***
— Курить — отвратительно, знаешь? — морщусь я, а Шамал с улыбкой забирает у меня сигарету и делает тяжелую шумную затяжку, после чего выпускает струйку дыма изо рта и носа. На языке непривычно — для этого тела — горчит, в лёгких свербит, словно туда засыпали килограмм пыли, а разум пьяняще лёгок. На улице приятная прохлада, сумерки опустились на город, передёрнулись дымкой верхушки многоэтажек — непонятная поволока, радостно облизнувшись, проглотила луну и скрыла собой звёздное небо, оставляя после себя лишь судорожно поглощающую всё и вся черноту и лишь иногда пробивающиеся сквозь серый смок сухие бледно-жёлтые лучи, скупо бросаемые луной на окна и стеклянные витрины. Я слегка потянулась и, уперевшись грудью в ограждение, уставилась на вытянутые перед собой ладони. Руки чуть трясутся, да и меня саму слегка потряхивает, однако оно того стоило — никаких мыслей насчёт Матвея и его… предательства? Черт, даже знаю, можно ли это так назвать. Это ведь определённо… ну, симпатия? Явно перешедшая границы разумного, однако симпатия ведь. Мне, наверное, должно льстить, что я настолько популярна (а в таком случае я не популярна, а популярен) среди таких эксцентричных личностей, но, если честно, это больше напрягает, чем доставляет какое-то удовольствие. Бабочки в животе не пляшут, губы горят от укусов, но… никаких положительных или отрицательных чувств по этому поводу. Наверняка я должна продолжать психовать или рыдать, что, кстати, успела сделать, но я, кажется, просто посмотрела на ситуацию с другой стороны. Со стороны Вея — моего первого друга в этой жизни. То есть… Смотрите, вы едва ли не с пелёнок дружите с одним странным мальчиком, который, несмотря на взрослые мысли и разговоры, весьма похож на девчонку, из-за чего постоянно психует. В общем, дружите вы с ним уже больше десяти лет (!), отпугиваете всяких придурков, которые к нему лезут и издеваются, и тут вы резко замечаете, что считаете его уже не просто другом, а… А чем-то большим. Вы стараетесь быть с ним поближе, зовёте гулять, но тут возникает ещё одна дилемма — ваша сестра, более смелая и раскованная, расставляет приоритеты, мол, друга вашего вам в друзья, а ей в женихи. И это я знаю даже не от Матвея — Маша сама несколько раз признавалась мне в симпатии, говорила, что хрен её брату, а не я, и обещала обязательно выйти за меня замуж, даже если я буду против. Так вот, объект вашей симпатии резко обрастает преградой — вот ваша сестра, какой-то взрослый студент, который с какого-то перепугу трётся рядом с ним, затем странный замкнутый подросток чуть старше вас самих, и из-за всех них вы почти полностью перестаёте общаться, а единственный способ увидеться — это повиноваться, когда сестра тащит вас всех на прогулку. Вы эгоистичны и вспыльчивы — не зря друг часто сравнивал вас с Ураганом — и явно не настроены на то, чтобы просто так отдавать то, что нравится вам. Вы всё ещё пытаетесь сблизиться с ним, однако объект вашей симпатии вдруг резко видит в незнакомых доселе людях друзей гораздо лучших, чем вы. Он ведь даже семьёй их называет! Скорее всего, вы злы, верно? Есть лишь один шанс — показать объекту симпатии, что вы можете гораздо больше, чем эта… «семья». Сможете защитить от угрозы. Где найти угрозу? Где?.. Ведь угрозы нет! Вы понимаете, что сами должны создать угрозу и доказать то, что вы нечто большее, чем просто друг. — Он же мальчишка, просто мальчишка, который так молод и глуп, неразумный в своих суждениях ребёнок, — устало шепчу я себе под нос, инстинктивно потирая виски, когда что-то стрельнуло внутри черепной коробки. Шамал либо не слышит, либо просто специально не стал допрашивать, чему я реально благодарна. Я… господи, я же просто пытаюсь его оправдать в своих глазах! Он… он просто словил меня и начал целовать! Но ведь это ненормально. Друзья так не поступают, верно? Я и Матвей… Матвей и… и я… Чёрт возьми, я же вижу его исключительно как брата! И то младшего. И Хаято. Ах, нет, я не имею в виду, что они несимпатичные или, убереги демиург, страшные! Они очень красивые, очень даже. Но… я же старше их едва ли не на тысячу лет! Если реально не на тысячу, угх. Мы же все парни, — я, конечно, временно, лет так ещё на семьдесят, но это время пролетит быстро, словно вспышка, — и то, что они так явно показывают свою «симпатию»… это странно. Просто после того п…поцелуя, кха, от Хаято я долго не могла понять, что реально произошло. В голове было одно: «Он только что меня засосал или меня штырнуло с отката после выполненного ивента?!», и мне оставалось только хлопать глазками. Я, блин, смеялась, хохотала сквозь зубы, выдавливая из себя четырёхэтажные (потому что трёх этажей явно было мало) маты, которые навряд ли были слышны из-за смешков. И слава демиургу. И, вот знаете, единственное, что меня напрягало — это то, что если я выглядела так, словно совершила самую великую ошибку в жизни, то у Хаято был такой вид, будто он реально хотел закончить то, на чём его прервали. …Ну нахер. Это… это, блин, более, чем странно, ведь так?! То есть… Нам почти по четырнадцать. Ладно, вру, мне почти четырнадцать, а ему едва тринадцать, но ведь это и напрягает! Он… он же мальчишка! Мало того, что зелёный и далёкий до таких вещей, так ещё и парнишка. И нет, я, конечно же, не против однополых отношений. Я очень даже «за», считая то, что мои самые верные друзья — это два гея, которые, несмотря на множественные перерождения, находят друг друга в каждом из миров и постоянно вступают в отношения. Даже не изменяли никогда друг другу. На губах против воли появилась улыбка. И, знаете, эти отношения явно нечто более возвышенное, чем этот ваш фарс по типу свадьбы и недолгосрочного брака. Они любят — и любят около тысячи лет, не уставая друг от друга множественными столетиями. А ваше это банальное «Я устал/устала от наших отношений», сказанное спустя пяти лет совместной жизни… Это мерзко и жалко, вы в курсе? Вы, люди-овцы, следующие за своими недальновидными пасторами, которым без страха вверяете свою жизнь, неготовые к тому, что и в вашем стаде может оказаться волк, вешаете на людей ярлыки. «У неё что, кривые ноги? Какая гадость! Уродина, не приближайтесь к ней!» «Он так часто читает книжки и не играет со всеми в кругу? Чёрт, отсталый, наверное, ещё и, скорее всего, из бедной семьи! Дети, с этим мальчиком не дружите!» «Что? Она улыбается так открыто? Она явно думает про нас что-то плохое, нужно обязательно отловить её после школы» «Не может быть! Ему нравятся мальчики?! Больной, больной и сумасшедший ребёнок! Это отвратительно! Ему нужно к психиатру, нет, сразу в психиатрическую клинику и закрыть его там навсегда!» Омерзительные создания, не видящие дальше своего носа и презирающие тех, кто чуть оступился и шагнул за линию их понимания «нормального». Это даже смешно. Я не говорю про себя, я, возможно, та ещё тварь, но мои ребята явно выше этого всего. Вот бы увидеть их в этом мире хоть глазком, честное слово… Итак, да, я не против однополых отношений, да и идти против общества не так страшно (в который раз, тем более), однако для меня это всё как-то непривычно. Я же всё-таки всё ещё женщина, и от этой своей личности так и не отказалась, несмотря на то, что уже привыкла говорить о себе вслух в мужском роде. — Я запутался, — честно призналась я Шамалу, пряча лицо в ладонях и упираясь локтями в железное ограждение моста. — Всё так… сложно! Дай сигарету, хрен с ним. Лёгкие словно кипятком ошпарило, однако я сжала губы до побеления и сделала ещё одну затяжку под тёплым насмешливым взглядом мужчины. С тихим «чпок» отскакивает крышка от бутылки, и Шамал прикладывается к горлышку. В ноздри ударяет запах алкоголя, принюхавшись, я различаю почти невесомый горький аромат спирта — коньяк, чёрт возьми. Горло и губы сразу пересохли, словно я в завязке, и я невольно чихаю. — Шли они, все эти рассуждения. Хочу в Японию, вот, — фыркнула я, стирая рукавом хлещущие по щекам слёзы и прокашливаясь, но всё же продолжая затягиваться. Терпкий вкус табака на языке оставлял в сердце какую-то приятную нотку, которая наталкивала на воспоминания о… Родине? Можно ли так её назвать? Да, определённо. На своей очередной Родине меня знали едва ли не все, я была порнозвездой, не брезговала наркотиками и дымила, словно паровоз, прервав свои развлечения лишь на момент беременности. А потом меня задушили в тёмном переулке — сколько бы не орала, сколько бы ни притворялась мёртвой — убийца мой явно был экспертом в этих делах, потому что душил до последнего. Последнее, о чём я пожалела — так это о том, что всё-таки сдала свою дочь в детдом и не вырастила, как подобает. Я ведь… так хотела ребёнка! Так хотела… Возможно, я была бы для неё просто ужасной матерью, и мне кажется, что я сделала лучше, подарив ей шанс на лучшую жизнь. Дочь порнозвезды — ну разве не смешно? Сколько бы издёвок ей пришлось бы вытерпеть, сколько пришлось бы пережить! А ведь когда-нибудь она меня бы спросила: «Мамочка, а кем ты работаешь?». «Мамочка, почему у меня нету папочки, как у других ребят?». Что бы я ответила моему лучику света? Что её мамочка решила податься в шлюхи от нечего делать, от вседозволенности и бесстрашия перед следующей жизнью? Что её мамочку каждый школьник и молодой человек знает в личико? В общем, я просто отказалась от своей дочери, когда ей ещё и дня не было. А потом… Вновь круговорот перерождения, и вот я уже и сама чья-то дочь. Я скривилась от тревоги и тоски. — А знаешь… Ещё я хочу выпить. Напиться, чёрт возьми. Дай бутылку. — Тебе лучше этого не делать, — смеясь, предупреждает и без того чутка поддатый Шамал, а я закатываю глаза и улыбаюсь уголками губ: — Мне много чего лучше было не делать, поверь уж. А теперь дай сюда этот чертов коньяк, я уже слышу его зов. На душе было горько, но я перебила это горечью посильнее — коньяк обжёг глотку, плавно растекаясь по дну желудка горячим пламенем, и я закашлялась, вытирая губы рукавом. Решительно приложившись к бутылке во второй раз, ощутила лишь дрожь в коленях и странное тёплое чувство, обволакивающее разум получше любой сигареты, перед глазами поплыла поволока. Алкоголь подействовал не сразу — сначала хотелось отплеваться, запить водой, чтобы вкус пропал, однако уже минут через пять захотелось глотнуть ещё и опустошить бутылку к чертям собачьим. — Ну как? — интересуется Шамал, улыбаясь и аккуратно высвобождая бутылку из моих цепких пальцев. — Мне нет даже шестнадцати, а четырнадцать будет только через пару месяцев. Я — наследник мафиозной семьи, владею «Пламенем», магической силой, которая доступна лишь менее пятидесяти процентам населения нашей планеты. У меня есть Хранители — наркоман, суицидник, блондин-подрывник, а сам я, кажется, обрёл гарем из парней, хотя я, вообще-то, тоже парень. Я напился. Ещё я резко захотела… захотел покраситься в блондина. Чувак, да мне охуенно, — хихикнула я, напутав с родом, который нужно использовать в разговоре с другими людьми. А вообще… меня это волновало мало. Я задолбалась. — Воу, мальчик, вот это тебя хорошо так вставило, — не без улыбки выдал Шамал заинтересованным голосом, наверное, удивившись тому, что я уже готовая спустя три крупных глотка. Веселье прошло спустя минуты три. Улыбка медленно сползла с лица, я закрыла лицо ладонями и зажмурилась, пытаясь сдержать слёзы, из-за которых глаза начали неприятно щипать. — Хочу домой, — призналась я и поджала губы. На глаза навернулись непрошенные слёзы, я быстро шмыгнула носом и вытерла их рукавом кофты. Я крепко сжала челюсти, зажмуриваясь, и судорожно выдохнула. — Да чтоб его! — выругался Шамал, отпрянув от меня. Частая смена эмоций — о, чисто по-бабски. У меня моральное ПМС, всё, отстаньте от меня. — Всё, ладно, ладно, чего ещё хочешь? — явно пытаясь меня успокоить, аккуратно поинтересовался Шамал, забирая у меня бутылку, а я посмотрела на него честными глазами и жалобно выдала: — Мороженое. И в Японию хочу. — Пошли, — тяжело вздохнул он, а я едва не подпрыгнула на месте, недоверчиво на него вылупившись. — В Японию?! Шамал по-доброму захохотал, потрепал меня по макушке и щёлкнул по носу, словно несмышлёного ребёнка: — За мороженым. Пока без Японии. — Но потом сразу Япония, — предупредила я его строго, а потом снова услышала хохот и удостоилась вновь быть с растрёпанными волосами. Всё-таки он крутой. И чёрт с ним — с прошлым, с будущим и всеми другими проблемами, ведь… — Стоп, это что, с шоколадной крошкой?! У меня есть пока что дела поважнее. Например: взять ванильный рожок или стаканчик с шоколадной крошкой. Да.***
— Я волновался, — пыхтит Хаято, насупившись, а мне остаётся только устало зевнуть и отмахнуться от него, словно от назойливой мухи. От меня наверняка воняло алкоголем за версту, по воротнику было незатейливо размазано мороженое, которые мы с Шамалом едва поделили, а руки и рукава пропахли сигаретами. Блондинчик ошарашенно хлопнул глазами. — Ты… Лей! Я доверил тебя этому старику, надеясь, что он последит за тобой, а не споит! Я закатываю глаза и кривлю лицо в гримасе, проходя на кухню, где спокойно курил в форточку Дик, под назойливое жужжание Хаято под ухом. Серёжа без лишних слов двигается, позволяя мне примоститься рядом, и протягивает сигарету, на что я благодарно киваю и откидываюсь на спинку стула, стараясь унять головокружение. — Моль, ну не лезь ты к нему, а, — хмурится он, когда Хаято замолкает и просто начинает хмуро смотреть на меня, застыв в одной позе — руки, как говорится, в боки, чуть постукивая носком в знак раздражения. Меня смешит это «Моль», потому что я знаю, что Хранитель мой обращается к Хаято так, когда чем-то недоволен, и я чуть хихикаю. Хаято обиженно смотрит на нас. — Дай хоть сегодня Лерке почувствовать себя разбитым. — Я волновался, — тяжело повторяет Хаято, но Дик только дружелюбно хлопает его рукой по плечу и понимающе кивает, кидая на меня предупреждающие взгляды: — Мы тоже. И Дан, и я. Но уши надрать ему я позволю себе только завтра, потому что сегодня он похож на амёбу, чем на того, кто готов принимать пиздюли. — На добром слове спасибо. На моё ворчание никто не обратил внимания, только Хаято бросил взгляд на сигарету в моих руках и без стеснения присосался к ней, делая жадную долгую затяжку, даже не позаботившись о том, чтобы освободить её из моих пальцев. — Кстати-и! — напоминаю я о себе, пока два этих придурка переговариваются на тему того, какая я безответственная и глупая, и улыбаюсь, когда взгляды Хранителей скрещиваются на мне. Начинаю шариться по карманам — оттуда выпадает помятая сигарета, пробка от коньяка, парочка жвачек за тридцать копеек и чупа-чупс за рубль, на которые я смотрю едва ли не с любовью — и достаю, наконец, оттуда помятую бумажку. — Вы же в курсе, что у нас тут некоторые офисы авиакомпаний работают круглосуточно? — Ну и? — А мы вот в Японию летим с Шамалом, — хвастаюсь я, махая билетиком перед их носами. Хаято бледнеет, а Дик напрягается. — Пистолет — лучшее средство для того, чтобы высказать то, насколько нужны нам были билеты! — А?.. — но Хаято тут же осекается, когда я улыбаюсь ещё шире и треплю его за щёку. — Нам же нужен экскурсовод! Поэтому ты вместе с нами летишь. Так, с родителями я договорюсь, наверное, хм, осталось только вещи собрать — и всё! — А?.. — я вновь прерываю Хаято, весело хмыкая: — Нахрен загранпаспорта, у нас всё ещё есть пистолет, а он, ты знаешь, лучшее средство, вот. Дик некоторое время сидит и просто щурится, а потом не выдерживает и вкрадчиво так спрашивает: — Какого, блядь, хера. Я почти радуюсь, когда Система вновь показывает себя, но лишь на секунду, потому что в следующее мгновение я чуть сбледнула, прочитав выскочившую табличку.Внимание! Зафиксирован сильный всплеск Пламени Облака!