Летняя практика в Лихолесье

Погожим летним днем двое ехали на лошадях по узкой тропе, вверх по реке Говорливой, сбегавшей по южным склонам хребта. Хвойный лес радовался щедрому солнцу, старые обомшелые деревья тянули ветви навстречу его лучам. В сыром воздухе сквозь запахи смолы и влажной земли временами пробивался аромат горного луга. Лошади шагали, весело потряхивая гривами. Вот только первый всадник был мрачен, как осенняя туча, — его тяготили непривычные сомнения и тревога. Он затеял эту поездку, чтобы выяснить, насколько велика возможная угроза, но удастся ли ему сделать это? Нет, в себе он не сомневался — будь он один. А вот с Айменель… Он обернулся и придержал коня. Возлюбленная его жена ехала следом с самым безмятежным видом, напевая себе под нос. Поймав взгляд мужа, она тоже остановила лошадь и улыбнулась чудесной, лучезарной, как летний день, улыбкой. — Все сердишься? — спросила она сочувственно. — Бедняга! Ты, наверное, голоден — ты похож сейчас на весеннего медведя: тот тоже бродит унылый и мрачный, пока не наестся досыта!  — Сержусь, — согласился он, — только голод тут не при чем. Жене подобает слушаться мужа, а ты?.. Айменель пожала плечами. — Мужу подобает делить с женой кров, трапезы и ложе, а также радости и невзгоды… а не оставлять ее то и дело одну ради важных мужских занятий! — возразила она живо. — И уж тем более мужу не подобает сбегать от жены под покровом ночи, как шкодливому мальчишке! Как можно слушаться тебя, если ты творишь такое? — Айменель, пойми, я ведь за тебя боюсь, — умоляюще сказал обвиняемый. Похоже, что дар убеждения оставил его тогда, когда был всего нужнее. — Как знать, что может случиться здесь, в горах? Может, все-таки вернешься? Мне будет куда спокойнее… — А мне — нет! — заявила Айменель. — Ты, Леголас, всю зиму и весну провел на южной границе, как будто некому больше гонять гоблинов, а я — я сидела под Горой, как подобает послушной жене, вышивала гладью и изнывала от скуки и беспокойства! Вспомни, тогда я не напрашивалась быть с тобою! Сейчас же ты сам говорил, что едешь на заставу всего-навсего прогуляться в горах и навестить старых приятелей. Раньше мы всегда путешествовали вместе, что мешает сделать это теперь? Или вы собрались пьянствовать неделю без передышки?  — Какое уж тут пьянство… — пробормотал Леголас. — От Орикона и Гилдора давно не было вестей, они и не знают, что мы едем к ним… Да и как дела у них на заставе, неизвестно… Вдруг они выпили все вино? Лучше бы ты вернулась домой!  — Ты же боишься за меня, как ты можешь отправлять меня одну в опасный путь? — ехидно вопросила Айменель. — Если со мной что-нибудь случится, будешь мучиться совестью! И разве я не говорила, что уже насиделась в Чертогах?  — Ты могла бы пожить в доме твоего отца, — предложил Леголас безнадежно.  — Последний раз, когда я гостила у батюшки, — начала Айменель серьезно, но глаза ее смеялись, — он едва не разбил о стену драгоценную вазу из-за Моря — так разошелся в споре со мной! Хорошо, матушка успела подсунуть ему твой хрустальный кубок. Теперь ты можешь подарить ему новый! Леголас против воли улыбнулся. Вспыльчивый нрав отца его жены был известен всей округе. Дочь во многом походила на отца, так что при встрече они частенько затевали жестокую словесную битву.  — И почему я не удивлен? — спросил он. — Ты и Линдира сумела бы вывести из терпения, что уж говорить о твоем отце… Давай, я провожу тебя до Дубравы? Дождешься меня там, я не буду задерживаться на заставе… Айменель наморщила нос: — Ты так хочешь избавиться от меня? Ты, должно быть, задумал дурное дело и хочешь скрыть его! Да и на что мне Дубрава? Она тронула лошадь и подъехала ближе, синие глаза ее блеснули. — Нет, Леголас, — продолжала она твердо, — я не хочу снова ждать и тревожиться, и всякий раз дрожать от страха при виде вестника с границы. Я хочу быть рядом с тобой, ты не сможешь прогнать меня сейчас… Кстати, — добавила она прежним беззаботным тоном, — я не хуже твоего умею стрелять из лука и прятаться в лесу. Дойдет до рукопашной — убегу, и бейся тогда в одиночестве сколько хочешь! Леголас вздохнул — придется отступиться, переупрямить Айменель он не мог. Может быть, зря он празднует труса? Да, на юге зима выдалась беспокойной, но здесь, на севере Леса, орки не появлялись чуть ли не со времен Ангмарских войн. Стражники с заставы, правда, рассказывали, что по осени видели их следы по ту сторону перевала, да еще охотники говорили о необычно свирепых волках, с весны терзающих оленьи стада. Но волки никогда не нападали на эльфов, и не родился еще тот эльф, который не справился бы с ними. А перевал наверняка еще закрыт снегом, ведь зима была холодной и вьюжной… «Ладно, — решил Леголас, — мы доберемся до заставы, я расспрошу Орикона и Гилдора и съезжу на перевал взглянуть на пустоши своими глазами. Если даже по дороге наткнемся на орков, скрыться от них не составит труда — они не слишком-то сообразительны…» В глубине души он был рад, что Айменель остается с ним — ведь он тоже скучал в разлуке и с нетерпением ждал встреч. Они принесли обет чуть больше пяти лет назад, и Леголас все не мог надивиться своему счастью. В его глазах жена, незаурядная умница и красавица, превосходила других дев так же, как алмаз превосходит стекло, а ее острый язычок и решительный характер придавали их жизни особый вкус, словно пряная приправа — праздничному блюду. — Хорошо, будь по-твоему, — сказал он вслух. — Теперь, если тебе что не понравится, пеняй на себя — ты сама этого хотела! — Не волнуйся, милый, — сладким голоском пропела Айменель, — с тобою мне и вода пьяней вина, и земля мягче перины, а хлебная корка сойдет за целый пир! Тут Леголас не выдержал и рассмеялся. Они продолжали путь в куда лучшем расположении духа. Леголас, как ни прислушивался и ни приглядывался, не мог заметить ничего подозрительного и в конце концов успокоился и расслабился. К вечеру они без приключений доехали до поляны Каменных Гномов. Отсюда до заставы оставалось с полдня пути. Торопиться было некуда, да и дорога дальше была не слишком простой для лошадей, так что ночевать решили здесь. Они сняли с лошадей поклажу и седла и отпустили их пастись. На костерке приготовили простой ужин — похлебку и дорожные хлебцы — и съели его, запивая вином, сидя рядом на расстеленном одеяле. К ночи заметно похолодало, но это мало беспокоило путников — любящие всегда найдут способ согреть друг друга... Потом они лежали в обнимку под вторым одеялом и плащами и смотрели в прозрачный, слово отлитый из толстого синего стекла, испещренный бесчисленными звездами купол неба. Счастье и покой окутывали их невесомым теплым покровом. Айменель скоро уснула. Леголас боялся шевельнуться, чтобы не потревожить ее. Когда же сам он задремал, ему все мерещился отдаленный волчий вой; но, просыпаясь, он слышал только мирные звуки ночного леса да журчание и лепет воды в реке. За ночь ничего плохого не случилось, разве что к утру из-за хребта наползли низкие серые тучи. Впрочем, в этих местах в начале лета погода всегда была неустойчивой, и в перемене не было ничего удивительного. Рассиживаться в холоде и сырости не хотелось, так что, едва рассвело, путешественники без проволочек позавтракали, собрались и вскоре были уже в пути. Дорога шла вверх по ущелью вдоль русла речки. Крутые скалистые склоны по временам подступали к самой воде, и тогда тропа переходила с берега на берег. В местах бродов дно было выровнено, лошади без задержек преодолевали поток. Кое-где русло, напротив, загромождали камни и упавшие сверху бревна, вода с шумом и клокотанием прорывалась сквозь препятствия. Там, где ущелье поднималось круче, речка сбегала каскадом невысоких порожков. Стены ущелья поросли папоротником, травой и мелкими кустиками в белых и желтых цветах, иногда за камень ухитрялись зацепиться невысокие деревца. Тут и там со скал срывались водопады. Они то летели шумным потоком, то рассыпались завесой мелодично звенящих струй. Их истоки вверху склонов скрывали низкие облака — день выдался серенький, совсем не похожий на вчерашний. В мягком пасмурном свете видны были тончайшие переливы нежной зелени трав и листьев и глубоких коричневато-красных тонов скал и камней. Айменель не смущала плохая погода, она с интересом разглядывала стены ущелья и по обыкновению напевала себе под нос. Леголас время от времени оборачивался —всякий раз жена дарила ему ласковый взгляд, согревавший не хуже солнечных лучей.  — Первый раз вижу место, где Ауле и Йаванна творили в содружестве, — заметила она наконец, — странный сад у них получился — поднятый стеной!  — Ты забыла Ульмо, — сказал Леголас. Они как раз проезжали мимо водопада, обдавшего их холодной водяной пылью.  — Ну, Ульмо! Всем и так известно, что он вездесущ! — засмеялась Айменель. — А здесь его голос слышен постоянно! Действительно, журчание воды в ущелье звучало точь-в-точь как речь на неведомом языке.  — Понять бы только, что он говорит нам, — пробормотал Леголас.  — На то нужна его особая милость! А до того нам придется обходиться собственным разумением, — беззаботно сказала Айменель.  — А вдруг мне его не хватит? — Вот тогда и будешь просить помощи Благих Стихий или придешь за советом ко мне! — Помогите Стихии тем, кто будет слушаться твоих советов! — заявил Леголас дерзко, и был немедленно наказан: Айменель нагнала его и сильно шлепнула по крупу его коня — тот подскочил и с разгона влетел в речку, окатив всадника каскадом брызг. Эльф рассмеялся. Спорить с женой было решительно невозможно — за ней всегда оставалось последнее слово! Они продолжали путь молча, и скоро Леголасу в голову вновь полезли непрошенные мысли. Уже не первый год он — и не только он — чувствовал, как на Лес наползает смутная тень. Его народ никогда не жил в полной безопасности, и Леголас прекрасно знал нелестное прозвище, которое люди дали лежащим к востоку от Мглистых гор обширным чащобам. И все же со времен падения Ангмара эльфы не вели больших войн. Им приходилось держать только южную границу, по соседству с Гиблыми Дебрями, отравленными чародеем из Дул-Гулдура. Время от времени оттуда налетали орки — существа эти, одержимые злобой и страстью к разрушению, жгли и губили все, до чего только могли дотянуться. Леголас иногда сомневался, разумны ли они, до того бессмысленными представлялись их свирепые набеги. За сотни лет эльфы приспособились бороться с ними и отражали их нападения почти без потерь, да и границу укрепили изрядно, однако присутствие стражи требовалось там постоянно. В последние годы с юга словно расползалась неведомая зараза — болели и чахли прежде здоровые деревья, поляны забивались чертополохом и крапивой, зацветала и загнивала вода в озерах, и они превращались в зловонные болота. Иногда раны земли удавалось исцелить, но над южными областями Леса нависла угроза, а ведь там испокон веков сеяли зерно на опушках и полянах и возделывали сады. Вылазки орков тоже стали чаще, число пограничных стражников все увеличивалось, и иногда они неделями не знали отдыха. Этой зимой сражаться пришлось почти непрерывно, и Леголас только диву давался, как в Гиблых Дебрях ухитряются прокормиться такие орды. Правда, орки так и не научились воевать в лесу: они ломились напрямик большими ватагами, надеясь на силу и число. Эльфы же старались не ввязываться в открытые столкновения и уничтожали врагов из засад и укрытий. Умение метко стрелять, двигаться бесшумно и до полной невидимости сливаться с листвой и травой служило им в этом хорошую службу. Здесь, у подножия Серых Гор, вроде бы все было спокойно. Лежащий за горами Озерный край — покрытые бесчисленными озерами холодные пустоши — служил пристанищем огромным стаям птиц, но там не селились ни люди, ни эльфы, да и орков в тех местах не замечали. Только охотники — жители северных окраин Леса — время от времени наведывались туда. Все же несколько лет назад на пути к перевалу была построена застава или, скорее, наблюдательный пост — так, на всякий случай. С весны до осени в горной хижине жили двое-трое стражников, но до сих пор они не сталкивались ни с кем опаснее хищных зверей. Зимой застава пустовала — морозы и вьюги охраняли проходы в горах лучше всякого войска. А последние две-три зимы были особенно холодными… Весной от жителей Дубравы Леголас услышал о странных волках, которые задирали оленей и лосей, но не съедали добычу, а бросали ее гнить в лесу, и таких павших животных находили все больше. Один из охотников клялся, что видел в лесу следы тролля. А когда пришло время распускаться листьям, на деревья вдруг накинулись гусеницы и тля. Справиться с бедствием удалось только с помощью ведуньи, призвавшей птиц чуть ли не со всего Леса. Каждое из этих событий мало что значило само по себе, но вместе с тем, что творилось на юге… Было отчего обеспокоиться! Двое друзей Леголаса, разделявших его тревогу, отправились на заставу еще до того, как в горах сошел снег. Вскоре они передали весть, что им удалось выследить и убить тролля, напавшего ранее на одно из поселений. Они попытались пробраться за перевал, но еще на подступах их застигла снежная буря, так что они предпочли вернуться и повторить попытку позже, когда наладится погода. Больше от них новостей не было. Прождав некоторое время, Леголас понял, что не успокоится, пока не съездит в Серые Горы и не взглянет на пустоши своими глазами — без этого он не мог решить, надо ли всерьез озаботиться защитой северных окраин Леса. Но ему не удалось уехать из дома одному, Айменель догнала его на полпути… Занятый своими размышлениями, Леголас едва замечал дорогу. Он очнулся, только когда тропа свернула налево и принялась зигзагами взбираться на крутой склон в стороне от ручья. Едва начался подъем, склон накрыло облако, и путники оказались в густом как молоко тумане. Плащи мигом покрылись мелкими капельками воды, выбившиеся из темных кос Айменель пряди волос от сырости свились в тугие кольца. Было тихо, птицы примолкли, шум ручья доносился глухо, как сквозь войлок. В душе Леголаса ожили все недавние тревоги. Он вынул из-за спины лук, подтянул тетиву и с наложенной стрелой придерживал его на коленях, понимая, впрочем, что от этих приготовлений будет мало толку — он не видел и на десяток шагов вперед. Эльф изо всех сил вслушивался в промозглую тишину, но туман поглощал и звуки. Тем не менее они продвигались беспрепятственно. Из мутного сумрака навстречу выплывали причудливые силуэты деревьев, мало-помалу среди измельчавших елей и лиственниц появились горные березы и рябины. Леголас вздохнул с облегчением — до заставы было уже недалеко. Тропа стала положе, туман чуть поредел. Вскоре деревья расступились и путники оказались на лугу с низкой, еще весенней травкой, в которой пестрели желтые и синие цветы. Через пару сотен шагов в стороне от тропы показалось окруженное толстыми бревнами кострище. За ним сквозь туман виднелась неясная тень.  — Наконец-то! — пробормотал Леголас. Он направил свою лошадь в обход кострища и подъехал к небольшому бревенчатому дому с поросшей травой двускатной крышей. Дом стоял на склоне, на каменном основании, низком с северного торца и поднятым с южного, со стороны входа. Перед входной дверью устроено было просторное и высокое, на пяти ступенях, крыльцо под навесом. — Да-а, не дворец, — протянула Айменель. — Тебе же скучно было во дворце, — Леголас не удержался от упрека. Беспокойство не оставляло его — из-за тумана он чувствовал себя ослепшим и оглохшим. Он принюхался, но и это не помогло — в безветрии запах их лошадей перебивал все остальные. Взбежав на крыльцо, Леголас обнаружил, что входная дверь снаружи заложена засовом. Видимо, пограничные стражники куда-то отлучились. Эльф осторожно приоткрыл дверь и заглянул внутрь — дом действительно был пуст: в нем не ощущалось чье-либо присутствие. Он жестом подозвал Айменель, и они вошли.  Сняв с себя колчан и налучь, скинув отсыревший плащ и сапожки, девушка  с любопытством огляделась. Дом был разделен на два помещения, с прорубленными в западной стене окнами, забранными стеклами в мелком переплете. Передняя комната служила кухней и трапезной, в ней был устроен камин с очагом, перед которым стоял длинный стол и две широкие лавки. На полках в беспорядке была сложена кухонная утварь, под стеной разместился ларь с припасами, у входной двери на прибитой к стене сучковатой коряге висели куртка и пустой колчан. Во второй комнате обнаружились две небрежно застеленные деревянные кровати, стоявшие в углу изголовьями друг к другу, несколько сундуков и пара стульев, по стенам на крючках была развешана одежда. Дом оказался вполне просторным для двоих, в нем разместились бы не теснясь и четверо-пятеро жильцов, только спать пришлось бы на полу. Айменель приподняла крышку ларя, бросила взгляд на посуду и, пройдя в комнату, потрогала шерстяной тюфяк на одной из кроватей. — Похоже, этот дом не знал женской руки, — заметила она. — Сразу видно, что вы, мужчины, не имеете никакого понятия об уюте! — Где уж нам, неряхам, — согласился Леголас. На его вкус, дом был достаточно прибран: посуда вымыта, камин вычищен от золы — значит, Орикон и Гилдор не сорвались с места внезапно, а успели подготовиться к поездке и не рассчитывали скоро вернуться. Когда они уехали, понять было сложно, и Леголас не стал ломать над этим голову. Он в свою очередь повесил на стену лук и колчан. Вернувшись к лошадям, он расседлал их и занес в дом седельные сумки, оставив седла на крыльце. О животных он не беспокоился — для начала они вполне могли сами позаботиться о себе: травы и воды здесь было вдоволь, а чуть дальше, у опушки леса, построен был навес для защиты от ветра и дождя. Айменель быстро разобрала посуду на полке и достала котелок. — Придется тебе опять идти в сырость, милый, — сказала она, заглянув в стоявшее возле камина деревянное ведро. — Твои приятели выпили не только все вино, но и воду. Леголас безропотно взял ведро. Он еще не успел раздеться, только снял плащ — все равно с него чуть не капало. — Запри дверь, — попросил он с крыльца и через мгновение услышал звук задвигаемого засова. От дома до ручья надо было пройти около сотни шагов, мимо рощицы рябинок. В мутном воздухе по-прежнему висела влага, пахло мокрой травой, рябиновым цветом и еще чем-то странным, неуловимо неприятным. Торопливо дойдя до ручья, Леголас подставил ведро под сбегавшую с камня струю. И вдруг сквозь шум воды ему послышался глухой топот многих ног и неразборчивые хриплые крики. Он прислушался — точно, звуки быстро приближались, раздался грубый злорадный гогот. От ужаса внутри у него все оборвалось. Айменель — одна! И  лук остался в доме! Хорошо, он хоть не снял с себя ножи… Бросив ведро, Леголас помчался обратно, на ходу выхватив из ножен оба клинка. Его страхи сбылись! Одна надежда, что налетчики не успеют взломать дверь… Вдруг на тропу из-за деревьев выбежали два здоровущих гоблина в обтрепанных кожанках. Ростом почти с Леголаса, они были раза в полтора шире него, корявые, с толстыми длинными руками. По счастью, они уступали эльфу в быстроте и не ожидали встречи — Леголас уклонился от их мечей и проскочил между ними, разом ударив обоих ножами. Орки были без доспехов, и его прием удался — оба врага упали. Эльф не оглядываясь понесся дальше. В жизни он так не бегал, остаток пути он преодолел в несколько прыжков — и понял, что опоздал. На крыльце уже были орки. Из дома доносился грохот и вопли, и Леголас расслышал слабый вскрик Айменель. Вне себя от гнева и отчаяния, он вихрем взлетел на крыльцо. Ближайшего орка он убил, вонзив нож ему в затылок — тот и не понял, что случилось. Следующий успел оглянуться, но и с ним эльф расправился одним ударом. Еще кто-то бежал к дому от опушки — неважно! Через сорванную дверь эльф ворвался в кухню - здесь топтались трое гнусных образин. Их застать врасплох не удалось, и Леголас потратил драгоценное время, уворачиваясь и защищаясь от их тяжелых мечей. Это было непросто — с виду неуклюжие, твари были сильны как медведи и двигались быстро, зато в тесноте они мешали друг другу. Он сумел уложить их всех, хоть и сам получил удар вскользь по левой руке. Боли не было, но рукав сразу намок от крови, а рука стала тяжелой и непослушной. Ладно, это — потом… Он рывком открыл внутреннюю дверь и тут же перескочил через труп — в горле у орка торчал стилет Айменель. Другой гоблин загораживал угол, где стояли кровати. На звук он обернулся, вскинул залитый кровью тесак... Леголас бросил нож здоровой рукой и попал, как и метил, орку в глаз — тот с грохотом упал. Теперь на виду была вся комната. Эльф посмотрел в угол — и застыл как вкопанный, не в силах отвести взгляд и не желая верить глазам. Он слышал тяжелые шаги и сопение за спиной, но промедлил мгновение или два... обернулся... Широкий, перепачканный черным клинок летел ему навстречу. Леголас отшатнулся — поздно! Грудь ему пронзила нестерпимая боль, дыхание пресеклось, в глазах помутилось... «Вот и все» — и с облегчением он провалился во тьму.