Lie

— Хен, вы такие отвратительные, что я просто завидую, — Тэхен валится рядом с Сокджином на подушки и ставит рядом с ними большую миску с чипсами. Старший тепло улыбается и откладывает телефон. Они сейчас лежат на полу, вернее, на теплом кофейном покрывале в окружении, кажется, тысячи подушек, диван задвинут куда-то к стене, а все вредные вкусняшки ровно перед ними. Сегодня первая ночь кино в новом месяце, хотя они и так не слишком часто их устраивали, собирались своей огромной компанией из двух человек. — Ты ещё найдешь любимого человека, говоришь так, будто тебе далеко за шестьдесят, — Джин тихо смеется, приложив ладонь к губам. — Ага, конечно, хен. Вы с ним всего два месяца вместе, а даже парные татуировки сделали, — Тэхен вздыхает и утаскивает себе одну хрустящую чипсину. — Это было так спонтанно… Он просто набил себе корону, сказав, что я его принцесса, а я сказал, что хочу такую же, хоть и боялся, да и сейчас жутко боюсь, — Сокджин прикрывает глаза, вспоминая тот день посекундно. Встреча в парке вечером, потому что погулять они любят, долгий разговор до самого дома и черный аккуратный рисунок под горчичного цвета свитером с витиеватым «princess» внизу. Это был, наверное, особый день для них — месяц вместе, первая годовщина. День когда они целовались до исступления в его крошечной квартире и провели прекрасную ночь вместе. Джин думает об этом лишь с улыбкой, вспоминает с самыми теплыми чувствами и не хочет, чтобы это хоть когда-нибудь заканчивалось. С Намджуном ему действительно хорошо, старший ему полностью верит, доверяет его серьезности. Он ведь действительно такой хороший и милый сам по себе, что вряд ли сможет обмануть или подвести. Он ведь его любит. — Я же говорю, что отвратительные, — Тэ улыбается привычной квадратной улыбкой, а Сокджин шутливо швыряет в него одну из мелких подушек. — Йа, хен, умей признавать! Как, кстати, любовь всей твоей жизни? — Джун стал очень загружен после смерти отца, мы виделись вчера, кажется, он уже устал от всего этого, — Джин тяжело вздыхает и валится на подушку, притягивая поближе миску с чипсами. — Они не были близки, он совершенно не горюет по нему, но он не может бросить семейный бизнес. — А мать? — А что мать? Она горюет лишь по деньгам, они постоянно ссорятся из-за того, что Намджун урезает ей выплаты. Она отвратительна, — Джин пожимает плечами и достает несколько чипсин из миски. Лиджен явно не та женщина, о которой можно сказать хоть что-нибудь хорошее: думает лишь о себе, любит только деньги и ненавидит, когда их у нее отнимают. Она красива снаружи настолько, насколько омерзительна внутри — прогнившая. Она даже самому Сокджину любит позвонить, наорать, что он выкачивает из Джуна ее деньги, дурачит их семье голову, а ведь он действительно просто любит прекрасного человека, который не отвернулся от него даже несмотря на ложь. — Это уж точно… — Тэхен небрежно фыркает и тянется к пульту, чтобы, наконец, включить фильм. Всё-таки сегодня они договорились не забивать голову негативом и просто посидеть вместе в компании мягких подушек и вредной еды. Как бы Сокджин не старался натянуть улыбку, сам младший видит, насколько он подавлен сейчас, как ему тяжело выносить все это. Он многое утаивает и недоговаривает насчет Намджуна, хотя и сам многого не знает, даже место, где он работает, останется тайной под семью печатями. Это странно. А если учитывать, что Чимин, который их познакомил, — мутный тип, то вообще как-то не внушает доверия. У Джина сейчас розовые очки, это понятно, он ничего не видит и видеть не хочет, у него сейчас волшебная сказка и прекрасный принц, он даже на свою мать с ее нравоучениями перестал реагировать. Тэхен смотрит на него и радуется, только вот боится, что в один момент это может превратиться в личный Ад для любимого хена.

***

— Все правда впорядке, Джун-а, — Джин теснее прижимает телефон к уху, когда спешно идет по улице домой. — Хватит тебе! Кому я, к черту, нужен?! — он хмурится сильнее, вслушиваясь в обеспокоенный бубнеж, понимает нервозность, но и сам он ведь не маленький ребенок, да и живет не так далеко от остановки. — Я знаю, что ты волнуешься, прости. Если хочешь, то я буду с тобой говорить, пока не зайду в квартиру, — Джин подходит к подъезду и вводит код, потом поднимается на лифте и, открыв ключом квартиру, заходит. — Все, я на месте. Люблю те… По затылку тупой удар, а перед глазами все плывет и виднеются настоящие звездочки. Телефон выпадает из его рук, а он сам оседает на пол. Мужчина в черной маске за его спиной держит кусок кирпича и медленно наклоняется к телефону. Испуганный и взволнованный голос Намджуна приятно щекочет уши. Он дурак, если решил идти против своей матери, у которой были свои люди в клане. Лиджен была не той женщиной, которая играла по чьим-то правилам, она придумывала свои на ходу, предпочитала грязную игру. Когда она хочет получить свои деньги, её невозможно остановить, когда кто-то пытается отобрать её деньги, она стирает его с лица земного. — Ким Намджун, заткнись, пожалуйста. Твоя прелестная принцесса, — издевательский смешок на губах, — сейчас в своей убогой халупе, но со мной, можешь волноваться. Я забираю его и мы едем… А, впрочем, сам знаешь любимое место своей матушки.

***

Намджун звереет в ту же секунду, небрежно отшвыривает телефон на стол и сильно сжимает волосы на затылке. Прав был Хосок, когда говорил, что её нужно под шумок сдать в дурку — бедняга не выдержала смерти любимого мужа и стала опасна для общества, бросается на людей и ворует вилки с кухни. Старая сука… Сколько раз ей нужно повторить, что Сокджин не высасывает деньги из их семьи, что ему не нужна невеста и что плевать он хотел на эти семейные узы с высокой колокольни?! Он свою семью ненавидит всеми фибрами души, наверное, станет первым, кто пустит им смертельную пулю точно в центр лба. И рука его не дрогнет. Дверь в его кабинет хлопает и он резко разворачивается на каблуках в сторону вошедшего. — Хосок, собери людей, мы едем к матушке, в её загородную резиденцию, — Намджун скалится, как самый настоящий дикий зверь, даже старший немного пугается, хотя быстро приходит в норму, демонстрирует усмешку на тонких губах. — Тетушка Лиджен решила выпустить своих бешенные псов на прогулку? Зря, очень зря… — Чон вытаскивает из пиджака телефон и быстро набирает сообщение для Юнджи. — Тетушка Лиджен слишком оборзела. Но я её могу понять, сошла с ума бедняжка, — Намджун наигранно прикладывает руку с сердцу, а потом подходит к сейфу и вытаскивает из него два пистолета. — Стрелять на поражение. Первая группа зачищает, вторая ищет мою мамулю. Стрелять по рукам и ногам, она, эта тварь, будет жить долго и несчастливо. Я только Джина заберу, максимум, прикончу его похитителя, его нельзя травмировать ещё больше сейчас. — Понял, кэп, — Хосок шутливо салютует и, ухмыляясь, выходит из кабинета. Впрочем, Ким прав, что не лезет, он только-только заступил на пост, убить его хочет каждый, но ему ещё рано. Телефон в кармане вибрирует. «Возвращайся. Я люблю тебя». Юнджи наверняка уже места себе не находит, будет ждать его дома, пока не увидит целым и невредимым. Бедная его девочка. «Солнце, все будет хорошо. Я тебя тоже очень люблю».

***

Сокджин приходит в себя, наверное, от холода и резкого запаха цвели и сырости. В глазах темно до сих пор… Или темно в самом помещении? Он не знает, голова отказывается нормально соображать, а он сам чувствует себя на удивление спокойно. Ему просто все равно, пусть его похитили, но денег на выкуп все равно нет и его пристрелят, как ненужного свидетеля — прозаичный конец его прозаичной жизни, ещё не поздно переродиться? Все тело болит, голова так особенно, в затылке пульсирует каждый сосуд, а мозги, кажется, стали двумя отдельными половинками, разорвавшись в местах соединения. Больно… Хочется спать или, наконец, умереть. Можно, конечно, и обезболивающего, но он действительно не уверен предусмотрено ли оно в его положении. Больно… В голове набатом отдаются шаги и парень вымученно поднимает голову, рассматривая коренастый силуэт. Все-таки это просто здесь очень темно. — Ну здравствуй, Джин-и, — женский голос вызывает удивление и кажется смутно знакомым. — И тебе привет, голос, — абсолютно бесстрашно говорит он, хоть и не уверен, что ему за такое будет. У него просто началась истерика и, кажется, будет очень неуместно начать ржать посреди такой страшной сцены. — Бестолочь! Включи свет, — Сокджин сильно жмурится и не совсем понимает, зачем было включать свет, если от этого только ко всем болям прибавилась еще и глазная. Типа ему обязательно нужно знать, кто его убьет и конечно же послушать демагогию о трудном злодейском детстве. — Глаза открой, принцесса. — О, госпожа Ким, — Сокджин наигранно улыбается, хотя про себя лишь закатывает глаза и недовольно фыркает. — Как ваше здоровье? Как жизнь? Как банковские счета? — Нарываешься, шлюха?! Ты хоть знаешь, почему здесь?! — Вы хотите меня убить, а я просто пытаюсь сократить время моих мучений (слушать ваши речи сплошное мучение) и не морочить никому голову. — Смелый типа? — Лиджен ухмыляется и вытаскивает пистолет. — Нет, у меня истерика, поэтому поторопитесь, пока я не осознал окончательно, что умру от руки матери любимого мужчины. — Педик… — Единственный педик здесь — ты, а я всего лишь гей, — Джин улыбается так отчаянно и бесстрашно, демонстрирует белые зубы и, кажется, отсутствие инстинкта самосохранения. — Всыпь этому «всего лишь гею», — Лиджен зло фыркает и садится на небольшой стульчик, пока её верный пес подбирает подходящий ножик. Где-то далеко слышатся выстрелы, мужчина замирает на секунду, но потом лишь тяжело вздыхает и снова тянется к ножам. Сокджин смотрит на это без должного трепета, думает лишь, что если выживет, то свалит из этого Сеула обратно домой, к маме. Пусть говорит, что хочет, но в этих семейных разборках он больше участия принимать не будет. Кто знает, когда оно кончится? Холодное лезвие оставляет огненную полосу на щеке и, кажется, наконец, приводит в чувство. Сокджин шипит от боли и сжимает связанные руки в кулаки. Опять больно. Горячая нить тянется дальше, по шее, к ложбинке ключиц и по груди, полосует слишком аккуратно и даже нежно, будто эти раны не для того, чтобы убить его, а чтобы постоянно напоминать о чем-то. Футболку резко разрезают, чтобы обнажить грудь и живот полностью, нож задевает ещё и подбородок, только на этот раз рана глубже и больнее. Кончик ножа снова тянется кровавой змейкой по коже, Джин прикусывает язык и щеки лишь бы не заорать перед этим чудовищем, пьет свою же кровь перемешанную с вязкой слюною и его, если честно, просто блевать от всего этого тянет. Больно. — Джин-и, тебе не больно? Почему же ты не кричишь? Порадуй меня хоть немного, — нараспев произносит Лиджен, смотря на связанного парня. — Посмотрите хоть раз в зеркало, я вам обещаю, вы здорово прооретесь, — шипит Сокджин, но не кричит. После слов этой старой ведьмы не может позволить себе такую роскошь. — Сука! — женщина отпихивает свою шавку, а потом больно бьет под дых прямо острым носком своих изящных черных туфель. Джин заходится в приступе кашля, рвано втягивает воздух ртом. Очень больно. Дверь выламывают. Намджун входит слишком уверенно, простреливает голову мужчине, что мучил Сокджина и матери ногу. Джин, наконец, кричит, вопит так истошно, что уши закладывает. Теплые капли чужой крови скатываются по носу и лбу, теряются в растрепанных волосах. Тело немеет в один момент, дрожат пальцы на руках и колени, он нервно кусает губы и просто надеется, что сейчас, именно сейчас, все это закончится. Он больше не в силах терпеть все это. Следом за Кимом входит ещё один парень, который приказывает выносить Лиджен, а здание поджечь. Все плохо. Все очень плохо. Сокджин не совсем соображает, когда его отвязывают от стула и выносят из здания, приходит в себя лишь на улице, видимо, под воздействием свежего воздуха. — Кажется, я должен объясниться, — Намджун сажает его на заднее сидение, а потом и сам залезает. — То есть, был вариант, что ты не будешь объясняться? — Джин нервно смеется и сильнее вжимается в кожаное сидение. — Принцесса… — Не называй меня так! — истерично выкрикивает старший, а потом осекается и испуганно смотрит на своего мужчину, мужчину, которого он никогда и не знал. — Пожалуйста… — Ладно. Я понимаю, это сложно, но прошу, поверь мне. Мой семейный бизнес — клан, я не хотел говорить, потому что это могло бы напугать… — А это меня не напугало, как ты думаешь? — Сокджин шепчет надрывно, опускает голову, ожидая ударов, хоть и думать забыл о полученных ранах. — Джин-и, прошу, — Намджун берет своего парня за руки и мягко сжимает, — я скрывал тебя как мог, но моя мамаша… Обещаю, что она поплатится и что такого больше не будет. Верь мне, милый, я люблю тебя. — Джун-и, я тоже люблю, ты даже представить себе не можешь насколько сильно… Но я боюсь, пойми меня, мне страшно. Я… Я думаю, нам будет лучше расстаться. — Джин, нет, — у Намджуна в глазах рушатся целые галактики, а сердце, кажется, перестает стучать, он смотрит на любимого и не может поверить в то, что он услышал, в то, что это не идиотский сон. Они ведь… Столько счастья… А теперь?.. Неужели все?.. — Джин, да! Мы из разных миров, я никогда это не… А вот это вот… — он указывает на раны по телу и обреченно вздыхает. — Отвези меня домой и больше никогда… — Но раны, позволь хоть… — Нет. Я сам. Теперь не больно. Мертвым не болит.