Летняя практика в Лихолесье

Арагорн и Эминдил коротали время за игрой в фишки — Эминдил, большой любитель этой незатейливой забавы, не ленился таскать в своей сумке шкатулку с фишками и костями, хотя в пути им бывало не до игры. Теперь же они с увлечением гоняли по полю плоские кружки из светлого и темного дерева. Их надо было собрать в «доме», опередив соперника. Фишки двигали по броску костей, что придавало игре приятную непредсказуемость. Они сыграли несколько партий, Арагорн проигрывал, и от досады ему еще сильнее хотелось есть — они с Нельдором как-то упустили из виду дневную трапезу. Эминдил, отобедавший с эльфами после Совета, никуда не торопился, но готов был ради Арагорна и поужинать. Только они собрались пойти в общую трапезную, как раздался стук в дверь. Эминдил открыл — на пороге стоял Леголас, расстроенный и удрученный. — Мне нет прощения, — покаянно начал он. — Я ведь должен был прийти к вам после разговора с королем. И вот, забыл… -Н-да, не встречал еще эльфа, который так был бы кругом виноват, — заметил Эминдил. — Даже и не знаю, как теперь простить тебя. Заходи. Леголас покачал головой:  — Нет, я пришел пригласить вас. Пойдемте ко мне. В покоях Леголаса в просторной общей комнате накрыли ужин. В комнату выходило несколько дверей, одна из них была приоткрыта, и за ней виднелся кабинет с большим письменным столом, заваленным книгами, свитками, принадлежностями для письма и рисования. Над столом на стене висел рисунок тушью, с которого Арагорну радостно улыбалась Айменель. Вот, значит, какой она была в жизни — глаз не оторвать… И юноша снова почувствовал острую жалость к ней и к Леголасу — тот и правда утратил главное сокровище своего сердца. Эльф между тем пригласил людей за стол и сам уселся так, чтобы видеть портрет. — Вы разделили со мной худшие дни моей жизни, — сказал он, разливая по кубкам вино из большой оплетенной бутыли. — Никогда раньше не посещали меня такие несчастья и неудачи. Да минует впредь подобное и вас, и меня. Он залпом осушил кубок, Эминдил последовал его примеру, Арагорн отпил немного. Рубиново-красное вино было довольно крепким, терпким, но не кислым, и оставляло во рту густой, насыщенный вкус винограда. Все трое принялись за еду.  — Все проходит, и это пройдет, — изрек Эминдил глубокомысленно. — Даже самые страшные испытания не длятся вечно — они или убивают, или делают сильнее. — Что-то не чувствую я, чтобы у меня прибавилось сил, — вздохнул Леголас; он опять наполнил кубки.  — Зато теперь ты знаешь, что можешь выдержать куда больше, чем думал раньше, — заметил следопыт. — Сомнительное знание… Они снова выпили вина, помянув погибших, и некоторое время ели молча. — Отец не разрешил мне обратиться за помощью к Следопытам, — сказал наконец Леголас. — При всем уважении к вам, он считает, что мы не нуждаемся в посторонней помощи и вполне управимся сами. Он сжал губы в мимолетной гримасе досады и неудовольствия. «Похоже, на деле Трандуил выразился крепче», — подумал Арагорн. — Справитесь, другого-то выхода у вас нет, — пожал плечами Эминдил. — Знаешь, если все будет как сейчас, вы оборонитесь и без нашей помощи; а если начнется настоящая заварушка, вряд ли она ограничится Лесом. Людям, и Следопытам в том числе, все равно придется участвовать в ней… Вот тогда и будем биться бок о бок, — закончил он.  — Для меня было бы честью сражаться вместе с вами, — сказал Леголас не раздумывая, — но лучше бы повода к тому не случилось. Арагорн поежился. Он вдруг представил себе «настоящую заварушку» — толпы орков, эльфов и людей, лязг и скрежет оружия, вопли, стоны, кровь, трупы… тогда происшествие на заставе покажется цветочками! Он был наслышан о великих битвах прошлого, и его воспитывали и обучали как воина, но тут он ясно осознал, что война — дело не столько героическое, сколько страшное и неприятное. Хоть бы не дрогнуть, когда придет его черед лезть в эту кашу… Эминдил поднял кубок: — Что ж, выпьем за то, чтобы нам чаще сидеть рядом за столом, чем стоять рядом на поле битвы! Эльф снова выпил кубок до дна. Взгляд его чуть затуманился, он откинулся на спинку стула и принялся вертеть в руках серебряную вилку. Его, видимо, занимала какая-то мысль. — Удивляюсь я вам, людям, — вдруг сказал он. — Как вы только все это выдерживаете? — Что — это? — перестав жевать, спросил Эминдил с недоумением. Леголас замялся. — Ну… свою смертность… хуже того, смерть близких… Как вы живете, зная, что… умрете непременно? Эминдил хмыкнул.  — Так и эльфам не дано жить вечно, — сказал он. — Даже если не брать в расчет смерть от железа… Мудрецы говорят, что вы привязаны к нашему миру, а он не может существовать бесконечно. А вот я, например, не хотел бы дожить до конца времен…  — Да это еще неизвестно когда будет… — пробормотал Леголас.  — Ну и моя смерть тоже, знаешь, неизвестно когда будет… для меня, по крайней мере…  — Не у тех ты спрашиваешь, — сказал Арагорн. — Ты спроси у наших стариков, они, наверное, лучше знают, что такое смертный удел. Разница с вами не в смерти как таковой, а в старении и немощи… А нам-то что сейчас об этом беспокоиться? Мы, может, до старости и не доживем… Смерть же от меча — она, наверное, одинакова, что для человека, что для эльфа. — Вот скажи, Леголас, — Эминдил наставил на него вилку, — как вы, эльфы, ухитряетесь воевать? Нам ведь все равно умирать, не от меча, так от старости… А вы — как вы не боитесь потерять свою бессмертную жизнь? Эльф удивленно заморгал:  — Как же мы можем — не воевать? Нас тогда все одно перебьют, или нам придется уйти… покинуть эти земли навечно… — он содрогнулся. — То есть ты лучше рискнешь жизнью еще и еще, чем покинешь Лес? — Да… наверное… — Вот видишь, разница между нами не так и велика. Что вы, что мы рискуем и не знаем ни места, ни дня своей смерти, ни того, какой она будет… Так стоит ли заранее волноваться? — Эминдил разлил остатки вина из бутыли. — Давайте лучше выпьем — за то, чтобы жизнь наша была долгой, а смерть — быстрой! — Хорошее пожелание, — задумчиво сказал эльф. После очередного возлияния Арагорн ощутил тепло и расслабленность во всем теле, голова же казалась ясной и легкой; мысли роились в ней, но почему-то ни одну он не мог додумать до конца, и это его нисколько не огорчало. Леголас разрумянился и похорошел, глаза его ярко блестели — он, наверное, стал похож на себя прежнего, каким был до всех бед, что обрушились на его голову. — Так значит, вы, смертные, вовсе не завидуете нам, эльфам? — с новым интересом спросил он. — Ну-у, за всех не поручусь… — протянул Эминдил, — со стороны, конечно, есть чему завидовать — вечная молодость там, ловкость, красота… а как познакомишься поближе — так вас впору и пожалеть, какая уж тут зависть… Вот смотри, — продолжил он в ответ на удивленный взгляд эльфа. — Живете вы долго, этого не отнять — значит, и неприятностей за свою жизнь успеваете хлебнуть изрядно. Мы, люди, еще можем надеяться, что проживем отпущенный нам срок без войн и бедствий — а вам этого не избежать, кто не погиб в очередной войне, дождется следующей. Умом вы, опять же, не обижены — а во многая мудрости многая печали… В любви вы постоянны и оттого безутешны в утратах… Ох, вот это я зря сказал, прости! — торопливо добавил он, увидев, как переменился в лице Леголас.  — Нет, отчего же, — медленно произнес тот, — все правда, продолжай…  — Ладно тебе, Эминдил! — вмешался Арагорн. — И ты, Леголас, не бери себе в голову! Вот нашли вы, о чем говорить! Взгляните! — он подвинул свой кубок на середину стола. — Этот кубок наполовину пуст — и наполовину полон, как посмотреть. Мы не выбираем, кем родиться, но от нас зависит, будем мы видеть пустую часть нашей жизни или полную… И у людей, и у эльфов все перемешано, черное и белое, печаль и радость... Так и тем, и другим лучше помнить хорошее и мечтать о счастье, чем вечно искать, в чем тебя обделил Творец, или горевать о случившейся беде и ждать следующей! Эминдил усмехнулся. — Устами младенца глаголет истина, — сказал он Леголасу. — Парень-то прав, хватит нам каркать как воронам! Леголас кивнул и, наклонившись, извлек из-под стола новую бутыль. — Пусть в нашей жизни радость побеждает печаль, как свет побеждает тьму, — пожелал он, вновь наполняя кубки. Они постарались переменить разговор. Эминдил пустился в рассказ о давнем своем путешествии вниз по Андуину. Он тогда сплавился на плоту от Старого брода до лугов Рохана, там сторговал лошадь и вернулся в Ривендол по южному тракту; путешествие заняло у него все лето. — Не сидится вам, людям, на месте, — сказал Леголас. — Скажи, зачем ты путешествовал так далеко?  — Тогда мне было любопытно, — отвечал Эминдил. — Мир велик… а мы вертимся в малой его части. Я не сидел сиднем всю жизнь, так в старости мне хоть будет что вспомнить!  — Действительно… ты прожил куда меньше меня, а видел куда больше…  — Это оттого, что мы, люди, рождаемся… э… с шилом в заду, — пояснил Арагорн. — Не дает сидеть спокойно. Леголас улыбнулся:  — Да… а меня вот не тянет никуда из Леса… я мог бы целый день лежать под деревом и смотреть в листву… Мало что найдется красивее узора из ветвей и листьев, когда сквозь них светит солнце… и у каждого дерева свой рисунок, они не повторяются, как не повторяются черты лиц… Если мне и хотелось бы что увидеть, так это другие леса… О, Эминдил, так ты же был у самых границ Лориэна! Неужели ты не нашел времени заглянуть туда? — Меня, знаешь ли, не приглашали, — сказал следопыт. — А есть места, куда без приглашения лучше не соваться. Я слышал, что с теми, кто без спроса пытался войти в Лориэн, случались странные вещи… У нас рассказывают, что однажды некий охотник из людей увидел у реки прекрасную деву и устремился за ней, но она скрылась в тумане. А он оказался вдруг среди деревьев с серебряной корой и золотой листвою и услышал чудесную музыку и дивные голоса, но никто не показался ему на глаза… Долго он блуждал в зачарованной роще, наконец усталость одолела его, и он уснул. Когда же он проснулся, вокруг него были заросли терна и шиповника, и он едва выбрался из них… И вот, он вернулся в свою деревню — и оказалось, что он проспал с лишком сто лет, и все, кого он знал, умерли или стали глубокими стариками… Говорят, что после того он все пытался снова найти дорогу в ту рощу, да так и сгинул в тамошних местах…  — Ты веришь этой истории?  — Не особенно. Но проверять не хочется.  — Может быть, и я когда-нибудь отправлюсь в дальнее путешествие, — молвил Леголас, — и тогда, если путь мой ляжет вблизи Лориэна, я своими глазами увижу мэллорны…. — Мэллорны? — переспросил Арагорн.  — Ну да, те деревья с серебряной корой и золотыми листьями… Они выпили еще — за то, чтобы пути их были ясными и вели к желанной цели. Леголас принес лютню и принялся наигрывать на ней, потом запел… У Арагорна что-то случилось со зрением — он вроде видел и комнату, и сидящих за столом, и в то же время был в зачарованной туманной роще, и между деревьев танцевали прекрасные девы… Потом он словно взлетел ввысь, не то верхом на крылатом коне, не то на собственных крыльях, и птицей парил среди огромных как горы, расцвеченных всеми красками заката облаков, а под ним простирались лесистые холмы, то зеленые, то багряные и золотые, то блистающие снегами… Он слышал, как Леголас и Эминдил поют уже на два голоса. Пение наполняло его радостью и несло, как ласковый ветер несет пушинку, пока весь он не растворился в музыке и свете.