***
Закрытые глаза. Мертвенно-бледное лицо. Словно выцветшие на солнце волосы. И огромная черная дыра, зияющая на месте сердца. Минхо тихо вздохнула, открывая глаза. Перед ней безмятежное море, в руках твердость карандаша и мягкость бумаги. Она успела заснуть по пути к Канхвандо, напустив слюни на собственное плечо. Ей приснился Чимин, зовущий на помощь. Надрывный, тихий плач. И ее поломанные пальцы, багряно-алые от чужой крови. Минхо не чувствовала боли от сломанных костей, но боль Чимина прошибала ее насквозь. Она проснулась в слезах, задыхаясь от плача. Сосед слева спал в наушниках, ничего не заметив. Вырисовывая мягкие волны, Хван проматывала сцены сна, с неким мазохистским удовольствием черпая из этой боли вдохновение. Она надеялась, что это не вещий сон (в которые иногда верила, когда снилось что-то приятное), а просто подсознание играет с ней, явно используя чувство вины. Хотя и не считала себя виноватой. Наверно. Может чуть-чуть. А может и нет. Минхо осознает, насколько сильно одно лишь упоминание брата влияет на нее. Служит своеобразным триггером моментальной вспыльчивости. Она была довольно трудным подростком, и младший брат всегда становился голосом разума, несмотря на свой юный возраст. Когда Минхёк умер, пришлось самой заботиться о себе — постоянно держать в рамках, укрощать гнев и затаптывать ярость на корню. Хван удавалось это делать, по большей части проходив жизнь со спокойной маской на лице, вот только спрятанные истинные эмоции накапливались так сильно, что ее прорывало. И в этот раз свидетелем взрыва «эмоциональной дамбы» стал Чимин. Не просто свидетелем, пострадавшим. Хван горько выдохнула: легко было ждать у моря погоды, наивно ожидая, когда Чимин извинится. И очень сложно сделать шаг первой. Нужно извиниться перед Чимином. Эти слова крутятся в ее голове безостановочно после пробуждения от кошмара. Но по смс извиняться не хотелось — нет той искренности в напечатанных пустых буквах, когда вся печаль сосредоточена в уставших глазах и изломанной улыбке. Минхо хочет увидеть своего лучшего друга, хочет увидеть облегчение и счастье после извинений. Хочет обнять, и может быть, немного поплакать на родном плече. От этих мыслей становится легче, словно она уже попросила прощение, словно они снова вместе. Карандаш заскользил по бумаге с легкостью, которой не было до этого. Чужой радостный смех больше не раздражал. — Что делаешь? — Блять! Минхо подскочила на месте так резко, что блокнот слетел с колен, увязнув в песке. Хван открыла рот, чтобы рявкнуть — она не любила, когда подкрадывались со спины. Много раз рыжая попадала в неловкие ситуации, когда инстинкты включались быстрее мозга, и неудачливый пранкер оказывался на жопе после сильного удара. Сокджину очень повезло, что она сидела, полностью погруженная в рисование, да еще и руки были заняты художественными принадлежностями. — Пытаюсь поймать вдохновение. — Для конкурса Амаи? — Сокджин примостился рядом, скинув обувь и погрузив ноги в песок. Парень прикрыл глаза, откинувшись на руки, — кайф. Амаи Шикиро — японская художница, известная не только в Азии, но и на других континентах. Минхо импонировал ее стиль, поэтому она с радостью согласилась поучаствовать в конкурсе, и не только потому, что там был значительный материальный приз (она не всегда думает о деньгах). Но как же Хван разочаровалась, узнав главную тему — любовь. — Откуда узнал? — подозрительно прищурилась девушка. — Учитель Хон по кафедре в мыле бегает, вещая всем, как хорошо отразится на нашем вузе, если Хван Минхо выиграет конкурс Амаи. Престиж для кафедры искусств, положительная репутация для всего университета, понятное дело известность ему, как твоему преподавателю. — И мне, — уныло дополняет Минхо, скривившись, — если выиграю. — Ты не рада? — Я не гонюсь за славой. Просто хочу рисовать в свое удовольствие. — А питаться чем будешь? Удовольствием? — Конечно же, я буду на этом зарабатывать, — простодушно пожала плечами рыжая, скопировав позу Джина, устремив взгляд к горизонту, — но, несмотря на мое маниакальное желание купить квартиру, я не стремлюсь заработать все деньги мира. Мне просто нужна независимость, просто хочу иметь место, принадлежащее только мне. Место, где я могу спрятаться от всего, — Минхо горько улыбнулась. — Есть от чего прятаться? — А у кого нет? Сокджин замолчал. Шум моря, крик чаек, громкий смех играющих неподалеку людей, чья-то шуточная ссора по поводу последнего хотдога. — У всех есть. Минхо перевела взгляд на Сокджина, все еще сидящего с закрытыми глазами. У каждой души свои потёмки. С виду идеальный фасад идеального мужчины с идеальными манерами и идеальной внешностью. Но даже у Ким Сокджина есть свои проблемы, о которых остальные не подозревают. К сожалению, Минхо входила в этот круг. Она даже не догадывалась, от чего именно Джин хотел бы скрыться в «месте». И не собиралась спрашивать, потому что по чужому лицу пробежала едва заметная волна трудноразличимой эмоции. — Я слышал, что тема конкурса…. — Не продолжай, — напряженно сказала Минхо, моментально выпрямившись, словно палку проглотила. — Я пожалела, что ввязалась во все это. Почему не взяли другого кандидата?! — От нашего института минимум десять студентов участвуют. — ЧТО?! — искренне удивилась Минхо, даже не догадываясь об этом. Чувство разочарования осело в груди, она так верила в свою исключительность, — но почему тогда учитель Хон постоянно достает меня, заставляя показывать даже минимальные наброски? — Потому что участников много, но кандидат на победу только один, — философски заключил Сокджин, наконец-то открыв глаза и посмотрев в чужие зеленые. Если приглядеться, то можно увидеть все мельчайшие линии линз. Смущенная улыбка поселилась на ее губах. Если преподаватель, обучающий ее несколько лет, верит в Хван, то почему бы и самой не поверить в себя?! — Хорошо здесь, — Сокджин кивнул в сторону остальных студентов, разбежавшись по пляжу, — жаль, что мне нужно уехать. — Что?! Почему? Сокджин собирается кинуть ее одну? С незнакомыми людьми в незнакомом месте? Паника медленно подкралась из-за угла. — Дела в студсовете, — Сокджин определенно не собирался объяснять, что к чему. — Уеду сегодня вечером. — Но сегодня только первый день, — возмущенно заканючила Минхо, схватившись за рукав мужской рубашки и начав дёргать из стороны в сторону. — Ты скидываешь этих детей на меня? — Минхо, этим детям по 18-20 лет, они сами справятся. Тебе просто надо проверять людей по спискам и не забывать созваниваться с координаторами экскурсий. В голосе Сокджина прозвучала такая невероятная усталость, что Хван почувствовала себя маленьким, капризным, неблагодарным ребенком, который конкретно заебал своего родителя. — Хорошо, ты прав. Хуйня вопрос. Сокджин скривился.***
Чонгук листает ленту твиттера, ожидая своей очереди. Дни выдались на удивление хорошими: все проволочки с документами решены и теперь он официально переведен на факультет политической науки и экономики. Спасибо, Сокджин-хёну, которого он даже нормально не отблагодарил. Несмотря на то, что Чой забрал большую часть выигрыша с последнего боя, Чонгук получил неплохие деньги; интернет словно читал его мысли, предлагая рекламу ноутбуков. Он купил подарок Джину, не особо дорогой, конечно, но тоже неплохой — кружку из старбакса. Минхо как-то вскользь упомянула, что Сокджин вполне мог бы посоревноваться с ней в любви к кофе. Если особо не тратиться, то он вполне мог бы позволить себе ноутбук. А если будет получать по 60 процентов с дальнейших выигрышей, как обещал Хосок, то можно и потранжирить. Но только слегка, ему все еще нужно было отправлять значительную сумму домой. В ожидании приготовления напитка Чонгук задумывается над тем, как ему аукнется то, что он бросил Чоя. Если честно, Чон даже не стал с Донгом разговаривать — просто кинул короткую смску, мол такие дела, давай до свидания. Про предложение Хосока он благоразумно говорить не стал, хотя будет интересно посмотреть на лицо чеболя, когда Чонгук выйдет выступать снова, но уже с другим покровителем. Парень надеется, что это не обернется ему большими проблемами — это ж не долбанный американский боевик, в котором плохой гавнюк придет по его душу, выбив изо рта зубы, из тела душу. За такими мрачными мыслями он не заметил, как допил кофе, добрался до общаги, и поднялся до нужного этажа. — Намджун, прекращай это делать. Чонгук остановился перед чужой приоткрытой дверью. Голос Сокджина звучал так напряженно, что Чон уже подумал развернуться и уйти, но любопытство перевесило воспитанность. — В чем проблема? Не ты продаешь, и не тебе продаю. Расслабься, хён. — Ты знаешь, почему? Я уже говорил, — Чонгук не мог их видеть, но слышал глубокий вздох Сокджина. — Хорошо, не будем поднимать эту тему снова, но, пожалуйста, даже не думай продавать Тэхёну. — Хён…. — Я больше не выдержу, если с ним что-то случится… — Сокджин… — Снова. Послышались приближающиеся шаги, и Чонгук среагировал молниеносно, приподняв руку, словно хотел постучаться. Ким и Чон чудом не столкнулись (ага, как же, Чонгук, играй до самого конца), но Сокджин вовремя отпрянул назад, удивленно охнув. — Чонгук-а?! — вопросительно протянул мужчина и подозрительно прищурил глаза, — давно здесь стоишь? — Да вот только пришел, — Чонгук ну посмотрите какая святая простота широко улыбнулся, поднимая подарочный пакет вверх. — Я пришел поблагодарить тебя, Сокджин-хён, за то, что так помог с моим будущим. Не думаю, что если бы стал заниматься переводом самостоятельно, что-то бы получилось. Да и вообще, подозреваю, что без тебя, даже и не задумался о таком, оставшись на журналистике. Ты просто помог незнакомому студенту, потратил своё время на меня. — Ай, Гук-а, не надо так нахваливать своего хёна. Но по довольной роже хёна было понятно, что Чонгуку не следовало останавливаться. Засыпать комплиментами Сокджина с головы до ног. Чтоб захлебнулся в своей охуитительности. — Пригласи его уже, пусть облизывает твою жопу в комнате, а не на пороге. — В голосе Намджуна ни капли ехидства, лишь отдалённые нотки обстёбывания. — Держишь мальчишку снаружи, чтоб весь блок слышал, какой ты пиздатый? Сколько с тобой живу, и все же удивляюсь отсутствию у тебя пределов к самолюбию. — Айш, сиди и читай свою порнушную мангу молча. Проходи, я как раз собирался чайник ставить. Пока Сокджин приготавливает чай и стол, Намджун умудряется разговорить Чонгука, задавая вопросы о преподавателях. Дает советы и наставления, у кого можно схалтурить, а на каком предмете сосредоточить все внимание. — Чонгук теперь на моем факультете, так что думаю, это я должен давать ему советы. — Передавая чашку Чонгуку, сказал Сокджин, подвинув на середину комнаты журнальный столик на колесиках. От целой кучи сладостей у Чонгука загорелись глаза. Намджун выпрямился и поднялся, чтобы взять свой стакан, потому что гостеприимство Джина закончились на Чоне. Ничего, мы люди не гордые, сами себе нальём, так и читалось в напряженных плечах Джуна. — У политнауки и международных отношений много одинаковых предметов, так что не надо тут строить из себя гуру-наставника. Шутливые перебранки сменяются серьезными разговорами: про институт и учебу, про то, где можно быстро подзаработать: начиная от тяжелой работы грузчиком, до интеллектуальных работ ленивым студентам за неплохие деньги. Они делятся с первокурсником многочисленными лайфками, иногда подстёбывая друг друга за проёбы, случавшиеся много раз за их студенческую жизнь. — Самое главное, Чонгук, никогда не пей в институте. Приходить после пьянки с похмельем — окей, выпить один шот после сданной сессии на улице — окей. Но никогда, ни при каких обстоятельствах, не принимай алкоголь в стенах Корё. — Глубокомысленно изрек Намджун, запихивая в рот очередную печеньку. — Не совершай ошибок, Минхо, — хихикнул Сокджин и тут же покачал головой, увидев заинтересованный взгляд Чона, — неа, даже не проси, хочешь узнать — спрашивай ее. Неа, нет-нет, я могила, — Джин категорично покачал головой. Оленьи глаза: mode on. — Хотя, в принципе, это не такая уж и загадка вселенной, — пожал плечами Сокджин, — на курсе втором у Хван не особо ладилось с философией. И с преподом, и с предметом. Не знаю, почему именно ей пришла в голову гениальная идея напиться перед парой, но стоит отдать должное — в тот день она получила зачет по предмету. — Серьезно?! Ты не шутишь? — удивленно спросил Чонгук, округлив глаза. Нет, конечно, ему рассказывали много нелепых жизненных ситуаций, но услышать — это одно, а поверить в такое довольно трудно. — Нет, — пригубив чай, ответил Ким, — но, честно говоря, я думаю, что либо он ее просто пожалел, либо она дала ему взятку, чтобы тот ничего не сказал деканату. Понятия не имею, что произошло в тот день, но Хван божится, что просто покорила преподавателям своим интеллектом. — Просто алкоголь обманчиво заставил ее поверить в то, что она умная, — хмыкнул Намджун, и тут же вскинул ладони в защищающем жесте, словно выставляя преграду перед уничтожающим взглядом Джина. — Да шучу я, господи. Когда дело касается Хван, ты иногда перегибаешь палку в своей супер опеке. Она и без твоего покровительства отлично справляется. — Лучше быть заботливым, чем безалаберным. Чонгук промолчал, понимая, что здесь был явно какой-то подтекст. И судя по напряженным взглядам двух соседей, беседа грозилась перерасти во что-то негативное. — Стоило хотя бы половины этой заботы направить на собственную девушку, — лениво сказал Намджун, отводя взгляд в сторону. — А не носиться курицей-наседкой с мимопроходящей студенткой, надеясь на благосклонность. — Минхо не мимопроходящая, она — мой друг, — глухо понизив голос, сказал Сокджин. — И твой, кстати, тоже. А если ты вызверился на меня за предыдущий разговор, то, пожалуйста, не надо устраивать сцен перед Чонгуком. Поговорим позже. Образовавшееся после молчание затянулось. Чон уже подумал, что это безмолвный сигнал, чтобы ретироваться, но болезненное любопытство жгло изнутри. Он исподлобья посмотрел на Сокджина, собираясь с духом. — Так значит, ты и Минхо… — парень не знал, как завершить вопрос. Вместе? Испытывает ли он чувства? И обоюдные ли они? Сокджин искренне удивился. Намджун на своей стороне комнаты беззвучно усмехнулся. Уши Чонгука покраснели. — О боже, нет, — тихо хихикнул Ким, — не слушай Намджуна, он из-за злости не понимает, что несет. Мне нравилась Минхо, но так давно, что это уже кажется неправдой. Я люблю свою девушку, а к Хван я испытываю чувства иного рода, как к… — Сокджин помахал ладонью, подбирая слова, — к сестре, нет, как к собственному ребенку, если бы он у меня был. Нужно оберегать и защищать, пока не вступит во взрослый мир, — коротко хохотнул тот. — А почему такой внезапный интерес? — Намджун перевел взгляд на первокурсника, Сокджин повторил тоже самое. Чонгук медленно начал краснеть всем лицом под их пристальными взглядами. — Да так, ничего, просто так…. — мямлил себе под нос Чонгук, нервно почесывая затылок, — просто интересно. Ничего такого… — Оу, наш малыш, Гукки, влюбился в рыжехвостую соблазнительницу? — умиленно просюсюкал Сокджин и тут же посерьезнел из-за фейспалма Намджуна. Прокашлялся, — простите, не сдержал эмоций. Просто ты такой милый, когда краснеешь, Чонгук. — Да и соблазнительница из Хван такая себе, надо сказать. — Хмыкнул Ким из своего угла. Сокджин шикнул на соседа, обращая все свое внимание на Чонгука, который уже сто раз пожалел, что спросил, грозясь захлебнуться в собственном смущении. Он не понимал, можно ли говорить так открыто с Сокджином и Намджуном (который, кстати, не особо был заинтересован в разговоре, судя по его лицу). Достаточно ли они друзья для такого? И вообще, друзья ли они друг другу? С другой стороны Сокджин очень сильно помог ему. Вряд ли бы магистрант стал так стараться ради первокурсника, на которого ему плевать с высокой колокольни. — Мне очень нравится Минхо. Он не думал, что будет так легко. Легко сказать и чувствовать себя после сказанного еще лучше. Произнести в одном предложении «нравится» и «Минхо», и после этого не умереть от смущения. Теперь кроме Тэхёна знали еще двое. Намджун и Сокджин переглянулись так, словно общались мысленно. — Что? — будь у Чона собачьи уши, они бы настороженно навострились. — Мы просто хотели услышать это вслух, но надо сказать, что ты не особо скрытен в проявлении симпатии. Еще в тот раз, когда ты и Тэхён пришли клянчить у меня билеты… — Тэхён клянчил, не я. — Когда вы пришли, — продолжил Сокджин после чужого угрюмого замечания, — то по твоему лицу можно было прочитать все, что ты испытываешь к Минхо. Твои щенячьи глаза не способны что-либо скрыть. Я удивлен, как Хван до сих пор этого не заметила. — Ну, либо заметила, и игнорирует, чтобы не отвечать на твои чувства взаимностью, — пожал плечами Намджун, и ойкнул, когда Ким кинул в него подушку, — что?! Намджун прикусил язык, проследив за взглядом Джина и увидев моментально поникшего Чонгука. Его лицо помрачнело, плечи опустились, а уголки губ приподнялись в фальшивой улыбке. — Ничего страшного, невзаимность не такое уж нечастое явление. — Ты даже не спрашивал Минхо, а уже мысленно сам же себе отказал! — возмутился Сокджин, фамильярно похлопав того по спине. Благо рассчитал силу удара, — не стоит слушать Намджуна, он не особо опытный в вопросах любви. Что он о них может знать?! — Мне никогда не отвечали отказом. — Да, потому что твои руки не умеют разговаривать. Чонгук попытался улыбнуться шутке, но предыдущие слова слишком сильно ударили в самое сердце. А может и правда? Просто невзаимно, и не стоит даже пытаться. Что лучше — жить со своими чувствами в неведении или спросить, получив отказ? Если не спрашивать Хван, то можно даже жить с искренней верой, что она в нем также заинтересована, максимально отдаляя момент истины. Наслаждаться ситуацией, воображая то, что хочешь.***
Отведённое время на отдых заканчивается быстро, и Юнги сам не замечает, как возвращается из Тэгу в Сеул. Из своей уютной старой комнаты в общажную с общими туалетами и душем с плесневелой плиткой, от маминой с любовью приготовленной еды до рамена и полуфабрикатов на максималках. Из безмятежности во взрослую жизнь с кучей проблем. Юнги действительно отдохнул и телом и душой, скинув весь лишний груз, с головой погрузившись в домашнюю атмосферу. Он настолько расслабился, что оказавшись вновь в стенах общаги на кровати с потрепанным пледом вдруг осознал, что так и не разобрался в своих чувствах к Тэхёну. На удивление Ким не задалбливал месседжами, как обещал, лишь один раз пожелал приятно отдохнуть и пропал. Мин с одной стороны был рад, что тот дал ему время и пространство, а с другой — был огорчен отсутствию назойливого тонсена, хотя и не признавал. Юнги фыркнул. Соскучиться за два дня. Пффф. Что за черт?! Это не так, просто непривычно тихо, спокойно, хотя до появления Тэхёна такой и была его жизнь — спокойной. По большей части. Не считая, конечно, работы и хобби. Моментальное удовлетворение от полноценного отдыха сменилось на легкое раздражение к самому себе. Он так ничего и не решил за эти дни с Тэхёном. Телефон громко пиликнул. Краткое сообщение от Хосока приподняло настроение. «Сегодня. Загон. 10 вечера. Выступаешь первым». Ему нужно выпустить пар. Уже сидя в метро, Юнги расслабленно слушает музыку в наушниках, слегка изогнув уголки губ. Первое воспоминание о ринге ностальгически прокатывается, оставляя мимолетное послевкусие. Он и не знал, насколько переменится его жизнь после пересечения порога задней двери кирпичного завода. — Еще раз повтори. — Колизей, — усмехнулся Хосок, игнорируя то, как закатились глаза друга. — Владелец клуба в восторге от истории Древнего Рима, так что нечему тут удивляться. — Это захолустье и древнейший амфитеатр?! Ну-да, ну-да, пошли гладиаторские бои нахер. — Юнги с нескрываемым презрением оглядывался по сторонам, цепко отмечая из полумрака пыль вокруг, облупившуюся штукатурку, осыпающиеся кирпичи. — Конечно, это здание далеко не колизей, но здешние бои точно не проигрывают по зрелищности римским развлечениям. Иногда, даже намного кровожаднее, — Хосок хмыкнул наигранно безразлично, но Юнги знал, как Чон относится к насилию, как иногда плохо ему становится от вида крови. Как далеко люди могут зайти, чтобы получить деньги. На что соглашаются, переступая через себя, лишь бы сводить концы с концами. — Но местные называют его загоном. — Почему? — Юнги вернул взгляд к внезапно помрачневшему Хосоку. — Потому что здесь люди забивают друг друга, словно скот. Юнги поздоровался с охранником, почувствовав знакомое чувство удовлетворения. Несмотря на обшарпанный внешний вид завода и не особо модернизированную обстановку внутри, в этот подпольный клуб было не так-то просто попасть. Приглашение на бои высылались заранее, только проверенным людям, если ты новичок, то пройдешь только со знакомыми. Таким образом, многие могли не бояться того, что их личности, связанные с незаконной деятельностью, будут освещены в сми. И если информация Хосока была достоверной, то местному полицейскому участку каждый месяц доставался денежный грант. Проще говоря, владелец клуба мог не беспокоиться о раскрытии, держа полицию под колпаком. На крепком денежном поводке. — Где Чонгук? Он сегодня не выступает? — лишь завидев Хосока, спросил Юнги. Он видел разминающихся бойцов, но Чона среди них не было. — Я же говорил, он ушел от Чоя и… — Ну, так это не объясняет… — Хватит перебивать, — громко рявкнул Хосок, отчего Юнги вздрогнул. Он глубоко вздохнул и снова заулыбался, — да, как я и говорил, Чонгук принял предложение кинуть того мудака, и перейти к нам, согласившись на 60 процентах. Но проблема в том, что я — ведущий, заинтересованное лицо и не могу представлять его. — Так я тоже не могу тогда, — пожал плечами Юнги. — То, что ты теребонькаешь здесь своим языком раз в месяц, не значит, что числишься в сотрудниках загона. Вот когда, например, получишь сертификат о прохождении курсов первой помощи, может и станешь хотя бы помощником доктора. — Хихикнул Хосок, попутно переписываясь с кем-то в телефоне, — тогда и будешь считаться заинтересованным лицом. Юнги даже не обиделся, в словах друга был смысл. Ему и попасть сюда удалось потому, что Чон посоветовал кому-то выступления перед боями для напряжения атмосферы. Так-что пусть и грязным, но довольно хорошим деньгам Юнги обязан Хоупу. — Значит, нужно будет переговорить с малышом. — Ага, займемся этим потом. — Хосок повернул экран своего телефон к Юнги, демонстрируя последнее сообщение с фотографией. — Нужно будет найти этих двоих и напомнить им про долг. Проскочила информация, что они посетят сегодняшние бои. — Вряд ли они будут показываться в месте, владельцу которого должны деньги. — Сегодня выступает Берсерк. Такое редко случается. Юнги хмыкнул. Занятная будет ночка. Они ускользнули сразу после боя. Ни Юнги, ни Хосок не успели среагировать. Юнги разочарованно выплюнул, подперев кирпичную кладку. Хосок должен был выйти с минуту на минуту. — Что делаем? — спросил Юнги, как только Хоуп выскользнул наружу, натягивая толстовку через голову. — Едем в Шеймлесс. Удача сегодня на нашей стороне, охранник слышал, как эти двое обсуждали, что нужно знатно нажраться после такого кровавого шоу. — Что ж, погнали, чем раньше разберёмся, тем раньше я завалюсь в кровать, — Шуга выкинул сигарету, даже не потрудившись затоптать. — Блять, с какого хуя мы теперь выбиваем бабки? — Хз. — Очень информативный ответ, спасибо, — скалится Хосок, плюясь сарказмом. На самом деле они оба знают, почему занимаются такой грязной работой. Друзья познаются в беде — вот эти два закадычных дружка и разделили на двоих страсть к азартным играм. В конце второго курса Юнги и Хосок проигрались настолько, что влезли в охренительные долги своему боссу, который на удивление лояльно отнесся к этому, дав парням достаточное время для возврата денег. Потом Хоуп стал ведущим, отрабатывая своей театральностью, после подключился Шуга, иногда разогревая публику грязным рэпом. Они уже давно отработали, но бросить все не решились. Все казалось настолько давним, что они даже не смогу сказать, кто кого подсадил на карточные игры. — Но перед сном я бы не отказался сожрать целую кастрюлю рамена. — Поддерживаю ваше предложение, Ваше Высочество. — Великолепно, Ваше Превосходительство. Оба заржали.***
В этот раз прошло немного легче. Может, таблетки другие, или то, что клиентом оказался мужчина, поспособствовало настроению — Чимин не знал. Но некое чувство легкости заполнило все его тело. Ему хотелось смеяться — он смеялся, хотелось трогать вещи — он трогал, ощущая шероховатость одежды так четко, словно чувствовал ворсинки на микроскопическом уровне. Хотелось трогать себя — его руки скользили вдоль по телу, пальцы обводили сосок, спускались во впадину живота и останавливались у самой кромки штанов. Чужие лица казались смазанными, а собственный смех очень громко раздавался в голове. Он перекрывал голоса остальных в комнате. В какой-то момент Паку показалось гениальным подняться наверх, чтобы насладиться клубной музыкой. Танцевать. Ему хотелось танцевать. Ведь это так классно: касаться себя под тягучую жаркую музыку, либо наоборот, зарываться в волосы под быстрый ритм, или сильно вскидывать головой под оглушающие басы. Он закидывается несколькими стопками текилы подряд, ощущая прилив восхитительных эмоций и обжигающее тепло, моментально распространяющееся по всему телу. Чимин искренне ощущает себя дивой этого места, от бедра вышагивая к самому центру танцпола. Полностью отдавшись музыке, парень танцует, забыв обо всем. О Минхо, и тупой боли при одном воспоминании о подруге. Чимин исправит это, но позже. О своей «работе», в которой погряз с головой. Это разрушает его полностью, искореняет его добрую и заботливую личность, оставляя вместо нее сгусток темной и отвратительной энергии. Он не хочет думать, что будет, если все продолжится в таком же духе. О родителях, которые все в работе, забывая позвонить собственному ребенку, чтобы хотя бы поинтересоваться, как у него дела. Деньги, которые они дают, не заменят любви, которая ему нужна. О Мин Юнги, целующемся с Ким Тэхёном. Чимин не знал, почему последнее так его беспокоит. Почему это знание злит его настолько сильно, намного сильнее, чем в тот раз, когда он валялся в собственной крови, избитый Шугой. Пак усмехается, вспоминая чужие слова в свой адрес. Ущербный, неправильный, ошибка природы. Возможно, Юнги говорил не о Чимине, а о самом себе. Ведь это не Пак целовался с Тэхёном, это не Пак засасывал того по самые гланды (такого на самом деле не было, но в голове Чимина тот поцелуй виделся именно так). Чимин моргает пару раз, сбрасывая пелену с глаз. Ему кажется, или это Мин Юнги за стойкой, оглядывающийся по сторонам? Уродливая ухмылка растягивается на его лице. Какой подарок небес. Пак медленно идет в его сторону, подкрадываясь, словно тигр. В этот раз хищник и добыча поменялись местами. — Привет, Мин Юнги, любитель экзотики. Чимин хотел прошептать ему на ухо, но из-за громкой музыки пришлось прибавить тон. Настолько громко, что Юнги охуел от того, что кто-то со спины орет ему прямо в ушную раковину. Слов он не разобрал. — Что? — Шуга повернулся и удивился на долю секунды, тут же взяв себя в руки, — Пак, какого хуя? — Юнги-я, — очаровательно улыбнулся Чимин, продвигаясь максимально близко, скользнув рукой по чужому горлу и медленно двинувшись вниз, — пришел развлечься? — Руки убери, — глухо процедил Юнги, и кашлянул, повышая голос из-за музыки, — съебался отсюда, пока зубы целые. Чимин не испугался, лишь сильнее растянув улыбку, язык демонстративно прошелся по пухлым губам, оставляя блестящий след. Мин нервозно сглотнул, когда чужая рука устремилась к ширинке. — У тебя такой твердый… — Чимин снова облизнул губы, и мысленно усмехнулся, когда Юнги проследил за его движением, — пресс. — Съебись, — короткий сдавленный выдох, — нахуй. Словно издеваясь, ладонь скользнула ниже, а ногти прошлись по ширинке, скребя плотную ткань джинс. Пак надавил указательным пальцем чуть сильнее, склонив голову к шее Шуги, горячо выдыхая на обнаженную кожу. Мурашки прошлись вдоль по позвоночнику Юнги. Его тело окаменело, и он не понимал, почему не то, что не въебал парню напротив, почему хотя бы не оттолкнул. — Что, уже не считаешь меня неправильным, Юнги-я? — ядовито протянул Чимин, чувствуя, как под его пальцами твердеет член. — Хочешь вставить по самые яйца такой ошибке природы, как я? Юнги громко выдохнул, прикрыв глаза. Блять, у него встает на ёбанного Пак Чимина. В клубе, полном людей. Что скажет Хоуп, если увидит? Точно, он же пришел с Хосоком. Мин резко поднял веки и оттолкнул Чимина. Юнги нахмурился, заметив нездоровый блеск в чужом взгляде. Шуга сделал шаг вперед, больно схватив парня за подбородок, приподнимая голову. Чимин поморщился едва заметно, но ядовито ухмыляться не перестал. — Чем ты обдолбался? — Что я слышу? Неужели, это забота от грозного Мин Юнги? — Чимин грубо откинул чужую руку, — тебе стоит заботиться о себе и своей репутации. И с недавних пор, о малыше Тэхёне. Глаза Юнги опасно сузились. — Что ты зн… — О, Юнги, вот ты где! Пойдем, я нашёл тех мужиков. Они в вип-кабине. Юнги оглянулся на внезапно подошедшего Хосока, а когда вернул взгляд обратно, Чимин уже исчез. Шуга прикусил губу. Он знает. Пак Чимин знает о нем и Тэхёне. Блять. Это может доставить ему много проблем. Ему стоит разобраться с этим в ближайшее время. Ошибка природы? Юнги не помнит, чтобы говорил такое.***
Минхо возвращается в Сеул, отдохнувшая, со свежей головой и твердыми намерениями поменять свою жизнь. Она решается, наконец, всерьез начать готовиться к конкурсу Амаи, а не рисовать спустя рукава, с глупой надеждой, а похер надеюсь прокатит. Минхо уже придумала трогательную, полную боли речь для Чимина, в которой она слезно умоляет прощения. Осталось поймать того в институте. Но первое, что она решает сделать — уволиться из клуба. Да, вроде бы ее драматичный уход с разбитыми стаканами и посылом менеджера на детородный орган, должен был ясно обозначить ее позицию. Но судя по тому, что вышеупомянутый прислал ей расписание с проставленными сменами, послание никто не понял. Хван приезжает за час до открытия клуба, надеясь, что не увидит именно ту часть персонала, с которой не хотелось прощаться. Все-таки, за столь долгое время она успела прикипеть к некоторым людям. — О, Минхо-щи, вернулась из отпуска? — Джиын широко улыбнулась, помахав рукой. Минхо сперва улыбнулась девчонке — все же приятно, как профессионально выросла девушка под ее наставничеством, а потом кислая мина появилась на лице. Блять, последние ее слова перед уходом были «я в отпуске». Неудивительно, что менеджер не уволил ее, несмотря на довольно грубое обращение и полное отсутствие уважения. К тому же, Хван знала себе цену и понимала, что просто так тот не стал бы увольнять ее. Довольно сложно найти сотрудника, который не просто профессионально выполняет свою работу, но и берет на свои плечи намного больше прописанного в договоре. К тому же, за прежнюю зарплату. Да и обучить кого-то стоит очень много драгоценного времени. — Нужно поговорить с менеджером. — Минхо тихо вздыхает, Шин хмурится, видя наставницу в подавленном состоянии. — Как насчет того, чтобы выпить кофе? — девушка ярко улыбается, — судя по лицу, предстоит серьезный разговор. — Не откажусь. Пусть вначале Джиын не особо хорошо справлялась с работой, разливая напитки, путая ингредиенты коктейлей, но восхитительный кофе она делала с первого дня. Хван садится за барную стойку, она не успевает выпить и половины чашки, как кто-то фривольно хватает ее за плечи. — Какие люди! А я думал, что ты уволилась. — Джебом садится за стойку рядом с девушкой. Та инстинктивно открывает рот, чтобы прогнать танцора, но 1) она здесь больше не работает, и 2) клуб еще не начал работать, так что пока можно и дать себе волю. — Правильно думал, пришла подписать бумаги, — пожала плечами Минхо. — Что, ты увольняешься? Но почему, онни?! — громко воскликнула Джиын, прекратив вытирать полки. — Как я здесь без тебя? — Слишком много нагрузки в институте, не успеваю совмещать работу и учебу, — без угрызений совести соврала Минхо, имитируя жалость в голосе. — Ну блин, — протянула Шин и отошла в сторону, когда ее подозвал официант. Воцарилась тишина. Джебом постучал пальцами по стойке, кидая взгляды исподлобья. Хван инстинктивно напряглась. Парень усмехнулся. — Слышал, твоя подружка, Чиминни, нарасхват. Что он такое вытворяет, что стал местным лакомым кусочком? Не расскажешь, может он поделился своим секретом. Мне просто интересно, — Джебом слегка наклонился в сторону рыжей, ловя ее взгляд. Оскалился, смакуя чужую растерянность. — В каком смысле? — Минхо хмурится, недоуменно приподнимая бровь. На долю секунды перед глазами образуется пелена, она встряхивает головой. — Ты что, не в курсе? — Джебом изумленно раскрывает глаза, видя недоумение и искреннее непонимание напротив. — Ну, надо же… — тянет он, облизывая губы, — твой Пак Чимин на нижнем уровне. И насколько я знаю, уже недели так две. — Что, блять?