Мое сердце вдруг остановилось.

      Этот мир наполняется красками вновь. Облака плывут по небу, переливаясь в розовых и оранжевых оттенках. Ветер обдувает мое лицо. Мне немного холодно, но это не так важно. Прошло два месяца со дня смерти отца. Я сижу на крыше. Я пытаюсь вспомнить тепло, которое ты дарил мне, папа.       Говорят, что если ночью произошло убийство, то по утру небо ограшивается в алый. Тогда почему же все для меня потеряло цвет? Я смотрю на небо и надеюсь разглядеть тебя. В фильмах ведь показывают, как умерший человек улыбается оставшемуся в живых? Тогда почему я не вижу тебя?! Почему?..       Я резко поднимаюсь и из-за этого все перед глазами на секунду мутнеет. Крыша огорожденна перилами в целях безопасности. Здесь часто совершали суициды, но вы же не думаете, что ограждение как-то прекратило эти смерти? Я подхожу к перилам и хватают обеими руками. Высоко. Здесь где-то 12 этажей. Я наклоняюсь, там много машин. Они сигналят и едут, кажется, там образовалась пробка. Я смотрю на маленьких людей внизу, они, словно маравьи. «Здесь погибло много людей, так же, как и от аварий». — Поднимаю глаза. Там дальше парк и дома с магазинами.       Перелезаю через ограду и становлюсь на выступ. Руки держат перила. Свежий поток воздуха вызывает ужасный страх. Это просто инстинкт. Я не отступлю. Я твержу это себе и мне просто хочется расхохотатся от банальности данной ситуации. Неужели моя жизнь включала в себя именно вот это?! Минутное счастье и конец?       Я нахожу нашу любимую кондитерскую. Там были вкусные пирожные. «Что значит были? Они и останутся, даже после…» — я вспоминаю все и сил не остается. Я закрываю глаза. «Вот и конец, Эммануэла» — мне до боли обидно и в тот момент, когда я отпускаю перила, чувствую как кто-то схватил меня за кофту. Я открываю глаза и вижу как зависла. Мое тело наклонилось на 30 градусов. Пять по геометрии. Потом меня резко тащут на крышу. Все это сопровождается руганиями:  — Ты с ума сошла?! Умереть решила она! Только попробуй! — мужчина дергает меня за плечи и вглядывается в лицо. По моим щекам катятся слезы.  — Поч… Почему ты не дал мне умереть? Почему? — Кажется, что у меня в горле застрял обоюдоострый нож. Маленький такой, перочинный. Он то резко раскрывается, то собирается.  — Я похоронил сына и точно не намерен хоронить единственную внучку. — дедушка смотрит на меня решительным взглядом.       Хоть он уже и в возрасте, но назвать его старым язык не поворачивался. Он был крепкий и высокий. Темные, как у меня глаза всегда были полны веселья, но только не сейчас.  — Прости меня. — Я плачу и почти надаю на колени, но он крепко меня держит. — Я так виновата перед вами… и перед папой. Ему, наверное, стыдно за меня.  — Конечно! Думаешь, он хочет видеть тебя на том свете? Уверяю, он тебя там не ждет! Это не самое лучшее место для путешествия. Билет в один конец и эконом-класс. Так себе знаешь ли… Я горько улыбаюсь, опустив голову. Он обнимает меня за плечо.  — Пошли домой. Приготовишь мне чего-нибудь вкусненького и посмотрим фильм. Ну, как идея?  — Мне нравится. — я обнимаю его в ответ и он поправляет свободной рукой свою модную шляпу.  — Да… ну, ты и экстравагантная мадам! Решила умереть в таком соблазняющем наряде! Я смеюсь, но боль внутри все не утихает. Нож снова раскрылся и я нервно сглатываю.  — Деда, только давай сначала зайдем в кондитерскую, ладно?  — Конечно, детка. Только эклеры сегодня выбираю я.  — Пфф… Ах, ты негодяй! Мы спускаемся вниз по лестнице и осуществляем все задуманное.       Женщина за прилавком, Женевьева, улыбается мне. Она знает меня, ведь я здесь частый гость. Она отдает мне покупку, но вдруг зовет меня:  — Эмма, подожди. — я оборачиваюсь.  — Да? Что случилось? Она сует мне в руку еще один пакетик.  — Это тебе. Небольшой презент от меня.  — Ох, не стоило… Она прикладывает палец к мои губам.  — Просто возьми. Я опешила.  — Спасибо.       Жизнь очень странная. Порой случаются вещи, которые ты никак не можешь объяснить. Остается лишь пожимать плечами. Я до сих пор не могу понять, почему именно мой отец подвергся этому нападению. Неужели ты сделал, что-то большее, чем остальные исследователи? Что-то, что не должен был делать?