Before the Storm

       — Каков пиздец, — почти восхищенно присвистывает Сережа, а мне впервые хочется ему врезать. Он несколько раз хлопает Эля по щекам, проверяет зрачковый рефлекс с помощью небольшого фонарика и шарит по карманам в поиске чего-то, что могло бы натолкнуть на мысль о том, что он употреблял. Но единственное, что он находит — старый разрядившийся мобильник, парочка жвачек по рублю и потертые перчатки с дырками на пальцах. Всё до безобразия невинно, ни сигарет, ни зажигалок, ни намёка на что-то запрещённое.       Но ведь что-то он употреблял, верно?       Главное — что.        — Чем его напичкали? — я осторожно провожу рукой по мокрому лбу парнишки, убирая прилипшую тёмную челку, и поджимаю губы, потому что сердце невыносимо сжимается от непонятной жалости, а после каждого прикосновения я чувствую приятную прохладу, будто морозец ползёт по пальцам, и от этого становится почему-то страшно — ведь я не могу этому чувствую препятствовать, не могу избавиться от этих ощущений. Это… странно. Это трепетное волнение, эти ободряющие слова… Ведь я не хочу это чувствовать. Но… кажется, приходится? — Вставило, смотрю, нихуёво так.        — Ты думаешь, я знаю? — устало огрызается он и вновь пытается хоть как-то растормошить парнишку, но тот только что-то непонятно мычит и хнычет, когда Серёжа отвешивает ему ощутимую оплеуху. — Ох… ох-р-ренеть ты мне делишек подкинул, конечно, говнюк. Надо его будить. Принеси воды, там на кухне возьми любой стакан и из-под крана набери холодной, окей?        — Окей, — жму плечами и бодренько семеню в предполагаемую кухню, несколько раз чуть не навернувшись по дороге, запутавшись в куче вещей, разбросанных по всему полу.       В квартире у него холодно, — и неудивительно, ведь окна наверняка вечно в статусе «нараспашку» — то тут, то там валяется всякое грязное шмотьё, использованные шприцы с подсохшей бурой корочкой крови на конце иглы, окурки и целлофановые пакетики от различной наркоты.       Н-да…       А ведь говорят, что со старшего поколения надо брать пример, да? Я, пожалуй, воздержусь, честное слово.       Меня буквально передёргивает, когда подошва моих кроссовок громко соприкасается с хрустящими осколками от разбитого стекла, словно это какой-то снег, и я буквально кожей чувствую эти острые частицы, которые могут с легкостью впиться в тело. И он здесь босиком ходит?.. Капец какой-то, ей богу. Если сейчас из вороха одежды высунется грязная голова какого-нибудь бомжа — я не удивлюсь, честно.       Россия, детка.       Стаканы все оказались грязными, поэтому мне сначала пришлось его помыть в едва-едва брызжущем ледяном ручейке, чуть не отморозив себе ладони, и лишь потом наполнить уже чистую кружку мутной водой. Рядом пробежал крупный бодренький таракан, а я едва не выронила посуду из рук и сдавленно запищала.       Блин, это реально… жутко. +1 к параметру «Наблюдательность»       Очень вовремя.       Когда я по своим следам, аккуратно крадясь на носках, добралась обратно до ванной, Серёга сидел уже весь какой-то расслабленный, почти весёлый и мутным взглядом разглядывает меня так, словно в первый раз увидел, а рядом с ним я вижу недавно использованный шприц с ещё не засохшей кровью на кончике иглы.       Кривлюсь, но говорить против ничего не собираюсь — всё-таки не маленький, мальчик уже умный, хоть и творит глупые дела.       Дикий расслабленно расспрашивает меня о пацане, знала ли я его до этого, где увидела, был ли кто-нибудь с ним, а меня прямо злость берёт, и я, обиженно дуя щёки, фыркаю:        — С человеком, собравшимся прыгать с моста? Да, целый оркестр сидел в кустах и ждал своего часа, чтобы начать играть «Похоронный марш» Бетховена! Блять, Серёг, ты, вроде, умный парень, а задаешь тупые вопросы! Если бы с ним рядом был кто-то до меня, то ты бы услышал о нем немного позже — либо увидел в новостях его бездыханный и вздувшийся труп, либо встретился бы в магазине за углом. Ну… второе, конечно, маловероятно.       Я зло мычу что-то ещё несколько секунд, а потом в полной мере осознаю, что реально превращаюсь в мамку всех и вся.       Серёжа смотрит на меня как-то странно, мол, вот этот мелкий двенадцатилетний пиздюк меня отчитал, а мне хочется гордо возвести очи и подбородок к небу, стукнув себя кулаком по груди и выкрикнув глупым голосом «да!». Я тяжело вздыхаю, глажу Даниэля по лбу, тот шепчет что-то вроде «мама», и обреченно смотрю на Дикого, который с якобы умилённым видом наблюдал за этой картиной.        — Ты помочь ему хотя бы сможешь?        — Чем? — иронично переспрашивает он, а я уже думаю — может, порыться в Системе, что-то да будет там, когда этот нарик вдруг начинает бить парня по щам с новой силой. — Подъём, давай-давай! Вставай, блять!       Я давлю желание оттащить его от почти-почти-ребёнка с криками, что это не педагогично, потому что это реально работает — Эль открывает мутные глаза и что-то снова мычит.        — Кто и чем тебя напичкал? Отвечай, когда спрашивают! — рявкает Серёжа, и даже я испуганно вздрагиваю, потому что кричит он почти у меня под ухом.        — Мне… дали! — всхлипывает он и зажмуривает глаза, по щекам начинают струится слёзы. Го-осподи, во что я вляпалась, а заодно и настойчиво вляпала бедного Дикого?       И ведь мне его так жаль…       Очень жаль…       Пх… Ха-ха!       Ни черта!       Неужели ему сложно помочь прекрасной мне? +1 к параметру «Стервозность»       Обожаю себя.        — Мозгов тебе не дали, а какую-то хрень дали, — заворчал он. — Что тебе дали? Нюхал, ел таблетки или под язык?        — Таблетка, — выдыхает он, чуть приоткрывая глаза, и видно, что он делает это с трудом, потому что в голове у него настоящая каша и вата, которую хрен разгребёшь даже поварёшкой — знаем, плавали. — Разноцветная такая, красивая и яркая, с рисунком…        — Да ты гонишь, — фыркает Серёга, проводя рукой по волосам. — Где ж ты достал-то? Их хрен найдёшь, а тут какому-то сопляку втюхали. За сколько, кстати?        — За восемьсот, — расслабленно улыбается Даниэль, чуть отползая в угол, где скапливается наибольшее количество теней.        — Говнюк!        — Окей, теперь ты мне ответь — что он принимал? — хмурясь, спрашиваю я, а Дикий, пожимая плечами, махает рукой и совсем по-детски жалуется мне:        — Прикинь, ешка! Экстази, если тебе так проще будет. Достал же где-то… Мне крыша недавно сама, конечно, таких отвалила на пробу, но этому пацану фортануло конкретно! — только я хотела было возмутиться по поводу того, что вместо помощи он восхищается наркотой, как Серый, с кряхтением поднимаясь на ноги, скучающе кидает: — Два пальца в рот, и никаких проблем. Проблюётся и всё, уже взрослый мальчик, раз где-то достал настолько редкую плюшку. — и, не парясь того, что он топает босиком по стеклу и всякому мусору, видно, привычный, уходит на кухню.       Я остаюсь с парнишкой одна, бездумно пялясь в стену и тупо хлопая глазами.        — А что дальше-то делать? — с сомнением кричу я, а из кухни, заглушая бульканье воды в хрипящем чайнике, доносится громкий хмык:        — Молись, если хочешь! Могу ему потом полисорбику дать, хоть перестанет чувствовать себя как дерьмо, но это — максимум моих сил.       «И на том спасибо, мистер добряк», — тихо огрызаюсь я, давая напутствия Элю и надеясь, что он на свой долбанутый мозг сможет нормально воспринять информацию. Эль ползёт к унитазу и, склоняясь над ним, покорно опустошает свой желудок, а я включаю воду, которая громко и болезненно плюётся ржавчиной, и ухожу в кухню за Серёжой.       Тот сидит на кухне, с шумом отхлёбывая чая из какой-то страшной кружки и громко разъясняя что-то столпившимся около его ног тараканам, а на столе рядом с пепельницей лежит сероватая чайная заварка, которую по виду использовали раз пять, и насмешливо пододвигает ко мне чашку с, кажется, зелёным чаем, но по нему видно, что он свежий, кружка помытая, а заварка используется в первый раз.       Вау.       Мне бы, конечно, поблагодарить, но я только молча киваю и угрюмо делаю пару глотков, тут же шипя от досады — горячий, собака.       Проходит ещё минут десять — Серёжа закуривает, даже как-то бодрится мгновенно, а я с сомнением разглядываю потрёпанную записную книжку, в которой записаны различные названия наркотиков и их… расписание приёма? пн, айс на 12:00 пн, новая аптека. зачёт. на 18:00 вт, новая сыпуха на 4 часа       И так далее.        — Это что? — недоверчиво переспрашиваю я, кивая на блокнот, а Дикий жмёт плечами и, ни о чем не заботясь и не принимая во внимание то, что рядом стоит пепельница, тушит очередную сигарету о стол, на котором тут же расползается некрасивое, просто отвратительное чёрное пятно.        — У меня работа мечты, малыш. Вот прикинь, короче, — задумчиво начинает он, пытаясь разъяснить как можно более понятней, — ты любишь сладкое. Вот прям до ужаса, жить без него не можешь. И тут тебе предлагают дядечки работу, суть которой заключается в том, что ты будешь, прошу заметить, бесплатно пробовать все сладости, которые они делают. Круто, да?       Я насмешливо фыркаю и делаю большой глоток чая.        — Но у тебя ведь работа не с тортиками и пирожными связана, верно?        — Умный малый, ты мне нравишься! — хохочет он, а я утыкаюсь в кружку и пытаюсь не думать о том, что творится у него в организме и сколько наркотиков он перепробовал за всю свою жизнь.       Молчим, молчание давит и даже чуть угнетает, однако Серёже оно, кажется, по боку, и дискомфорт никакой он не чувствует, в отличие от меня.       Фу, ну я не люблю молчать! У меня же столько различных историй с прошлой жизни, хоть садись и книгу пиши! А ведь молчать приходится, эх, какой сюжет пропадает!       Спустя ещё немного времени шум воды в ванной стихает, и я облегченно вздыхаю, когда понимаю, что пацана, наконец, отпустило.        — Ты его зачем ко мне-то притащил? — как некстати недовольно спрашивает Серёжа, а я кривлюсь и отмахиваюсь:        — Просто ты единственный, к кому я мог обратиться за помощью.        — Охренеть! — бормочет он, а я хмыкаю и умильно давлю улыбку, замечая в разбитом зеркале напротив, что на щеках у меня очаровательные ямочки, которые с веснушками смотрятся просто невероятно… А я всё-таки милашка! Вот была бы ещё девкой… — Вот он бы сдох, а это всё на меня бы повесили!        — Не боись, мой верный падаван, всё было под контролем! — относительно. Возможно. Чуть-чуть?.. Неа, вообще нет, ни черта не под контролем, но ему это знать не обязательно, верно?       Я неловко пялюсь в окно, за которым на город уже опускаются густые сумерки, и Дикий, замечая, хмыкает громко и насмешливо:        — Мой милый кудрявый мальчик, ты хоть знаешь, куда вернуть этого твоего мелкого?        — Ну…       В общем, вечер обещает быть долгим.       Для Дикого, а мне, кажется, пора домой — темно уже что-то…       Я натягиваю на себя куртку, отмечая, что сумку с художественными принадлежностями и парочкой зарисовок я с чувством выполненного долга где-то проср… потеряла, кхм, а в телефон мне было страшно заглядывать — чего стоят восемнадцать пропущенных от оммы и сорок четыре от аппы.       Дикий насмешливо скалится мне вслед, замечая, что я глупа, раз отказалась от сопровождения в его лице, на что мне только остается отмахнуться и ловко завязать шнурки на кроссовках.        — Пиздюлей-то не отхватишь от своих?        — Не отхвачу, — самодовольно фыркаю я и мельком смотрю на большие, старые напольные часы — ух ты ж мать, десять часов ровно.

***

       — Сейчас ты у меня отхватишь, — предвкушающее шепчет отец, роясь в шкафу и выискивая подходящий ситуации ремень, а я наполовину высовываюсь из-за дивана и сдавленно пытаюсь его образумить:        — Па, ну это же не педагогично!       Кирилл пробормотал что-то невнятное и продолжил разгребать всевозможные ремни.        — Омма, скажи ему, — молюсь я, грустно смотря на неё, а Джин Хо, приподняв брови, кивком попросила продолжить, словно чего-то ждала. — Чэба-а-аль!       Чем больше корейских слов я употребляю в разговоре с ней — тем омма добрей, это я успела запомнить за двенадцать лет, ага.       Но обычное «пожа-а-алуйста» на неё явно хорошо повлияло — Джин Хо, улыбнувшись, откусила кусочек от шоколадки и, погладив меня по чуть кудрявым волосам, поспешила успокоить отца:        — Да ладно, милый, Лей предупредил меня, что пойдёт поиграть к Машеньке и Матвею, просто я забыла тебе сказать!       Кирилл огорченно вздохнул, явно расстроившись тем, что упустил момент, когда может впервые за двенадцать лет дать мне по щам, поэтому лишь ласково пожурил омму, чтобы она предупреждала впредь и его, и, пригрозив мне пальцем, ушёл курить на балкон.       Ласковая и чуть глуповатая улыбка сползла с лица Джин Хо, и она медленно повернулась ко мне.        — Хорошо, сынок, — начала она, недобро улыбаясь. — Где ты был на самом деле и кто такой «Дикий»? Внимание! Зафиксирован сильный всплеск пламени Тумана