Механика прикосновений

      — Что это за бродяга разлегся в нашей гостиной?       Раздражение Говарда Старка больше демонстративно, чем реально, об этом свидетельствует улыбка его дорогой супруги, которая продолжала плавно водить пальцами по клавишам фортепьяно.       Тони все ещё пьяно улыбается.       От младшего Старка за версту разит табаком и дешёвыми духами очередной однодневной пассии. Всем своим видом этот мальчишка напоминает уличного блудливого кота, чем будущее человечества, которым хотел бы видеть его Говард.       Вечно дерзит и пререкается, не желает использовать свой мозг на полную мощность. Наивно считая, что раз он в свои семнадцать уже окончил MIT то, может каждый день пить в своё удовольствие.       И мужчина совершенно не представлял, как достучаться до разума сына, чтобы тот понял всю печальную и крайне темную картину их реалий.       — Нет. Я сказал нет. Мария.       Женщина лишь пожимает плечами, не желая влезать в спор между мужем и сыном, тем самым всем своим видом показывая, что уже решила встать на сторону последнего. Она сама вчера устала доказывать Говарду, что Рождество семейный праздник и не важно, работа, другие сверхважные дела.       В конце концов ребёнок у них только один, каким бы бестолковым и непутевым он не хотел казаться.       Ей сложно удержать улыбки от доводов Тони, который даже бронежилет на себя натянуть успел, не забыв выхватить из холодильника бутылку минералки, всем своим видом демонстрируя, что он готов ко всем возможным ненастьям.       — Если ещё и аспирин дадите, то готов даже принять гнев всех полковников и генералов, а в частности тети Пегги на себя, да, — уверенно кивает, демонстративно отдавая честь и вставая по стойке смирно, радуясь, что его мальчишество, как всегда нашло отклик в улыбке матери. Да и отец уже перестал хмурится, видимо смирившись.       — Да ладно тебе, там же все будут, — юное дарование ощутимо оживляется, — Капитан вредная задница тоже ведь, правда?       — Тони.       — Что? Он же, правда, вредная задница! И ты такой же, раз не хотел брать меня, — младший Старк упрямо поджал губы.       Быстро конфисковав из рук отца чемодан, убегая в сторону машины, крича о том, что спорить с ним всё равно бесполезно, иначе спалит дом к чертям, если они оставят его одного со свободным доступом к бару.       — И в кого он такой.       — Действительно, — Мария усмехнувшись, принялась заботливо поправлять галстук супруга, — А кто грозился взорвать галерею, если я не пойду с ним на свидание?       Говард улыбнулся в ответ, ласково целуя жену, под руку выходя вместе с ней на улицу но, не удерживаясь, чтобы не закатить глаза от того, что их ребёнок в лице неуправляемого восемнадцатилетнего подростка уже уснул на заднем сидении машины, крепко обняв бутылку с водой.       Говард сдержанно выдохнул, жмурясь от боли.       Машина слетела в кювет или в фонарный столб, кажется все-таки в столб. Свет так неприятно бил по глазам, отвлекал.       Он спешно бросил взгляд на жену, которая, кажется, была без сознания, но мужчина четко видел, как её грудная клетка двигалась.       Старк стиснул зубы.       С рукой было не совсем в порядке, но он упрямо, пересилив боль, дотянулся до заднего сидения.       От столкновения Тони упал вниз, кажется, тоже потерял сознание или просто так крепко спал, пульс был слишком ровным, но главное, что он прощупывался. Глава Старк Индастрис спешно отстегнул свой ремень, попытавшись выбраться из автомобиля.       — Сержант Барнс? — все происходит, как-то слишком быстро.       Секунду назад Говарду казалось, что Джеймс Барнс в него выстрелит, а в следующую его оружие уже разрублено пополам до смерти знакомым щитом.       Говард никогда ещё не был, так рад, появлению капитана Роджерса.       Тони больно моргать.       Голова раскалывалась невыносимо сильно, настолько, что даже стонать от боли казалось, чем-то непосильным. Он слышал голоса. Быстро узнавая голос Капитана Америка о чем-то громко спорящим, разумеется, с отцом.       С кем же ещё можно спорить, если Говард был здесь. Кажется, мама пыталась ввязаться в разговор, но ей и слова не давали вставить. Был ещё какой-то голос, но младший Старк не мог узнать его.       — Эй, — Энтони хмурится, вытирая кровь с виска, все ещё прижимая к себе бутылку с водой, найдя в себе силы, чтобы вылезти из машины.       Он непривычно тих для самого себя, чтобы привлечь внимание взрослых, даже когда пытается говорить громче, почти сразу же хватаясь за голову.       Аспирина Тони так и не получил, что очень негативно сказывалось на его способности здраво оценивать ситуацию, а ещё этот жуткий, тихий, но такой раздражающий писк, до боли похожий на детонатор взрывчатки.       Энтони сам не понял, в какой момент потратил все свои возможные силы на то, чтобы кинуть бутылку в сторону Капитана. Зная, что у него рефлексы сработают куда быстрее, чем разум, и он прикроет собой, и щитом людей за спиной. Главное, что с мамой будет все хорошо, остальное не важно.       Ему тяжело и больно дышать, грудь раздирает так, что хотелось разодрать бронежилет к чертям. В ушах невыносимо гудит, а перед глазами какая-то каша, не точные картинки.       Тени, вспышки, кажется, мама плачет. Стыдно. Ему всегда стыдно, когда Мария плачет из-за него. Голос отца непривычно взволнован и нервный, он по чем свет орёт и материт Роджерса, посылая его куда подальше.       Ему хочется вступиться. Тони до безумия хочется, чтобы Говард прекратил прогонять куда-то капитана, а мама прекратила рыдать, но почему-то сил хватает только на то, чтобы думать, что грудная клетка невыносимо горит, а ещё кажется, его сердце стало биться медленней. Или быстрее. Чёртово Рождество, День благодарения он всегда любил больше.

***

      Старк тихо вдохнул, умываясь, чтобы смыть водой лишние волосы.       За последние двадцать лет он сильно оброс, пришлось ощутимо постараться, чтобы привести себя в божеский вид.       И определенно ему нравится эта бородка.       Со стороны зеркало на него смотрит мужчина с подобной. Вырвал страницу из журнала матери, какой-то художник популярный в семидесятые. А может и нет. Ему просто нужно было, чем-то себя занять, пока Джарвис занят сборами необходимых проектов. В конце концов, он засыпал, когда ему и девятнадцати ещё не было, а теперь два года до сорока оставалось дотянуть.       Мелочи. Все мелочи.       Это было мелочью, когда он очнулся обнаружив в своей груди дыру и кабеля подсоединенный к аккумуляторому магниту.       Мелочи, когда отец смотрел на него неверующим взглядом, что какой-то сопляк вроде его непутевого сына, смог довести до ума дуговой реактор и уменьшить до нереальных размеров для технологий их времени.       Мелочи, что палладий начал медленно, но верно отравлять Тони, которому так отчаянно не хотелось умирать.       То, что отец все это время знал о том, что сын с ума сходит от своей неразделенной влюбленности к Капитану Америка.       То, что родителей пытались убить уже не первый раз.       То, что ещё не существовало технологий способных заменить палладий и сохранить Энтони жизни.       То, что его пришлось заморозить с магнитом в груди, чтобы дождаться нужного часа, дня, месяца, года.       Это все сущие мелочи, что все это время его мозг продолжал существовать в виде голограммы в их тайном убежище в котором были только Старки, но родителям время от времени нужно было его покидать.       Мелочи.       Что однажды они не вернулись.       И все, что мог себе позволить Энтони это кричать в эту звенящую пустоту в виде подрагивающей прозрачной копии самого себя, не имея возможности даже заплакать от бессилия и раздирающей боли.       Смотреть на собственное тело в капсуле заморозки, осознавая, что на прощание мать даже не смогла его коснуться по-людски. А отец наверняка до последнего винил себя во всем.       Он оказался заложником собственной жизни. С единственными собеседниками в виде андроида, который полностью копировал его и Джарвиса, искусственного интеллекта, который они с Говардом списали с их дворецкого.       — Мне нравится, — мягкий женский голос.       Тони предпочел наградить Пятницу образом одной милой рыжей девушки из университета, Вирджинии кажется, она отшивала его, по меньшей мере, раз семь, поэтому он и запомнил.       Её голограмма была мягко оранжевого цвета, она даже умела кокетничать.       Мило склонив голову в сторону, внимательно наблюдая за своим создателем, докладывая о том, что новый реактор в его груди работает исправно. Больше ничто не отравляет кровь.       Старк слабо улыбается, задумчиво барабаня пальцами по инородному телу в своей груди, не находя ничего по вкусу в своих старых вещах, но переводит задумчивый взгляд в сторону комнаты родителей.       Костюм отца сидит, как влитой. Кто бы мог подумать, что когда-то он сам захочет, выглядеть не как бомж.       Годы-годы.       Ужас.

***

      Тони слабо улыбался собственным мыслям, полной грудью вдыхая свежий Латверский воздух.       Андроид наворотил дел спасая ему жизнь, приходилось это расхлебывать. Старк стоял на той самой башне, откуда прыгнула его молодая копия, без скрытого восхищения разглядывая жизнь от которой слишком долго спал.       — Сверху сумерки нисходят, близость стала далека*…       —…и прохлада через зрение. Проникает в сердце к нам, — в тон незваного гостя, успевая подумать о том, что в последнее время они зачастили, заканчивает стихотворение Дум, — Гёте.       Тони мягко улыбается, удерживая одну руку в кармане брюк, не спеша, поворачиваясь к своему собеседнику.       С выражением продолжая их поэтическую встречу на башне в сей прекрасный вечер.       — Как сладко я спал. В темноте, в тишине. О смутных тревогах. Шептал в полусне.*       Виктор молчит, достаточно долго, но не настолько, чтобы было не стыдно признать своё незнание автора этих строк.       — Блейк. Его проза о любви куда популярней, рассуждений.       У Старка было более, чем достаточно времени, чтобы познакомиться с творчеством многих людей. Деятельность Виктора фон Дума в их числе. Его докторские работы определенно заслуживали внимания.       Они почти синхронно смотрят в сторону. Вниз, по направлению к темницам. Где явно происходило какое-то оживленное действие.       — Стало быть, вы отвлекающий маневр? — с заинтересованной улыбкой протягивает хозяин замка.       — Ничуть. Я ваш будущий деловой партнёр, Виктор, — Тони уверен в сказанном настолько, что кажется даже недопустимым то, чтобы сомневаться в его словах.       — Поэтому вчера вы напали на мой замок и украли мои технологии, а теперь вздумали похитить моих пленных, — почти с радушной улыбкой, за которой легко распознать иронию, подмечает Виктор.       — Отдаю долги, — мягко поправляет Старк, неторопливо подходя к собеседнику, небрежно кивнув, — Им тоже должен, но не так сильно, как вам.       Дум заинтересованно мычит в ответ, не противясь своему любопытству, которое привлек голубой свет, отчаянно пробивавшийся сквозь черную рубашку собеседника, всеми правдами и неправдами требуя к себе внимания.       — Стало быть..., — сложно не уточнить, — Но официально, вы числитесь мертвым, — не каждый день, встречаешь человека с реактором в груди, это слишком любопытно, а любопытство не чуждо и правителям, — Позволите?       — Без вести пропавшим, если быть точнее, — в тон хороших манер, Энтони кивает, — Да, конечно.       Старк неторопливо расстегнул пуговицу на пиджаке, перекочевав ловкими пальцами на рубашку, доставая её из брюк, обнажая грудь.       Это любопытно и в тоже время загадочно прекрасно. Дум улыбается, треугольнику в середине реактора, который, в самом деле, был сродни чуду.       Тот большой прототип, так и остался нетронутой, незавершенной технологией мертвых ныне гениев, а здесь и сейчас, он может наблюдать, и касаться…       А так же спасать обладателя этой замечательной технологии.       Виктор едва коснулся реактора, хотя успел подметить, что Старк отпрянул от него ровно в тот момент, когда пальцы соскользнули на кожу, будто бы ошарашенный током.       Но Дум уверен, что контролировал себя в этот момент.       Тони тяжело дышит, сжимая зубы настолько, что сводит челюсть. Он совершает большое усилие над собой, чтобы не отталкивать Дума.       В конце концов, тот спасает его жизнь, удерживая в прямом смысле от падения вниз. Виктор сжимает руку Старка, с силой прижимая ткань к коже, убеждаюсь ещё раз, что дело было не в прикосновении в целом.       И Тони озадачен происходящим куда сильнее, чем правитель Латверии.       Дум не резок. Неторопливо тянет мужчину, забирая от края. Будто бы в танце, прокручивая, несильно прижав к себе. Не скрывает своего любопытства от происходящего ни капельки.       — Я верну фирму себе, — Старк все ещё тяжело дышит, даже голос немного осип от волнения.       Большие карие глаза внимательно смотрят на Виктора, полностью завладевая его вниманием.       — Я в состоянии перевернуть идеями и проектами весь мир. Они будут меня слушаться. Они…       — Энтони, — это интересно.       То, как брюнет реагирует на своё имя. С неподдельной наивной щемящей тоской в глазах.       Завораживает.       Почему-то появилось желание говорить с ним на французском. Он выглядит, как человек, с которым стоит говорить на французском. Странные желания.       Ещё вчера Думу хотелось изжарить того, кто так просто взламывает его систему, а сейчас позволяет ему воровать снова.       — Эн… — Виктор слышит чужой голос в районе ушей Старка.       Странно, он не заметил наушников, а потом и вовсе забыл договорить имя своего возможного будущего делового партнёра, заметив за его спиной нечто ещё более прекрасное, чем редактор.       Красный с золотым бронированный костюм.       В духе Старков. Дум ещё слабо понимал, что конкретно это должно значить, но это явно создано не для того, чтобы прятаться.       — Стало быть, ваш ответ, да, — Тони старательно делает вид, что все в порядке, хотя все о чем он только и может думать, это какого хрена с ним, только что произошло.       — Думаю, вы сами поймёте, когда можно вылетать в Нью-Йорк для улаживания бумажной волокиты, — Старк позволяет броне окутать своё тело, — До скорой встречи, Виктор.       И как плавно взлетает.       Это совершенное и прекрасное зрелище. А от сопоставления фактов, Дум и вовсе расплывается в странной улыбке.       Ещё вчера, Тони Старк официально был мертв, уже сегодня он представил миру, два новых чуда света. А может быть куда больше.       — Вы странно улыбайтесь, хозяин, — думбот, неуверенно смотрит на Виктора, пытаясь понять, чем могла, была вызвана эта улыбка.       Хотя он давно подозревал, что хозяин тронулся.       — Эй, ты давно не бывал в Нью-Йорке? — мужчина все с той же улыбкой у себя на уме, подмигивает боту.       Настроение на высоте, даже никого не хочется подпалить.       — Пусть Второй собирается. Завтра вылетаем.