Открывает дверь, с некой затаенной радостью переступает порог. Чонгук был здесь раньше, ничего не изменилось. Не считая громкого запаха апельсинов, щекочущего ноздри. Отдаленно чувствует корицу. Чон чувствителен к запахам и ему, определенно, нравится то, как пахнет здесь. На стене привычные фотографии и рисунки, последних стало больше. Чонгук подходит ближе, рассматривая небольшую бумагу, затерявшуюся среди рисунков.       Wish-лист.       Его цепкий взгляд вырывает среди многочисленных вещей, вроде футболка, рюкзак и т.п. полароид, обведенный несколько раз. Чон отмечает у себя в голове. Пригодится.       Ноутбук находится сразу, а вот ящик приходится перерыть несколько раз. Зарядку он не видит, поэтому лезет в другие отделы и натыкается на папку с рисунками. Любопытство гложет, и он не отказывает себе в удовольствии порыться в ее вещах.       — Да и вряд ли там порно, — хмыкает себе под нос Чонгук и давится, когда первым же рисунком оказывается член.       Прорисованный настолько детально, что кажется настоящим — гладким, со вздувшимися венами. У Чона на лице маска каменная застыла, он не хочет задумываться, с натуры ли это рисовалось или просто случайная фотография из интернета. Чонгук не знает, что ищет, но с упорством просматривает каждый лист, половые органы сменились руками, а после и быстрыми скетчами незнакомых людей. Последний листок оказывается пустым. Чонгук разочарованно выдыхает.       Не стоило и думать…       Он оглаживает пустой лист. Ему нужно торопиться, Чон потерял много времени, а зарядки так и не нашел. Минхо там, наверно, с ума уже сходит. В окно врезается долбанная ворона, испугав Чонгука: тот аж подпрыгнул, выронив из рук папку. Листы в хаотичном порядке раскинулись по полу. Чон начал поспешно собирать их, мысленно молясь на то, что Минхо не помнит, в каком порядке они лежали. Глаза сами собой натыкаются на незнакомый рисунок. Он не видел его в этой папке.       Не зная почему, сердце начинает ускоряться. Чонгук рассматривает спящего себя и расплывается в широкой глуповатой улыбке. Парень такой красивый на бумаге, что Чон сначала даже не верит, что это он.       Минхо.нарисовала.его.       Он аккуратно проводит по линиям, представляя, как женская рука выводит их карандашом. Представляет с закрытыми глазами, как Минхо наблюдает за его сном, как улыбается с легкой улыбкой. Его воображение заходит дальше, где он просыпается, раздевается и…       Пришедшее сообщение выдергивает его во внешний мир.       «Через сколько будешь?»       Ах, да, точно, реальность.       — Где эта долбанная зарядка?! — он бормочет себе под нос, складывая рисунки и возвращая на место. Не забывает сфотографировать тот, что с ним. На память. Вечерами любоваться будет.       Чон хмыкает: устройство примостилось в самом углу, погребенное под многочисленными карандашами. Кладет в карман, перекидывает сумку с ноутбуком через плечо и уходит, напоследок втягивая аромат апельсина.       — Что бы мне у Хван попросить?       Тэхён встает со стула, крутя головой. Волосы мягко взлетают, а после красивыми волнами опадают на лоб. Насыщенный металлический блеск радует глаза. Джонён постарался на славу. Ким не может оторваться от зеркала, поправляя волосы, давит лыбу во все 32, и тут же наигранно сексуально прищуривается, прикусывая губу. Юнги, над которым еще воркует стилистка, закатывает глаза к потолку. Несносный мальчишка. Раздражающий.       — Так выглядит Тэгу, — тянет гласные Тэхён, поворачиваясь к застывшему Мину. Они с одного города? Ну, надо же, Шуга не хотел иметь «такое» в категории «свой земляк». У них ничего не может быть общего с этим вот, ну, вы поняли.       — Так выглядит убожество, — не сдерживается Юнги и тут же шипит змеей, потому что нуна дергает за прядь. Почему он попал в такую немилость именно сегодня? Закрадывается подозрение, что девушка совсем неровно дышит в сторону намалёванного «Тэ~гу», и на шугины подколы реагирует остро. Защищает честь и достоинство, ага.       — Как тебе цвет?       — Такой же, что и раньше. — Хмыкает Юнги, и тут же утыкается глазами в пол. Звучит так, словно ему есть дело. «Раньше», пффф. Надо было сказать «был». Такой же, что и был. Потому что звучит так, словно он до этого рассматривал Тэхёна, запомнил его цвет волос. Ему вообще наплевать на это чудо… с глянцевыми тенями на веках. Господибожемой.       — Сколько осталось? — Тэхён обращается к нуне, игнорируя тихое «не отвечай ему». Он лишь расплывается в милой улыбке, а сердечко девушки уже трепещет.       — Еще минут десять, смыть и высушить.       — Я снаружи подожду, — Тэхён говорит так, что и возразить не удается. Грубо, властно и слишком быстро уходит. Юнги не успевает огрызнуться.       Шуга напрягается: ему не нравится альфач-Тэхён. Киму больше подходит амплуа нежного мальчика-одуванчика, и то, каким взглядом он пожирает Шугу, заставляет того поджимать воображаемый хвост. Юнги до сих пор с мокрыми трусами просыпается после того случая в клубе. И Пак Чимин далеко не главный герой его влажных снов. Подсознание играет с ним злую шутку. Он не может это контролировать.       Или не хочет.       Минхо оглядывается, когда скрипит открывшаяся дверь. Чонгук неловко улыбается, а Хван руки в воздух вскидывает и орет во все горло, не стесняясь:       — Спаситель мой!       Чон теряется на пару секунд: Хван подходит ближе, протягивая руки за ноутбуком, а когда получает желаемое, обнимает Чонгука в порыве благодарности. Он не может думать ни о чем, кроме ее груди.       Упругая, сочная, с торчащими сосками. Что прижимается сейчас к нему вплотную.       «Помогите!» — орет маленький чиби-чонгук, краснея помидоркой и рискуя упасть в обморок. Здесь слишком жарко, ему не хватает воздуха.       Минхо жалуется, начиная с работы, заканчивая конкурсом. Рассказывает все и про документы и про дурацкого менеджера, загрузившего ее делами. Она настолько погрязла во всем, что даже отобедать не успела. Благо, перекусила пирожными в кафе с утра с парнями. Заламывает брови, недовольно морщится, руками во все стороны машет. Чонгук кивает, не особо вдумываясь в слова. Хван сейчас такая…живая.       А еще — они наедине.       И вот это очень действует на нервы. Чонгук не знает, как себя вести и что говорить. Он так боится облажаться. Чаще всего кто-то третьим в их компании оказывался Чимин, ну либо Тэхён, которые умело сглаживали неровности общения. Заполняли молчание трескотней и смехом. А теперь они вдвоем, и Минхо совсем не молчит, излучая чистую энергию, не обращая внимания на скованность Чонгука. Либо не замечает, либо умело делает вид. Чону приятна своеобразная забота. Хван не дает ему почувствовать себя неуютно.       — Ты не ела? — из всего потока негодования он выцепляет только эти слова.       Минхо затыкается, беспомощно хлопая ресницами. У Чонгука в голосе тревога, а у нее ком к горлу подступает.       — Эм, да, не было времени, — Хван нервничает и Чонгук впервые чувствует, что он не один такой.       — Так может, сходим, поедим? Тут недалеко хорошее место есть, — голос у него твердый, и совсем не дрожит. В нем столько силы, что отказать невозможно.       Хван кивает, расплываясь в несмелой улыбке. Она может позволить себе перерыв, ей не так много заполнить осталось, да и документы до вечера отправить успеет. А вот желудок точно спасибо не скажет, прилипнув к спине.       — Почему бы и нет. К тому же, я у тебя в долгу и это меньшее, чем я могу отплатить.       Для большего они не в тех отношениях. Пока.       Юнги недовольно поджимает губы. Он думал, что Тэхён ушел и избавит Шугу от лицезрения довольной красивой рожи, но нет. Стоит, ухмыляется, опираясь о стенку спиной. Весь из себя пафос и брутальность. Вот только улыбка глупая сквозь наигранную суровость пробивается. Тэхёну не обмануть никого, включая себя.       — Вау, да ты теперь black sugar, — Ким лыбится, подходя ближе, и тянется руками к черным, словно смоль, волосам. Юнги предсказуемо отстраняется, не позволяя трогать себя, — мне нравится, — Тэхён не показывает, что такое поведение его обижает.       На самом деле обижает. Тэхён не заслужил презрения и омерзения в чужих глазах.       — А ты кто тогда? — фыркает Юнги, обходя парня. Ким движется за ним, и Шуга проглатывает все колкости, рождающиеся на языке. Прилипчивое раздражающее создание.       Но пиздец красивый.       — Серебряная ложка*, — Тэхён снова улыбается, так широко, что Юнги ждет, когда его губы порвутся. Киму приятно, что Юнги поинтересовался. Не проигнорировал. А мог, как делает обычно.       — Оу, да ты чеболь, значит, — Шуга кривится, а у Тэ сердце вниз падает. Былая чужая благосклонность сходит на нет, ему итак сложно выстраивать хоть какое-то подобие диалога с Юнги, он не может все так просто просрать.       — Нет, — слишком поспешно, отчего у Мина глаза подозрительно сужаются, — просто счастливчик.       Юнги хмыкает, но ничего не говорит. Тэхён подстраивается под шаг коротких ног старшего, ему хочется касаться того плечом, но Шуга соблюдает между ними дистанцию. Киму хватает и того, что Мин не посылает его нахер.       — Может, в кино? — Тэхён смотрит исподлобья, наблюдает за чужой реакцией, которой нет. Шуга продолжает идти, как ни в чем не бывало, — обещаю, под юбку тебе лезть не буду и даже куплю попкорн.       Юнги отворачивается, но Тэхён успевает заметить, как уголки чужих губ слегка приподнимаются. Это его личная победа.       Минхо стоит перед квартирой Пака и понимает, что уже минут пять просто улыбается. Стоит истуканом, находясь в прострации, а у самой сердечки в глазах пляшут. Не то, чтобы она была влюблена, очарована — да, точно. Чонгук наедине это не Чонгук в обычной жизни. Вначале парень стеснялся, взгляд отводил, да даже вилку осторожно держал, словно боялся уронить. Но спустя время справился со стеснением и явил миру свое истинное очарование.       Остроумный, веселый, со смущенной заячьей улыбкой и искрящимися глазами. Ее колбасило от выраженного контраста: лицо ребенка, тело мужчины. И мыслил он далеко не как мелковозрастный первокурсник. У Чонгука взрослые мысли, взрослые цели и такой поставленный голос, что у нее коленки ватными становились от его мужественности.       Она свалила внезапно, понимая, что чем дальше, тем хуже — ей становилось сложнее находиться рядом с Чонгуком с каждой минутой. Хотелось коснуться, провести рукой по щеке, задевая подушечками пальцев длинные ресницы, спуститься до пухлой нижней губы. Закинуть свои ноги на мощные бедра.       До добра это все не доведет.       Ей хватило Тэхёна, она завязывает с «помладше». Ей нужен старше, опытнее, мужчина, который знает, чего хочет от жизни. К тому же, Минхо сейчас не до отношений — на носу покупка квартиры, до которой осталось совсем немного. Конкурс, от которого зависит будущее. И самое главное, проклятие неудачных отношений, начавшееся с первого парня. Чонгук должен найти милую девочку себе под стать, а не решаться на что-то большое со сломанным человеком, вроде нее.       В ее сердце нет и кусочка любви, оно неживое, и Чонгука обнадеживать напрасно не хотелось.       Поэтому свалила от греха подальше, ссылаясь на занятость. В принципе она не обманула. Этим утром слова Чимина про неумение готовить задели Хван, она пришла, чтобы доказать засранцу, читай лучшему другу, обратное. Пак ушел по магазинам, сегодня у него выступление, впервые за столь долгое отсутствие после травмы. И он хотел выглядеть на все сто. И пока королева выбирает одежду, Золушка собирается удивить весь мир своими кулинарными способностями.       Она не особо заморачивается над сложностью, приготовив быстрые, но вкусные блюда. Чимина до сих пор нет, и Минхо решает устроить уборку в квартире Пака, как приятное дополнение. Бонус за долгие года дружбы, ха.       Минхо решает начать с одежды, убрав валяющиеся повсюду рубашки и т.п. по шкафам. Первым делом все то, что в сушке. Хван ехидно смотрит на нижнее белье. Balenciaga. Пак Чимин, рич бич. Без малейшего стыда собирает трусы и движется к комоду. Выдвигает нижний ящик и расфасовывает по углам. Пальцы натыкаются на что-то металлическое, Минхо хмурится, предчувствуя неладное. Ее ощутимо начинает тошнить. Хван достает на свет предмет и с болезненной горечью рассматривает знакомые часы.       Доверие? Не слышали.       Чимин заходит в квартиру и с шумом втягивает воздух. Аромат еды отзывается громким гулом в животе. Он скидывает многочисленные пакеты в коридоре, стянув кроссовки, и идет на кухню. Хван сидит за столом, сгорбившись, греет руку о давно остывшую кружку. Кофе покрылся пленкой.       — Вау, ты готовила? Я могу это съесть, не оказавшись в больнице? — ехидничает Чимин, подходя к плите и заинтересованно суя нос в кастрюли.       Молчание давит. Пак оборачивается удивленно, и смотрит непонимающе. У Минхо лицо бледное, а над ней тучи сгустились. Мраком и горечью веет за метры.       — С тобой все в порядке? Что-то случилось?       — Скажи, Чимин, я много от тебя прошу? — голос у Минхо тихий, вкрадчивый. Чимин напрягается, потому что ясно слышит нотки предстоящего скандала. В голове проносятся события прошлой недели, он упорно выискивает, где мог наскосячить. И ничего не находит.       — Нет, что случилось?       — Может, я настолько плохой друг, что ты не можешь мне довериться?       — Блять, Хван, о чем ты? Прекращай говорить загадками и скажи прямо, — Чимин взрывается, бурно размахивая руками.       Минхо выпрямляется, расправляет плечи. Тянет руки к карману и достает часы. Пак белеет лицом, прикусив нижнюю губу.       — Держи свои «сворованные» отцовские часы. Хочешь узнать, откуда я их достала? — у нее голос ощутимо дрожать начинает.       — Нет. Минхо, не надо.       — Почему, Чимин, ты солгал мне, глядя в лицо? Помнишь, что я сказала тогда? Помнишь! — последнее слово эхом проносится по квартире, в глазах Минхо огонь горит, а короткие ногти розовые полукруги на ладонях оставляют.       — Помню.       — Так повтори, по твоим действиям не видно.       Чимин шумно выдыхает. Он проигрывает в голове разные диалоги, пытается выпутаться из сложившейся ситуации. Это ему позволительно устраивать скандалы на ровном месте, потому что зачастую они несерьезные и сразу забываются. После них они делают вид, что ничего не было, но если выходит из себя Минхо — пиздец.       — «Самое отвратительное, что можно сделать, это лгать лучшему другу».       — Так почему ты сделал это? Не мог признаться в столь малом? Кто избил тебя, Чимин? — Пак дергается, Минхо прищуривает глаза, догадка сама просится на язык. — Это был Шуга?       Чимин отворачивается, ей не нужно подтверждение, она все прочла в его глазах. Внутри обида сменяется опустошением.       — Блять, я рассказала тебе правду о своем брате, а ты не смог признаться в том, что тебя побил Шуга!       Чимин кривится на явное разочарование в чужом голосе. Разочарование в нем. Раздражение когтями острыми горло раздирает, он не сделал ничего такого, чтобы строить из этого проблему вселенского масштаба. Решает озвучить мысли вслух. На свой страх и риск.       — Минхо, не строй из себя обиженку! Я не сделал ничего такого, чтобы ты сейчас смотрела на меня с таким осуждением. Что такого в том, что я не рассказал тебе? Шуга не первый и не последний.       — Мы бы решили эту проблему сразу. Нужно было разобраться с ним, чтобы знал, что такое с тобой больше ни ты, ни я не допустим. Не давай спуска своим обидчикам, иначе они почувствуют безнаказанность! — она пытается не срываться на ор, но превращается в базарную бабку, потому что в последнее время навалилось столько дерьма, что броня трещит по швам. Эмоции распирают изнутри.       Не выпустит — разорвет.       — А ты не думаешь, что делаешь только хуже? — едва слышно произнес Чимин, Минхо застыла, с недоверием посмотрев на парня. — Надо мной смеются, потому что меня защищает девчонка. Издеваются, потому что я не в состоянии ответить. Меня избивают, потому что хотят вывести тебя из себя. Это тебе в голову никогда не приходило?       Минхо рот открывает, широко раскрытыми глазами уставившись в никуда. Чимин думает, что сломал ее. Она моргает пару раз, приходя в себя. Переводит взгляд на парня.       — Ты блять сейчас все это серьезно сказал, Пак Чимин? Вот это приходит тебе на ум, когда я в очередной раз подставляюсь ради тебя? Об это ты думаешь, когда я разбиваю кулаки в кровь для того, чтобы обезопасить твое мирное существование? Гребанный ты пацифист.       — Да, это то, что я думаю. — Чимин смотрит прямо, голос не дрожит. Он заебался.       — Пошел ты нахуй, Пак Чимин, — хмыкает Минхо и встает со стула. Ровным шагом направляется в коридор, парень идет следом. Хван выглядит гордой королевой, в то время как он выставляет себя истеричкой. Ему не нравится такой расклад, его не устраивает, что последнее слово осталось за рыжей.       — Так и знал, что давать тебе ключи от квартиры было плохой идеей. Никакого личного пространства, — огрызается Чимин.       — Ты серьезно?! — срываясь на ультразвук, выкрикивает Минхо, резко поворачиваясь. Чимин делает шаг назад, испуганно смотря на взорвавшуюся Хван. — Сейчас выставляешь себя жертвой…бедняга, «никакого личного пространства», — пародирует Хван, размахивая руками, как маленькая обиженная девочка. — Это ты виноват, а теперь пытаешься свою вину перекинуть на меня. Я повторюсь — иди нахуй, Пак Чимин. И ключи свои в задницу засунь, с меня достаточно, — рыжая идет к выходу, стаскивает ключи с тумбочки и швыряет их в лицо парня. Дверь оглушительно хлопает.       Чимин трогает саднящую щеку, куда прилетели ключи. На пальцах остались кровавые разводы.       Блеск.       Блять.       Тихие слезы некрасиво уродуют лицо. Платка нет, поэтому рукава лонгслива оказываются в соплях. Ее это мало заботит, как и потрепанный, словно у дворняги, внешний вид. Внутри хуже — там выжженная земля и редкие всполохи незатихающей обиды. Минхо чертыхается, спотыкаясь о камень и падая на асфальт. Разодранные ладони противно саднят.       — Охуенно, — Хван шумно хлюпает носом, к горлу подступают новые слезы, — просто, блять, охуенно.       Дырка на любимых джинсах становится последней разрушенной преградой для затаившейся истерики. Она опускается на колени, обхватив себя руками. Для полного эффекта не хватает только дождя. Мимо проходящие люди обеспокоенно останавливаются, предлагая помощь. Отнекивается, шумно втягивая сопли и размазывая макияж под глазами. Это немного приободряет, заставляет встать и продолжить путь до дома. Хватит жалеть себя.       Глубоко в душе, не признаваясь, Минхо осознает, что среагировала несколько эмоциональнее, чем нужно было. Сделала трагедию вселенских масштабов буквально из ничего. Да, соврал, да, обидно, что пиздец. Но со временем бы забылось, стоило лишь проглотить эти злые слезы и бушующую ярость. Просто успокоиться.       Вот только родной голос из далекого прошлого, призрачное эхо незабытых воспоминаний заставляет с головой погрузиться в омут отчаяния. Ни вынырнуть, ни вздохнуть.       Не выжить.       — Нуна, больно, не надо так сильно прижимать.       Разбитая мальчишечья губа мелькает среди цветного калейдоскопа. Ее мутит от частоты сменяющихся кадров. Это словно помешательство.       — Я сам со всем разберусь.       Волчий озлобленный взгляд из-под густой челки. Ее глаза на его лице. Так похожи, так больно.       — Нуна, почему ты влезла, я сам могу себя защитить?       Нет, не смог. А Минхо старалась, до последнего, выбивала дерьмо из тех, кто поднимал руку на брата. Но в конце всего — не смогла она.       — Ты делаешь только хуже!       Мысль, что не дает покоя несколько лет. Гнойный нарыв, что не дает спать, даруя бессонницу, как благословение после ночных непрекращающихся кошмаров. Во всем виновата она? Минхо опускается на скамейку, склоняя голову так низко, что волосы касаются коленей. Ей стоит переосмыслить свою жизнь в Сеуле. Понять, где и в какой момент свернула не туда. Когда все пошло по пизде. Раскрасневшееся гневное лицо Чимина встает перед глазами.       — Может и правда, в твоих бедах виновата я?       Чонгук шумно вдыхает и выпускает воздух через зубы. По спине пробежались мурашки, из одежды на нем только кроссовки и шорты.       «Ох, ты бы знал, сколько богатенькие дамы могут отвалить, если хорошенько поиграешь прессом!».       Голос Чоя завлекал, воодушевляя открывающимися перспективами, вот только он не в стриптиз-клубе, а в ебанном бойцовском клубе, и через жалкие пару минут из него будут выбивать и отца, и сына и святого духа. Отцом он так и не стал, его это беспокоит. Не дай бог, яйца в процессе отобьют и не ходить его маленьким копиям по земле корейской…       Чонгук хрипнул коротко. Отвлекся. Нужно настроиться на волну. Он воин, бесстрашный боец и кровожадный берсерк. В маленькой раздевалке душно, ему жарко, а шум толпы слышится и сквозь толстые стены. Будоражит кровь. Его глаза заблестели, когда дверь открылась, и показавшийся за ней Донг покровительственным жестом подозвал к себе. Чон коротко вздохнул и выдохнул, размял пальцы. Бинты знакомо сжали костяшки, даря ощущение уверенности в себе. Он сможет — это ничем не отличается от тренировки в зале. Не считая маячивших перед глазами зеленых банкнот. Всего бой и Чонгук сможет отправить деньги семье, которых хватит не только на дорогостоящие лекарства, но и одеть-обуть мелких.       Эта мысль воодушевляет.       Чонгук не проиграет.       Чой ободряюще подталкивает в спину, Чонгук не видит ничего, кроме ринга. А собравшиеся люди сливаются в одно пятно — он не различает ничего: ни сверкающих жаждой крови взглядов, ни усмешек на довольно лоснящихся лицах, ни громким выкриков: кто-то подбадривает, кто-то шлет проклятия. Последних больше, потому что на новенького мальчишку мало кто поставил.       — Я ж не пожалею, что поставил на него, да? — хмыкает Хосок, подходя к Чою.       Тот ухмыляется, демонстрируя зубы. Хоби фыркает, охуительный ответ. А сам Чой Донг, просто, блять, надёжный, как швейцарские часы. Хосок довольно растягивает губы в улыбке. Охуительная отсылка, шикарно. И тут же осекает себя, не до этого. Он так-то немалые деньги поставил, приняв близко к сердцу все увещевания Донга в том, что этот Чон Чонгук — беспроигрышный вариант. Хосок лишний раз деньгами не раскидывался, вследствие весьма наглядного примера того, как непостоянна удача, в лице родителей. Но в этот раз рискнул, поддавшись на уговоры не то, чтобы сомнительного, скорее неприятного типа. Донг не нравился Хосоку, но у того была внутренняя чуйка на скрытые таланты, и Хоби не мог не признавать, что последний боец, которого выставлял Чой, продержался очень долго на первых позициях. Пусть и было это почти год назад.       Хосок надеялся, что Донг хватку не потерял, и Чонгук действительно заслуживал внимания, и отработает поставленные на него немалые деньги. Вернет их в двойном размере, как минимум.       Вообще, Хосок не имел права участвовать в ставках. Он — ведущий, должен быть незаинтересованным лицом. Но деньги нужны всегда, и только глупый останется в стороне, когда попадается «беспроигрышный вариант». Его всегда спасал Юнги, делая ставки вместо Хосока. И даже весьма великодушно не брал с друга денег за «блять, Хосок, опять напрягаешь, заебал». Шуга зарабатывал другим способом, причем здесь же. На этом огромном полуразрушенном заводе.       — Не заставляй меня пожалеть о своем выборе.       Хосок улыбается, а Донг нервно сглатывает. Эта улыбка не предвещает ему ничего хорошего. Чой надеется, что не прогадал. Чонгук на ринге нервно поводит плечами, сбрасывая с себя напряжение. Не помогает. Это ясно видит Юнги, незаметно подошедший к парочке:       — Твой боец выглядит, как кролик в лисьем логове. Того и гляди деру даст, — хмыкает Мин, неосознанно уничтожая и без того пошатнувшееся спокойствие друга.       Хосок шипит неразборчиво, взгляда от Чонгука не отрывает. Пальцами хрустит нервно, когда раздается свисток. Начало боя. Ему хочется повести себя, как девчонка во время ужастика — закрыть уши и глаза, чтобы ничего не видеть и открыть тогда, когда все прекратится. Он боится, что закончится все распластанным по полу Чонгуком. В луже собственной крови.       Чонгук пропускает первый удар в корпус. Хосок вздрагивает, словно ударили по нему. Донг сбоку морщится, Юнги ухмыляется. Хоби не хочет смотреть. Он поставил немалые деньги.       «Господи, почему я опять ввязываюсь в это дерьмо?!».       Следующий удар Чонгук блокирует, Хосок вскрикивает от радости, но противник с разворота ударяет ногой по лицу Чона. У того губа вмиг разбита и ошеломление в глазах. Глаза оленя в блеснувшем свете фар внедорожника. За секунду до.       — Ты, блять, не сказал ему, что это бои без правил что ли? — скалится Юнги, цепляя сигарету из-за уха. Даже ему становится нервно. Мальчишка дерется «по правилам». Честно и весьма прямолинейно, такие тут долго не держатся.       — Сказал. — Донг повышает голос, потому что толпа одобрительно вскрикивает. Чонгук получает ощутимый удар по ребрам, и, судя по болезненно скривившемуся лицу, это не останется бесследным. — Я предупредил обо всех грязных приемах противника. Максимально проинформировал, не знаю, почему он проигрывает?       Донг покусывает губу. Что не так? Ему пришлось выложить немалые деньги за то, чтобы накопать информацию — недавние травмы, часто используемые приемы, да даже блять любимая стойка.       — Значит, пацан просто ждет подходящего момента, — Юнги подозрительно прищуривается и расплывается в усмешке, — занятно. Видать, созрел.       Хосок переводит взгляд с друга на Чонгука и восхищенно приоткрывает рот. У Чона аура поменялась, превратив из котенка писклявого в настоящего тигра. Тот давит, теснит противника к канатам, нанося молниеносную серию ударов. Чонгук не дает шанса ни ответить, ни поставить блок. Перед глазами лицо измученной матери, красные от слез братишка и сестренка, отчаянно цепляющиеся за пальцы оппы. Он не может проиграть, он не может себе позволить такой слабости.       Делает резкий рывок вперед, вкладывая все силы в этот удар. Прикрывает глаза, потому что голова кружится. Еще немного и он упадет в обморок.       — Нокаут, — шепчет Хосок неверяще, поворачивается к Юнги и орет тому прямо в лицо, — это нокаут!       Шуга отпихивается от слишком возбужденного друга, который в порыве радости обниматься полез. Донг истуканом стоит рядом. Он надеялся на Чонгука, но даже сам не мог поверить в то, что этот пацан и правда выиграет.       — Заберите цыпленка, иначе он сейчас прям на ринге откинется, — хмыкает Юнги, указывая на шатающегося Чонгука.       Пока парни побежали к бойцу, Шуга неторопливой горделивой походкой отправляется к держателю банка. На «свежую кровь» поставило не так много народа и Юнги даже не знает, какая сумма окажется на его руках. Он предвкушающе потирает ладони.       Хосок~и же поделится?!       Чимин оправляется быстро, сдерживаясь от того, чтобы не расклеиться окончательно и забиться в угол дивана, укутавшись по уши одеялом и с кружкой горячего чая в руках. И дело не в том, что дохуя стойкий или бесчувственный, просто впервые за долгое время отсутствия он, наконец, выступает в «Shameless».       Видеть на себе горячие вожделеющие взгляды ободряет.       Он знает, что его хотят. Чувствует густое восхищение, разливающееся по помещению, стоит ему только сделать резкое движение бедром. Чимину сейчас как никогда необходимо почувствовать чужое внимание, убедиться в своей сексуальности и власти над чужими умами. Если Пак останется дома, то точно впадет в некое подобие депрессии.       Они помирятся с Хван, нет сомнений, но до этого ему не хочется сидеть и страдать, обжираясь мороженым и упиваясь жалостью к себе.       Знакомый запах обжигает ноздри, стоит ему переступить порог клуба. Его напарники по танцу на сегодня подзывают к себе, недовольно бурча. Им выходить через пару минут, а Пак мало того, что опоздал, так еще и не переоделся. Чимин фыркает: сегодня униформа состоит из кожаных штанов и подтяжек, так что времени много не займет. И чего ради он сегодня по магазинам ходил, если сверкать полуобнаженным телом будет.       «На будущее, Чимин~ни, не возникай и вали давай. Скоро наш выход», — Джебом подталкивает его в спину, сдерживаясь от ускоряющего пендаля.       Чимин нервничает, как и всегда. Ему нравится танцевать, просто пиздец как. И он уже не первый год в этом, погряз, не выбраться. Но волнение каждый раз, как в первый. Джебом, который работает здесь уже второй год (вместе с Минхо начинали), признался, что стрессует ничуть не меньше, несмотря на большой опыт. Пака успокаивают эти слова, хотя злополучная ошибка, совершенная еще в первый раз, пусть и незначительная, висит над ним дамокловым мечом, заставляя перед каждым танцем дрожать коленки и нервно сглатывать ком в горле.       Свет в клубе гаснет. Мелодия не оглушает, раздается тихо, заставляя зрителей предвкушающе затаить дыхание. Прожектор выхватывает из тьмы одного единственного человека, у него на голове шляпа, отбрасывающая таинственную тень на лицо. Чимин смотрит со своего места и немного ревностно следит за каждым движением. Он тоже хотел шляпу, но в этом танце ведет Джебом, и только у лидера есть хоть какое-то отличие от других танцоров. Чимин не желал быть подтанцовкой, но с его желаниями редко считались. Он пришел недавно и не имел права выебываться.       Музыка чуть ускоряется, и Пак вышагивает вперед от бедра, он здесь главная дива сцены, становясь позади Джебома вместе с другими танцорами. Лидер делает резкое движение ногой, а остальные вскидывают руки вверх. Правая медленно опускается вниз, скользит от шеи по ключице, груди, провокационно останавливается у кромки штанов. Пак настолько разгорячился, что хочет скользнуть за ткань, но это не по сценарию.       Его демоны не возьмут вверх, пока он на сцене.       Через пару минут Чимин закроется в туалете, чтобы наскоро подрочить, снимая с себя все напряжение. Но сейчас он на сцене, под многочисленными взглядами, и несмотря на то, что это заводит еще больше, Джебом его по головке Пак коротко ухмыляется не погладит. А хотелось бы.       Из-за накрывшего возбуждения весь остальной танец проходит туманно, незыблемо. Пак не может сосредоточиться, шумно выпускает воздух, оказываясь за сценой. Спасен. Он уже стремительным шагом направляется в туалет, член полувставший, теснота черной кожи давит. Его перехватывают по пути и тянут на верхние этажи, Чимин не успевает возмутиться — в голове все еще каша.       — Идем, тебя Хозяин зовет.       Чимин широко раскрывает глаза, голова проясняется. Это же не к добру? Его вталкивают в небольшой зал, бегло осмотрев помещение, Пак встает истуканом. Перед ним шестеро людей, а на столе куча пакетиков с белым порошком. Чимин не дурак, знает, что внутри, но лицом удивления никак не показывает. Ему все еще стоит выяснить, по какой причине его вызвали.       — Нэ, новый танцор, заставивший умы моих гостей пошатнуться с первого же выступления. — Сидящий на диване мужчина усмехнулся, его коллеги вторили. — Я Хозяин, обращайся ко мне только так.       Чимин молчит, склонив голову в приветствии. У него язык к глотке прилип, если откроет рот, вряд ли что сможет сказать, либо просто вывернет от волнения. Он замечает на диване и других танцоров, едва знакомых, у него не было с ними совместных выступлений — видел их пару раз в коридоре, когда сталкивались. Они намного ниже Чимина по способностям, чтобы выступать вместе с ним. Эта мысль заставляет уголки губ слегка приподняться.       — Можешь расслабиться, никто тебя не заставит делать что-либо против твоей воли. Тебя позвали просто скрасить наш досуг. Присядь, — Хозяин ведет рукой, Чимин подходит ближе и садится рядом с ним, на краешек дивана.       Он замечает ревность в чужих глазах, греет изнутри. Это то, что было так необходимо после ссоры с Минхо. Чувствовать собственную значимость. Чимин сидит здесь полтора часа и его действительно не заставляют делать ничего лишнего — он подливает алкоголя Хозяину, слушает ленивые разговоры и отвечает только в том случае, когда обращаются напрямую к нему. Когда гости и Хозяин уходят покурить, оставляя наедине с танцорами, напряжение разливается по комнате.       Чимин не успевает ни слова сказать, по коридору кто-то проносится с криком «копы». Пак выглядывает через огромное окно на танцпол и видит среди танцующих людей в полицейской форме. Страх окутывает с головы до ног. Взгляд скользит с испуганных танцоров на пачки с коксом, которые Хозяин даже не удосужился спрятать. Если копы придут сюда, то повяжут их всех. И не важно, что Чимин просто обычный танцор, оказавшийся рядом.       Это пожизненное.       Тело двигается вместо него: он собирает пачки, которые то и дело выскользают из рук. Бежит в сторону единственно знакомого туалета. Остальные не спешат ему помогать. Разрывает язычком пряжки плотную пленку и спускает все в унитаз. Его руки все в белом веществе и он задерживает дыхание, чтобы не дай бог не вдохнуть. Когда последняя пачка растворяется в канализации, какой-то парень, из тех, кто сидел с ним на одном диване, появляется в туалет, шумно дыша.       — Блять, это были просто танцоры в форме полицейских. Скажи, что ты ничего не… — парень проглатывает последнее слово, во все глаза уставившись на пустые пленки вокруг сидящего на коленях Чимина. Он силится что-то сказать, но разворачивается и позорно убегает. Он не собирается быть замешанным в этом.       От нервов Пака тут же выворачивает. Он сипло дышит, воздух не проходит. Пиздец, как же ты попал. Знакомый голос озвучивает его мысли.       — Пиздец ты попал, танцор.       — Я все заплачу, — Чимин поднимает мутный взгляд на Хозяина, у того чистая ярость в глазах сияет. Вот только на лице маска каменная, он умело держит эмоции под контролем.       — Поверь мне, у тебя столько денег не найдется, — мужчина подходит ближе и мыском ботинка ударяет Чимина по ребрам. Тот скулит сдавленно, обхватывая себя руками.       — Вставай и уёбывай отсюда, пока я не убил тебя.       Чимин поднимается, рвано и дергано. Неуклюже хватается за стену, проходя мимо мужчины. Взгляд он не поднимает, ощущая агрессию, размазанную в воздухе. Он еще легко отделался.       — Ты у меня отработаешь все, Пак Чимин. И я уже знаю как.       Чимин зажимает рот рукой, давя всхлип. Во что он вляпался?