С миру по нитке

Джон только успел расположиться перед камином и сделать первый глоток чая, как по комнате пронёсся поток горячего воздуха, запахло серой и, прямо посреди гостиной, возникла долговязая худощавая фигура. Длинное пальто, светлая кожа, черные кудряшки и пара антрацитово-чёрных острых рожек, чуть длиннее этих самых кудряшек. Джон глубоко вздохнул и чуть отпил из чашки. — Чем обязан, Светоносный? Гость поморщился. — Не надо. Я же не зову тебя Всевышним. — Тогда как? Люцифер? — Это то же самое. — Сатана? — Грубо. Создав это тело, я назвался Шерлоком. Шерлок Холмс. — Довольно вычурно, — Джон с таким наслаждением отпил чай, будто это была амброзия. Ни присесть, ни чая он не предложил. Люциф… то есть Шерлок сам пододвинул второе кресло к камину, сам плюхнулся в него, даже не сняв пальто. — А тебя тут зовут Джон Ватсон. Не слишком примитивно? — Ну… по мне подходяще. Не Иеговой же представляться. Просто «Бог» тоже для имени не подходит. — Ты зачем здесь? — гость внимательно осмотрел комнату, но вопрос был явно не про неё. Джон перевёл взгляд с лица собеседника на огонь. — Решил прожить обычную человеческую жизнь, чтобы лучше их понять. — Помогает? — Холмс принялся расстёгивать пальто. — Не особо. Помолчали. Бог пил, Дьявол, чертыхаясь, разбирался с пуговицами. — Да встань ты, легче будет! — не выдержал, наконец, Джон. Шерлок послушался, сбросил пальто, повесил его на спинку кресла, облегчённо выдохнул и снова сел. — Не понимаю, как так вышло, — чуть обижено и чуть растеряно проговорил Ватсон, — я же творил их по образу и подобию своему. Почему они такие… Шерлок хмыкнул. — А кто потоп устраивал, не помнишь? — Один раз было! Вспылил. Ты мне это теперь вечно припоминать будешь? — А десять казней египетских? А Содом и Гоморра? А этот парень, которому ты велел сына зарезать? Как бишь его… — Хватит! — Джон прикрыл рукой лицо. — Сам знаю, что не очень у меня выходит. С ангелами вот тоже… — Ну-ну! Вот не надо стрелки переводить! Мы раньше людей были. Пробничек. На нас мог уже намастрячиться. — Хорош пробничек, — Джон осушил полкружки, подышал открытым ртом, остужая слизистые. — Я же совсем один был. Только я и космос. Ни поговорить, ни… ничего. Я так старался, — голос Ватсона опять чуть сорвался, — крылья придумал. Чистые души. Я так вас всех любил. А ты, Люцифер… мой самый лучший, самый дорогой, самый любимый… поднял это восстание. Против меня. Почему? — он на миг повернулся к собеседнику. Шерлок смотрел на огонь. Его волосы, глаза, рожки – всё было в золотых и алых отблесках. Это было так прекрасно и так… больно, что Джон зажмурился. — Ты же дал нам свободу воли. Первой партии. — Да. С новыми ангелами я такого прокола не допустил. — Вот тебе и ответ. Они тебя любят. Но они… куклы. Ты их завёл ключиком, они поют тебе славу. Потому что ничего другого не умеют. А мы… Я… Я не мог любить и быть ниже. Хотя все мы по сути — ниже. Может ли творение стать вровень с Творцом? Я хотел. Я не мог… иначе. Джон молчал и ждал, что Шерлок добавит: «Это же ты создал меня таким», но тот не добавил. Они тихо сидели рядом, тихо молчали. — И ты меня не убил, — Холмс поднялся, и Ватсон вздрогнул, — сбросил с небес, но не убил. И до сих пор терпишь. — Хотя ты людей смущаешь и во грехи вводишь. — Ой, вот только не надо! Люди сами кого хочешь в любой грех возведут! Я знаешь чем занимаюсь? Частным детективом устроился, но иногда помогаю полиции. Такого насмотрелся. Таких комбинаций и предательств, мне такого за всю вечность не придумать, а эти легко справляются, — Шерлок помолчал. — Думаю, они уже давно могут обойтись без нас. — Ну… меня ещё о помощи просят. Хотя… знаешь… иногда я жалею, что не могу умереть. Джон ждал, что Шерлок что-нибудь скажет на это, но тот молчал. Тогда он сам продолжил: — И ещё… Я до сих пор люблю тебя. Всегда любил. И думаю, буду… пока существую. Ватсон ощутил движение воздуха. Должно быть, Холмс поднялся и надевает пальто. Сейчас он уйдёт, и снова — одиночество. Вздох. Шаги. Жесткие руки на плечах. Не смея поверить себе, Джон открыл глаза. И увидел Шерлоковы прямо напротив. Красивые бирюзовые. Он и забыл какие они красивые, как долго он подбирал для них этот цвет. Вот только зрачки вертикальные, хотя он совершенно точно сотворил их круглыми. А потом из рук Ватсона забрали чашку и аккуратно поставили её на пол. И одновременно со стуком донышка о паркет Джон явно услышал: «Я тоже».