Lie

Раздражение Намджуна ощущается, кажется, в радиусе нескольких метров. Он напряженно идет по коридорам родительского дома, сжимает руки в кулаки и зубами скрипит на каждое лицемерно-милое преветствие прислуги. Он терпеть не может это место, связывает с ним свое не самое милое и радужное детство и просто ненавидит родителей, которые вспомнили о том, что у них есть сын, лишь спустя двадцать лет, после его рождения. Чем быстрее он с ними поговорит, тем быстрее окажется в своей уютненькой квартирке. Совсем скоро Намджун оказывается рядом с дверью в спальню отца (с матерью они жили в разных комнатах) и уверенно заходит внутрь. Перед глазами лишь очередная театральная постановка: мать, что смахивает ухоженными ладошками слезы со щек и делает вид, что мужчина ей действительно дорог, отец, что лежит в постели и всеми силами изображает умирающего. Если бы Намджун только мог, сдал бы обоих в дурку, чтобы не терпеть больше их выходок и стенаний. — Я умираю, — хрипло и в лоб говорит Ким Чжехван своему сыну, отчего его очаровательная жена заходится в громких фальшивых рыданиях. — Наконец-то, — небрежно выплевывает Джун и плюхается в кресло. Его родители моментально смолкают и обеспокоенно переглядываются. — Как ты можешь? Он ведь твой отец! — выкрикивает Лиджен и садится на краешек кровати мужа. В дорогом черном платье с открытой спиной, на тонких шпильках, на шее и руках украшения из белого золота с брильянтами, она накрашена вызывающе и стильно, что совсем не вяжется с образом страждущей жены. Она осматривает сына гневным взглядом, ожидая извинений и, наверняка, бурных рыданий. — Мам, давай без этого, — Намджун небрежно фыркает и закатывает глаза. — Пап, ты умираешь столько, сколько я себя помню, а сдохнуть никак не можешь. Я уже подумываю над убийством, чтобы избавить тебя от этих мучений, отец мой. — Закрой рот, сын мой, — резко говорит мужчина и хрипло кашляет. — На этот раз все действительно серьезно. Совсем скоро я покину этот мир и ты станешь главой нашего клана — это уже не шутки. Чтобы укрепиться, ты должен стать семейным человеком, это добавит уважения, твоя матушка подготовила… — Нет. — Что значит «нет»? — не понимают родители и устремляют свои взгляды на сына, что так же спокойно сидит в кресле и посматривает на них скучающим взглядом. — Я гей, сколько можно повторять? Или ты думаешь, что я не впишусь в вашу гламурную тусовку маньяков, насильников, педофилов и прочих извращенцев? — Намджун насмешливо смотрит на отца, который лишь глупо хлопает глазами и удивленно смотрит на него. Он им сразу сказал, что на молодую невестку могут не рассчитывать, выслушал несколько истерик и, кажется, ему этого достаточно, чтобы понять всю серьезность его предпочтений. — Я же весь в тебя, папочка, чего тебе переживать? Все давно привыкли, что глава клана Ким по сладеньким мальчикам. — Да как ты смеешь?! Ладно, делай, что хочешь, мне все равно, только когда твою задницу начинят свинцом и ты будешь дохнуть где-то за городом, то вспомнишь слова своего мудрого папочки. Но будет поздно, — Чжехван разводит руками и усмехается, обнажая свои ровные белоснежные зубы. Лиджен рядом кивает болванчиком, хотя больше с сыном согласна. Ее брак — не единение двух любящих сердец уж точно, вынужденная мера, чтобы не потерять деньги и влияние в криминальных кругах. Они спали только лишь раз, чтобы зачать Джуна, а после этого разошлись по разным комнатам. Муж водил молоденьких любовников, а она уже кого придется, её не смущали ни девушки, ни мужчины. Сын же… У него были няньки, которым достаточно платили, чтобы они могли заменить ему семью. — Успокойтесь, у меня достаточно смелости, чтобы заткнуть всех этих шавок. Это всё, что вы мне хотели сказать и ради чего я тратил свое время? — родители тушуются, когда смотрят на своего сына, на уверенность в его глазах и в выражении лица. Намджун вырос сильным и в какой-то мере жестоким, он мало кого жалел, знал, кто достоин, а кто нет этого чувства. Он бы мог стать их гордостью… Только они отказались от него ещё в детстве, а он не слишком и требовал их любви и поддержки. Жил себе и жил, привык к безразличию, сам ним напитался, и теперь процентов на восемьдесят из него состоит. Они семья лишь по документам и обязанностям сейчас, это сковало их по рукам и ногам. — Да, но… — Всего хорошего. Намджун резко поднимается с места и выходит из комнаты, он не хочет оставаться здесь дольше, не хочет выслушивать эти истерики и бубнеж. Он такой, каким его воспитали многочисленные няньки, такой, каким он сам стал. Родители посадили его обиду в плодородную землю, а он взращивал её, как самый смертоносный из всех цветов, подкармливал озлобленностью… А потом цветок завял. Теперь на этом месте сухая пустошь, которую даже удобрять бесполезно — вместо цветка, выросло лишь безразличие.

***

— Ну? Ты писал ему хоть что-то? А он тебе? — тихо шепчет Тэхен, когда они перед открытием магазина развешивают новые костюмы и рубашки. Джин резко замирает с вешалкой в руке и поворачивает голову в сторону младшего, награждает его испуганным взглядом и розовыми щеками. — Только не говори, что ты о нем уже забыл, герой-любовник, — Ким насмешливо изгибает бровь и, выхватив вешалку из рук Сокджина, вешает костюм. Старший, правда, сразу же меняет свой окрас на мертвенно-бледный и набирает в легкие побольше воздуха. — Я… Он… Мы один раз списывались, но оба были не особо настроенны на разговоры, — бормочет Джин и продолжает развешивать костюмы. Прошло три дня с их первого свидания и это были три самых тяжелых дня за последнее время: на работе настоящий завал, хозяин съемной квартиры хочет поднять стоимость, а мать капает на мозги, напоминая каждый раз, что ничерта он не добьется, работая продавцом-консультантом. Намджун тоже был какой-то нервный, поэтому проще было просто мило разойтись и не ругаться. Он бы и хотел с ним встретиться, просто пройтись и поговорить, как обычные люди, но вряд ли ему понравится идея шататься по темным улицам с малознакомым парнем. — Ты сейчас серьезно? — Тэхен хмыкает и осуждающе смотрит на друга. — Ты нашел парня своей мечты и теперь просто… — То, что я нашел парня свой мечты, ещё не значит, что он тоже его нашел, — резко отвечает Джин и раздраженно хмыкает. — Хен, ты действительно прекрасен, я не… — Хватит болтать, вам не за это деньги платят! — беснуется менеджер, от чего парни лишь закатывают глаза и понуро расходятся в разные концы магазина. Не такие уж здесь и большие деньги, престиж магазина лишь на ценниках, в интерьере и в именах дизайнеров, уж точно не в зарплате. И если Тэхен — лишь студент на подработке, которому помогают родители, то Сокджин помогает себе сам ещё и маме часть перечисляет, чтобы помочь с кредитами. Он ведь действительно неудачник, его знакомые к тридцати годам хотя бы семьей обзавелись, а он продолжает чахнуть в одиночестве, выслушивая лишь недовольный бубнеж окружающих. День тянется медленно, покупателей практически нет, а если и есть, то истеричные настолько, что высасывают всю душу. Джин продолжает мило улыбаться и кивать, суетиться, когда нужно, а в голове лишь: «Сдохни-сдохни-сдохни». Он действительно проклят богами, раз устроился в это место, лучше бы стал официантом, там хоть какой-то карьерный рост есть. И зачем ему было нужно это образование? Пошел бы на специальность попроще, так, может, хоть была бы работа. Говорила ему мама, что витать в облаках вредно для нервов. Сокджин уже давно понял, что мать права во многом, только вот не настолько, чтобы прислушаться к её советам и тумакам. Сколько же он потерял… — Хен, не хочешь завтра никуда сходить? — спрашивает Тэхен, когда они сидят в малюсенькой каптерке и обедают в момент полного затишья. — Выходной всё-таки. — Тэ, я не могу ничего обещать, я завтра должен платить этому деспоту за квартиру, но было бы очень даже неплохо, — старший мило улыбается и чуть склоняет голову на бок. Он бы очень хотел развеяться с Тэхеном, просто прогуляться и освежить мысли. С ним не приходилось врать и выкручиваться, можно было рассказать всю правду и не бояться осуждения или насмешек, он понимал его, был на удивление серьезным и разумным, даже когда узнал, что Джин гей, то лишь пожал плечами, мол, мне паралельно. — Я тебе позвоню в обед, не думаю, что смогу подняться раньше, — Тэхен улыбается своей квадратной улыбкой и забавно щурит глаза. Сокджин не устает поражаться его красоте, даже спустя несколько месяцев общения, он бы ведь мог стать и моделью, и актером, даже певцом мог бы, потому что голос у него действительно самый волшебный из всех, что ему приходилось слышать. От размышлений отрывает мерная вибрация телефона в кармане. Намджун «Привет, ты не хотел бы сегодня вечером погулять в парке у реки?»

***

— Привет, долго ждешь? — внезапно спрашивает Джун, от чего Сокджин вздрагивает и резко оборачивается. — Извини, я не хотел пугать, — Джин смотрит на то, как неловко улыбается парень и чешет затылок и сам непроизвольно растягивает губы в ответной. Намджун такой уютный, выглядит, как какой-то хозяин уютного антикварного или книжного магазина, особенно с этим теплым горчичного цвета шарфом и темном шерстяном плаще. Осень уже полностью вступила в свои права и радовала не самой лучшей погодой — сырой воздух, дожди и порывистые ветра. Сокджин не особо любил осень, он просто превращался в какого-то ленивца с такой погодой, хотелось сидеть дома и пить чай с лимоном, наблюдая за тем, как мерно скатываются дождевые капли по оконному стеклу. Да, видимо, Тэхен действительно прав, он стареет раньше времени. — Привет, ничего страшного, как твои дела? — Терпимо, очень хотел тебя увидеть. Извини, что так поздно позвал, да и с собакой, просто времени нет свободного, — Намджун виновато улыбается, а Джин переводит взгляд на белую собаку рядом, питомец мило виляет хвостом и шумно дышит, высунув изо рта розовый язык. — Ничего, я думаю, он милый. — Его РэпМон зовут, кстати. Пошли, я думаю, сегодня не очень людно из-за холода, так что мы спокойно пройдемся, — Джин смотрит на милые ямочки, которые появляются на щеках Намджуна, рассматривает его лицо с правильными чертами и просто не может поверить, что такой парень сейчас находится рядом с ним. Он никогда даже представить не мог, что такое случится, что он встретит парня, с которым будет приятно просто прогуляться, как обычная пара. Людей действительно практически нет, поэтому они спокойно идут, держатся за руки, дарят теплые улыбки друг другу и не боятся, что их кто-то может действительно увидеть. Впервые за несколько дней Сокджин чувствует тепло и легкость, не думает ни о чем и позволяет себе расслабиться, разговаривая обо всем на свете. Он давно так хорошо себя не чувствовал. У Намджуна был мягкий убаюкивающий голос, он умело играл на интонациях и умел расположить к себе разговорами, он, кажется, мог поддержать любую тему, ощущая себя везде вольно. Сокджин немного завидовал такому, по правде говоря, он не обладал такими талантами, а его чувство юмора вообще было для отдельных людей, он мог очаровать внешностью и комплиментами, возможно, грубой лестью, но не более… Это действительно печально… — Люблю такие тихие районы, — внезапно говорит Намджун, когда они проходят возле одной из стареньких многоэтажек. Джин шумно выдыхает, отмечая, что их прогулка у реки переместилась в его родной район, хотя и ходили они не меньше часа. — Знаешь… Иногда так приятно просто побродить здесь, почувствовать эту пустоту и безразличие… Я… Мне действительно тяжело сейчас, все от меня требуют чего-то, хотя я сразу сказал, что это глупо, может, я не могу тебе пока всего рассказать, но я очень ценю то, что ты меня действительно слушаешь и слышишь… — Джун опускает голову, смотрит ровно под ноги. С Джином ему комфортно, он чувствует себя свободно, будто с родным человеком. Кажется, будто они самые настоящие соулмейты, просто два человека, брошенные в пустом городе, которые нашли друг друга. Одному нужно выговорить всю свою боль, а другой просто любить слушать, чтобы самому забыться — они друг друга словно дополняют. — Тебе холодно одному? — внезапно спрашивает Сокджин, сжимая чужую ладонь в своей, смотрит в глаза мягко и пронзительно, будто способен вытянуть все страдания из него. — Да, — честно отвечает младший. — А тебе? — Мне тоже, очень холодно. — Давай тогда будем согревать друг друга. Пара резко останавливается. Сокджин переводит немного испуганный взгляд на Намджуна, хотя тот смотрит на него со всей серьезностью и решительностью. Он не уверен, что любит, но эта симпатия приятно греет душу, а сердце мягко щемит от осознания того, что он может хоть с кем-то поговорить не о своем будущем. Эта война взглядов длится всего лишь несколько мгновений и они, наконец, целуются.

«Я заберу всю твою боль».