В твоей коже

Алрой Солёный ветер предвещал, что мы уже недалеко от портового города Эмптимор. Когда-то он был крупным портом, принимавшим множество торговых судов. А теперь превратился в закрытую зону для любителей развлечений и дешёвого пойла. На границе охрана осмотрела нас и спросила цель прибытия. Зак ответил, что мы ищем, где поиграть в покер и пару доступных женщин. Бритоголовый охранник в военной форме ухмыльнулся. — За этим сюда и собирается всякий сброд со всех уцелевших городков, добро пожаловать, джентльмены! На самом же деле мы продолжали собирать пазл, части которого спаситель оставлял в разных местах. Зак любил и доступных женщин, и выпивку, но этот город разврата был на его карте именно по той причине. Когда мы оказались на улицах Эмптимора, солнце уже садилось, окрашивая серые здания с заколоченными окнами в более оптимистичные оранжевые тона. Мы ехали вдоль оживленной набережной, где в бирюзовой воде плескались кучи мусора. Проплывая сквозь грязные пластиковые бутылки, остатки сетей и упаковки, старые рыбацкие лодки медленно причаливали к берегам с уловом. Я не так представлял себе море, оно всегда мне снилось прозрачно-голубым и чистым. Возможно, дальше от города волны не прибивали к причалам столько мусора. Зак решил, что мы остановимся в самом дешевом мотеле, благо валютой здесь, как и почти везде, служила провизия, которой у нас было пока достаточно. В отличие от Миддл-тауна люди не перемещались в Эмптиморе перебежками от дома к дому, они спокойно расхаживали по улицам, общались, смеялись и галдели. Их совсем не пугал тот факт, что шум может привлечь безликих к границе. Город разврата манил погрузиться в него полностью, отведать похлёбки из местной тухлой рыбы, попытать счастья в блэкджеке и покере, а так же зацепить парочку сговорчивых девиц. Ночью он не вымирал, теплясь остатками жизни в заколоченных домах, вероятно, он весь светился и гомонил сотнями и тысячами голосов разных людей. Жизнь в самом низшем ее проявлении здесь била ключом круглые сутки. Мы подъехали к мотелю или тому месту, что считалось им. Это было довольно большое здание бывшего театра со всей помпезностью колонн и огромных барочных арок. Зак пристегнул мотоцикл цепью к решетчатому забору, и толкнул меня в спину, чтобы я шёл вперед. — Пошевеливайся, чего встал, как вкопанный? Вблизи здание уже не казалось таким прекрасным, оно медленно разрушалось от морского ветра и отсутствия должного ухода. Облицовка сыпалась кусками, обнажая серый бетон и металлический каркас. Нас встретил улыбчивый тип с пожелтевшими зубами в каком-то дурацком замызганном камзоле и жабо, явно не из этого века, казалось, он готов обнять и расцеловать нас. — Господа, добро пожаловать в наш чудесный мотель! Правила простые: внутри не стреляем, ничего не поджигаем и следим за своими вещами. Мы всегда вам рады, но оплата вперёд! Зак всучил ему увесистый пакет. — Что это? — тип принялся изучать его содержимое. — Свинина в уксусе, свежая! А так же соль, перец и розмарин. Надеюсь, этого хватит, чтобы мы смогли отдохнуть тут пару ночей? Тип улыбнулся еще шире, оказалось, что дальше у него просто не было зубов. — К вашим услугам, господа, мотель «Дрим»! — Он жестом пригласил нас внутрь. Сразу за массивными дверьми открывался вид на огромную мраморную лестницу, ведущую на второй этаж. На окнах висели пыльные, бордовые, бархатные занавески, изъеденные молью и пропахшие дымом. Куча мёртвых мотыльков и мух валялись там же. По дороге наш гид, представившийся, как Гэрри, рассказывал, что у них тут живут целыми семьями, а я всё удивлялся тому, каким ужасным было это сочетание — некогда возвышенная культурная постройка с остатками фресок и росписью, бархатные шторы и множество разваливающихся кроватей, стоявших неровными рядами везде, где только можно было их воткнуть. Пару раз я видел людей, просто лежавших на полу на матрасах, набитых сеном. Город веселья был не очень-то весел внутри. Кое-где люди жгли огонь прямо в каких-то тазах и бочках, готовя на нем еду и греясь, поэтому абсолютно всё здесь пропахло гарью и покрылось копотью. Гэрри показал нам наши места на втором этаже, рядом с лестницей. С них было хорошо видно, кто поднимается по ней, и, раскланявшись, он свалил прочь. На стене висел пожелтевший лист со сводом нехитрых правил, а так же схема города с красными метками борделей и баров. Зак отодрал ее от стены и сунул себе в карман, предварительно сделав вид, что изучает сам план, а не красные метки. Я лёг на кровать и посмотрел в потолок, представлявший собой свод, разрисованный звёздами и ночными облаками. Часть росписи успела облупиться, но он до сих пор смотрелся впечатляюще. Я никогда не был в театре, в нашем городке был всего один, но в каком-то скромном неприметном здании. Мне всегда казалось, что это очень скучно, и я предпочитал кино. Перевёрнутый с ног на голову мир заставил меня поехать на море и очутиться в театре, где актерами были мы сами и тот типа Гэрри в грязном жабо. — Я пойду в город, пропущу пару стаканчиков, узнаю, как и что тут, может, поищу послание. Ты тоже можешь валить куда хочешь, вещи свои я тебе всё равно не доверю, так что сторожить тут нечего, смотри только, чтобы тебя не грохнули. В игры не ввязывайся, на подозрительные лодки не садись. — Я пока останусь. — Как знаешь, но если надумаешь свалить, возвращайся хотя бы к утру, может, мы не будем задерживаться в Эмптиморе, если я найду то, что нам надо, — с этими словами он кинул мне кусок хлеба и луковицу. Зак огляделся по сторонам и заговорил чуть тише. — Посмотри на них, — кивнул он головой в сторону какой-то молодой семьи с грудным младенцем, — Это полный отрыв башки — заводить детей в такое время, малой не продержится и пары месяцев, но желание размножаться сильнее смерти. — Они, наверное, любят его и друг друга. Зак плюнул на пол. — Ты серьёзно? В любой момент их могут убить, они уязвимы с такой ношей, я уже не говорю про то, что безликие обожают лакомиться детенышами, но нет, надо играть в семью, у них даже дома нет, ночуют в каком-то бомжатнике вместе с преступниками и любителями дешевых шлюх, а всё туда же! — Тебе не понять! — Естественно, я вообще не понимаю никакую тупость, только ты на это способен! Он поднялся, посмотрел еще раз на эту семью и покачал головой. — Запомни, Алрой, выживает сильнейший, кто сильнее, тот и прав, тут нет других правил, либо ты, либо тебя! К моему облегчению, Зак, наконец-то, пошел вниз, продолжая причитать себе под нос. Я проводил его взглядом и снова уставился в потолок. У нас в городе говорили, что Зак убил своих родителей, просто размозжил им головы и закопал в саду. Когда его семья потеряла ферму, они переехали, и жили где-то на окраине в трейлере. Я не знаю, правда это или нет, но я уверен, что он был способен на такое. После того, какой мой друг Ник поправился и вышел из больницы, он отказался общаться со мной, сказав, что этот ублюдок покалечил его из-за меня, потому что я был его другом. Я понятия не имею, почему Зак так ненавидел именно меня, почему он ненавидел всех, кто был, так или иначе, знаком со мной? Но, когда его преследования прекратились, я почувствовал свободу и непередаваемую радость, даже оставшись без единственного друга. Позже я поступил в колледж, и мы никогда больше не виделись с Ником. Интересно, жив ли он сейчас? Не сожрали ли его, ведь с плохим зрением у него так мало шансов. Эта мысль заставила меня поёжиться. Скорее всего Ник уже давно был мёртв. Однажды ночью, когда я приехал на каникулы к родителям, я услышал, как на улице кричат люди, и почувствовал запах огня, где-то рядом, видимо, вспыхнул пожар. Я выглянул в окно и увидел десятки человек, бегущих по дороге, и, затем, заметил нечто, что напугало меня почти до бесчувствия. Это были ОНИ! Позже мы назовём их безликими за отсутствие определённого вида и способность мимикрировать под людей, натягивая их кожу. Но в ту ночь они предстали предо мной в своём истинном ужасающем обличии. Безликие прыгали на людей, издавая какой-то клокочущий звук, и в секунду от тех оставалась только кожа на асфальте. Они высасывали всех, как какие-то чёртовы гигантские пауки, умеющие растворять другое насекомое изнутри. Я стоял, завороженный этим ужасающим зрелищем, не в силах сдвинуться с места. Раздался хруст черепицы, по карнизу пробежалась скрюченная тень, они добрались и до моего дома… Безликий заглянул в моё окно, забравшись на карниз. Я прижался к стене, сердце молотилось просто бешено, дыхание сбивалось. И тут я услышал голоса родителей, мама говорила отцу, что надо взять ружье и проверить, что за крики на улице и что за шум? Я должен был предупредить их, чтобы они не смели спускаться вниз, я должен был закричать, но безликий прильнул к окну, высматривая свежее мясо. Я был всего в паре дюймов от него, нас разделяла лишь оконная рама и стекло. Слышал, как родители идут вниз, но не мог пошевелиться, он бы кинулся в окно и, разбив его, убил бы меня первым. Я поддался панике и прилип к этой чёртовой стене! И только когда снизу донеслись отчаянные вопли матери, безликий ринулся к крыльцу, и я наконец-то смог побежать в холл. Но было уже слишком поздно. Они убили их! Нахлынувшая на меня внезапная ярость заставила схватить катану и отрубить безликому голову, а затем и второму. Это случилось за пару секунд, как вспышка молнии. Я мог бы прибежать раньше, я мог бы спасти их, но я оказался слишком труслив. А теперь я стоял посреди своего дома, в луже крови собственных родителей, с ошмётками их кожи в ногах, и чувствовал, как всё самое светлое умирает во мне. В ту ночь эти твари убили не только моих родных, они убили часть меня…