***
Он проснулся внезапно, как от толчка. Комната была ярко освещена дневным светом. Эльф пришел в себя и смотрел на Арагорна блестящими темно-серыми глазами. — Кто ты… мальчик?.. — хриплым шепотом спросил он на синдарине. — Где… Гилдор… и Орикон?.. — Мое имя Арагорн, я из Северных Следопытов, — ответил юноша. — Эминдил, мой товарищ, скоро вернется. А кроме нас, тут никого нет… Хочешь пить, господин? Позволь, я помогу тебе. Он приподнял раненого и поднес ему воды. Эльф пил жадно, но скоро задохнулся и отвернулся от кружки. Он, однако, не сводил с юноши напряженного, пристального взгляда. — Моя жена… Айменель… она жива? — спросил он беспокойно, едва отдышавшись. Арагорн не мог ни солгать, ни уклониться от ответа. — Нет, господин, — сказал он неохотно. Со стоном эльф судорожно сжал кулаки и закрыл глаза, лицо его страдальчески исказилось. Арагорн молчал — да и чем он мог утешить беднягу? Некоторое время он ждал, затем спросил нерешительно: — Может быть, попьешь еще? Тебе станет легче… Эльф рывком приподнялся на локте и вперил в Арагорна яростный взгляд. — Зачем? — прохрипел он. — Ты… спасаешь меня… для чего?! Закашлявшись, он упал на постель; на губах его показалась кровь. — Как — для чего? Чтобы ты не умер! — опешив, сказал Арагорн. — Айменель умерла… зачем жить… мне? — Ты живи, а там видно будет! Но эльф не хотел жить. Он отвернулся и уставился в стену, по телу его пробегала дрожь. Спустя недолгое время его тяжелое дыхание участилось, он беспокойно пошевелился, потемневшие глаза бессмысленно скользнули по лицу Арагорна. Юноша коснулся его — эльф был горячим, как уголья. — Жаркo… так жарко… пить… — пробормотал он невнятно. «Отлично! — с горечью подумал юноша. — Теперь ты никуда не денешься от моей заботы, упрямец!» И он снова принялся поить эльфа с ложки. За этим занятием и застал его Эминдил, вернувшийся вскоре после полудня с листьями ацеласа, подорожника и еще каких-то трав. — Ты все сделал правильно, — заключил он, выслушав печальный рассказ Арагорна. — Ни к чему было бы его обманывать, эльфы этого не прощают… Ладно, попробуем подлечить его. Следопыт вышел на кухню и через некоторое время вернулся с котелком отвара из трав и чистыми бинтами. Он сменил повязки, промыв отваром раны. Арагорн помогал ему, поддерживая и поворачивая бессильное тело. Потом Эминдил ухитрился влить в несчастного немного того же снадобья. После перевязки эльф стал дышать чуть легче и был теперь чуть меньше похож на умирающего. — Ну что ж, дадим ему передохнуть, — сказал Эминдил, — а мы пойдем, поедим. На очаге булькал котелок с похлебкой. Арагорн сразу почувствовал зверский голод — последний раз они ели еще прошлой ночью. Но на скамье под окном все еще лежало тело бедной Айменель. Поэтому они вышли на крыльцо и, сидя на ступеньках, опустошили котелок. Поляна перед домом залита была солнечным светом. Слева, из-за кущи обильно цветущих рябинок, доносилось журчание ручья. Молодая листва берез сверкала на солнце. Вниз уходили отроги Серых гор, одетые густым лесом, словно пестрой шубой; они казались нарисованными на ярком синем фоне неба. Вид был прекрасен и безмятежен — в полной противоположности с печальными заботами, которые все еще ожидали людей. — Эминдил, когда мы похороним ее? Сегодня? — спросил юноша после долгого молчания. Следопыт покачал головой: — Я думаю, завтра… на третий день, по обычаю людей и эльфов… Он некоторое время сидел понурившись, потом решительно поднялся: — Пойдем. Нам надо еще заготовить дров для этих выродков. И хорошо бы мы управились до вечера. На поленнице за домом они взяли топор и пилу. Простые орудия были добротными и удобными и несли на себе печать искусства эльфов-ремесленников. В лесу хватало сухостоя, но людям пришлось потрудиться, чтобы натаскать достаточно дров и сложить два костра. Солнце уже зашло за западные отроги, когда они закончили приготовления и пошли обратно — у них не было ни сил, ни желания возиться с сожжением ночью. Раненый все еще был в забытьи. Жар у него чуть спал, пряди волос на висках и лбу потемнели и слиплись от пота. Эминдил сумел растолкать его, снова напоил отваром и оставил в покое. Арагорн бросил в угол свое одеяло, упал на него и немедленно уснул мертвым сном. Он проснулся рано утром, бодрый и голодный. Эминдил уже встал, слышно было, как он ходит на кухне. Вкусно пахло ячменной кашей. Спящий эльф выглядел вроде бы не хуже; похоже, он и правда выкарабкивался. Арагорн не стал беспокоить его. Они позавтракали на крыльце. Ночью погода опять переменилась: северный ветер пригнал тяжелые мокрые тучи, воздух был холодным и сырым. — Подходящая погодка для наших дел, — мрачно заметил Эминдил, — лишь бы успеть до дождя. Однако прежде всего надо было позаботиться о раненом. Тот открыл глаза при первом прикосновении Эминдила и посмотрел на людей ясным, сознательным взглядом. — Как ты себя чувствуешь, господин? — мягко спросил Эминдил. Эльф разлепил сухие губы и ответил слабым голосом, но внятно: — Кажется, жив… пить очень хочется… и дышать больно… помогите сесть… Эминдил устроил его полусидя у изголовья и дал воды. Напившись, эльф повертел в руках пустую кружку, потом поднял глаза на людей. — Вы ведь… Северные Следопыты… Эминдил и Арагорн, так? — начал он, запинаясь. — Мое имя Леголас, я сын Трандуила. Я обязан вам жизнью… и никогда этого не забуду. Я предложил бы вам свою дружбу и верность, если бы не моя вина. Я сам навлек несчастье на себя… и на Айменель. Он закашлялся и остановился. Арагорн с трудом скрыл изумление — их эльф оказался сыном короля Лихолесья! Про Трандуила говорили, что он хитер и скрытен как лис, что одинаково недолюбливает людей и гномов, да и к сородичам из-за Моря не питает большой приязни. Сын его, однако, оказался куда менее заносчивым! Эльф продолжал, часто прерываясь, чтобы отдышаться: — Орки застали нас врасплох… Это место считалось безопасным, ведь Озерный край всегда был необитаем. Мы, правда, построили эту заставу, но на ней было только двое воинов… Недавно пошли слухи, что тут неспокойно… я решил проведать здешних стражей, да и сам посмотреть… Айменель… мы не любили расставаться… Я не смог уговорить ее остаться дома. Моих друзей не было на заставе. Как только мы добрались сюда, на нас напали… И вот, она убита — по моей беспечности… По лицу его скользнула тень, но он сдержался и глухо спросил: — Вы уже… похоронили ее? Эминдил отрицательно покачал головой. — Я должен проводить ее… проститься с ней, — сказал Леголас настойчиво. — Ты хочешь проститься с ней, — медленно повторил следопыт. — Разве тебе хватит для этого сил? — Должно хватить, — тихо ответил эльф. — Ладно. Сейчас отдыхай, — велел Эминдил. — И не казни себя, за это несчастье ты не в ответе. Мы придем за тобой, когда все будет готово. Леголас кивнул и прикрыл глаза. Он явно устал от такого длинного разговора и тщетно пытался выровнять дыхание. Эминдил оставил возле кровати еще питье и вместе с Арагорном вышел. Люди взяли топор, свои ножи и обломок доски — других орудий, чтобы копать могилу, у них не было — и медленно пошли к рябинкам. Они выбрали место недалеко от дома, между обильно цветущими молодыми деревцами. Холодный ветер стряхивал с них мелкие белые лепестки, словно снежинки. — Эминдил, он же едва дышит, как сможет он проводить Айменель? — спросил Арагорн. Он чувствовал искреннюю симпатию и сострадание к бедняге. — Да как-нибудь, мы поможем… Плохо, конечно, но не дать проститься будет еще хуже… Да и нет у меня такого права, — сказал Эминдил печально. — Скажи, ты с самого начала знал, кто он? — снова заговорил Арагорн, когда они начали срезать дерн. — Не знал точно, но догадывался, — ответил следопыт. — Я видел разок Трандуила. Леголас похож на него — лицом, но не нравом. Знаешь, я слышал о нем в Ривендоле. Говорят, он парень толковый, здравомыслящий и куда терпимее, чем его отец. И вдобавок он — превосходный лучник. — Он бывал в Ривендоле? Как же я раньше его не видел? Эминдил грустно улыбнулся: — Лихолесские эльфы редко покидают пределы своих владений. Он был в Ривендоле лет двадцать назад, я тогда как раз был на Севере. А тебе-то всего семнадцать… Арагорн задумался и ничего не сказал. Они продолжали работать молча. В каменистой почве удалось выкопать лишь неглубокую выемку, и людям пришлось натаскать камней от ручья, чтобы было чем закрыть могилу. Потом они вернулись в дом. Вопреки сомнениям Арагорна, Леголас не отступился от своего намерения. По его просьбе юноша нашел ему рубаху и штаны, помог одеться и подвязать волосы. С помощью Арагорна эльф сумел даже встать на ноги и дойти до могилы, куда Эминдил на руках отнес Айменель. Все трое, они преклонили колени. Леголас поцеловал лоб и закрытые глаза возлюбленной и выпрямился с помертвевшим неподвижным лицом. Люди осторожно опустили в яму завернутое в плащ тело. — Да будет Намо Судия милостив к тебе и да возродишься ты к вечной жизни в блаженстве Валинора, — торжественно произнес Эминдил. С тем же застывшим лицом Леголас бросил в могилу три горсти земли и замер, глядя перед собой широко раскрытыми глазами. Он продержался, пока люди закладывали могилу камнями, землей и дерном, но на обратный путь сил ему уже не хватило. Эминдилу пришлось отнести его в дом на руках и снова уложить в кровать. Эльф был без сознания. Его с трудом удалось привести в чувство, чтобы напоить лекарством, и он тут же снова уснул глубоким сном, больше похожим на обморок. — Бедняга, для него это слишком тяжелый удар, — с жалостью сказал следопыт. — Знаешь, иногда эльфы кажутся гораздо чувствительнее к горю и скорби, чем к телесным ранам… Люди оставили Леголаса отлеживаться и ушли — им предстояло еще избавиться от орочьих трупов. Они провозились с кострами почти до вечера — надо было следить, чтобы жаркий огонь не перекинулся на ближайшие кусты и деревья. Дело было неприятным: от костров воняло копотью и горелым мясом, в пасмурное небо поднимались клубы черного дыма… Арагорн с трудом сдерживал тошноту. Когда костры наконец прогорели, он первым делом пошел на ручей, постирал рубаху и мылся, пока зубы не застучали — он хотел изничтожить малейший след противной вони. К их возвращению эльф очнулся, однако пережитое горе и потрясение лишило его не только сил, но и всякого интереса к жизни. Он с вялым отвращением отказался от еды и питья, без звука выдержал перевязку и остался лежать, тяжело дыша, уставившись перед собой безучастным отсутствующим взором. Арагорн не хотел оставлять его одного и уселся в комнате у окна чинить свою одежду, истрепавшуюся за время странствий в глуши. Время от времени он поглядывал на эльфа, но не решался с ним заговорить, не находя верных слов. Вскоре он заметил, что раненый то и дело облизывает пересохшие губы, и снова предложил ему воды. Тот с прежним безразличием покачал головой. — Послушай, Леголас, ты что, решил свести себя в могилу? — резче, чем ему хотелось, спросил Арагорн. — Зачем же ты предлагал нам свою дружбу, если собрался умирать? Эльф поднял на него сухие блестящие глаза. — Прости… - прошептал он, — у меня больше нет сил жить… У меня будто вырвали сердце, теперь внутри только черная пустота… Мне этого не вынести. — Но ты должен, — убежденно сказал юноша. — Ты ведь жив до сих пор, как ты можешь отказаться жить дальше? Вот подарок будет нашим врагам, если мы перемрем от горя! А Айменель? Думаешь, она обрадовалась бы, встретив тебя в Чертогах Мандоса? — Она бы сказала, вот недотепа, и трех дней не смог без меня обойтись… - с тоской ответил эльф. — Язычок у нее всегда был острый… Неожиданно он всхлипнул и закрыл лицо руками. Плечи его вздрагивали. Арагорн тихо вышел из комнаты. — Что же нам теперь делать? — спросил он у Эминдила. — Ждать, пока наш друг переборет немощь и окрепнет душой и телом, — отвечал тот спокойно, — или появятся его сородичи. Хотел бы я знать, когда они хватятся Леголаса?.. Во всяком случае, сейчас мы никуда двинуться не можем. Что ж, здесь у нас хоть есть крыша над головой… Да, крыша над головой была кстати — на улице вовсю лил дождь, по окну стекали потоки воды. Люди поели и прибрали на кухне; Эминдил заварил свежий травяной настой; потом они просто сидели у очага. Когда совсем стемнело, они вернулись в комнату. Эльф все плакал, отвернувшись к стене. Арагорн уснул под его еле слышные всхлипывания, мешавшиеся с шумом дождя. Утром стало ясно, что Леголас разболелся не на шутку. Что было тому причиной — скорбь и тоска, как думал Арагорн, или трупный яд с клинка орка, как считал Эминдил, — сказать было сложно, но беднягу снова лихорадило, и он так ослабел, что едва мог оторвать голову от подушки. Порез на руке начал уже подживать, но рана на груди воспалилась, из нее сочился гной и сукровица. Правда, настроение у эльфа чуть переменилось: он больше не сетовал на то, что остался жив, без возражений выпил эминдилово лекарство и, не желая лишних уговоров, даже съел кусочек найденного в ларе дорожного хлебца — лембаса. Вскоре он снова задремал. Дождь прекратился, и Эминдил, поколебавшись, решился отлучиться — надо было осмотреть окрестности, да и дичи добыть не мешало бы. Они с Арагорном перекусили остатками ужина, следопыт взял свое оружие и ушел. Юноша опять оставался с раненым; он уже чувствовал себя скорее учеником лекаря, чем следопытом, хотя и сильно сомневался в своих лекарских способностях. Рассудив, что лучшее лекарство для его подопечного — это покой и сон, он не стал теребить беднягу, а занялся мелкими домашними хлопотами, которые все же отняли полдня. Разделавшись с ними, Арагорн снова уселся с походными сумками в комнате у окна и принялся ковырять иглой жесткую кожу. Мысли его блуждали, не задерживаясь ни на чем подолгу. Вдруг он снова вспомнил мать — как она сидит с вышиванием, спокойная и сосредоточенная, и ветерок через открытое окно трогает пряди темных волос. И сейчас же ему нестерпимо захотелось домой. Вот бы рассказать матушке про их приключения в долгом пути! Хотя обо всем лучше не рассказывать… И с владыкой Элрондом хорошо бы поговорить — он объяснил бы значение странных событий, которым они с Эминдилом стали свидетелями. И рассказал бы побольше о Лихолесье и его короле… «Впрочем, я сам много чего узнаю о Лихолесье, — подумал юноша. — Вряд ли мы уйдем отсюда в ближайшие дни…» Он вздохнул и вернулся к своему занятию. — Скучаешь по дому? Голос Леголаса был по-прежнему слабым и хриплым, но то, что он нашел в себе силы и желание завести разговор, обрадовало Арагорна. Он обернулся и встретил грустный взгляд эльфа: — Откуда ты знаешь? — Я чувствую, — просто ответил Леголас. Помолчав, он сказал: — Как странно… Вы, должно быть, проделали далекий и долгий путь… И пришли сюда как раз вовремя — только для меня… — он осекся, но Арагорн понял без слов, «но не для Айменель». — Мне жаль, что мы не успели раньше, — пробормотал юноша удрученно. Леголас воззрился на него с изумлением: — Ты винишь себя? В чем? Если бы я… — приступ кашля оборвал его. — Ничего не вернуть… и не исправить… — горько прошептал он, переведя дыхание. — Можно только оплакивать утраченное… Арагорн наклонил голову в знак согласия. Некоторое время они молчали. Эльф закусил губу, пытаясь превозмочь боль — или удержать слезы. Вскоре он совладал с собой и спросил ровным голосом: — И все же, как вы с Эминдилом оказались здесь? Раньше люди не приходили в Лес этим путем… — Почти случайно… Видишь ли, мы с Эминдилом отправились в поход из Ривендола месяца два назад. Следопыты давно не бывали в этих краях, и Эминдил должен был посмотреть, что и как. А я пошел с ним, как ученик его и помощник. Ну, мы поднялись на север вдоль западного края Мглистого, и по Водопадной Лестнице вышли к истокам Лангвелла. Потом мы шли на восток, через истоки Андуина и Лесной… потом перевалили и Серые горы и пошли дальше на восток по Озерному краю. Мы собирались обойти Одинокую гору, добраться до Эсгарота и вернуться домой по Старой лесной дороге. Но на озерах оказалось полно орков, да таких злобных! Даже солнечный свет их не пугал. Похоже было, что они собираются там в ватаги для грабежа и разбоя. Тогда Эминдил решил предупредить ваших, и мы отправились прямо на юг. По пути поднялись на Хрустальную, а там заплутали в тумане и спустились с нее мимо перевала. А потом увидели свежие следы орков и погнались за ними… И настигли их как раз здесь… — юноша помрачнел и замолчал. — Это было рискованное путешествие, — заметил Леголас после паузы, — а ты все-таки очень молод. Неужели твои родные легко отпустили тебя? — У меня только мать… ей пришлось отпустить. Это единственный способ учиться. Да наш поход получился не таким уж и опасным, мы ведь шли по необитаемым землям. В случае нужды мы вдвоем легко могли укрыться. Мы не собирались сражаться с орками, а должны были только разведать. — Как же вы преследовали тех орков и решились драться с ними, хоть вас и было только двое? Арагорн вытаращился на эльфа. — Да как же мы могли не вмешаться?! — воскликнул он. — Ясно же было, что они убивают кого-то! Хороши бы мы были, если бы не справились с кучкой головорезов! Леголас, ты, должно быть, не в себе, если спрашиваешь об этом — сам-то ты дрался с ними в одиночку! — Моя битва кончилась плохо, так что мой вопрос — не праздный… А что, у учеников Следопытов в обычае кидаться в драку, не считая врагов? Я мало что знаю о вас… Может, расскажешь о твоем народе? Юноша кивнул и немного подумал. — Хорошо, с чего только начать… Мы называем себя дунаданами… Ты ведь слыхал об Арноре и Гондоре? Когда-то их основали нуменорцы. И давным-давно Арнор раскололи распри и усобицы, и его захватило воинство Короля-колдуна Ангмара. — Да. Нам тоже пришлось тогда сражаться — орды из Ангмара вторглись в Лес через северные перевалы. Мы отразили их, но это стоило многих жертв. Я, правда, был тогда почти ребенком, но я помню… Арагорн уставился на эльфа, пораженный. Почему-то он думал, что Леголас куда моложе. — Ты и вправду знаешь! Ладно… В этих войнах погибли многие. Когда Арнор был завоеван и разрушен, жители его бежали в другие места. Большая часть нуменорцев ушла в Гондор… Но некоторые рассеялись в северо-западных землях, среди других племен. Это были воины, искусные в борьбе со злобными ангмарскими порождениями. Они защищали жителей Эриадора и получили имя «Северных Следопытов». Так оно и идет до сих пор. Король Ангмара и его народ сгинули сотни лет назад, но в пустошах осталось старое зло. Кроме орков и троллей, там есть жуткие ночные твари… и призраки… Так что дунаданы охраняют от них границы мирных земель. Леголас слушал с задумчивым видом. Юноша продолжал: — Нас мало и всегда было мало. Несколько семей живут в Эсгароте, вот Эминдил, например, оттуда. Другие поселились к западу от Мглистых Гор, вплоть до самых Гаваней. Но если в семье хотят, чтобы сын стал следопытом, его отсылают в Ривендол, в дом владыки Элронда, где его учат самые знающие и умелые из эльфов и дунаданов. А я живу в Ривендоле с раннего детства, с матерью — мой отец погиб, когда мне было два года, я и не помню его… Говорят, он был дружен с владыкой… — Вот оно что… Вот почему ты так похож на эльфа… — Я? — изумился Арагорн. — Ну, это ненадолго! Пока борода не отросла, — пояснил он. — Да дело-то не в бороде… — пробормотал Леголас. — Значит, вы, дунаданы, владеете знанием и эльфов, и людей, — заключил он. — В самом деле, вы не просто следопыты. Арагорн пожал плечами: — Никогда не думал об этом так. Во всяком случае, я-то уж точно не владею всеми знаниями эльфов и людей! — У тебя еще есть время, — заявил эльф серьезно. — Ну, не так много! Мы живем дольше обычных людей, но для этого не хватит и тысячи лет! Ты хочешь, чтобы я учился всю жизнь? — полушутя сказал юноша. Но собеседник его не расположен был шутить: — Ты одарен сверх обыкновенного, я вижу это. Твой путь ведет высоко. У тебя нет выбора, кроме как стать мудрым — иначе тебя ждет ужасное падение… Он кашлянул и потер грудь. Покачав головой, Арагорн твердо произнес: — Хватит льстить мне, мой господин, а то я и правда решу, что ты ослабел рассудком от болезни и лихорадки. Кстати, выпей-ка лекарство. Если тебе станет хуже под моим присмотром, услышишь, что Эминдил скажет о моей, да и о твоей мудрости… Леголас взглянул на юношу с недоумением, но промолчал. Ему по-прежнему было нехорошо — лицо его хранило болезненное, напряженное выражение. Протянув ему питье, Арагорн на расстоянии ощутил нездоровый жар его тела. — Да не тревожься ты так обо мне, — со вздохом сказал эльф. — Я оправлюсь, только должно пройти время… Мы не умираем от ран, если уж пережили день-другой… «Мне бы твою уверенность», — подумал Арагорн. За разговором он продолжал зашивать сумки и теперь доделывал последние стежки. Закончив, он встал и потянулся со вздохом облегчения. — Ну и скучное это дело — чинить рванину! — сказал он, зевнув. — Не такое скучное, как лежать в постели, — пробормотал Леголас уныло, — я себе все уже отлежал… Он нетерпеливо завозился, с усилием сел и тут же согнулся в приступе мучительного кашля, едва не упав с кровати. — О нет! — вскричал Арагорн, подхватывая его. — Ну куда ты торопишься? Имей терпение, дай себе хоть немного передохнуть! Он поправил подушку и постарался устроить раненого поудобнее; тот тяжело дышал и сначала не мог и слова сказать. — Да, я вижу… Мне незачем торопиться… — хрипло прошептал он наконец и закрыл глаза. Арагорн в мрачной задумчивости уселся рядом с кроватью, глядя на изможденное, заострившееся лицо эльфа. Он беспокоился о Леголасе едва ли не больше, чем в первый день, когда тот действительно был при смерти; уверения эльфа не убеждали его. С другой стороны, они Эминдилом делали что могли — а дальше оставалось только ждать, уповая на хваленую эльфийскую живучесть. Солнце уже опустилось низко к западным отрогам, когда появился Эминдил. Арагорн услышал его шаги на крыльце и вышел навстречу. Охота была удачной, следопыт принес зайца и четырех куропаток; из поясной сумки торчал пучок трав. — Ну, как вы здесь? — спросил он живо. — Я-то хорошо, — отвечал Арагорн безрадостно, — а вот Леголас… Не сказал бы, что ему много лучше. Эминдил поднял брови: — Да? Ты ждал, что он сегодня будет здоров? Ладно, сейчас поглядим… Он бросил дичь на стол и сел на лавку. — Я пробежался в сторону перевала. Свежих следов нет — только те, что оставили наши гоблины, да и те дождь размыл… Стражи с заставы, наверное, убиты, не то они уже были бы здесь. Вообще, кругом пусто… — А эльфы Трандуила? — Здесь никто не живет, до ближайших поселений дня три пешего пути. А до их Подгорных Чертогов — все пять. Верхом-то, конечно, быстрее… Думаю, до нас парни доберутся дня через три-четыре — если кто-то уже почуял неладное. До этого нам придется управляться самим. Эминдил прошел в комнату. Леголас приподнялся и обернулся к нему, желая что-то сказать, но вместо этого опять закашлялся. Следопыт внимательно всмотрелся в лицо эльфа, прислушался к дыханию и зачем-то постучал пальцами по его груди и спине — тот только поморщился. — Не повезло парню, — вернувшись, с досадой сказал Эминдил. — У него под ребрами полно всякой дряни. Хорошо еще, что он эльф — человек такого бы не выдержал… А эльфы все-таки устойчивее к заразе. Со временем рана очистится и ему станет лучше, но боюсь, нескоро это будет… Дело шло к тому: на следующий день Леголас был все так же слаб, его донимали болезненный кашель и лихорадка. Впрочем, ему вроде бы и не стало хуже, так что у Арагорна чуть отлегло от сердца. Эминдил отпустил ученика «проветриться», предупредив, однако, чтобы тот не ходил по тропе вниз, откуда можно было ждать лихолесских жителей. — Сдается мне, здешние эльфы сейчас не жалуют чужаков. Кто знает, вдруг они вздумают стрелять прежде, чем поймут, кто ты? Потом-то они, конечно, раскаются и пожалеют о тебе, да мне-то от этого не станет легче… Лучше поднимись на гору, может, углядишь оттуда что-нибудь интересное. Арагорн так и сделал — влез на лысую скалистую вершинку, венчавшую собой западный склон ложбины, в которой приютилась застава. Он поднимался по расщелине, стараясь не высовываться над гребнем, а наверху уселся в тени скального выступа. За его спиной, закрывая окоем, громоздились хребты Серых гор, вершины их были покрыты снегом, и выше всех сиял ослепительной белизной острый пик Хрустальной. Прямо перед ним поросшие елями и лиственницами отроги переходили в пологие холмы, а за ними, теряясь в дымке, простиралась обширная, чуть волнистая равнина Лихолесья, покрытая зеленью всех оттенков — от светлой, золотистой там, где были березняки и дубравы, до почти синих хвойных лесов. Лесной покров кое–где был рассечен плавными линиями рек или раздавался над голубыми окнами озер. Над ним вздымались, как зеленые тучи, отдельные поросшие деревьями холмы, и далеко на горизонте смутной чертой угадывались невысокие горы. Тени облаков скользили по поверхности леса, словно челны по неспокойной воде. Порывы ветра доносили мягкий шум ветвей, сходный с шумом далекого водопада — а может, это и был водопад? — и запах нагретой солнцем хвои. Отсюда не видно было ни следов жилья, ни возделанных земель — казалось, леса эти пребывают неизменными с самого дня Творения. Очарованный видом, звуками и запахами неведомой ему страны, Арагорн долго сидел у скалы. Он очнулся, когда скрывавшая его тень заметно сдвинулась, и в лицо ударили лучи полуденного солнца. Юноша быстро спустился, по дороге ему удалось сбить стрелами двух куропаток. На душе у него было необъяснимо легко, как будто кто-то внушил ему твердую уверенность в счастливом завершении их нелегкого путешествия. Теперь, когда Эминдил взял на себя большую часть хлопот по уходу за раненым, у Арагорна вдруг не оказалось срочных и неотложных дел. Впрочем, сейчас непривычное безделье не тяготило его — растянувшись в траве на поляне, он неотрывно смотрел в яркое синее с белым небо, на плавный, медлительный полет облаков и вспоминал недавний разговор с Леголасом. Намеки эльфа его не впечатлили — вряд ли лесной житель много общался с людьми, так откуда ему знать меру обычной человеческой одаренности? Да и в чем она, эта одаренность? Все, что он умеет, умел бы любой, воспитанный так, как он — среди воинов и эльфов. Да, он носит королевское имя, но громкие имена — не редкость среди потомков некогда могучих нуменорцев… Ни Элронд, ни Эминдил никогда не пророчили Арагорну высокого пути… Должно быть, бедняге от лихорадки примерещилось что-то, решил юноша и выкинул чепуху из головы — Эминдил позвал его, свистнув перепелом. Они ощипали и выпотрошили птицу и повесили тушки коптиться на очаге (заяц еще вчера превратился в жаркое). Теперь пару дней можно было не беспокоиться о припасах, и даже в их неизменной похлебке было мясо. Эминдил заставил поесть и эльфа, пригрозив, что иначе будет кормить его с ложки, как несмышленое человеческое дитя. Леголас сверкнул глазами, но все-таки проглотил неохотно несколько ложек супа и вернулся к прежнему своему занятию — пристальному созерцанию потолочных балок. Сейчас он явно был не расположен к разговорам. Арагорн наугад поднял крышку одного из сундуков и обнаружил, что тот полон книг и свитков, написанных рунами Даэрона. Он принялся перебирать их. Леголас следил за ним с проблеском интереса. Юноша достал толстую, довольно потрепанную книгу в кожаном переплете без названия и с любопытством перелистал ее — это был сборник баллад и коротких историй. Несколько последних листов были чистыми. — Позволь мне взглянуть, — вдруг попросил его эльф. Он бережно принял книгу из рук Арагорна и перевернул несколько страниц. — Это записи Орикона, — тихо сказал он чуть погодя, возвращая книгу. — Он любит сказки. Собирает те, что слышит, да и сам сочиняет иногда… Арагорн догадался уже, что Орикон — один из пропавших стражников. Он раскрыл книгу посередине. "И молвила тогда дочь реки: "Что ж, ты разгадал первую мою загадку. Теперь же сумей узнать меня среди моих сестер!" И бросилась она в быстрый поток, обернувшись серебряной форелью, Тасарин успел лишь ухватить один волос с ее головы…" Это была затейливая сказка о злосчастной любви лесного эльфа к водяной деве — дочери реки и грозового облака. Хитроумный герой сумел отличить ее в стае рыбок — по снятой чешуйке, преуспел и в других непростых задачах, которые капризная чаровница задавала ему, но — увы! Когда Тасарин готов был сжать ее в объятиях, разъяренный отец поразил его молнией, и превратился несчастный в плакучую иву. Теперь он вечно тянется к возлюбленной, склонившись над ручьем, и лишь раз в году, в ночь середины лета, дева выходит к нему, он обретает прежний свой облик, и тогда до рассвета звенит над водой ее смех, и поет его флейта… В книге были всякие истории, и смешные, и жуткие, и трогательно печальные; в некоторых Арагорн узнал чуть переиначенные сказки, которые когда-то рассказывала ему мать. Увлекшись, он читал до темноты, пока не перестал различать знаки, и когда наконец он улегся на свое жесткое ложе на полу, в голове у него толпились водяные, лешие, зловещие ночные призраки и прекрасные девы. Ночь выдалась тяжелой: эльф до света метался в лихорадочном полузабытьи, задыхаясь от кашля, и только утром, когда жар спал, погрузился в бессильный оцепенелый сон. Днем он очнулся, но мысли его витали где-то далеко. Он лежал неподвижно, глядя перед собой невидящими глазами, и не сразу отвечал, если к нему обращались. На все расспросы о самочувствии он повторял только, что не о чем беспокоиться, он поправится, надо только подождать. Эминдил не отходил от него, терпеливо пользовал его своими снадобьями и уговаривал есть. Арагорн же весь извелся, тревога навалилась на него с новой силой, и хуже всего было, что помочь он ничем не мог. Он хватался за любое дело, лишь бы отвлечься, но скучная возня по дому не приносила облегчения. В конце концов он, взяв лук и стрелы, отправился бродить по склонам под предлогом охоты на куропаток и так провел остаток дня. За тоскливым днем последовала еще одна мучительная ночь, и утром Арагорну стало казаться, что болезнь Леголаса длится вечность. Прикинув, он однако понял, что со дня злосчастного нападения орков не прошло и недели. Сегодня же время тянулось совсем медленно, и юноша прямо-таки не знал, куда деть себя. Эминдил, сохранявший обычную свою невозмутимость, отнесся к Арагорну с насмешливым сочувствием. — Терпение, скучай, пока можно, — посоветовал он, заметив непривычно хмурое лицо ученика. — Если нечем заняться, сходи на ручей — говорят, на воду можно смотреть бесконечно! С досады Арагорн так и сделал. Он уселся на берегу и пристально уставился в поток, как будто высматривал там свою водяную деву; однако видел он только каменистое дно ручья, на котором играли солнечные блики. В заводи под перекатом он вдруг приметил необычный камень. Неясная пока мысль посетила его. Разувшись, он влез в ручей и с некоторым трудом вытащил на берег обкатанный валун, в котором чередовались белые, рыжеватые и коричневато-красные слои, образуя на поверхности красивые, чуть волнистые разводы. Арагорн решил отнести этот камень на могилу Айменель: по обычаю его народа, на могиле должно было поставить памятник, пусть даже самый простой. Камень оказался тяжелым, и юноша изрядно вспотел и запыхался, пока дотащил его до места. Он не был здесь со дня похорон. Могильный холмик уже густо порос цветами, разноцветный их ковер был усыпан белыми звездочками поминальников — цветы эти прорастали почему-то только на могилах эльфов и иногда — людей. Встав на колени, Арагорн осторожно уложил камень в ногах могилы. Недавние события вспомнились ему с ужасающей отчетливостью: именно тогда он впервые увидел смерть так близко, в таком неприглядном обличье — и во всей своей полной, чудовищной необратимости. Размышления его вдруг были прерваны условным свистом Эминдила. Арагорн быстро подошел к дому. Следопыт стоял на крыльце, настороженно озираясь. — Что случилось? — спросил Арагорн удивленно, поднявшись к нему. — Ничего… пока, — серьезно ответил Эминдил. — Но ты лучше зайди-ка в дом. — Ты чего-то боишься? — Чует мое сердце, к нам наконец-то гости. Так что ни к чему тебе шастать по кустам, лучше будь или на виду, или в доме. Внезапно он сделал шаг и встал перед Арагорном, и в тот же миг в столбик крыльца возле его головы со стуком вонзилась стрела.3. Застава
1 апреля 2013 г. в 00:36
Тропа широкой темной полосой выделялась на траве. Для столь малонаселенных мест она казалась слишком уж набитой. Подойдя ближе, Арагорн увидел, что она, скорее, разбита — мягкая влажная почва была истоптана в грязь, трава по краям раздавлена. Тут прошел или пробежал целый отряд — кого? В грязи четко виднелись отпечатки больших сапог или башмаков, подкованных, с широкими носами, в стороне от тропы валялись обглоданные птичьи кости — сомнений быть не могло, орки все-таки решились наведаться в Лихолесье. Следы были свежими, грязь только чуть подсохла — значит, они прошли здесь ночью или утром, пока люди блуждали на горе.
— Проклятье! — с чувством сказал Эминдил.
Нахмурившись, он немного прошел вдоль тропы, разглядывая следы.
— Ну, не так их и много… дюжина или полторы… странно…Опоздали мы с тобой, теперь орки сами себя покажут… — бормотал он себе под нос и, закончив осмотр, объявил решительно: — Так, шутки кончились. Придется нам бежать за ними. Догоним — там посмотрим как быть.
— А вдруг не догоним? Они ведь давно уже прошли… — усомнился Арагорн.
Эминдил мрачно усмехнулся:
— Вот увидишь, они где-нибудь да задержатся. Давай-ка, быстро собирайся.
Следопыты проверили снаряжение, чтобы ничего не болталось и не звякало на бегу. Эминдил подвесил меч у бедра. Арагорн оставил свой за спиной, но накинул тетиву на лук и закрепил налучь и колчан поудобнее.
— Готов? Тогда вперед! — скомандовал Эминдил и легко побежал вниз по тропе. Арагорн кинулся следом.
Орки действительно не слишком торопились — им мешало сегодняшнее яркое солнце. В затененных скалами местах они устраивали привалы, оставляя после себя мусор и нечистоты. Следы их виднелись четко. С краю тропы Арагорн пару раз заметил полузатоптанные отпечатки лошадиных копыт, направленные к перевалу. Неужели кто-то недавно ездил в горы верхом? Но думать об этом было некогда. Как и о том, что они с Эминдилом будут делать, если догонят ватагу из полутора дюжин орков…
Солнце село, приближалась ночь. В густых сумерках бежать стало трудно, да и Арагорн утомился так, что ноги у него подгибались. Двужильный Эминдил, который мог бы добежать без остановки до южной границы Лихолесья, сжалился над ним и устроил короткую передышку: они перекусили сухарями, орехами и сушеными яблоками, напились воды из ручья и немного поспали в неприметной расщелине между камнями. Едва начало светать, они снова были на тропе, только теперь им пришлось двигаться в непроглядном тумане. Заблудиться, правда, они не рисковали — след под ногами виднелся четко. Время от времени Эминдил останавливался и затаив дыхание прислушивался, но ничего подозрительного слышно не было, и они бежали дальше.
Тропа шла по склону хребта и довольно равномерно спускалась вниз. Постепенно по сторонам начали появляться деревца — лиственницы, березки и рябины. Сначала низкие как кусты, изломанные и искривленные ветрами, они постепенно становились выше и пышнее. Туман чуть поредел. Без солнца трудно было угадать время, но день, должно быть, перевалил уже за середину. Деревья по сторонам тропы стали гуще, теперь их можно было назвать лесом.
Эминдил в очередной раз остановился и вдруг обернулся к Арагорну, прижав палец к губам. Юноша и сам услышал отдаленные грубые крики и вопли. До кричавших оставалось несколько сотен шагов, но разглядеть их сквозь деревья и туман было невозможно.
Поманив Арагорна за собой, Эминдил сошел с тропы и через лес осторожно двинулся в направлении звуков. Вскоре крики стали слышнее — люди вышли к краю поляны. Справа от них виднелся какой-то навес, что-то вроде коновязи; впереди сквозь туман смутно угадывались очертания дома. Оттуда неслись орочьи вопли, глухой грохот, какие-то темные фигуры копошились возле крыльца.
— Значит так, — произнес Эминдил тихо. — Никаких подвигов. Снимаем их стрелами, мечи — на крайний случай.
По счастью, потянул легкий ветерок и еще проредил туман. Теперь шагах в полтораста от них виден был небольшой бревенчатый дом с высоким крыльцом. У крыльца топтались пятеро орков с обнаженными мечами в лапах, но заходить не торопились — похоже, в доме шла драка и они дожидались ее окончания.
— Твои — два правых, мои — остальные, — шепнул Эминдил.
Взмолившись в душе, чтобы тетива не отсырела и рука не подвела, Арагорн выпустил одну за другой две стрелы - и обе удачно; одновременно с ним Эминдил подстрелил еще двоих. От неожиданности орки ничего не успели сообразить, один метнулся было за крыльцо, но опоздал — стрела следопыта сразила и его.
Люди кинулись к дому перебежками, петляя - за домом или в доме могли быть лучники, но никто не попытался обстрелять их. Когда они были на полпути, на крыльцо выскочил еще один орк. Он рявкнул что-то и схватился за лук, но Арагорн успел выстрелить первым. Орк упал. Из дома не доносилось больше ни звука, стало совсем тихо.
Люди осторожно подошли к дому. Кроме тех орков, что застрелили они, на крыльце лежало еще двое, убитых ударами кинжала; на земле валялись два седла эльфийской работы. Дверь в дом была сорвана и висела на одной петле. Стояла мертвая тишина.
Они бесшумно взошли на крыльцо. Эминдил извлек из ножен меч и, встав сбоку от косяка, с опаской толкнул дверь — ничего не случилось. Тогда он, а за ним и Арагорн, крадучись вошли в дом — и увидели продолжение побоища.
За входной дверью оказалась разоренная кухня. Большой стол и скамьи возле очага были опрокинуты, полка сорвана со стены, на полу валялись миски и черепки. Арагорн едва не споткнулся о труп орка сразу за входом; в глубине помещения, у полуоткрытой внутренней двери, лежали еще двое. Вторая комната служила спальней — под стенами стояли две простые деревянные кровати и несколько сундуков, у окна — пара стульев. Тут тоже было полно тел и брошенного оружия. На залитой кровью кровати распростерлась темноволосая девушка, широко открытые глаза ее неподвижно глядели в потолок. На полу лежали двое орков, у одного в глазнице торчал кинжал. Между ними навзничь упал лесной эльф в изорванной, перепачканной кровью одежде; его светлые, песочного цвета волосы расплелись и разметались по полу, из левой руки выпал длинный обоюдоострый нож. Как всякий эльф, этот был узок в кости и худощав, и даже странно было, что он в одиночку смог завалить столько гоблинов.
Эминдил, нахмурившись, опустился на колени рядом с ним. Арагорн привалился к стене: внезапно он почувствовал дурноту и головокружение, все поплыло у него перед глазами. Следопыт вскочил и сильно встряхнул юношу.
— Соберись! — скомандовал он резко. — Эльф еще жив, мы можем помочь ему!
Он быстро сбросил с себя снаряжение, отложил меч и снова склонился над раненым.
— Рви на бинты все тряпки, какие найдешь! — велел он Арагорну.
Сам он кинжалом разрезал на неподвижном теле одежду. Справа на груди эльфа обнаружилась недлинная, но глубокая рана, из которой обильно текла пенистая алая кровь — меч орка вошел под пятое ребро, повредив легкое. Левая рука была наискосок рассечена от плеча до локтя. На взгляд Арагорна, бедняга был обречен; все же юноша молча рвал на полосы льняную простыню.
Эминдил достал из сумки шкатулку с лекарствами, моток шелковых ниток и странную кривую иглу. Он протер руки и омыл раны крепкой винной настойкой, фляжку которой берег «для непредвиденных обстоятельств». На рану на груди он наложил толстую повязку с какой-то мазью, потом, плеснув настойки на иглу и нить, зашил порез на руке и перебинтовал ее. Все было сделано быстро и тщательно, но раненый не очнулся и выглядел очень неважно — он был белее полотна и дышал коротко и прерывисто. Эминдил уложил его на кровать, на правый бок, подоткнув под спину одеяло, и прикрыл плащом.
— Эминдил, ты думаешь, он выживет? — со слабой надеждой спросил Арагорн.
Следопыт пожал плечами:
— Может быть. Ты же знаешь, эльфы гораздо крепче, чем кажутся…
В комнате становилось темновато. Арагорн смотрел на раненого с беспокойством и сочувствием. В сумерках он казался юным — если можно угадать возраст эльфа; точеное лицо его походило на мраморную маску, так оно было бледно и неподвижно. На его шее Арагорн заметил подвеску на затейливо плетеной золотой цепочке — кленовый лист из полупрозрачного зеленого камня. На среднем пальце левой руки поблескивало изящное, тонкой работы золотое кольцо.
— Пойдем, — вздохнув, сказал Эминдил. — Пока мы больше ничего не можем сделать. А у нас еще полно хлопот.
Они вытащили наружу трупы орков и побросали их рядом с крыльцом. Потом они отнесли на кухню и положили на лавку мертвую девушку. Эминдил закрыл ей глаза. Она была одета в простую дорожную одежду — тонкую шерстяную тунику (сейчас всю пропитанную кровью) и кожаные штаны, ее ноги были босы. На левой руке ее было кольцо той же искусной работы, что и у эльфа — обручальное, понял Арагорн, они были мужем и женой… Ей не помогли бы никакие лекарства — страшный удар разрубил ей грудь почти пополам. Даже мертвое, ее нежное, с тонкими чертами лицо было невероятно красиво. Необычные для эльфов темные вьющиеся волосы обрамляли его. Вдруг она показалась Арагорну похожей на мать, и сердце его сжалось от тоски и жалости.
Эминдил сходил на ручей и принес воды — под крыльцом обнаружилось ведро, а у ручья валялось еще и второе. Они омыли тело девушки, обрядили ее в чистую рубаху, которую Эминдил нашел где-то, и завернули в серебристый плащ. Скамью, превратившуюся теперь в погребальное ложе, отодвинули к другой стене кухни, под окно.
Потом они прибрали в доме, вымыли пол, обильно запачканный кровью, и навесили на место сорванную с петель дверь. Снаряжение и оружие эльфов собрали в углу кухни; тяжелые мечи и тесаки орков свалили под крыльцо.
Арагорн рассматривал обстановку и утварь в доме с неожиданным, почти неуместным интересом. Простые вещи лишь едва тронули резьбой или росписью. Однако видимая эта простота искупалась красотой материала и изяществом формы: стулья, стол, лавки и сундуки изготовили из разных пород дерева, тщательно отшлифованного, так что ясно виднелся прихотливый узор слоев древесины, то почти ровных, то свивающихся причудливыми кольцами. Деревянные миски и ложки, казалось, светились сами — такого они были теплого, золотистого оттенка. Бронзовую решетку очага неведомый мастер выковал в виде сплетения трав и листьев, точь-в-точь как живых, только застывших в неподвижности. Сам очаг сложили из розовато-оранжевого искристого гранита. Даже глиняным кружкам, покрытым необычно яркой узорчатой эмалью, придали какую-то особо уютную форму, так что просто держать их в руках было приятно.
Они провозились с уборкой всю ночь. К рассвету прояснилось, в чистом синем небе с розовой каймой зари видны были редкие звезды. Под утро следопыты по одному перетащили тела орков от дома вниз, к дальнему концу поляны. Еще два трупа лежало на тропке, ведущей к ручью — эльф, видно, был у воды, когда случилось нападение, и очертя голову кинулся в драку, пытаясь спасти жену…
— Нам придется сжечь тела, закопать-то столько мы не сможем, — сказал Эминдил с отвращением, когда они брели обратно к дому. — Не годится оставлять грязь в чистом лесу.
— Сжечь такую груду?! Ты думаешь, это не опасно? Любой сможет увидеть дым!
— Не о чем беспокоиться. Орки не полезут в Лихолесье этим путем в ближайшее время, будут ждать возвращения их своры. А здешние эльфы… Нам по-прежнему надо встретиться с ними, хотя бы для того, чтобы передать им их… сородича, — со странным выражением закончил Эминдил.
Когда они вернулись, раненый был все еще жив и дышал так же неровно. Он повернулся на спину, сбив одеяло, и лежал теперь в неловкой с виду позе, запрокинув голову. Лицо его сильно осунулось, губы высохли, повязки пропитались кровью. Эминдил озабоченно смотрел на него.
— У меня не хватит для него лекарств, — с сожалением признался он. — Тут должны расти всякие травы… Может быть, даже ацелас… Пойду-ка я поищу их. Присмотри за ним, пожалуйста. Если вдруг очнется, дай ему пить и не позволяй много разговаривать.
Он уложил эльфа поровнее, сунув подушку ему под голову и плечи, взял куртку, меч — и ушел. Поразмыслив, Арагорн зачерпнул воды в большую кружку, смочил тряпицу и выжал несколько капель в полуоткрытые губы раненого — тот сглотнул. Юноша попробовал дать ему воды с ложки — эльф проглотил и это. Таким путем Арагорн поил его, пока кружка не опустела. Потом он сел на стул и прикрыл глаза — только на мгновение…