Летняя практика в Лихолесье

Закрыв дверь, Леголас привалился к стене. Силы оставили его. Возвращение домой, встреча с отцом, упреки Лоэндила разбередили не только душевную, но и телесную рану — у него снова жгло в груди, теснило дыхание и кружилась голова. Как ни претило ему обнаружить слабость перед королем, скрыть ее не удалось. Трандуил взял сына под локоть, подвел к креслу, и, усадив, подал кубок отвара с резким запахом ацеласа. — Выпей все, — велел он, — а потом ложись. Я вижу, ты еще не оправился от раны. Тебе нужен покой. — Не будет мне покоя, — пробормотал Леголас. Однако он послушно выпил отвар. Боль в груди стихла, но на душе не стало легче. Непривычная забота отца лишала остатков самообладания. Глаза щипало, в горле стоял ком. Не хватает только разрыдаться при короле, как когда-то в детстве! Трандуил понял и это. Он отвернулся, сделал несколько шагов по комнате, давая сыну возможность совладать с собой, потом произнес утвердительно: — Горюешь. Винишь себя. Леголас только судорожно вздохнул. Говорить он не мог. — Мне знакомо это чувство. Я так же обвинял себя в гибели Эллериан. «Обвинял себя…» Леголас смутно помнил матушку — помнил ее ласковые руки, тихий голос, легкий аромат лаванды и еще каких-то цветов… Эллериан погибла, когда он был еще совсем мал — отправилась к родичам в Ривендол и попала в горах под внезапный обвал. Нелепая, случайная смерть… Отец однажды рассказал ему, хоть обычно избегал говорить о матери. Теперь Леголас понимал, почему — рана от утраты так и не затянулась. Но как глупо отцу обвинять себя в том несчастье! — С матушкой было по-другому, — прошептал он. — Ты не виноват. Она путешествовала с охраной. Кто же знал, что над тропой обрушится склон… — Именно. Я не знал. А должен был догадаться. Предложить ей другую дорогу. Задержать или вовсе не пустить, наконец! — Трандуил с силой хлопнул ладонью по столу и, опомнившись, тяжело перевел дух. — Но, отец… Обернувшись к нему, тот перебил: — Видишь? Моя вина сродни твоей — я не сумел предвидеть непредвиденное. Обвиняя себя, ты обвиняешь меня. Если же ты готов меня оправдать — прими и свою невиновность. Отец не понимает. Пусть Леголас трижды невиновен — что это изменит? Слезы все-таки наполнили глаза, потекли по щекам. Леголас закрыл лицо руками: — Какая разница, виновен я или нет… Айменель не вернуть… Трандуил неслышно подошел к нему, тронул за плечо. — Айменель не вернуть, — согласился он грустно. — Это очень больно, я знаю. Она была доброй девочкой, хоть и взбалмошной… Она возродится в Благой Земле. — Ты веришь в это? — спросил Леголас, не отнимая рук от лица. — Я надеюсь… Не стыдись слез. Они утешают, когда бессильны и разум, и память. Леголас покачал головой. Что толку в слезах? Они не воскресят мертвых. Чем утешит разум? Тем ли, что снова и снова покажет все его упущения и промашки? Что может память? Разве что растравить рану, показывая недостижимое, невозвратное! Нет. Ни слезы, ни разум, ни память не принесут ему утешения. Сжав пальцы на его плече, Трандуил медленно заговорил: — Тогда, сразу после смерти Эллериан… Я отчаялся, мне хотелось уйти вслед за нею. Но у меня не было такого права. Как бы я бросил тебя? А позже… Время врачует любые раны. Леголас молчал. Со смертью Айменель он словно лишился половины души. Что может время сделать с черной пустотой, без следа поглощающей всякую радость? — Боюсь, мои слова кажутся тебе бессмыслицей, — продолжал король, так и не дождавшись ответа, — но поверь мне, это так. Наша жизнь не заканчивается со смертью любимых. Проклятие это или дар, но приходится жить дальше — хотя бы ради других. — Наверное, это проклятие… — с тоской сказал Леголас. — Оно пало на нас обоих… Сначала матушка, теперь Айменель… Почему мы не уберегли своих возлюбленных, отец? — Не знаю. Может, потому, что их нельзя было уберечь иначе, как спрятав от мира, словно великое сокровище… Но ведь вольные птицы не живут в клетке, даже если клетка золоченая. Наши возлюбленные были похожи, Леголас. Наверное, поэтому их постигла сходная участь. Он снова сжал плечо сына: — Крепись, мой мальчик. Так или иначе, мы должны принять то, что не можем изменить… Может, ты все-таки ляжешь? Тебе не обязательно выходить к трапезе. Я и сам сумею занять твоих… гостей. — Нет, — выпрямившись, ответил Леголас быстро. — Не тревожься, отец, мне уже лучше. Я выйду к ужину. Мысль о том, что придется одному лечь в холодную постель, на ложе, которое он привык делить с Айменель, внушала страх. И лучше не оставлять Эминдила и Арагорна наедине с королем: тот не слишком-то любит людей, неизвестно, чем обернется их разговор… Трандуил не стал спорить, но непривычная мягкость исчезла из его голоса. — Как знаешь, — сказал он сухо. — Тогда я оставлю тебя — ты должен хоть немного отдохнуть. Увидимся за трапезой. Он дотронулся до щеки сына и вышел из покоев. Леголас некоторое время сидел не шевелясь, подавленный горем, смятенный забытой с детства лаской отца. Потом он заставил себя встать. Нет, он не подчинится постыдной слабости. Сейчас он смоет с себя усталость и дорожную пыль, сменит платье, выйдет к трапезе. Будет жить дальше — раз уж умереть вслед за Айменель у него не получилось. *** Отведенные людям гостевые покои оказались просторными и уютными, обставленными немногочисленной, но красивой и удобной мебелью — стол, на котором стоял кувшин с питьем, кубки, блюдо с орехами и сушеными фруктами; два кресла у камина, две кровати в глубоких нишах за занавесями… Пол был застлан толстым шерстяным ковром, по стенам висели гобелены с изображениями трав и цветов. За внутренней дверью обнаружилась умывальная комната, где были приготовлены вода и полотенца. Провожатый справился, не нужно ли чего, и удалился, пообещав позвать гостей к трапезе. Кто-то уже принес в покои дорожные сумки Эминдила и Арагорна и их мечи. Обтрепанное, запыленное снаряжение смотрелось неуместно в чистой и нарядной комнате. Арагорн тут только вспомнил, что у него и одежды-то приличной нет. Но эльфы успели уже позаботиться и об этом: на резном сундуке в глубине помещения лежала новая чистая одежда для него и Эминдила и две пары невысоких замшевых сапог. Эминдил с сомнением встряхнул в руках серебристо-серую шелковую тунику с длинными рукавами и черные штаны из какой-то плотной ткани. Одежда была ему по размеру — и где только эльфы нашли такую? У Арагорна туника оказалась темно-синяя, отделанная по вороту серебряным шитьем, а черные же штаны были сшиты из тонкой, хорошо выделанной кожи. Первым делом Эминдил и Арагорн как следует отмылись с дороги. Во дворце Трандуила знали толк в удобствах — в умывальню были проведены скрытые в стене бронзовые водоводы с горячей и холодной водой, имелся и сток в полу, так что воду можно было лить не стесняясь. Обсушившись и одевшись, Арагорн подошел к висевшему у двери большому, безупречно отполированному серебряному зеркалу. В мерцающей глубине он увидел пригожего юношу в эльфийской одежде, стройного и широкоплечего, с густыми темными волосами и прямым, открытым взглядом серых глаз. Если бы не смуглая от загара кожа, его можно было бы принять за старшего брата Нельдора. Этот красавец был мало знаком Арагорну; глядя на него, можно было подумать, что в словах Сильвинет была доля правды! — Хорош! — не то одобрительно, не то насмешливо произнес Эминдил; он жевал ломтик яблока, удобно развалившись в кресле. Арагорн подвязал волосы и, пожав плечами, отвернулся от зеркала — как бы там ни было, кружить головы эльфийским девам он не собирался. Эминдил в свою очередь подрезал бороду, оделся и причесался. Арагорн словно заново увидел его — могучий и осанистый, державшийся с непринужденным достоинством, следопыт смотрелся если не королем, то уж точно витязем из древних сказаний. Заметив его взгляд, Эминдил подмигнул ему: — Ну что ж, для бродяг из Глухоманья мы выглядим совсем не плохо! Теперь можно и к королю в гости! Посланец короля вскоре явился за ними. Они прошли еще несколько переходов и оказались в небольшом зале с расписными стенами, ярко освещенном свечами и лампадами, где стоял накрытый на пятерых стол. Здесь уже были, к радости Арагорна, Леголас и Линдир. Леголас переоделся в траурное платье — по здешнему обычаю, темно-серое, без каких-либо украшений, — и на лице его по-прежнему лежала печать усталости и забот, как будто с прибытием домой его тяготы не закончились. Линдир сменил неказистую дорожную одежду на такую же, как у людей, только мягкого золотисто-коричневого цвета, а в остальном ничуть не изменился. Он улыбнулся людям своей теплой, приветливой улыбкой: — Добро пожаловать в Подгорные Чертоги! Надеюсь, они придутся вам по нраву! — Красота ваших Чертогов несравненна, — торжественно сказал Эминдил, — и мы не можем не ценить их уют! Арагорн забыл ответить Линдиру — он засмотрелся на причудливо разрисованные стены зала. Их населяли необыкновенные существа: девы с рыбьими хвостами резвились в прозрачном потоке, двуногие гиганты, похожие на ожившие деревья — может быть, онты? — держали в руках-ветвях ярких огненных птиц, в небе парили крылатые кони… Чудные создания смотрели на юношу светлыми ясными глазами; казалось, они вот-вот сойдут со стен, таким живым был их облик. — Нравится? — спросил Леголас. — Очень, — кивнул Арагорн. — Мы с Сильвинет когда-то расписали этот покой, — признался эльф. Видно было, что восхищение товарища, да и само воспоминание приятно ему. Юноша взглянул на него с удивлением — он никак не мог представить себе Леголаса за рисованием столь фантастических картин. Хотя чему тут удивляться? Эльфы как будто рождаются если не с лютней, то с кистью в руках, а за их долгую жизнь чем только не успеешь заняться… Он не успел поразмышлять на эту тему — прислужник с поклоном распахнул двери, и в трапезную вошел Трандуил, одетый так же, как при встрече, только без королевской мантии. Он кивнул в знак приветствия, уселся во главе стола и жестом пригласил садиться остальных. Внесли блюда с кушаньями, кувшины с вином и водой, но прислуживать за столом никто не остался — похоже, в домашней обстановке король предпочитал обходиться без лишних церемоний. Линдир наполнил кубки вином, все пригубили их в знак встречи и принялись за еду. Еда была обильной и, как водится у эльфов, очень вкусной — несколько горячих блюд из овощей и мяса, зелень и необычные пряные приправы, сладости из орехов, меда и фруктов… Вино, золотое, как солнечный свет, оставляло на языке легкий шелковистый привкус лета. Подождав, пока гости утолят первый голод, Трандуил начал разговор. Внимательно глядя на людей зелеными непроницаемыми глазами, он задал несколько приличествующих случаю вопросов — довольны ли они покоями, успели ли отдохнуть с дороги, не испытывают ли в чем нужды… Эминдил отвечал с подобающей учтивостью. — Я рад, что вам по душе наши Чертоги, — молвил король. — Но вы, воистину, заслуживаете многократно больших почестей и наград, чем простое гостеприимство. Я знаю, сколь многим мы обязаны вам. Скажи, чем я мог бы отблагодарить вас за ваши подвиги? Эминдил усмехнулся. — Король, тебя, должно быть, ввели в заблуждение, мы не совершали подвигов, — сказал он. — Мы делали только то, чего не могли не делать, и наши заслуги не так уж и велики. А твоя благодарность — сама по себе ценный дар… не говоря уже о дружбе твоего сына. Так что мы вполне вознаграждены за дело, которое удалось нам по воле случая. — Вот как? — сказал Трандуил; он, казалось, не был ни удивлен, ни разочарован словами Эминдила. — Но, может быть, твой юный спутник думает иначе? Я не пожалею для него ни драгоценных камней, ни золота из своей сокровищницы — они пригодятся ему в час нужды или же порадуют его возлюбленную. Такой оборот разговора изрядно возмутил Арагорна — можно подумать, они явились сюда за платой за свои услуги! Знать бы, так надо было возвращаться домой прямо от заставы! Правда, приглашал их Леголас, а ему-то отказать они не могли… Он встал и с поклоном произнес, стараясь, чтобы голос его звучал ровно и ясно: — Благодарю тебя, король, но у меня нет возлюбленной, и я не нуждаюсь ни в чем. То же, чего мне может не хватать — мудрость, силу или удачу, — не купишь ни за какие сокровища, и даже ты не можешь дать мне их. Мне не нужно иной награды, кроме дружбы Леголаса и твоего благорасположения. Он сел с колотящимся сердцем — все же он не хотел слишком надерзить королю. Леголас воззрился на него странным взглядом, как будто видел на его месте кого-то другого. Линдир еле заметно улыбнулся. — Вот как, — повторил Трандуил задумчиво; в глубине его глаз словно мелькнули золотые искры. — Я вижу, что дружбу Северных Следопытов тоже нельзя купить ни за какие сокровища, но счастлив тот, кого они назовут своим другом. Я все же подумаю, какие дары смогут порадовать вас. Моя же благодарность и благорасположение — это лишь самое малое, что я могу дать вам. — Я слышал, что вы не случайно оказались на границе, — продолжил он после короткой паузы. — Вы шли в наши земли, чтобы предупредить нас — о чем? Эминдил немного помолчал. — Ты ведь и сам уже все знаешь, король, — наконец сказал он. — Наше предупреждение запоздало, иначе на заставе не случилось бы беды. Если же ты хочешь услышать его снова, из наших уст — изволь: мирные времена кончаются. Орков становится все больше, они появляются даже там, где раньше и слуху о них не было. Они поганят Озерный край, и оттуда для вас исходит немалая угроза. И в Мглистых горах они расселяются все дальше на север. Тебя не удивляет, что все меньше путников просят дозволения проехать по Старой дороге? А скоро она может совсем заглохнуть — не найдется смельчаков, рискующих переваливать Мглистый в тех местах. Здесь большой опасности для Леса пока нет, поскольку он с запада прикрыт Андуином, но за бродами присматривать все-таки стоит. Он остановился, молчали и эльфы. — Мне сложно судить, что является всему причиной, — снова заговорил следопыт, — вам она должна быть виднее, вы, эльфы, лучше чувствуете такие вещи. Но в мире что-то меняется и не в лучшую сторону. Вот, король, о чем мы хотели сообщить тебе. Трандуил выслушал его с совершенным бесстрастием. — А что же думает об этом досточтимый владыка Элронд? — спросил он спокойно. - Досточтимый владыка Элронд не поверяет мне всех своих мыслей, — ответил Эминдил, — но я знаю, что он обеспокоен происходящим в северных землях и, особенно, в Мглистых горах. Возможно, он сочтет нужным направить к тебе посланцев, когда узнает то, что уже знаешь ты. Твои же посланцы будут с радостью приняты в Ривендоле. — Что ж, мы, возможно, и отправим в Ривендол послов — если в том будет нужда, — молвил Трандуил. — Но, боюсь, владыке Элронду первому потребуется помощь — очень уж Ривендол близко к Мглистому хребту. — Время покажет, — уклончиво ответил Эминдил. — Зато к нам ближе Дул-Гулдур, — заметил Леголас со вздохом. — Отец, помнишь, я говорил тебе? Все сходится, одно к одному. Неурядицы на севере — продолжение того, что давно уже творится на юге. Мощь и злоба чародея будто растут с каждым годом. Тяжело нам придется, если так пойдет и дальше. — Даже если это действительно так, не вижу, какую помощь мы можем ждать от владыки Элронда, — сказал Трандуил довольно сухо. "А лесной король, похоже, не слишком-то жалует нашего владыку", — подумал Арагорн. — Помощь иногда приходит нежданно и с самой непредсказуемой стороны, — в своей обычной мягкой манере произнес Линдир. — Тебе ли этого не знать, король? Элронд сведущ во многом, возможно, нам пригодился бы его совет. Если же тьма сгущается над всеми нами, нам так или иначе придется объединиться, в противном случае нас ждет гибель. — Возможно. И все же мне кажется, что вы преувеличиваете опасность, — возразил король с неудовольствием. — Вряд ли нынешний обитатель Дул-Гулдура сильнее Ангмарского колдуна, а мы ведь в свое время одолели его. Нам не подобает трусость и малодушие! И на сегодня довольно об этом. Линдир с сомнением посмотрел на короля, покачал головой, но спорить не стал. Леголас, нахмурившись, уставился в тарелку; он так крепко сжал в руках нож и вилку, что костяшки пальцев у него побелели. Впрочем, он быстро справился с собой и, откинувшись на спинку стула, принялся без интереса ковыряться в еде. Трандуил стал расспрашивать людей о походе. Эминдил рассказывал, и в его изложении путешествие было забавным и лишенным всякого героизма, а самой страшной неприятностью была плохая погода. Он снова в подробностях описал Озерный Край и места, где скопилось особенно много орков, упомянул и восхождение на Хрустальную. Арагорн помалкивал, изредка вставляя пару слов. Линдир иногда задавал вопросы, Леголас слушал внимательно, но молчал, будто набрал в рот воды. — Ну, а что случилось, когда мы спустились с Хрустальной, ты уже знаешь, король, — сказал Эминдил под конец. — Это не слишком-то веселая повесть, наверное, ни к чему повторять ее. Трандуил кивнул: — Итак, мы вернулись к тому, с чего начали. Должно быть, сама судьба привела вас в наши земли, а она умеет выбирать посланцев. Как ни печальны события, связавшие нас, я рад встрече со столь достойными людьми. Надеюсь, что и впредь вас не оставит удача. — Мы рады будем, если наша удача послужит к пользе твоей и твоего народа, король, — церемонно ответил Эминдил. Помолчав, Трандуил встал и поднял кубок с вином. — В конце трапезы я хочу помянуть тех, чья участь оказалась горше нашей, тех, кого постигла злая гибель. Да возродятся они к новой жизни! Стоя, они осушили кубки и кратким молчанием почтили память погибших. — Время уже позднее, — после того сказал король, — а путь ваш был далек, вам нужен отдых. Завтра я соберу Большой Совет — тревожные вести требуют этого. Эминдил и Арагорн, прошу, окажите нам честь своим присутствием. Сейчас же я желаю вам доброй ночи и добрых снов! Кивнув на прощание, король вышел, жестом пригласив за собой Линдира. Тот с улыбкой обратился к сотрапезникам: — Набирайтесь сил, они вам пригодятся. Иногда Большой Совет хуже большой битвы! — Он ушел вслед за королем. Людям теперь не нужен был провожатый, они пошли вместе с Леголасом, по-прежнему озабоченным и хмурым. — Леголас, что с тобой? — прямо спросил его Эминдил. — Ты огорчен, что король не до конца верит нам? Так странно было бы, если он сразу поверил безвестным бродягам! — Вы — не безвестные бродяги, отец знает, кто такие Следопыты, — возразил эльф. — Не в том дело. Он равно не верит до конца ни мне, ни Линдиру. У страха глаза велики — вот, что думает он. А я чувствую, как опасно сейчас недооценить угрозу… но не могу убедить в этом отца! — закончил он чуть ли не с отчаянием. — Скажи об этом завтра на Совете, — предложил Арагорн, — убедишь ты короля или нет, предупредить-то надо всех. — Скажу, конечно, но услышат ли меня советники? — Услышат, если только не заткнут уши, — пробормотал Эминдил. — Ладно, не унывай, утро вечера мудренее. Надо поспать, во сне в голову иногда приходят дельные мысли… — зевнув, добавил он. «Поспать — вот дельная мысль», — подумалось Арагорну. В голове у него шумело не то от вина, не то от усталости, глаза слипались. Добравшись до кровати, он едва сумел раздеться и уснул, как только голова его упала на подушку.