Кровные узы

      И вновь утро. Я проснулась почти сразу как услышала, по-моему, самый противный на свете звон будильника. Потянулась на кровати и села. Шесть часов утра. Я жива, здорова и раздражена. Раздражена, потому что кажется, что всю ночь занималась какой-то чёрной бухгалтерией, из-за чего нервничала и устала. Тело тем не менее было полно энергии. Вот значит каково это? И то есть награда за старания ночью — психологическое истощение? Ладно если это длится недолго, у меня это в принципе впервые, но что, если это уже продолжается в течении не маленького промежутка времени? Я скосила взгляд на Кэссиди. Мальчик, по-видимому, тоже проснулся, так как я видела, как он убирает в ящик тумбы фонарик, но после он продолжил лежать в кровати. Не зная, как к нему подступиться, я решила поговорить с ним позже. Сейчас мне стоило привести себя в порядок и приготовить завтрак. Поставив себе задачи, я застелила пледом раскладушку и направилась выполнять выше сказанное.       На самом деле этой ночью мы нормально не смогли поговорить. Я видела, что Кэссиди не был готов довериться мне по его плотно сжатым губам и попытками не смотреть мне в глаза, когда я заговорила об этом. Требовать от него доверия я не могу, так как сама прекрасно понимаю как это сложно. Поэтому мне нужно как-то сблизиться с ним. А как это сделать уже проблема. Что я знаю о нём? Я постаралась максимально напрячь свой мозг, выуживая оттуда всё, что касается мальчика. Зовут Кэссиди Афтон, младший в семье, имеет проблемы с кошмарами, братом, возможно отцом, возможно страдает от проблем с уверенностью в себе из-за ситуации с матерью, имеет аллергию на шоколад, дружит с плюшевой игрушкой, от которой у меня мороз по коже. И это всё? Я даже его точный возраст не знаю. Неудивительно, что он отказывается доверять мне.       — Успокойся, женщина. Что тебе сделало бедное тесто? — я вздрогнула, услышав голос Майкла, а после взглянула на свои руки, держащие в руках венчик. Далее я заметила разбрызганные капли теста и муки по всему столу, а также на моей одежде. Обречённо вздохнув, я взяла тряпку и стала вытирать стол, — Кэс не дал выспаться? — я услышала скрип стула и поняла, что Майкл не собирается как в прошлый раз уходить, бросив какую-то фразу, а намерен поговорить. И чего он добивается? Будто ему есть какое-то дело до меня. Чувствуя, как начинаю раздражаться, я стала сильнее натирать поверхность стола, надеясь таким образом хоть немного избавиться от стресса, — Он может быть немного шумным из-за кошмаров, — я чуть вздрогнула и обернулась через плечо, встречаясь с внимательным взглядом Майкла.       — Кошмары? — было бессмысленно отнекиваться, когда он понял, что сумел привлечь моё внимание. Поэтому стоит узнать у него то, что ему известно. Я отложила тряпку и сложила руки на груди, пристально смотря на парня.       — Да. Он раньше просыпался с криками посреди ночи. Потом всё пришло в норму, но я же не слепой, я вижу, что он выглядит как засыхающий одуванчик, — я заметила как на этих словах он усмехнулся, но не с издёвкой, а с какой-то детской радостью, однако глаза его не выражали ничего подобного — они казались пустыми, будто у бездушной куклы, в которую встроен динамик с заранее записанными фразами, — Так что полагаю, что он просто скрывает это, — он вдруг резко перестал разговаривать и уставился на меня, и то как он это сделал заставило съёжиться что-то внутри меня. Почему-то сейчас он напомнил мне своего отца — я ощущала почти такое же напряжение, когда находилась с Афтоном старшим наедине, — Не пойми меня неправильно. Мне нет до тебя дела до тех пор, пока ты не лезешь в дела нашей семьи, — он подходил ко мне всё ближе с каждым произнесённым словом, и в конце концов он встал вплотную ко мне, смотря на меня не холодным взглядом Уильяма, а обжигающим, полным неясных мне эмоций. А я не могла понять почему до этого казавшийся мне парень — мой одногодка — вдруг стал казаться более высоким и зрелым чем я, — А что касаемо мелкого нытика — держись от него подальше, ты меня поняла? — он злобно, даже агрессивно прошипел мне эти слова прямо в лицо, а после тут же развернулся и покинул кухню.       А что я? Я не знала удивляться мне или злиться. Удивляло то, что похоже он в какой-то степени заботится о младшем. А злил тот факт, что он думал будто я способно причинить Кэссиди вред. Да и вообще! «Мелкий нытик»? Он очень странно выражает свою заботу. Да и забота ли это? Что если он просто не хочет, чтобы у его «проделок» появился свидетель? Если это так, то вынуждена разочаровать тебя, Майкл. Я не намерена оставлять Кэссиди одного.       В голове это звучит грозно, а в реальности я, продолжая свирепо мучить тесто, скорее выгляжу смешно. Однако сказать ему это в лицо у меня ещё явно будет шанс. Возможно, не сегодня, но я покажу ему, что я не просто кто-то убирающий дом и отводящий взгляд каждый раз, когда здесь что-то происходит. Никто не имеет права говорить мне, что делать, а уж тем более он.       Позже я вернулась в комнату с подносом, на котором были по две тарелки блинов и кружке чая. Приняв во внимание вчерашний случай, я, завершив приготовление завтрака, взяла две порции с собой. Открыв кое-как дверь, я сразу посмотрела на мальчика, вернее на его макушку, выглядывающую из-под одеяла. Будить его я не собиралась, по крайней мере не сейчас. Поэтому, поставив на комод его порцию, я взяла свою и уселась на раскладушке вместе с заранее прихваченной из гостиной книгой. Под тихое сопение я уплетала блины, политые шоколадом, и читала книгу под названием «Убить пересмешника». Спустя пару предложений я уже с головой ушла в мир романа, наблюдая за историей брата и сестры. Уже спустя время, когда блины были съедены и чай выпит, а посуда стояла на полу возле раскладушки, читая один из моментов романа о Страшиле, я невольно вспомнила об одном конкретном событии этой ночи. Тут тоже был свой загадочный Страшила, который прятался в детской игрушке. И я очень сомневалась, что он относится ко мне хоть с какой-то толикой дружелюбия. То, что он появился тогда передо мной стечение обстоятельств, ему нужно было помочь Кэссиди, но сам он был сделать не в состоянии. Но так ли это? Вспоминая те огромные когтистые лапы, я не могла не представить, как они разрывают то, что навредило Кэссиди. Так почему же он бездействовал? Почему перекинул спасение своего друга, если я правильно понимаю связывающие их отношения, на кого-то совершенно незнакомого?       Я смотрела на книгу в своих руках так, будто в ней могут быть ответы на мои вопросы, но их там не могло быть, как бы я этого не желала. По итогу роман был благополучно положен на пол под раскладушкой. А я продолжала размышлять о плюшевой игрушке, не дающей мне покоя.       — Почти десять… — я подняла голову на голос и увидела сонного Кэссиди, смотрящего в сторону комода. Догадываясь, что он смотрит на часы, в голове мелькнула мысль о том, что скорее всего у него уже вошло в привычку по пробуждению смотреть на них. Он перевёл взгляд на меня, как-то глупо моргнул, а после встал с постели и стал застилать её, — Почему ты меня не разбудила? — продолжая своё занятие спросил он.       — Тебе нужен сон.       Он глянул на меня после моего ответа как-то вымученно, понимая, что я права, но в то же время зная, что столь долгий сон может вызвать вопросы у остальных членов семьи. Не то чтобы меня это волновало. Я была готова в случае чего начать спорить с Уильямом о том, чтобы младшему дали поспать, а Майкла гоняла бы тряпками отсюда. Но главу дома я не видела со вчерашнего вечера — предполагаю, что он до сих пор находится в подвале. Чем он таким занимается, что даже ночь он провёл там? Невольно вспомнились увиденный мною чертёж. Хотелось бы мне досконально изучить его, но обстоятельства не позволяют. Вряд-ли Майкл второй раз решит мне помочь. Майкл… Хотелось бы мне узнать у Кэссиди, что именно с их отношениями, но он не ответит мне. Уж точно не сейчас. Я для него сейчас вынужденный партнёр — не более. Однако не могу понять своё желание узнать об этом? Мне до такой степени любопытно? Не помню, чтобы меня настолько сильно привлекали события в жизни незнакомых мне людей. Не хочу забивать голову ненужной информацией, но хочу знать. Раздражающее чувство противоречивости засело в голове как паразит, высасывая все соки.       В комнату вернулся Кэссиди, до этого незаметно ушедший. Пока я спорила в голове с собственными желаниями, он уже успел сходить умыться и переодеться. Мой взгляд невольно зацепился за его спутанный по обыкновению волосы. И почему он их не расчёсывает? Не поверю, что он относится к тем мальчишкам, которые считают это девчачьим делом. Он не глупый ведь, это не может быть причиной.       — Почему ты не расчёсываешься? — мальчик, до этого взявший с комода оставленную мной тарелку с блинами и начавший их есть после того, как сел на кровать, вдруг подавился. Я спросила что-то плохое? Не могу понять причину такой реакции.       — …Я не могу, — спустя несколько секунд ответил он, при этом стараясь не смотреть на меня.       — Не умеешь?       — Нет, — он мотнул головой, продолжая смотреть в тарелку, — Просто не могу. Волосы постоянно путаются, и… — он замолк на мгновение и отвернулся. Я сразу заметила его покрасневшие уши и начала подозревать к чему он клонит, — …расчёска ломается…       — В-вот как? — я постаралась казаться невозмутимой, но в голосе всё же была слышна улыбка, а уже после я, не удержавшись, рассмеялась. Кэссиди что-то пробормотал и стал есть блины, желая отвлечься, — Мне помочь тебе с этим? — он удивлённо взглянул на меня, не ожидая такого, а после, слегка неуверенно, кивнул, — Правильно. Ты должен следить за собой не зависимо от пола и возраста. В ином случае ты можешь стать изгоем.       Наверное, мне не стоило этого говорить — подумалось мне, когда я увидела, как печально он улыбнулся и каким знающим взглядом он смотрел на меня. И почему я не слежу, о чем говорю рядом с ним? Знаю же, что он не обычный ребёнок, но продолжаю наивно думать, что он не поймёт истинного смысла моих слов как большинство его сверстников. Мне стоит уже свыкнуться с этим и перестать говорить то, что может как-то задеть его. Хотя почему меня вообще это волновать должно? Я искоса взглянула на Кэссиди, который увлечённо поедал свои политые черничным джемом блины. Выглядит как ребёнок, ведёт себя как ребёнок, по крайней мере в большинстве случаев, и оттого сложно признать в нём равного себе. А стоит ли говорить о том, что я большинство взрослых за равных не считаю? Какая тогда может идти речь о нём? Я не люблю детей за вечный плач и баловство. Кэссиди не творит какую-то ерунду, а плачет… Он плачет, но так тихо, пытаясь не потревожить никого. В груди почувствовалось какое-то неприятное ощущение стоило вспомнить инцидент сегодняшней ночи. Я поджала губы, понимая, что именно я ощущаю. Я видела его слёзы и до этого, но они не волновали меня. Не волновали по той причине, что я тогда не задумывалась о нём. После первого раза «там» я должна была понять, что Кэссиди не такой как остальные. И часть меня понимала, но я не желала этого принимать, считала, что он уже просто свыкся со всем. Ну не идиотка ли? Ребёнок не сможет привыкнуть к такому. Да даже взрослый не факт, что сможет. Я умею смотреть на ситуацию со стороны, но в этот раз я была сосредоточена только на том, чтобы выжить самой, используя его знания. То, что я помогла ему пару раз не делает меня добрым человеком. Я помогла ему, потому что он мне полезен. И он знал об этом. И вот позже поняв, что одних знаний мне недостаточно, что мне нужна помощь, я вдруг лезу к нему с предложением о сотрудничестве и доверии. Естественно, он не согласится, так как уже успел понять часть моего характера.       — Это так тупо…       — Ты о чём? — я поднимаю хмурый взгляд на мальчика, уже позавтракавшего и сейчас с любопытством смотрящего на меня.       — О себе, — он склоняет в непонимании голову, но я не собираюсь объяснять.       Я не смогу объяснить ему то, что моё предложение было сделано не столь из корыстных целей, сколько из искреннего желания помочь. Этой ночью я представила себя на его месте в тот момент, пока он был без сознания. Покинутый всеми ребёнок, видящий кошмары на протяжении года и множество раз умирающий от них, переживший смерть сестры и матери. Почему-то я была уверена, что это лишь часть того, что он пережил. Я не знаю подробностей. Я ничего не знаю. Но уже этого мне хватило, чтобы понять, насколько сильный этот мальчик, раз до сих пор продолжает бороться. И именно из-за этого я наконец перестала относиться к нему как к инструменту. Он тоже человек, причём намного более беспомощный чем я. Поэтому с этого самого момента я постараюсь сделать всё возможное, чтобы хоть немного облегчить его ношу. А сейчас…       — Я от тебя не отстану, — я уставилась на притихшего Кэссиди максимально серьёзным взглядом, отчего он чуть вздрогнул, а после так и замер, ожидая моих действий. Я чувствовала, как он напрягся, но тем не менее он не убегал. Было ли ему любопытно? Или он думал, что я в случае побега рванусь за ним? Почему-то второй вариант казался правдивее, что огорчило меня. Вредить ему я не хотела. Я хочу попытаться быть максимально искренней с ним сейчас, потому что в ином случае он почувствует ложь. Я вздохнула и постаралась сосредоточиться на своих эмоциях, игнорируя чувство дискомфорта, неприятно царапающее изнутри, будто прося остановиться, бросить эту затею и вообще не думать о чьих-либо проблемах. Всегда ли я была столь эгоистичной? — Я приложу максимальные усилия, чтобы кошмары не добрались до нас, но иногда мне придётся просить тебя о помощи. Однако я не буду винить тебя, если ты откажешься помогать мне. Если ты достаточно уверен в себе и думаешь, что от моих идей не будет никакой пользы, то я продолжу помогать тебе отбиваться от кошмаров, а в перерывах буду сама пытаться сделать что-нибудь, — Кэссиди беспомощно забегал взглядом, явно думая о том, что одной мне будет опаснее. Он нахмурил брови, но это не выглядело грозно, скорее жалко. Жалел ли он меня или себя, не знающего что сказать в такой ситуации? Я дала ему всего пару секунд на размышления, но этого, к удивлению, похоже хватило ему, чтобы сформировать какую-то мысль. Он разомкнул губы, собираясь что-то сказать, но в итоге опять сжал их, не найдя смелости, а после опустил голову. Я подошла к нему, сидящему на кровати и сжимающему в своих тонких ручонках махровый плед, и присела на корточки. Я слегка склонила голову вбок, стараясь установить зрительный контакт с мальчиком, чему тот яро противился, отворачиваясь. Я вздохнула и, протянув руки, мягко накрыла дрогнувшие в этот момент ручонки Кэссиди, — Ты можешь не доверять мне, можешь игнорировать, но, прошу тебя, не отказывайся от моего желания помочь тебе, — он повернулся ко мне, и я сумела разглядеть его лицо, которое он так пытался спрятать от меня. Он смотрел на меня, изо всех сил сдерживая слёзы, но это было не из-за печали. Его брови были сведены на переносице и казалось, что он готов закричать от злости, что вдруг обволокла его. Однако он не позволял себе сделать этого, лишь крепко сжал мои пальцы.       — Мне не нужно, чтобы ты страдала, — его тихий голос слегка дрожал, но я старалась не обращать внимания на это, внимательно слушая его слова, — Уже достаточно страданий, — он запнулся в начале, пару раз помотал головой из стороны в сторону, будто желая выбросить мешающие мысли, — Я не говорил, что не доверюсь тебе. Я просто, — вздох, пару секунд ушедших на подбор слов. Он нервничал, поэтому я не торопила, — Я не знаю, что случится в будущем. Я не желаю вновь становиться виноватым… — он отпустил одну из моих рук, чтобы потереть глаза, убирая скопившуюся на ресницах влагу, и усмехнулся, — Отец говорит, что это безответственность.       — Ты не обязан быть ответственным, — я схватила его руку, убирая от глаз, и опустила, — Не в твоём возрасте. Да и разве порицание остальных хуже, чем само чувство вины? — он улыбнулся мне устало, подтверждая мои мысли о том, что его нежелание быть виноватым скрывает за собой именно собственное ощущение вины, нежели страх быть обсуждаемым другими в негативном ключе, — Я не знаю, что случилось в твоей жизни, Кэссиди, — моя рука легла ему на щёку, не позволяя ему отвернуться от меня, — Но знай, что я помогу тебе и там и здесь. Теперь тебе не нужно справляться со всем в одиночку.       — И зачем ты заставляешь меня плакать? — он отвёл взгляд, чуть охрипши сказав мне это, — Майк и так называет меня плаксой.       — В следующий раз он получит по лбу, если назовёт тебя так — только скажи, — я сделала грозный вид, отчего Кэссиди рассмеялся. А после, чуть замявшись, он вдруг потянулся в мою сторону и прижался ко мне, сцепляя руки у меня за шеей.       — Спасибо… — его тихий голос впервые за наше знакомство звучал настолько расслабленно, из-за чего я ощутила гордость оттого, что я сумела хоть немного успокоить его.       — Всегда пожалуйста, — с этими словами я обняла его в ответ, ощущая как тепло от его тела греет меня изнутри, прогоняя остатки сомнений в том, что моё решение могло быть ошибкой.

***

      Кэссиди Афтон. Через четыре дня исполняется двенадцать лет. В прошлом счастливый мальчик в любящей семье, в настоящем невольно ими покинутый. Отец ушёл в работу после потери дочери, не уделяя должного внимания сыновьям. Майкл по этой причине стал изводить Кэссиди, пытаясь отвлечься от всех переживаний и возможно подсознательно желая таким образом привлечь отца. Кэс любит шоколад, но имеет на него аллергию. Избегаемый одноклассниками и игнорируемый преподавателями. Однако хорошо ладит с девочкой по имени Шарлотта, которая младше его на два года.       Это является тем, что Кэссиди решился мне рассказать спустя какое-то время после моих слов. Этой информации совсем немного, явно малая часть того, что вертелось у него в голове после моего предложения о том, чтобы рассказать друг о друге побольше. Но даже этого было достаточно, чтобы я сумела закрыть в своей голове хоть какие-то пробелы. Меня довольно сильно интересовал вопрос касательно его семьи, и его слова о том, что раньше Майкл очень часто играл с ним, распутали мои мысли касательно ситуации утром. Пускай он и издевается над младшим, однако в то же время он не позволит ещё кому-либо делать это. Майкл кажется отстранённым, закрытым в своём собственном мирке и начинающий вести себя агрессивно к тем, кто пытается в этот мирок влезть. Тем не менее он не выглядит как злодей. Как задира и хреновый брат — да, но это не пугает. Он имеет довольно много внешних черт, перешедших ему от отца. Скорее всего когда он станет старше, то и вовсе станет копией Афтона старшего. Хорошо это или нет я не знаю. Но надеюсь, что к нему перейдёт только внешность отца, а не… Не знаю, как точно это назвать, но пусть будет аура. Аура Уильяма вызывает у меня стойкое ощущение неприязни и страха.       — Я тебя не виню… Сейчас он и меня пугает, — Кэссиди говорил это полушёпотом, словно боясь быть услышанным, однако всё же он продолжал давать мне пояснения, — Иногда отец становится… — он замолк на мгновение, при этом, если мне не показалось, он вдруг побледнел, — Иногда, возвращаясь с работы, он кажется мне другим человеком. Он не делает ничего плохого, наоборот кажется таким же счастливым и радостным как тогда. Но эта весёлость выглядит настолько неправильной, что пугает. В такие моменты я обычно запираюсь в комнате, но отец каждый раз начинает стучать по двери, говоря… — Кэссиди посмотрел на меня, одним взглядом прося, чтобы я согласилась остановиться на этом. Мне было жаль, что я заставляю говорить его о чём-то, что ему неприятно, но это не то, что я могу так просто отпустить. Он вздохнул, понимая, что я не отстану, и продолжил, — …говоря, что его творения не имеют права на подобные вольности в его доме, — и до этого он говорил мне, что его отец очень любящий? Я понимаю, что люди после трагедии могут измениться, но разве это повод вести себя так по отношению к собственным детям? Я старалась особо не задумываться о главе семейства раньше, но теперь я не могла перестать думать о том, что этот человек вызывает у меня только презрение, — После я стал убегать через окно к дяде Генри, — заставляя поток ругательств в моей голове утихнуть, продолжил мальчик. Прерывать его вопросом о том, кто такой Генри я не стала. Мне хватало знания того, что этот мужчина хорошо относится к Кэссиди, — Отец узнал об этом, но ничего не делал. По крайней мере первое время… — он перевёл взгляд на окно, полностью заколоченное досками.       Я могла сколько угодно ругаться на Уильяма про себя, но вслух сделать я этого не могла. Пускай я и обещала помогать Кэссиди, но тут мало что можно изменить. Меня всё ещё могут с лёгкостью вышвырнуть из дома, если решу влезть в отношения семьи, к которой не имею отношения. Однако если случится повторение такой ситуации, то я по крайней мере буду с ним. …но рядом я буду всего полтора месяца. От этой мысли я вздрогнула, будто проснувшись от кошмара, из-за чего рука, державшая нож, соскользнула, мазнув лезвием по пальцу. Я не хотела есть из-за мыслей, мучавших меня после разговора с Кэссиди, который, между прочим, был в обед, а сейчас уже одиннадцатый час. Ужинать было поздно, поэтому я решила сделать бутерброды, чтобы дать организму энергии. Вздохнув, я отложила в сторону нож, а после убрала сыр и колбасу обратно в холодильник. Похоже перекус отменяется. Сейчас уже не хотелось ничего. Походит отчасти на признак апатии, но это не она. Слишком многое мучает, оттого ощущаю усталость. Сейчас мне нужно было пойти за пластырем, а после в комнату. Хотелось вздремнуть, чтобы на какое-то время отключиться от мира.       Выйдя из кухни, я оказалась в коридоре, проходящим через весь дом. Мне нужно было в ванную, находившуюся в противоположном конце коридора. Планировка дома отчасти была неудобной. Разве санузел не должен быть поблизости с кухней? Кто вообще строил этот дом? Я возмущалась по этому поводу лишь для вида, на деле мне было всё равно, но так я хоть немного могла отвлечься от мыслей о семействе Афтон. Однако похоже это бессмысленно, когда ты живёшь с ними под одной крышей. Я увидела впереди идущего Кэссиди, который походил сейчас на лунатика — таким отстранённым он выглядел, когда стоял возле часов ко мне в профиль. Он повернулся ко мне спиной и направился в гостиную. Я пошла за ним, но замерла возле часов, услышав, как меня зовёт знакомый голос. Взглянув на них, я заметила Фредбера, сидящего сверху.       — Я могу только наблюдать, а ты способна воздействовать, — сказал он как только привлёк моё внимание, — Если твои слова о помощи были хоть отчасти правдивы, то мне бы хотелось работать с тобой, — я хмыкнула. Он не казался тем, кто готов начать строить мосты с каждым встречным, — Я делаю это ради него. Ты просто нужна как тот, кто будет взаимодействовать с ним здесь. Это не добрая воля и не дружба. Это сотрудничество. Ты помогаешь ему каждый раз, когда потребуется, — я делала бы это и без его слов, однако следить за Кэссиди я не могу в отличие от игрушки, которая необъяснимым образом появляется везде, где пожелает.       — Ты говоришь, что это сотрудничество, но разве сотрудничество не должно быть обоюдовыгодным? — не то чтобы мне нужно от него что-то, я просто хочу хоть немного облегчить жизнь Кэса, но это слово я не могла проигнорировать. Это явно не было оговоркой, а значит он собирался что-то предложить мне что-то.       — Чтобы точно заставить тебя помогать Кэссиди я готов помогать тебе в твоём расследовании, — я проглотила возмущение о том, что он совершенно не верит в то, что мои мотивы были искренны, и продолжила слушать, — Я знаю не больше твоего насчёт того, что происходит, однако есть у меня некоторые знания, которые могли бы помочь тебе, — я выжидающе смотрела на него, но услышала в голове лишь его неожиданно охрипший смех, — Я не даю в залог. Сперва сделай что-то полезное для него и получишь от меня вознаграждение частью этой информации, — я раздражённо цыкнула, собираясь было ругнуться, но мне не позволили это сделать. Голос Фредбера звучавший до этого плавно, даже лениво, вдруг стал серьёзнее, — И первая работа для тебя как раз появилась.       Фредбер вдруг исчез, а я напряглась, поняв, что похоже что-то случилось с Кэссиди. Я быстрым шагом пошла в гостиную. И как только я оказалась там, я увидела Кэссиди, подошедшего к телевизору всё с таким же отстранённым видом. Что с ним творится? Я хотела окликнуть его, но в этот момент из-за телевизора выскочил Майкл в маске, похожей на морду Фокси, но какую-то обезображенную, громко завопив, от чего я дёрнулась как от удара током. Мне показалось даже, что я сама вскрикнула, но спустя секунду поняла, что крик этот принадлежал не мне, а Кэссиди, который упал на пол. Он затрясся как листок на ветру и расплакался, а Майкл громко, не сдерживаясь, засмеялся из-за реакции младшего. Я несколько секунд стояла в проходе, осознавая ситуацию, а после, сама того не поняв, резко преодолела расстояние между мной и Майклом. И вот парень сам того не ожидая оказался на полу после того, как я толкнула его. Я сжала руки в кулаки, не обращая внимания на боль от пореза. Резко вскипевшая во мне ярость придавала мне сил, но в то же время обескураживала, так как обычно я не ощущала настолько много злобы. Все те мысли, что доставали меня на протяжении всего дня, подливали ещё больше масла в этот пожар негативных эмоций.       — Да что с вами не так?! — мой громкий возглас, пропитанный недоумением и злостью, удивил меня саму, но я почти тут же перестала думать об этом, — Ты понимаешь, что делаешь вообще? Разве не видишь? Он плачет! — я указала раненой рукой на тихо роняющего слёзы позади нас мальчика, не понимающего, что происходит, — Чего ты этим добиваешься? Так нравится мучить других? Тогда у меня плохие новости для тебя, дружочек, — я постаралась улыбнуться, но это вышло из ряда вон плохо и больше походило на оскал, — Из таких как ты вырастают маньяки, насильники и другие отбросы общества. Так не терпится присоединиться к ним? Как же отвратительно тебя воспитали. Твоей мамуле будет стыдно за тебя.       Я знала, что говорить этого не следует, знала, что скорее всего Майкл взбесится, но я хотела этого. Меня раздражало с каким безразличием он выслушивал то, что я ему говорила, продолжая сидеть на полу и скучающе вертеть в руках снятую маску. И я добилась своего. Майкл напрягся, а после медленно поднялся, возвышаясь надо мной. А я старалась подавить в себе мысли о сожалении. Когда он посмотрел мне в глаза, я вдруг ощутила, как меня медленно стал окутывать страх. Это не шло ни в какое сравнение с тем, что было утром на кухне. Сейчас Майкл не настораживал меня, а казался опасным. Я невольно увидела перед глазами старшего Афтона. И почти сразу поняла, что то знакомое чувство утром как раз походило на то, что ощущалось в присутствие Уильяма. Но тогда был лишь небольшой отголосок, а сейчас это было в точности как «аура» Уильяма. Я с трудом сдержала в себе желание уйти отсюда, но даже если бы я не сдерживалась, скорее всего я бы даже не смогла сдвинуться с места.       — Разве я не говорил тебе не лезть в дела нашей семьи? — он схватил меня за запястье, крепко сжимая и поднимая вверх, заставляя меня приподняться на носочки дабы облегчить боль, — Кем ты себя возомнила? Ты живёшь тут по прихоти отца. Если ты ему надоешь он выбросит тебя как мусор. И уж поверь, стоит ему узнать, что ты рылась в его вещах, ты сразу окажешься на улице, — я услышала рваный вздох за спиной. Хотелось проверить как там Кэссиди, но я не могла отвернуться от Майкла, смотрящего на меня с нескрываемой, но сдерживаемой, злобой, — Последний раз предупреждаю тебя не лезть. В следующий раз ты так просто не отделаешься, — он отбросил мою руку как что-то мерзкое и ушёл в дверь, находящуюся с противоположной от входа в гостиную стороне и ведущую в его комнату.       Я выдохнула, избавляясь от оцепенения, а после плюхнулась на пол возле дивана, опираясь на него спиной. Я закинула голову вверх и закрыла глаза. Хорошо, такого я не ожидала. Зато мне стало известно что-то новое о Майкле. Но меня не радует то, что теперь я ещё и его должна опасаться. Почему чёрт возьми все в этой семье такие ненормальные?       Почувствовав, что меня тянут за край футболки, я пришла в себя, вспомнив, из-за кого вообще произошла эта ситуация. Я посмотрела на заплаканного мальчика, подползшего ко мне и сейчас цепляющегося за меня как за спасательный круг. Я вздохнула, улыбнувшись ему успокаивающе, и притянула к себе. Он сжался весь, будто желая спрятаться в моих объятиях, и продолжил тихо всхлипывать, а я почти рефлекторно стала поглаживать его рукой по спине. Тем временем взгляд мой был направлен на сидящую на телевизоре игрушку…

***

      Звон часов, игнорируемый мною обычно, громко бил по ушам, доставляя ощутимую боль. Особенно хорошо это ощущалось стоя рядом с ними. Стоило бы пойти запереться в комнате, чтобы хоть немного снизить громкость, но я упрямо продолжала стоять в коридоре, не отрывая взгляда от часов. Они оповещали о наступлении ночи. Я успела «проснуться» несколькими минутами ранее и почти сразу осознала, что Кэссиди не было в комнате. Должно быть в этот раз его очередь играть с Плюштрапом. Интересно, а очередь определяет сам кошмарик? Если так, то похоже прошлой ночью я достаточно сильно достала его, раз он решил выбрать Кэса. Я тихо усмехнулась, продолжая вроде бы смотреть на часы, но в то же время не видя их. Находясь в какой-то прострации, я ногтем поддевала пластырь на руке, сдирая его с каждым разом всё больше. В какой-то момент я почувствовала боль от этих действий, по тому пришла в себя. Переведя взгляд на руку, я увидела, что пластырь был благополучно оторван, но из-за этого порез, едва покрывшийся тонким слоем корки, вновь стал кровоточить.       — И чем ты занимаешься? — я вздрогнула от неожиданности и сразу подняла голову, находя жёлтую игрушку на часах.       — Тебя жду, не видишь? — я огрызнулась на него больше от нервозности, чем от желания как-либо нахамить. Он, по-видимому, это понял, так как проигнорировал мои слова. Хотя, возможно, ему просто всё равно.       — Кэссиди пробудет на чердаке какое-то время, — я напряглась от этих слов, так как игра с Плюштрапом не должна идти больше полторы минуты. Что Кэссиди должен делать там это «какое-то время»? Мне хотелось спросить, но Фредбер меня опередил, — Ему ничего не угрожает. Я просто не дам ему выйти из чердака. Игрушка не посмеет причинить ему вред вне игры, — он произнёс кличку Плюштрапа с плохо скрываемым отвращением, а я призадумалась на мгновенье над тем не была ли моя теория касательно того, что кролика принижают, правдивой.       — Почему не дать ему побыть в комнате?       — Потому что, во-первых, он увяжется за тобой, а это опасно. Во-вторых, тебе самой нужно быть в комнате, — я кивнула, согласившись. Лучше уж чтобы Кэс был на чердаке, чем со мной.       — Что я должна сделать?       — Тебе нужен Фокси.

***

      Фокси я никогда здесь не видела. Да и не горела я таким желанием. Всё, что мне было известно, что это красный лис-пират. Я знала, что у его игрушки в реальности отсутствует голова, но если судить по остальной четвёрке, то игрушка была такой же милой, как и они. Насколько ужасен он будет здесь я не могла предположить. Мозг подкинул воспоминание о маске Майкла: сделанная из старой, возможно в прошлом красной, а ныне грязно-коричневой ткани, рваной в некоторых местах, из-за чего был виден каркас из проволоки, на которую она была натянута; клыки, именно клыки, были сделаны из старых кривых гвоздей, из-за ржавчины казавшиеся покрытыми кровью. Эта маска если не пугала, то, как минимум, заставляла ощущать отторжение. Как ему вообще в голову пришла идея создать что-то такое? Хотя отрицать то, что он неплохо умеет заниматься различным рукоделием, я не могу. Ну, если, конечно, он сделал это не случайно. Кто знает? Может это просто неудачная попытка создать что-то интересное?       Я повела плечами, стараясь хоть немного прояснить голову. Привычка думать о чём угодно, чтобы не думать о том, что заставляет меня нервничать, последние дни не давала мне нормально действовать. Когда твоя голова занята чем-то лишним сложно сосредоточиться на важном. В данный момент я находилась в комнате, погруженной во мрак. Я сидела на полу, укрытая одеялом с головой, и смотрела на очертания своих рук в темноте. Фредбер сказал, что мне следует поговорить с Фокси, но тот не может, как и остальные, прийти, если получены два свободных часа. Тем не менее игрушка сказала, что есть небольшой шанс на то, что Фокси решится прийти даже в это время. Как он сказал: «Фокси имеет привычку пугать свою жертву, когда тот расслабляется». Если полностью выключить свет в комнате можно подумать, что ты спишь, а значит наиболее уязвим в данный момент. Убить он не может — не имеет права, но припугнуть не откажется. Вот только Фредбер не был уверен, что Фокси решится на данную «шалость» со мной. «Он наслаждается страхом Кэссиди и другое его не интересует» — почему ему так интересен именно Кэс я представить не могла. В любом случае всё что мне оставалось — ждать и надеяться. Мне было сказано, что этот кошмар должен знать что-то, что может помочь мне в расследовании этого места. Хотя это и не было гарантировано. Да я даже не знала каким образом собираюсь разговаривать с ним. Это походило на какой-то сюрреал. Чтобы я допытывалась до одного из этих монстров, способных меня с лёгкостью убить?       Я замерла, услышав скрип левой двери. В темноте, когда все твои чувства обостряются, было сложно не услышать какие-либо звуки. Однако я была сильно поражена, так как помимо того скрипа я не смогла услышать больше ничего. Почему эти громадины передвигаются так тихо? Опустив голову, чтобы не было видно лица, я постаралась притвориться спящей, иначе аниматроник мог уйти. Затаив дыхание, я старалась прислушаться к еле слышному дыханию. Ровное и спокойное дыхание звучало прямо рядом со мной. Я понимала, что аниматроник уже успел подойти и в данный момент разглядывал меня. Не думаю, что он глуп, поэтому с лёгкостью догадается, что перед ним не щуплый мальчишка. Я старалась придумать, что мне стоит делать в случае, если он решит уйти, но в голове не было ни одной идеи помимо того, чтобы повиснуть на его огромной конечности, но и это будет для него как писк комара — он может одним движение отбросить меня.       Я услышала звук, смутно напоминающий недовольное хмыканье, а за ним почти не слышное шарканье шагов и скрип двери, но на этот раз не входной, а шкафа. Он не ушёл. Но он точно понял, что я не Кэссиди. Раз он остался, то у этого должна быть какая-то причина. Было тихо. Даже слишком. Мне мешало собственное дыхание, но я не могла задержать его из-за ускорившегося от напряжения сердцебиения. Каждый шорох заставлял вздрагивать, а мысли в голове путались, пытаясь придумать хотя бы наполовину успешный план действий. Но разве я могу предугадать поведение ожившего монстра? Я с трудом сдержалась, чтобы не вскрикнуть, услышав размеренный перестук по дереву — аниматронику видимо становилось скучно просто наблюдать, поэтому стал отбивать своими когтями по дереву. Это не было чем-то страшным, скорее просто неожиданным, тем не менее я заметно дёрнулась, и моя реакция видимо позабавила его. Короткий хриплый смех с металлическими ноткам в нём звучал по-своему интересно, но и пугающе. Я чувствовала на себе его заинтересованный взгляд, будто он разглядывал необычную зверушку. В принципе так и было, ведь я новоприбывшая здесь, к тому же он не видел меня ещё. А сейчас настал момент нашей первой встречи, так почему бы ему не поразглядывать меня раз другого ему сейчас больше не остаётся. Но эти односторонние гляделки не могут длиться вечно. По истечению двух часов он убьёт меня. А с момента как я выжидала его прошло больше часа. Я не могла больше тянуть. Будь что будет. Сейчас он не может навредить мне, поэтому я должна спросить. Даже если он ничего не скажет, я хотя бы не буду корить себя за упущенный шанс.       Собравшись с духом, я скинула с себя одеяло и подняла голову. Тут же я столкнулась с двумя горящими жёлтым глазами. Я видела в темноте очертания его железного тела довольно смутно, но могла понять, что он сидит внутри шкафа, высунув наружу ноги и сгибая их, при этом глаза его были наравне с моими, что говорило о ссутулившейся позе. Я не могла не отметить, что лис казался человечным, пускай это и звучит дико. Если сравнивать его и Кошмара, которого нельзя было охарактеризовать никак иначе кроме чудовища, то этот аниматроник имел человеческие повадки. Привычка стучать ногтями по поверхности чего-либо является человеческой, как и поза, в которой он сидел — я сама того не заметила, как скопировала позу кошмара, словно доказывая самой себе свои же мысли. Так же ему не чужды эмоции. По крайней мере я могу судить об этом по ранее звучавшему хмыканью и смеху. Тот же Кошмар был до самого конца безэмоциональным и не издал ни единого звука во время убийства.       — Ты бы перестала страдать ерундой, — я слегка дёрнулась, услышав голос аниматроника. Мне казалось, что вывести его на беседу будет сложно, но видимо ему стало уже невтерпёж ждать пока я заговорю первой. Почему-то я почувствовала стыд, но почти сразу заглушила это чувство, — Твоё время заканчивается, а мне совсем уже не весело смотреть на тебя. Может постараешься и развеешь мою скуку? — в его хриплом голосе скуки как таковой не было, скорее издёвка.       — Мне нужно спросить у тебя кое-что, — на секунду я запнулась, задумавшись о том должна ли я обращаться к нему на вы, но всё моё естество съёжилось от этой мысли. Как бы опасен он ни был, но тешить его самолюбие я не собиралась. Он не человек, не внушающий благоговейный трепет и не старший. Я лишь с секунду задалась вопросом о том почему я посчитала, что он не старше меня, но почти сразу забыла, понимая, что возраста как такового у кошмаров быть не может.       — Сразу к делу, а? — по голосу казалось, что он улыбался в этот момент, хотя вряд ли его морда была способна выражать эмоции, — Из моих слов ты прислушалась к верному варианту, — в темноте было видно как он кивнул головой, одобряя. Он замолк, ожидая, а я напряглась, не веря в то, что он так просто согласился. Зрение в темноте у него явно было развито, если это понятие можно применить к кошмарам, так как он сумел распознать эмоции на моём лице, — Не сжимайся так. Я выслушаю то, что ты хочешь узнать, а потом скажу цену, — его слова не успокоили меня, а наоборот заставили ещё больше нервничать. Кошмарам деньги не к чему, поэтому мне сложно представить, что он потребует взамен. Вернее, предположение есть, и скорее всего оно верное, но мне хотелось верить, что получение информации не станет причиной моей смерти.       — Знаешь ли ты причину вашего существования? — я всё ещё боялась повторения первого раза тут, но почему-то я была уверена, что по жестокости Кошмара никто не переплюнет. Да и он сперва скажет цену, а потом уже ответит, так что всё в порядке, верно?       — Нет, — я вроде бы почувствовала облегчение, но вместе с ним пришло и разочарование. Фредбер сказал, что он должен что-то знать. Он меня обманул? — Но ты знаешь, — я удивлённо взглянула на кошмара, ожидая объяснения, но он молчал. Лишь весело хмыкнул, — Оплата вперёд, зеленоглазка, — я нахмурилась. Разве я должна ему что-то за то, что знаю сама? Но что я знаю? Сколько не напрягай мозг, я не могла выудить из памяти хоть что-то отдалённо нужное.       — Что ты хочешь? — я подавила вставший в горле ком и спросила, смиряясь. Без него я не пойму.       — Мне нравятся твои глаза, — дрожь прошла по моему телу от этих слов, что он сказал с таким будничным тоном, — Они похожи на… — он замолк вдруг, будто уйдя куда-то далеко в свои мысли, теряя связь с этой реальностью, — Хм, сокровище? Я хочу их, — продолжил уже всё так же расслабленно, — Так как это не совсем информация, а больше подсказка, я сделаю скидку. Мне хватит одного. Идёт?       Лишиться глаза по собственной воле? Кто пойдёт на это в здравом уме? Но это не реальность. Мой глаз останется при мне, но я могу умереть здесь. И я не знаю сбросится ли прогресс в случае смерти одного из нас. Рисковать не хотелось, но и информацию упустить я не могла. Мне стоило подготовиться. Попросив кошмара подождать, я вышла из комнаты и направилась в ванну, попутно бросив взгляд на часы — без двадцати минут два. Времени уже почти не оставалось. Я перешла с шага на бег. Добежав до назначенного места, я достала аптечку, заранее проверив есть ли там всё необходимое. Руки тряслись при одной только мысли о том, что меня ждёт, но я должна была пойти на эту жертву. Она крохотная по сравнению, ну, к примеру, если бы он потребовал стать его игрушкой до конца этой ночи. Я вернулась в комнату, но сколько не вертелась в темноте не смогла найти свет жёлтых глаз. Он передумал? Время вышло? Что мне следует делать? Должна ли я пойти на его поиски?       — Расслабься, зеленоглазка, — я дёрнулась от прозвучавшего за спиной голоса и рефлекторно собиралась отскочить, но мне не позволила лёгшая на плечо тяжёлая когтистая лапа, — Держи, — рука, лежавшая на плече, приблизилась к моему лицу, сжимая между двумя пальцами какой-то продолговатый предмет. Я послушно взяла его в руки, пару раз уколовшись о когти кошмара. В темноте было сложно рассмотреть, что было в руках, поэтому пришлось ориентироваться на ощупь: основание, за которое я держала предмет, было из пластика и походило на отвёртку, а когда я коснулась верхушки, то почувствовала почти такую же боль, как при уколе о когти аниматроника. Мелькнувшая догадка заставила мои колени подогнуться. Шило, — Ты ведь понимаешь, что я не смогу безопасно вытащить твой глазик со своими руками? — он помахал руками перед моим лицом. Я вздрогнула, заметив на правой крюк, — К тому же я не могу причинить тебе вред, — дополнил он, — В общем, я понаблюдаю из шкафа, не обращай внимания, — он пошёл к оговорённому месту и перед тем, как скрыться внутри, сказал — Советую включить свет. Ты ведь не хочешь случайно нанести себе смертельную рану?       Он скрылся внутри шкафа так, что я даже не могла увидеть свет его глаз, но он следил за мной так пристально, что волосы на коже встали дыбом. Я, послушав совета, включила свет, а после достала из комода зеркальце, оставленное там мною в реальности. Я села на кровать и взглянула в сторону шкафа — кошмара не было видно, будто и не было его там. Видимо очередные проделки этого места. Стоит запомнить об этой особенности, иначе я или Кэссиди можем умереть от крюка лиса, приход которого мы не заметили. Я подняла зеркальце на уровне глаз и пригляделась, до этого взглянув на время — оставалось меньше пятнадцати минут. Я подняла дрожащую руку, сжимающую шило. Я не хирург, но понимала, что шило хоть и острое, но не режущее. Это будет больно. Настолько больно, что я могу умереть от болевого шока. Было бы неплохо применить какую-то анестезию, но откуда здесь что-либо, что может сделать это. В глазах невольно стало щипать, что мешало обзору. Я на момент отложила шило и протёрла глаза, стараясь вернуть зрение в норму. Но это мало помогало, слёзы всё продолжали собираться. Бессмысленно было тратить на это время. Рвано вздохнув, я вновь взяла инструмент в руку и посмотрела в зеркало. Покрасневшие зелёные глаза не казались таким уж сокровищем, но смысл думать об этом. Надо заканчивать. Я приставила шило к правому глазу. Рука продолжала дрожать, раздражая. Быстрее. Надо покончить с этим быстрее. И всё закончится. С этими мыслями я ввела шило под глазное яблоко. Это был лишь кончик, но боль была настолько сильной, что я не смогла сдержать крик. Рефлекторно хотелось вытащить инородный предмет, и я почти послушалась, но голос, раздавшийся из шкафа, заставил прийти в чувство.       — Не останавливайся, — издёвки или насмешки в голосе я не слышала, он звучал подбадривающе. Но эта поддержка не была из-за его сочувствия. Для него это будто телешоу, а он зритель, говорящий в пустоту различные слова.       Меня злил этот факт. Я посчитала его человечным, но он такой же монстр, как и остальные, наслаждающийся чужими страданиями. Я глубже ввела шило, подталкиваемая злостью. Крик стал громче. Слёзы пошли с новой силой, стекая по щекам вместе с кровью. Зеркало выпало из руки за ненадобностью. Освободившаяся рука легла на вторую, и я повернула инструмент влево. Шило наткнулось на какое-то препятствие — я догадалась, что это нерв. Нужно было его порвать, чтобы вытащить глазное яблоко. Я коснулась остриём нерва, почти тут же ощутив жгучую боль. Я почти не обращала внимания на собственные крики, но понимала, что их слышно на весь дом. Мой запал злобы быстро улетучился и всё, что мной сейчас двигало — желание поскорее закончить с этими мучениями. Я чувствовала подступающую боль в горле, но это было пушинкой по сравнению с болью в области глаза. С криком я быстрым движением воткнула шило в нерв, разрывая его. Послышался звук, схожий с лопнувшей в инструменте струной. Возможно, это было моё воображение. Я рванула шило на себя, вытаскивая из глазницы, а после была яркая вспышка вместе с усилившейся боли. Инструмент выпал из рук, а я упала на пол, крича во всё горло. Боль в глазнице сводила с ума. Я лежала на полу, дёргаясь в агонии и держась за место, в котором раньше был глаз. Я теряла связь с реальностью, не слыша и не видя ничего кроме ярких пятен в одном глазе и темноты в другом.       — С тобой приятно иметь дело, зеленоглазка.

***

      Кэссиди давным-давно закончил с игру с Плюштрапом, однако уйти с чердака не мог. Лестница вниз просто отсутствовала. И сделать что-либо он не мог. Скорее всего он бы впал в панику, но это предотвратил появившийся рядом Фредбер. Он сказал о том, что у Бет есть какое-то важное дело и что мальчик помешает ей своим присутствием. На слова своего плюшевого друга Кэссиди ничего не сказал, однако внутренне боролся с сомнениями. Девушка обещала ему работать вместе, но в первый же день отказалась от этого. В то же время Фредбер не обязан сообщать ему о планах Бет, так как он не очень хорошо относится к ней. Почему он вдруг решил объединиться с ней?       Однако спустя время он понял причину. Как только по дому разнёсся полный боли крик Кэссиди стало всё ясно. Мальчишка, сидящий на полу недалеко от места, где должна быть лестница, подскочил на ноги. Мысли быстро стали складываться в нужной последовательности. Фредберу не нравится Бет, но он заботится о Кэссиди. Бет тоже заботится о нём. А ещё Бет хочет понять, что происходит, работая вместе с Кэссиди, но это может быть опасно. Вывод: Фредбер мог убедить Бет действовать в одиночку, чтобы Кэссиди не пострадал. Но сколько раз мальчик должен повторять это?       — Мне не нужны жертвы! — Кэссиди захлёбывался слезами, при этом смотря на игрушку с обидой и злостью.       — Она была согласна, — спокойно ответил Фредбер. Он не ощущал никакой вины за это.       — Но я нет! — мальчик топнул ногой в бессилии, — Выпусти меня! — он подошёл к игрушке, смотря на него сверху вниз. Он молчал, — Выпусти, слышишь! — он схватил его, сжимая плюш в руках. Молчание всё так же было ответом, — Пожалуйста… Фредбер, прошу тебя, — он смотрел ему в глаза с такой мольбой, будто от этого зависит его жизнь.       Ответа не последовало. Однако за спиной послышался скрип. Кэссиди обернулся, видя лестницу. Он прижал Фредбера к себе, прошептав слова благодарности, а после, посадив игрушку обратно на пол, побежал прочь. Пробегая по коридору, он краем глаза замечает мелькнувшую за поворотом красную шерсть. В это мгновение он ощутил ужас, охвативший его с головой. Фокси. Фокси был одним из самых пугающих его кошмаров. Дело даже не в его виде. Именно этот кошмар придумывал для Кэссиди пытки всё изощреннее и изощреннее. Он не наслаждался выслеживанием добычи как Кошмар, он любил притворяться безобидным, а после хватать ослабившую бдительность жертву и всячески издеваться над ним. Больше всего он любил проводить различные эксперименты с телом. Оторвать конечность и вставить на её место гаечный ключ, вскрыть брюшную полость и заменить всё там на шестерни, вставить тысячу острых предметов в тело — это лишь малая часть того, что проделывал аниматроник с Кэссиди. И Бет пришлось столкнуться именно с ним?       Мальчик с трудом заставил себя продолжить бег, боясь представить, что сейчас с телом девушки. Но свободное время ещё не кончилось. Он не мог причинить ей вред. Так всегда было. Это правило. Оно ведь не могло поменяться? Он забежал в комнату и тут же замер, с трудом подавив крик. Бет лежала на полу, иногда содрогаясь в конвульсиях, на её лице смешались кровь и слёзы. Она лежала лицом к нему, смотря куда-то в пустоту единственным глазом. Кэссиди заметил лежавшую на кровати аптечку и тут же рванулся к ней, надеясь хоть как-то помочь Бет. Благо в этот момент появился Фредбер, который стал раздавать инструкции.       И только когда Бет будет лежать на кровати в бессознательном состоянии с перевязанным правым глазом Кэссиди заметит на стене кривую, написанную кровью девушки, которой был пропитан ковёр в некоторых местах, надпись:

Ч Е Р Т Е Ж И