С миру по нитке

— Ты можешь уйти в любой момент, — Холмс проговорил это холодно и почти безжизненно, — тебя здесь никто не держит. — И даже чуть отвернулся, будто чтобы не видеть Ватсона. «Ты смотришь, но не наблюдаешь», — сказал величайший сыщик современности когда-то давно, на заре их знакомства. За годы, прожитые бок о бок, Джон научился наблюдать. И видеть. Он очень хорошо видел, как побелели пальцы Холмса, сжимающие электронную сигарету. Как детектив ловил его движения краем глаза. У этого гения просто невероятное периферическое зрение. Он и даже стоя спиной ничего не упустит. Джон тихо, почти неощутимо вздохнул. Когда жить вместе с Шерлоком стало для него постоянной болью? Когда этот невероятный человек обзавёлся множеством острых граней, что ранили так глубоко и резко? Ватсон поднял голову, чуть постоял. Вдох-выдох, вдох-выдох. Уйти. Да, наверное, так будет лучше для него. Спасти себя, пока ещё есть что спасать. Пока у него есть на это силы. И желание. Пойти в комнату и собрать вещи. Или просто бросить всё. Всю эту муку, всю эту жизнь. Выйти и пойти дальше. Джон вышел из их общей гостиной и закрыл за собой дверь. Очень тихо, но как-то так окончательно, что это должно было стать понятно обоим. Уйти. Сейчас же. Не останавливаясь, не заходя к себе, до двери и на улицу. К свежему воздуху, что войдёт в лёгкие и наполнит их свежестью вместо этой затхлости. Из гостиной не доносилось ни звука, но Джон был уверен что Шерлок прислушивается. Он ждёт и прислушивается: пойдёт ли Ватсон к себе, чтобы остаться там, или начнёт собирать чемодан. Что некогда верный и лучший друг может выйти вот прямо сейчас, наверняка, не придёт в эту гениальную голову. Им уже давно комфортнее врозь, чем вместе. Они старались не пересекаться на кухне и сидели каждый у себя. Но оба знали, что другой рядом. Здесь, за стеной. И это знание и ощущение успокаивало, давало им силы жить. По крайней мере, Джон думал именно так. Ватсон вслушивался в тишину. Хоть один звук. Шаги. Вздох. Да хоть та же скрипка, что прежде служила утешением души, а сейчас пылится где-то, он даже не знает где. Сто лет её не слышал и не видел. Джон медленно пошёл к входной двери. Так будет лучше. Он больше не может этого выносить. Шерлок — невыносим. Характеры у людей с годами только портятся. Так уж люди устроены. А сил терпеть это остаётся всё меньше. Ватсон присел на танкетку, чтобы проверить хорошо ли зашнурованы ботинки. Прежде он делал это просто наклоняясь. Но также прежде он весело хохотал с Шерлоком, а не слушал его едкие замечания. Почему всё у них стало так? И как будет дальше? Джон знал. Джон очень хорошо это знал. После того, как он уйдёт и Шерлок поймёт это, он ещё некоторое время посидит в тишине, не веря. А потом выглянет наружу. Дойдёт до комнаты Ватсона и заглянет в неё. Осмотрит несколько раз, будто пытаясь отыскать соседа. Потом зайдёт на кухню, но там уже просто постоит, опустив голову. А потом вернётся к себе, понимая, что всё потерял и разрушил. Сам. Своими руками и действиями. Потерял единственного человека, которому был нужен. Когда Шерлок окончательно это осознает, он вытащит из нижнего ящика тумбочки свой серебристый несер и вынет ампулу. Джон однажды наткнулся на этот «клад», когда по просьбе самого же Шерлока искал его свидетельство о рождении. Этот гений такой безалаберный в некоторых вещах… Шерлок сядет обратно в своё кресло и, не дрогнув, всадит себе укол в вену. Потом он откинет голову на спинку и будет сидеть так некоторое время, слыша только стук собственного сердца, а потом разольётся тишина. Он закроет глаза, чтобы не открыть их больше никогда. Ватсон хотел выбросить ампулу. Вынести на улицу и раздавить, растоптать её в пыль. Но не стал. Это не поможет. Если сыщику будет нужно — он с лёгкостью добудет ещё. А нет — так сам синтезирует. Джон замер, коснувшись дверной ручки. Откуда он знал это? Почему так ясно видел это будущее? Очевидно потому, что это уже случилось. Он ушёл. Но потом вернулся. Вернулся с желанием поговорить, ещё раз попытаться спасти их отношения, разбитые в пыль вместо ампулы… но было уже поздно. Шерлока больше не было. И Джон теперь раз за разом прокручивал в голове эту сцену, раз за разом пытаясь убедить себя, что поступил правильно. Что он не виноват. Или наоборот. Он не вернулся. Не захотел или не смог. И это Шерлок сейчас сидел бесконечно одинокий в их гостиной и воскрешал в голове этот их последний разговор. Раз за разом проживая эту агонию, только потому, что там с ним ещё был Джон. И он, Джон, стоящий сейчас около этой двери, не более, чем воображение Шерлока. А может случились оба варианта. В разных мирах и измерениях, а они оба встречаются в этом Лимбо: Шерлок, потерявший своего Джона, и Джон, потерявший Шерлока, пытаясь понять, как же они смогли это натворить. Ватсон зажмурился, чувствуя, что на глазах закипают слёзы. Как бы там ни было, возвращаться нельзя. Как бы не хотелось. Он и так часто возвращался. Пытался. Прощал. Старался. А вот Холмс никогда… Быстрые шаги будто пролетели по коридору, дверь так шарахнула о стену, что Ватсон вздрогнул. Не хуже, чем на войне. Сильные руки развернули Джона и прижали. Обняли, стиснули так, что на миг дышать стало невозможно. — Ты можешь уйти в любой момент, — задушено шепнул Холмс, и Ватсон ощутил щекой его слёзы. — Тебя здесь никто не держит. Здесь стало просто невыносимо находиться. Только… я не могу без тебя. Возьми меня с собой, ладно?