Кровные узы

      Глаза неприятно щипало после яркой вспышки, но Кэссиди старался не думать об этом. Он с улыбкой смотрел на лица своих подруг, одной из которых была его сестра. Мальчик часто слышал от старших о том, как он дружен со своей сестрой. Учитывая их различия во внешности, чаще их принимали именно за друзей, нежели за родственников. А потому обычно окружающие удивлялись их отношениям. Кэссиди не понимал причины такого удивления. Был ли он слишком юн? Возможно, он просто никогда не делил людей на родственников и друзей. А ведь и правда? Зачем? В его понимании люди делились либо на тех, кого он любит, либо на незнакомцев. По такой логике каждый встречный занимал в его детском сердечке определенное место. Его отец на это огорченно вздыхал, говоря, что такое нежное создание не справится. Не справится с чем? С жестокостью этого мира? Кэссиди знает, что бывают плохие люди, но отец похоже либо считает его слишком глупым, либо имеет в виду что-то другое. И когда он наконец решил спросить отца о том, что тот имеет в виду, вдруг пришла Элизабет.       — Продолжай и дальше быть милым Кэсси, которого я так люблю, — она улыбнулась ему широкой улыбкой, нежно, но крепко, взяв его за руку, и повела к себе в комнату.       — Но отец сказал… — он замолчал, когда она чуть сощурила свои зелёные глаза, выражая таким образом своё недовольство.       — Не слушай его, — Кэссиди хотел возразить, но девочка не позволила ему это сделать, продолжив свою речь, — Я вот что расскажу тебе. Но это будет секрет между нами, хорошо? — она протянула ему свой мизинец и, дождавшись, когда младший со светящимися от интереса глазами обхватит её палец своим крохотным мизинчиком, оглянулась по сторонам, будто боясь, что их могут подслушать, и слегка склонилась к нему, чтобы быть на уровне его лица, — Наша мама оставила кое-что важное, что поможет нам жить счастливее, — мальчик удивленно хлопал глазами и спросил шёпотом, которым говорила и она, правда ли это. Девочка кивнула, на что Кэссиди только взволнованно вздохнул, — Мама сказала, что папа имеет привычку часто делать и говорить что-то, что совершенно не в его характере. Так что нам стоит игнорировать его.       — Сказала?       — Неважно, — она резко перевела тему, — Он просто слишком любит тебя и волнуется, что тебя могут обидеть, — она улыбнулась ему нежно, на что мальчик не мог не улыбнуться в ответ.       Однако с того разговора Элизабет стала меняться. Она стала более нервной. Постоянные жалобы на жизнь и упрёки в сторону братьев насчет того, что они должны быть другими. Говорила, что всё не так, как должно быть. Казалось, что она живёт где-то в придуманном мире. Из-за этого она в какой-то момент сильно поссорилась с Майклом, который пытался вытащить сестру из фантазий. По итогу эти двое перестали разговаривать. Она игнорировала Кэссиди, притворяясь будто того не существует, что причиняло младшему боль. Однако, с другой стороны, она стала больше общаться с Шарлоттой. Элизабет часто отпрашивалась в гости к Эмили, а в какой-то момент она стала проводить там почти всё своё время. И Уильяму приходилось чуть ли не силой забирать её домой, доводя дочь чуть ли не до безумных криков. Старший Афтон пытался вразумить дочь. Он не единожды проводил с ней беседу о том, что ей стоит перестать вести себя так. Но по итогу каждый раз это заканчивалось истерикой со стороны девочки. Уильям смирился, надеясь, что это со временем пройдет.       И вот однажды она вновь стала вести себя почти как раньше. Почти, потому что пускай она вновь стала доброй и веселой, но эту радость у неё вызывала не жизнь, а новый проект отца. Её глаза загорались счастьем каждый раз, когда она говорила о новой линейке аниматроников. Кэссиди никогда особо не был любителем роботических животных, любя лишь анимированные версии основной четверки и золотой дуэт. Тем не менее он всячески поддерживал увлечение сестры, надеясь, что таким образом она вновь начнёт ему улыбаться. Тут не обошлось без некоторых неприятных моментов в виде вечных дониманий Уильяма по поводу готовности проекта. Но старший терпел, спокойно говоря о том, что как только он закончит, то обязательно покажет.       Таким образом прошло чуть больше полугода. И сейчас на дне рождения Чарли Кэссиди, потирая глаза от вспышки фотокамеры, наблюдал за тем, как его сестра во всю веселится с именинницей. Сам Кэссиди не решался подойти к этим двум, боясь помешать. Он посмотрел на отца, который, отложив камеру, стал разговаривать с Генри. До него доносились обрывки фраз, но он мало что понимал. Скорее всего это связано с работой. После мальчик огляделся по сторонам, выискивая темную макушку своего брата. Заметил он его не сразу. Майкл стоял под старым дубом, чья листва не позволяла теплому весеннему солнцу попасть на любого, кто стоял там. Оттого под деревом всегда было прохладно и стоял запах влажности вперемешку с приятным древесным, исходящих от самих корней, размер которых позволял сидеть на них. Вот и Майкл сидел на корнях, смотря вверх на покачивающуюся на ветру листву, сквозь которую изредка просачивались лучи солнца и мягко касались лица мальчишки.       Кэссиди подошел к брату и, посмотрев на того пару секунд, также поднял голову, пытаясь разглядеть сквозь листву небольшие участки голубого неба, но лишь щурился каждый раз, когда солнце светило ему в глаза. Майкл взглянул на попытки младшего и улыбнулся. Подхватил того и усадил к себе на колени, обнимая за живот, чтобы младший не свалился.       — Не смотри, если больно, — сказал он тогда.       — Но ты ведь смотришь.       — Я не смотрю на то, что причиняет мне боль, — он перевел взгляд с листвы на веселящихся девочек. Его взгляд был прикован к сестре, — Не смотрю, не слышу.       — Лиззи не плохая… — заметив куда смотрит старший, тихо шепнул Кэссиди. Он знал, что Майкл обижается на неё, а потому старался лишний раз не говорить о сестре.       — Я знаю… — он вздохнул, а после склонил голову вбок, чтобы смотреть на лицо мальчика, — Это неважно. Я не про неё. Я хочу сказать, что если тебе что-то причиняет боль, то не нужно терпеть. Избегай всего, что может тебе навредить. У тебя всегда буду я, поэтому ничего не бойся и говори мне обо всём, что хоть как-то тебе навредило, — Майкл говорил это с доброй улыбкой, но по тому, как уверенно он смотрел в этот момент, можно было понять, что это не пустые слова.       Кэссиди тогда глупо хлопнул глазами, а после звонко засмеялся. Смех тот был не от того, что младший смеялся над братом, а от счастья, от понимания как сильно старший заботится о нём. Но Майкл это не понял, чуть обиженно нахмурился, а после, озорно сверкнув глазами, стал щекотать младшего, заставляя последнего смеяться ещё громче. Их смех дошел до остальных присутствующих. Генри, почувствовав прилив нежности, исходящий от братьев, издал протяжное «оу», на что стоящий рядом Уильям лишь хмыкнул, обозвав друга размазнёй. Тем не менее он и сам ощущал нечто похожее, пускай и старался скрыть это, но его добрый взгляд выдавал его с поличным. Чарли же, завидев эту картину, схватила за руку насупившуюся Элизабет и потащила к мальчишкам, желая устроить групповые объятия. Последняя сопротивлялась, однако, к её удивлению, у Чарли для её возраста оказалось довольно много сил. И вот когда она стояла перед братьями, которые умолкли сразу, как только заметили её, она вдруг ощутила прилив раздражения. Чарли, не знающая о ситуации в их семье, лишь с непониманием смотрела на каждого из троицы Афтонов.       Кэссиди взволнованно посмотрел на Майкла, который скрестит руки на груди и выжидающе смотрел на сестре. Он был уверен в том, что не должен просить прощения, а потому ждал этого от сестры. Но Элизабет всегда была крайне упрямой и гордой, а потому ожидаемо она этого делать не стала. Вырвав руку из ослабшей хватки Чарли, злобно посмотрела сперва на старшего брата, а после на младшего. Кэссиди сжался от того с какой обидой она смотрела на него. В чём он провинился? Он ведь специально не подходил к ней, чтобы лишний раз не злить её. Ошибся ли он где-то? Элизабет бросила чуть дрогнувшим голосом «предатель», а после убежала в дом. Кэссиди хотел пойти за ней, но его остановил Майкл, схватив за руку.       «Ты знаешь, как она не любит, когда её видят плачущей» — сказал ему Майкл тогда, отговаривая его. Кэссиди посмотрел на грустную Чарли, всё ещё не понимающую, что произошло. После посмотрел на взрослых. Генри подозвал к себе дочь и стал что-то ей говорить, то ли стараясь успокоить, то ли просто отвлекая. Уильям же казался крайне усталым в этот момент. Он не мог понять, как и все остальные члены семьи, что происходит с Элизабет. А потому сегодняшний день должен был быть разгрузочным для всех. Уильям специально решил отпраздновать день рождение Шарлотты у себя дома, чтобы никто посторонний случайно не спровоцировал и без того нервную Элизабет. Старший заранее сказал сыновьям, чтобы те следили за своим поведением в присутствии сестры, и те согласились, потому что никто не хотел испортить праздник. Но празднество началось от силы пол часа назад, а атмосфера уже испорчена. Ни настроя на веселье, ни аппетита. Игрушки забыты, а торт с восьмью свечами стоит почти не тронутый.       Но пускай Кэссиди и обещал не делать ничего, что могло бы испортить праздник, но оставлять Элизабет в одиночестве он не собирался. Он уже ошибся, решив не лезть к ней. Он обидел её этим. А потому нужно попросить прощения. Возможно, тогда она вновь улыбнётся ему? Возможно всё же согласится поговорить с Майклом, и они помирятся? Кэссиди посмотрел на брата, который до сих пор не отпускал его руку, молча прося разрешения. Братья играли какое-то время в гляделки и в конце концов старший отвел взгляд, пораженно вздыхая, вызывая у второго благодарную улыбку.       — Щенячьи глазки — это нечестно, — пробормотал Майкл, а после, отпустив младшего, потрепал того по волосам, — Иди уж. Я пока с отцом поговорю, чтобы он дал вам время.       Кэссиди кивнул и побежал в дом. Он волновался по поводу разговора, но головой понимал, что всё будет в порядке. Ему давно стоило поговорить с ней. Но он боялся, что может ухудшить ситуацию. Но что может быть хуже того периода, когда она делала вид, что его не существует? Ничего. А потому ему не стоит бояться. Если она вновь начнет его игнорировать, то… Ну, ему будет очень больно, но он хотя бы будет знать, за что она так с ним. Она ведь не может вечно обижаться? Они же живут под одной крышей. По крайней мере с ним будет Майкл, а вместе они обязательно придумают как заслужить прощение. С такими мыслями он дошел до комнаты сестры. Сделав глубокий вдох, он постучал в кремового цвета дверь. Ему не ответили. Он как-то печально посмотрел на дверь, словно та могла открыться, стоит состроить грустную мордашку, но этого естественно не произошло. Он нервно провел рукой по своим спутанным волосам, отмечая на краю сознание, что ему стоит либо состричь их, либо же упросить Элизабет привести их в порядок.       — Лиззи, это я, — спустя пару секунд бездействия начал он, — Можешь пожалуйста выслушать меня? Тебе необязательно отвечать, просто не прогоняй меня, — рваный вздох, помогающий собраться с мыслями, — Я не знаю, почему ты так злишься на меня, Майки и папу, но нам всем очень жаль. Мы бы очень хотели исправиться, но ты ничего не говоришь. Не могла бы ты дать нам небольшую подсказку, что именно ты хочешь? Мы правда переживаем. Мы любим тебя. И… — голос дрогнул, но он постарался собраться. Ему нужно заслужить её прощение. С такими мыслями он продолжил говорить, — Майки хоть и злится, но он очень хочет с тобой поговорить. А папа готовит какой-то крутой подарок тебе на день рождение, — он тихо посмеялся, — Я тебе этого не говорил, — последовала короткая пауза, — Мы так давно говорили нормально в последний раз… Я скучаю по тебе, Лиззи, — он почувствовал, как в носу неприятно защипала, из-за чего он стал активно тереть свои глаза, стараясь не заплакать. Слезы сейчас не к месту. Но его действия никак ему не помогали. Он чувствовал, как слезы начинают скапливаться в уголках глах, но он всё продолжал говорить, словно от этого зависела его жизнь, — Прости меня за всё, что я сделал тебе. Мне так жаль. Я правда не хотел тебя обидеть. Слышишь, Лиззи? Пожалуйста, скажи мне что-нибудь. Что угодно. Только не делай вид, что ты меня не видишь.       Но она ему не отвечала. Из-за чего Кэссиди больше не смог сдерживать слезы. Крупные капли влаги скатывались по щекам, а после падали с подбородка на синий ковер. Он не понимал за что она так поступает с ним. Что случилось с его сестрой? Откуда такая неприязнь? Он прижался головой к двери, одними губами продолжая шептать извинения. Однако долго он так делать не смог. Дверь вдруг неприятно скрипнула, из-за чего мальчик буквально ввалился в комнату. Замок в двери всегда был слабым, но он бы не сломался только от того, что на дверь кто-то облокотился. Кэссиди резко поднял голову, осматривая комнату нечетким от слез взглядом. Знакомой светлой копны волос он не увидел. Часть его обрадовалась, что ещё не всё потеряно, что она может простить его. Но, с другой стороны, он ощутил какой-то неприятный холодок по телу. Куда она пропала? Она ведь не сбежала через главный вход, пока остальные были на заднем дворе? Нет, она не могла этого сделать. Она ведь понимает, что соседи в случае чего с легкостью могут поймать её и вернуть домой. А если она решила убежать куда-то дальше их квартала? Она ведь не поступила бы так? Как бы сильно она не изменилась она бы не стала поступать так безрассудно.       Кивнув своим мыслям, он поднялся на ноги и, утерев слезы, собрался уйти на поиски сестры, однако его взгляд зацепился за большого плюшевого медведя, который был брошен в угол комнаты. Элизабет пускай и была непоседой, но она всегда старалась быть аккуратной. Забегала ли она сюда перед тем, как уйти куда-то? Зачем? Мальчик подошел к игрушке и поднял её, собираясь усадить его на его привычное место — кровать. Однако игрушка была через чур большой, из-за чего Кэссиди, не видя ничего кроме мягкого белого плюша, споткнулся обо что-то, что скорее всего было его неуклюжестью, и упал в нескольких сантиметрах от кровати, чудом не ударяясь лбом о деревянный каркас. Болезненно вздохнув, он посмотрел на злосчастного медведя, а после, перевернулся на живот, собираясь подняться, но заметил что-то под кроватью. Вряд ли Элизабет обрадуется, если он будет трогать его вещи, но, ещё раз, она крайне аккуратна, а потому скорее всего это лежит под кроватью по чистой случайности. Он протянул руку под кровать и схватил предмет, вытаскивая его на свет. Это оказалась довольно потрепанная тетрадь. Скорее ежедневник. Потертая красная кожаная обложка с таким же ремешком на заклепках. Мальчик с любопытством осмотрел находку, пытаясь понять чей это ежедневник, так как Элизабет никогда не была заинтересована в подобном. Однако единственной необычной деталью были вышитые инициалы в углу обложки — К. А. Это не принадлежало Элизабет, но почему-то находилось тут. Но эти инициалы… Было ли это как-то связано с ним?       Ему не стоит трогать чужое, но стало слишком любопытно. Отстегнув ремешок, Кэссиди пролистал ежедневник до последней заполненной страницы. Большинство страниц были исписаны темной ручкой и довольно сложным почерком, который мальчик был не в силах разобрать. Он читал не так уж и плохо, но это правда было тяжело. Иногда у него получалось разобрать случайные слова, но это не помогало ему понять всю суть написанного. Тем не менее в конце ежедневника почерк менялся, как и цвет чернил. Знакомый почерк выводил светло голубыми чернилами небольшие записи. Это был почерк Элизабет. Судя по датам, она писала тут каждый день, оставляя от силы пять-шесть предложений. Бегая глазами от одной записи к другой лицо Кэссиди становилось всё печальнее, а сердце стало сковывать обида вперемешку с непониманием.       «Нашла дневник мамы…» «…Последняя воля. Я должна воплотить её в реальность. …я любила её больше всех.» «Папа должен больше улыбаться. Майк должен ходить в музыкальный кружок. …всё не так как должно быть.» «Кэссиди не был в планах. …мешается… …портит счастливое будущее…» «Им не нравится, что я хочу сделать как лучше. Так не выйдет ничего исправить. Надо придумать как сделать это по-другому.» «У меня должна была быть младшая сестрёнка…» «Чарли была бы идеальной сестрой.» «Папочка делает аниматроников из рисунков мамы!» «Мама рисовала малышку как мою сестрёнку…» «Когда уже будет готово?» «Папа не даёт мне её увидеть! Предатель!» «Они все не понимают! Глупые! Предатели! Этого хотела мамочка!» «Я просто хочу быть счастливой, как того желала мама… Я сама всё сделаю.»       Множество мыслей было в его голове, создавая громкий гул. Кэссиди не мог понять… Вернее, он понимал о чём писала его сестра, но какой смысл во всём этом? Неужели она была так несчастна, что решила всё изменить? Но она ведь всегда была такой радостной. Это всё из-за этого дневника? Что такого было написано там, раз Элизабет так изменилась? Нет, неважно что там. Ясно одно — нужно не дать ей вновь это в руки. Тогда она обязательно придёт в себя. Всё станет как раньше. Кэссиди крепче сжал в руках злополучный дневник, ощущая обиду и неприязнь к его прошлому обладателю. Вздрогнул, понимая, что не должен испытывать такое к своей матери. Все её очень любили. Он не должен задевать их чувства. Но что, если этот дневник увидят и остальные? Они тоже изменятся? Кэссиди не может позволить этому случится. Нужно избавиться от этого. Он выскочил из комнаты, негромко хлопнув дверью. Стоило бы сжечь это, но ему нужно найти Элизабет. Поэтому пока нужно это хорошенько спрятать. Спрятать там, где никто бы не нашел. И он знал такое место. Мальчик уверенным шагом направился к подвалу. В мастерской отца есть небольшая дыра в полу. Её саму по себе сложно увидеть, если только специально не поднять кусок напольного покрытия, но, помимо этого, она находится под столом, заставленная коробками. Отец вряд ли вообще знает об этой дыре, а если и знает, то скорее всего отложил ремонт на потом, благополучно забыв после. Элизабет очень разозлится, когда поймёт, что дневник пропал. Но всё в порядке. Потом она обязательно простит его. Как только она вновь станет собой, то осознает каким пагубным было влияние этой тетрадки. Простит, поймёт и всё вновь вернётся на круги своя. Он сможет подождать несколько месяцев игнорирования с её стороны.       Уже подходя к мастерской он вдруг услышал знакомый голос. С трудом сдержал удивленный вздох, чтобы его не заметили. Заглянул аккуратно в щель между дверью и стеной. Как он и думал — Элизабет. Та стояла возле левой стороны комнаты, из-за чего он мог видеть только часть её спины. Если она поймает его, то всё пропало. Мало того что он не сможет спасти её от влияния дневника, так и она уже точно никогда не заговорит с ним. Что же ему делать? Нужно спрятать. Заметит ли она, если он прокрадется за её спиной? Она была на чем-то очень сосредоточена, судя по её напряженной спине. Бормотала себе под нос что-то, что он, к сожалению, не мог расслышать. Стоит ли рисковать? Взмолившись кому-то, прося удачи, Кэссиди решил рискнуть. Тихими шагами он отходил к дальнему углу правой стены, про себя радуясь, что дыра находится в таком удобном места. Обходя провода, он дошёл до стола, под который тут же залез. После того, как он спрятал книгу, решает переждать за коробками пока сестра уйдёт из мастерской. Тогда выйдет и он. Сделает вид, что пришёл с другой стороны, добежит до сестры, и они наконец поговорят.       Прижав посильнее покрытие, под которым покоилась чёртова тетрадка, Кэссиди придвинул к себе несколько коробок, прячась за ними. Но его неуклюжесть вновь дала о себе знать. На одной из коробок похоже лежал какой-то инструмент, который при движении упал на пол, громко звякнув. Кэссиди чуть пискнул, когда рядом с ним затрещала розетка — видимо инструмент упал на удлинитель, включая его. Элизабет тут же обернулась, вглядываясь в угол. Мальчик затаил дыхание, прячась за коробкой. Его раскроют. Он опять всё испортил. Всё станет только хуже, и он виной этому. Однако видимо сегодня его день, так как Элизабет отвлеклась на звук за спиной и вернулась в своё начальное состояние. Кэссиди смог вздохнуть с облегчением. Со стороны девочки послышался взволнованный вздох, из-за чего он с любопытством выглянул из-за коробок.       Элизабет всё это время стояла рядом с аниматроником, который их отец всё это время конструировал. На пробковой доске чуть правее от аниматроника были прикреплены кнопками чертежи с будущими проектами из этой же линейки, который мальчик с любопытством разглядывал. А его сестра тем временем всё продолжала крутить возле аниматроника, который наблюдал за её действиями. Она всё продолжала говорить о том каким плохим был отец раз не позволял посмотреть на неё, говорила о том, что она ей нравится, что раз она вдруг так резко проснулась, то это судьба — они обязательно подружатся. А Кэссиди не понимал почему она так радуется дружбе с машиной. Да, возможно, будь они обычной семьёй, то он бы был таким же. Но когда твой отец буквально на дому создаёт роботов, то невольно начинаешь понимать, что они не способны стать на дружбу если они заранее не созданы для такого. Да и даже в таком случае они никогда не смогут заменить человека.       Элизабет радостно хлопнула в ладоши, когда из небольшого отверстия в животе аниматроника вытянулась клешня, держащая рожок мороженого. Девочка протянула к нему руку, но стоило обхватить лакомство, как клешня вдруг сжалась вокруг её руки. Элизабет вскрикнула, роняя мороженное на пол. В тишине комнаты вдруг раздался хруст, за которым последовал громкий девичий крик. Девочка, не переставая кричать, стала бить свободной рукой по железной клешне, которая проткнула тонкую кожу, рвя сухожилия и ломая кость. Кэссиди, до этого застывший в ужасе при виде того, как кровь стала вытекать из проткнутой конечности, капая на пол, смешиваясь со сладким мороженым, вдруг выскочил из своего укрытия. Снеся коробки, он подбежал к сестре, которая при виде него испытала облегчение, но вновь начала кричать, когда хватка на руке усилилась. Она кричала сквозь рыдания, прося о помощи. А Кэссиди пытался придумать что-то. Его трясло от ужаса, когда аниматроник перевёл на него свой кукольный взгляд и изобразил улыбку. Он мог бы попытаться оттащить сестру от аниматроника, но это только причинит ей вред. Бежать наверх за взрослыми было безумием. Нельзя оставлять её одну. Его взгляд метался из угла в угол, пока в какой-то момент он не заметил крохотное окно под потолком, выходящее как раз на задний двор. Окно было закрыто, и он не сможет открыть его из-за своего роста. Схватив первое что, попалось под руку он бросил предмет в окно. Промазал. За ним полетел ещё один. Ещё. И ещё. Взгляд размывался от слёз и подступающей паники. «Ну же, давай! Разбейся, прошу тебя!» — истерично билось в голове. Он замахнулся гаечным ключом и, господи, спасибо, стекло разбилось. Кэссиди подбежал к стеклу, наступая на осколки, который впились в босые ноги, на что мальчик вскрикнул, но почти тут же замолк, прикусывая до крови губы. Его сестре сейчас больнее.       — Папа! Папа! — кричал он, — Дядя Генри! Чарли! Помогите! — он всё продолжал кричать, надрывая горло изо всех сил, но ответа не было. Он кричал на протяжении нескольких минут, стараясь перекричать вопли сестры, но казалось, словно все вдруг ушли, оставив их в одиночестве. — Майк! Майк, слышишь?! Ты обещал помочь мне! Майк! — но его не слышали.       Кэссиди терял надежду. Им не помогут. Ему нужно что-то сделать! Мальчик подбежал к сестре, решив всё же попытаться оттащить её. Элизабет стала брыкаться, вопить о том, что ей больно, но Кэссиди не останавливался. Ему нужно вытащить её несмотря ни на что, иначе может случиться что-то очень…       «Ошибка. Требуется перезагрузка»       …очень плохое. Аниматроник вдруг закрыл глаза. Кэссиди вздохнул взволнованно. Ослабнет ли хватка у клешни? Он попытался разжать механическую конечность, прося прощение у сестры каждый раз, когда она вздрагивала, издавая сиплые стоны. Но несмотря на то, что машина выключилась, хватка не ослабла. По крайней мере сейчас он может привести сюда кого-нибудь.       — Подожди чуть-чуть, Лиззи, — дрожа от всё ещё не отступившего ужаса прошептал он.       — Не бросай меня! — он схватила его здоровой рукой, не позволяя уйти, когда он направился к выходу. Из-за повышенной интонации она зашлась в кашле. А когда кашель отступил, она не смогла вымолвить ни слова. Лишь умоляюще смотрела на брата, словно от его присутствия зависела её жизнь. Мальчик сжал её ладошку своими, покрытыми её же кровью       — Обещаю, я вернусь как можно быстрее.       Девочка медленно отпустила его и кивнула. Он постарался улыбнуться ей, но вышло из ряда вон плохо. Ему казалось, что он вот-вот упадёт. Давно уже должен был, так как подобный стресс ребёнок не сможет пережить. Он держался на одной лишь силе воли. Ноги заплетались, но он всё равно сорвался на бег, спотыкаясь через раз и чудом не падая. Взбежал по лестнице и покинул подвал. Побежал к выходу на задний двор, но не добежал, услышав голоса в другой стороне. Направился на голос и заметил опущенную на чердак лестницу — вот почему они не слышали их крики. Забираться по лестнице сил не было, а потому он сквозь боль в горле прокричал, что Элизабет ранена. Сверху послышался грохот, а за ним вопросы. «В подвале. Аниматроник. Скорее…» Голос совсем осип, а в глазах начало темнеть, но он мотнул головой. Он обещал, что вернётся к ней. Развернулся и побежал обратно. Слышал позади какую-то возню, но она всё отдалялась. Кэссиди ощущал злость от того, что они так медлят. Не понимал, что сам бежал слишком быстро для своего истощённого стрессом тела — организм работал на полную, следуя воле хозяина. В конце концов он вновь оказался в подвале. Перед этим он всё же свалился с лестницы, а потому бежать не мог. Прихрамывая, он торопился к сестре. Тишина в помещении была слишком пугающей.       И вот, открыв дверь в мастерскую, он застыл. Глаза раскрылись в ужасе, вновь наполняясь слезами. Клешня, которая затащила Элизабет во внутрь аниматроника, видимо не могла найти место в каркасе, а потому сложилась прямиком в её животе, разрывая тот изнутри. Мальчик в бессилии осел на колени, смотря на то, как сжимается каркас аниматроника, сдавливая тело его сестры, чей взгляд был направлен на него, крича о помощи. Но он не мог сделать ничего. Просто смотрел и плакал, безмолвно прося прощения. Девочка, осознав, что брат ей не сможет помочь, широко раскрыла глаза в неверии и зашевелила губами. И мальчик вдруг почувствовал, как весь воздух вышибло из груди. Задышал быстро-быстро, будто весь кислород выкачали из комнаты, и вцепился в волосы, сжимая их, а после прижался лбом к полу. Слышались шаги, спускающиеся по лестнице, но Кэссиди не слышал их. Единственный звук, который доносился до него, это звук ломающихся костей и гул механизмов. А весь дом сотряс безумный крик…

***

      Я лежала на кровати Кэссиди, погруженная в собственные мысли. Слишком много вопросов крутилось в голове после всего, что он мне поведал. Но думать об этом сейчас совершенно не хотелось. На часах было только семь утра. Работаю я во вторую смену, которая начинается с двенадцати. Делать сейчас совершенно ничего не хотелось. Просто лежать на кровати, думать о чём-то, что никак не касается настоящего, да тискать Кэссиди. Тот лежал у меня под боком, тихо сопя. После пробуждения от кошмара он попросил меня полежать с ним, пока он не уснёт. Ну я и согласилась. Вот только не учла, что он во сне обнимет мою руку так, что я не смогу её вытащить, не разбудив его. Вот и лежу теперь. Рука немного затекла, но, думаю, это зрелище стоит того. Я потянулось свободной к его лицу и легонько коснулась носа, который он тут же сморщил, вызывая у меня микроинфаркт. Ну не прелесть ли?       — Ты вроде детей не любишь, — звучит недовольно. Я лишь махнула рукой, надеясь, что плюшевый отстанет, — Вот ещё.       Я недовольно цикнула, но ничего не сказала. Не хватало ещё Кэссиди разбудить. Вздохнула и вновь легла ровно. Интересно, прилетит ли мне за то, что я сегодня не готовлю? Я резко глянула в сторону двери, которая скрипнула, открывшись. Там стоял Уильям. Я еле заметно напряглась. Мысли материальны, да? Он посмотрел чуть удивлённо на нас, а потом улыбнулся.       — Я сегодня в ночь, можешь лежать дальше. Сам приготовлю завтрак.       Я благодарно кивнула ему, после чего он вышел. Что ж, одной проблемой меньше. А также это даёт возможность… Кэссиди нахмурился, сжимая меня сильнее и шепча что-то невнятное. Верно. Сейчас у меня есть время на отдых, а потому стоит им воспользоваться. Я прикрываю глаза, надеясь немного подремать.       А когда вновь их открываю, то понимаю, что уснула довольно крепко. Время подходило к одиннадцати. Я резко подскочила и помчалась в ванную, по дороге чуть не сбив выходящего из кабинета Уильяма. Он бросил мне слова о том, чтобы я была осторожнее и направился дальше по своим делам. Около получаса я собиралась. Меня слегка потряхивало от волнения, но я старалась это не показывать. Но либо делала это слишком плохо, либо Кэссиди был через чур внимательным. Пока я скидывала в небольшой рюкзак документы и другие нужные для меня вещи, тот заговорил со мной, до этого тихо наблюдавший.       — Чего ты так боишься? — он смотрит с любопытством, прижимая к себе притихшего Фредбера.       — Сложно сказать, — я держала в руках расческу, думая стоит ли её брать с собой. Всё же решила перестраховаться и положила в угол рюкзака, — Боюсь облажаться. А если так случится, то лишусь работы. Лишусь работы — потрачу время на поиск другой. Будет меньше времени на заработок. А если денег будет не хватать, то мои планы могут обломаться.       — Ты параноик, — раздраженно говорит игрушка. Я смотрю на него хмуро, но тот лишь хмыкает, — Разве я не прав? — спрашивает Кэссиди, а тот кивает несмело, из-за чего я лишь больше хмурюсь.       — Он прав. Ты переживаешь из-за того, что может случиться с очень небольшой вероятностью, — я хочу возразить, но он продолжает, — Разве дядя Генри давал повод сомневаться в его словах? — я поджала губы, ощущая как медленно меня охватывает стыд. Да, Генри ведь убедил меня в том, что не уволит. Так почему я так переживаю?       — Полагаю, я просто такой человек… — закрываю рюкзак, после закидывая его на плечи, — Удачи нам.       — Удачи нам, — он кивает, улыбнувшись мне так тепло, что я начинаю ощущать как медленно моё волнение спадает на нет.       «Этот мальчишка — нечто» — думаю я, направляясь к выходу. Слишком хорошо чувствует чужое настроение. И так легко может его менять. Или это так со мной? Стал бы его Майкл задирать в таком случае? Как раз думая я нём, взгляд зацепился за закрытую дверь его комнаты. За то время, что я бегала по дому в сборах, я ни разу не видела старшего из братьев. С ним же всё нормально?.. Я стояла возле выхода, погружённая в свои мысли. Разве имею я права жалеть его после того, как сама подставила его?       — Я пожалею об этом…       Сняв рюкзак, я открыла его, в поисках нужных мне предметов. И спустя несколько минут, успокоив хоть немного сжирающую меня совесть, я направилась на автобусную остановку. В голове прикидывала сколько денег уйдет по итогу если тратить их на автобус в течении полутора месяца. И прогнозы не были позитивными. Иногда, возможно, можно доехать до закусочной вместе с Уильямом. Но даже так. Он больше на дому работает и, если повезёт, раза два в неделю может съездить туда лично. Это проблема. Стоит ли её обсудить с Генри? Ещё больше доставать его своими проблемами не хотелось. Есть мысль поближе познакомиться с другими работниками. Может быть такое, что кто-то из них из этого района. Я огляделась по сторонам, а после поджала губы от нервозности. Тут крайне мало людей, у которых есть машина. Не все ведь такие как Уильям, который в свой возраст имеет столько материальных благ. Повезло, ничего не сказать. Мотаю головой. Не время завидовать. Сегодня нужно приложить максимум усилий.

***

      …Я не рассчитала свои силы. Прекрасно знала о популярности этого места, понимала, что больше работы — больше чаевых. Но, вашу ж мать, это просто безумие. Первый час прошел достаточно легко, потому что он предназначался для знакомства с коллегами и самой работой. А потом начался полнейший ад. Постоянный шум, бегающие дети, из-за которых я с помощью высших сил, не иначе, с трудом могла пройти до нужного мне столика. Голова болела невыносимо. Нужно будет зайти в аптеку и закупиться обезболивающим, иначе я крышей поеду.       Смотрю на часы в зале и чуть ли не плачу от радости. Наконец-то шесть часов. «Смотри не описайся от счастья» — слышу в спину от одной из моих коллег. Смотрю чуть раздражённо, но сил как-либо ответить нет. Иду к раздевалке, чтобы переодеться. Быстро меняю одежду, складываю фиолетовый фартук и кладу его на полку в выделенном мне шкафчике, а поверх бросаю надоедливую брошку в виде пышного банта такого же цвета. Расправляю лимонного цвета рубашку на вешалке и вешаю в шкафчик, после, закрыв его, хватаю предварительно вытащенный рюкзак и направляюсь к кабинету Генри. Стучу пару раз и захожу, дождавшись разрешения. К удивлению обнаруживаю там помимо него самого ещё и Уильяма, сидящего на углу стола.       — Как поработала? — участливо спрашивает Генри.       — Нормально, — отвечаю без заминки, даже не задумываясь о том, чтобы высказать хоть каплю недовольства.       Уильям, словно поняв это, улыбается, смотря на меня с прищуром. Я напрягаюсь, боясь того, что он, проходя мимо главного зала, мог заметить как я натираю столы, вслух возмущаясь. Посетители тогда были в другом месте, поэтому я позволила себе эту вольность, чтобы хотя бы немного снять стресс. Если он правда видел, то собирается ли рассказать Генри? Я стараюсь не подавать вида, что как либо напряжена. Спокойно смотрю в ответ на мужчину, играя в своеобразные гляделки пару секунд. Он хмыкает в какой-то момент и, потеряв интерес, продолжает читать документ, что был у него в руках. Генри, даже если и заметил промелькнувшую между нами искру, виду не подал и позволил идти домой. Что я и сделала. Но стоило подойти к выходу, как меня резко схватили за руку. Я обернулась с раздраженным лицом, предчувствуя как сорвусь на умнике, но замерла. Раздражение быстро сменилось на удивление, а после беспокойство.       — Ты что тут делаешь? — я присела на корточки, перед Кэссиди, утирающим слёзы с щёк.       — Майк… — он рвано выдохнул, будто боясь, что стоит произнести имя, как названный появится в тот же момент, — Он не выходил из комнаты весь день, но недавно вышел. И был очень зол. Я боялся, что он может что-то сделать, поэтому решил прийти сюда.       — Разве тебе не страшно тут находиться? — я беру его за руку и вывожу из заведения.       — Пока тут есть ты, мне не так страшно.       Я слабо улыбаюсь ему. Сказать, что, скорее всего, Майкл был так зол из-за меня, я не решилась.

***

      Сложно было точно сказать из-за чего был зол Майкл. Одной из причин была боль. Отец отпустил его «подумать в комнате над своим поведением» только после того, как все пальцы левой руки были пробиты степлером. Ему пришлось потратить около часа на то, чтобы вытащить застрявшие в коже скобы. Скорее всего с утра его рука выглядела ещё кошмарнее, чем есть сейчас, если бы не оставленная в комнате аптечка. Отсюда выходит вторая причина. У него всю ночь болела голова, из-за чего он не мог заснуть. Выйти из комнаты за чем-то, что хоть как-то поможет ему уснуть он не мог. Поэтому ему ничего не оставалось, кроме как продолжать лежать на кровати, глядя в потолок и размышляя обо всём.       Он думал о том, как вообще всё дошло до такого. Всё было как обычно. Он уже столько времени издевается подшучивает над Кэссиди и всё было в порядке. Пока не заявилась эта девка. Было ему не плевать на то, что там у неё случилось. Ему было любопытно, да. Но по итогу решив утолить эту жажду, ему прилетело по голове в прямом смысле. Состроила из себя бедную и несчастную, просто чтобы подставить его. Он ощущал себя идиотом. Чтобы ещё раз он так ошибся. Ни единому её слову верить он больше не собирается. Решила объявить ему войну? Что ж, вскоре она соберёт все свои шмотки и свалит отсюда. Уж он постарается ей в этом помочь.       А после, когда время подходило к шести, он, сумевший заснуть часа на четыре, проснулся. Понимал, что больше спать не сможет, поэтому поднялся с кровати и собрался выйти из комнаты, но заметил просунутую под дверь сложенную вдвое записку. И стоило прочесть её, как поутихшая после сна ярость разгорелась ещё сильнее чем до этого. Он смял её, забросив куда-то в угол и вышел из комнаты. Лучше никому сейчас не попадаться ему на глаза, иначе он за себя не отвечает.       А Кэссиди, тихо сидевший в гостиной перед телевизором, вздрогнул, стоило услышать с какой силой хлопнула дверь в комнату брата.       Я понимаю, что ты скорее всего теперь меня ненавидишь, но я правда не знала, что он способен на такое. Мне очень жаль. Знала бы я, как тебе не повезло с родителем, то постаралась свести все жертвы к минимуму. Я могу понять какого это жить в подобной семье. Но это всё ещё не даёт тебе права срываться на Кэссиди. Если захочешь поговорить об этом всём, то я готова выслушать. — Бет.

***

      Честно, я уже даже не сомневаюсь, что единственным адекватным человеком в этой семье является Кэссиди. Возможно такой была и его мать. Но все остальные явно чокнутые. Потому что будет ли адекватный человек, стоит войти в дом и пройти пару метров, хватать тебя за шею и прижимать к стене? Сомневаюсь. С другой стороны я ожидала, что Майкл будет в ярости. Сперва были надежды, что мы сядем и обговорим всё спокойно, но слова Кэссиди спустили меня с небес на землю. Я собиралась поставить суп на плиту, но даже до холодильника не дошла. Так и стою у стены возле выхода с кухни. И чего я от этого морального урода ожидала? Усмехаюсь своим мыслям, пока хватка на шее усиливается. Его бесит моё спокойствие. Но я не собираюсь ему поддаваться. Ну да, он с головой не дружит, но должен же понимать, что за убийство сажают.       — Ты не представляешь, как сильно мне хочется свернуть тебе шею, — шипит он мне в лицо.       А я будто и не здесь. Краем уха слышу его слова, пока всё моё внимание приковано к Кэссиди за его спиной. Он смотрит со страхом, еле сдерживая слёзы. Я стараюсь улыбнуться ему, за что получаю ощутимый удар по лицу. В глазах на несколько секунд темнеет, но я стараюсь хотя бы губами произнести одно единственное слово. «Вперёд». Вижу как его размытая фигура мнётся, не решаясь, но после срывается с места. И как только я убеждаюсь, что он скрылся с виду, обращаю всё внимание на парня перед собой.       — Ну так сверни, чего ждёшь? — хочу звучать дерзко, но могу только жалко хрипеть.       — Не хочу марать о тебя руки, — спустя пару секунд молчания произносит он, а хватка на шее становится слабее. Я закашливаюсь от подступившего в лёгкие воздуха, а тот смотрит хмуро, строит из себя крутого, но во взгляде замечаю неуверенность.       — Что тебе нужно? — спрашиваю, отдышавшись.       — Хочу, чтобы ты свалила, — я смотрю на него как на идиота. Он серьёзно думает, что я так просто могу взять и уйти? — Мне плевать на твои обстоятельства. Ищи благотворительность в другом месте, — а, вот оно как. Он наконец отпускает мою шею, и отходит на шаг, продолжая смотреть пристально. Ожидает моего согласия. Пусть ждёт и дальше.       — Слушай, Майкл, — тот дёргается, а я стараюсь сдержать себя от ухмылки — ни он, ни я по имени друг друга не называли. Разве что у меня разок сорвалось то мерзкое «Майки», но это не в счёт, — От чего ты такой агрессивный? Из-за возраста? Ты просто мудень? Или есть какая-то иная причина?       — Тебя это не касается, — руки на груди сложил, всем своим видом кричит, что разговор со мной не доставляет ему ничего кроме раздражения.       — Ой ли? — он недоверчиво глядит на меня, но замечаю на секунду мелькнувшее на лице удивление, которое он давит старательно. Боится, что обману? Что ж, справедливо, — Если я скажу, что наши семьи были знакомы?       — Бред, — он усмехается, не впечатленный этим, — Я знаю всех знакомых отца.       — Не думаешь, что был слишком мелким тогда, чтобы запомнить? — я слежу за каждой его реакцией. Сама не понимаю чего добиваюсь. Основную то цель я прекрасно выполняю, но, кажется, та надежда в то, что этот идиот наконец образумится, до сих пор живёт во мне, — Те чертежи… — он в миг меняется в лице, сперва пугаясь, а после начиная злиться, — Дослушай. На тех чертежах были инициалы моих родителей.       — Почему думаешь, что именно их? — он не верит.       — Ну знаешь, — я закатываю глаза и зеркалю его позу, — Такое частое явление, что существует пара под фамилией Эванс с именами точь-в-точь как у моих родителей. Ах, да. Ещё и подписи точно такие же как были у них.       — Почему я должен поверить в это? Да, возможно там твоя фамилия, но откуда мне знать, что ты не врёшь насчет имён родителей?       — Могу показать документы их, — жму плечами как ни в чем не бывало, а тот тушуется сразу, не ожидая, что у меня будут документы погибших родителей, — Ты бы не хранил что-то на память об ушедшем человеке? — он губы поджимает, не решаясь ответить. Хранил бы точно.       — Покажи, — сдавшись, соглашается он.       Находясь в комнате Кэссиди, я достаю из нижнего ящика комода пакет с документами. На самом деле мне очень повезло, что дядя с тётей решили положить документы отца, зная о том, как я дорожила ими. Видимо хоть какую-то каплю внимания они мне уделяли. Стараюсь отогнать эти мысли и вернуться к делу. Беру паспорт, а после протягиваю его Майклу. Тот берёт неуверенно, пытается открыть одной рукой на нужной странице, что выходит у него весьма нелепо. Вздыхаю, забирая обратно и открываю сама. Указываю сперва на имя с фамилией, а после на подпись.       — Мэтью Эванс… — читает он вслух и хмурится, замолкая.       — Нам придётся опять взять чер…       — Нет! — он перебивает меня, смотря испуганно, а после мотает головой, стараясь прийти в себя, — Не нужно, — продолжает спокойнее, — Я видел эти инициалы однажды, — я смотрю с интересом, отмечая в голове, что скорее всего когда-то Майкл брал чертежи отца, а после что-то случилось. Видимо поэтому он тогда помог мне собрать их, когда я впервые убиралась в кабинете Уильяма, — Но даже так, — он поднимается с пола, на котором до этого сидел вместе со мной, — Ты ведь не думаешь, что я поменяю своё мнение только из-за этого?       — Даже не рассчитывала, — вздыхаю обречённо, убирая документы на место. Поднимаюсь следом за парнем, — Но дай хотя бы небольшую отсрочку. Я хочу узнать, хоть какую-то информацию о родителях, — он смотрит недовольно, — Плюс… Я всё ещё не могу так просто взять и уйти. Мне нужно найти хоть какое-то место, где можно остаться на первое время. После получу зарплату и смогу снимать комнату где-нибудь.       — До дня рождения Кэса. Этот день будет последним. На ночь остаешься и чтобы на следующий день тебя тут не было, — сдавшись, говорит он. А я губы поджимаю, хочу возразить, но он не потерпит отказов. Кем нужно быть, чтобы за два дня, если не считать сегодняшний, успеть всё это?       — Хорошо…       Возможно я смогу упросить кого-то из коллег? Или Генри?.. Мысли были мрачнее тучи, пока их неожиданно не прервал голос Фредбера, вопящий о том, что Кэссиди в опасности. Я дёргаюсь как от удара током и выбегаю прочь из комнаты. Слышу позади крик Майкла, спрашивающий куда я рванула. Я не решаюсь ответить. Да и нет времени. Бегу по коридору со всех ног и с трудом замедляюсь на повороте, чуть не врезавшись в стену. Открываю дверь подвала и быстро спускаюсь по крутым ступенькам, молясь про себя, чтобы не навернуться здесь. Не ясно чей голос — мой или Фредбера — вопил в голове о том, что это моя оплошность. Моя вина. Он в опасности из-за моего дурацкого плана. Вот ещё что придумала. Заставить ребёнка вынюхивать что-то в мастерской отца, пока сама занимаешься отвлечением Майкла. Прекрасный план! А то что в этом месте умерла его сестра вообще не важно. У тебя совсем мозги отсохли, Бет?!       Толкаю железную дверь и вваливаюсь в ранее невиданную мною комнату. На осмотр мебели времени нет. Я пытаюсь найти взглядом Кэссиди, но не вижу. Дрожу от мыслей, что я опоздала. Но вдруг слышу плач. Пытаюсь ориентировать на звук, что звучал слишком глухо. Будто плачь был за стеной. Обхожу стеллаж и застываю, смотря на огромного аниматроника, сидящего на столе. Дрожь усиливается, потому что я знаю. Видела. Тот самый аниматроник с чертежа. Вспоминаю его функционал моментально и подхожу ближе, даже не думая о том, что могу как-либо пострадать. Мой взгляд прикован к его животу. «Кэссиди» — зову его громко и слышу оборвавшийся на мгновение плач, а после слишком громкий для обычно тихого ребёнка голос: «Спаси меня!» Пытаюсь его хоть немного успокоить, говоря, что вот-вот вытащу его. Но даже не представляю как.       Мне кажется, что я сейчас разревусь на месте как беспомощный ребёнок. Но замираю услышав посторонний голос.       — Нужно сделать определенную последовательность действий и полость живота сама откроется, — я смотрю на Майкла почти как на святого, но ему не до этого. Он принимается рыскать повсюду, — Я не знаю комбинацию. Отец скорее всего записал её в своём журнале. Не стой столбом! Ищи ежедневник в фиолетовой обложке!       Я киваю быстро и начинаю всё осматривать. Руки тряслись от неотступающего страха за жизнь Кэссиди, отчего всё выпадало из них. На глаза всё же выступили слёзы. И я замерла на месте, пытаясь успокоиться, что было безуспешным. Вздрагиваю от неожиданности, когда чувствую как аккуратно берут меня за руку. Поворачиваю голову, встречаясь взглядом с взволнованным Майклом.       — Тебе нужно успокоиться. Так ты не сможешь никак помочь ему. Давай, дыши глубоко, — спокойно говорит он, а я пытаюсь делать как он говорит. Он кивает, тихо говоря «молодец», руку разжимает, но смотрит на меня внимательно, — С ним всё будет в порядке. Ты ведь видела чертежи? Он не может вредить грузу. Так что постарайся меньше нервничать.       Он прав. Я видела их. Слишком хорошо изучила, чтобы так просто забыть про это. Закрываю глаза и делаю очередной глубокий вздох, а после смотрю на Майкла. Благодарю искренне и возвращаюсь к поиску. И вот спустя пару минут журнал был найден. Майкл пролистал его, ища нужные заметки, и, найдя, приступил к действиям. Кнопки у глаз, на бабочке, ещё что-то. Я была слишком сосредоточена на мыслях о состоянии Кэссиди, а потому за процессом особо не следила. Но делал он всё так ловко, что казалось будто это уже и не в первый раз. Приходилось ли ему вытаскивать уже кого-то из аниматроника? Было ли это также умело как сейчас? На секунду в голове мелькнула картина, как к Майклу на руку падает обезображенное тело, от чего я начинаю дрожать. Пускай быстро, но мозг обрисовал всё так точно, что я не могла выкинуть это из головы. Но отвлечься от этих жутких мыслей я всё же смогла, когда увидела как отъезжает наружный корпус и на нас с Майклом смотрят два заплаканных зелёных глаза. Кэссиди выпрыгивает из аниматроника, падая на колени, но будто не чувствует этого. Бежит на ватных на ногах ко мне и стискивает в объятиях, утыкаясь лицом мне в живот и начиная плакать с новой силой. Я склоняюсь к нему, обнимая в ответ, и чувствую как сама начинаю лить слёзы. А Майкл стоял в стороне, не решаясь подойти, но выглядел он обеспокоенно.

***

      — Хорошо, а теперь, когда мы все успокоились, расскажите мне почему вообще подобная ситуация приключилась, — спустя какое-то время спросил Майкл. Мы всё ещё были в мастерской. Я и Кэссиди сидели на каком-то ящике, пока парень стоял напротив нас, облокачиваясь о стол позади. Я молчала, пытаясь придумать стоящее оправдание. И я придумала. Вот только сказать его я не успела.       — Майк, пожалуйста, не злись, — Кэссиди, чей голос был слишком слабым после долгого плача, решил взять всё на себя. Я хотела попросить его позволить говорить мне, но парень сказал, что хочет выслушать. Мне не оставалось ничего, кроме как наблюдать за диалогом братьев, — Но тут должно быть кое-что важное.       — Что такого важного может быть в мастерской, в которую ты столько лет боялся заходить, а тут вдруг осмелел? — он смотрит на меня, понимая, что это по моей инициативе случилось. И младший это замечает.       — Не вини её, — он пытается заступиться за меня, делает грозный вид, но довольно быстро тушуется под взглядом брата, — М-мне, — запинается, волнуясь, — Мне уже давно снятся кошмары… — я смотрю в неверии. Ты хочешь сказать ему правду? Хватаю его за руку, привлекая внимание, и мотаю головой, прося остановиться, — Я должен сказать ему, — он вырывает руку из моей хватки и вновь смотрит на брата, который внимательно наблюдал за нами, — Эти кошмары появились неожиданно. Без всякой на то причины. И уже год снятся мне. В этих кошмарах я один в нашем доме пытаюсь защищаться от кошмарных аниматроников. Но каждый раз проигрываю. Они, — он рвано вздыхает, — убивают меня. А когда я просыпаюсь, то эта боль остаётся со мной…       — Я всё ещё не вижу причины, — перебивает его. До этого слушая с каким-то безразличием.       — Один из них сказал, что ответ кроется в чертежах, — Кэссиди выглядит обиженным из-за его реакции, но всё равно послушно рассказывает, — Но там не было ничего полезного. Поэтому мы подумали, что возможно тут…       — То есть ты хочешь сказать, что какой-то аниматроник из твоих кошмаров сказал что-то про чертежи, и вы оба побежали смотреть их? — он улыбается почти истерично, — И по этой причине я должен был терпеть это?! — он поднимает раненую руку и смотрит с такой злостью, что Кэссиди не может ничего ответить. Он сжимается весь, отступает на шаг назад и кивает неуверенно, — Ладно. Допустим. Но вы понимаете, что это выглядит так, будто вы подозреваете отца в том, что тебе там что-то снится. Чёрт с ней, но ты?! — Майкл в два шага преодолевает разделяющее его с Кэссиди расстояние и кладёт руки на его плечи, сжимая с такой силой, что младший вскрикивает, — Он твой отец! Ты серьёзно думаешь, что он может как-то навредить своему ребёнку?       — Но тебе же навредил! — встреваю я и, вскочив на ноги, отталкиваю его от Кэссиди, — И судя по всему уже не впервые. Так почему ты продолжаешь видеть в нём святошу? Считаешь, что это нормально?! — я закрываю собой мальчика, который изо всех сил пытается сдержать слёзы.       — Да блять что мне ещё остаётся?! — он произносит это надрывисто, смотря на меня с болью и обидой, но та была предназначена не мне, — Если я буду делать что-то, что ему не нравится, он разочаруется во мне! Плевать я хотел на наказания! Я не выношу того, что потом он делает вид будто меня не существует для него! Да даже веди я себя как пай-мальчик, он продолжает меня игнорировать! Что мне, мать твою, нужно делать, чтобы заинтересовать его, если он даже не обращает внимания на мои издевательства?! — он замолкает, дышит часто после того как выдал всё это на одном дыхании, и смотрит на меня, ожидая. И у меня будто весь воздух из легких выбивает, когда я понимаю, что именно он ждёт от меня.       — Ты ведь не можешь говорит это серьёзно… — он хмурится, смотрит с непониманием, а я не могу сдержать нервного смешка. Чувствую как Кэссиди позади крепко держит край моей футболки, — Ты ждешь от меня жалости? Ты серьёзно считаешь, что я буду жалеть тебя?.. Тебя? Того кто издевается над беззащитным ребёнком, просто пытаясь привлечь внимание папочки?       — Завались! Тебе этого не понять, — он разворачивается, собираясь пойти к выходу, но я не позволяю ему этого сделать. Толкаю резко, отчего тот на пол валится. Майкл переворачивается на спину, выглядя безумно злым, но он не успевает ничего сделать, так как я сажусь ему на живот, закрепляя его руки над головой. Второй рукой сжимаю один из раненых пальцев, из-за чего он вскрикивает, но я даже не думаю останавливаться.       — Завались лучше ты и послушай, что я тебе скажу, — сжимаю сразу два пальца, вызывая очередной вскрик, — Эта боль реальна. Но Кэссиди испытывает боль намного страшнее чем эта. И она остается с ним даже после пробуждения. Но он молчит, — впиваюсь ногтем в рану через бинт. Майкл пытается глушить крики, но у него это не выходит, — Молчит, когда умирает там, — растираю кожу на пальцах, — Когда его просьбы помочь игнорирует отец, — вижу как бинт начинает намокать из-за открывшейся раны, — Когда над ним издеваешься ты, — я встаю на ноги, смотря на корчившегося на полу Майкла с отвращением, — И просто посмотри на себя. Я лишь сказала тебе правду как она есть, а ты решил сбежать. А сейчас лежишь и ноешь как девчонка, ни испытав и половины той боли, что ощущал он. Нравится тебе это или нет, но я выясню каждый грязный секрет твоего папаши. И если узнаю хоть что-то, что могло навредить Кэсу, то и он, и ты окажетесь за решёткой. Уж я об этом позабочусь, — я хватаю ежедневник Уильяма и ещё некоторые заинтересовавшие меня во время поиска записи, а после выхожу из мастерской вместе с Кэссиди.

***

      Кэссиди был напуган моим поведением, и я его не виню. Сама не могу принять факт того, что я сделала. Я была слишком подвержена эмоциям. Слишком зла. Слишком чётко видела в голове картину, чем могло всё закончиться, позволь я себе отдаться этой ярости. Но то были просто мысли. Я не стала бы делать что-то настолько жестокое ни в каком состоянии. То что случилось — целиком и полностью вина того придурка. Он заслужил это. И я больше не собираюсь слушать свою совесть.       Мотаю головой, пытаясь перестать думать об этом. Сейчас есть дела поважнее. Смотрю на тихого Кэссиди, который не разговаривал со мной всё время после того, как мы вышли из мастерской. Кивком головы отказался от ужина и также молча после лёг спать. Молчит даже после того, как я спустилась с чердака, держа в руках Плюштрапа.       — Кэс… — тот дёргается от моего голоса, но даже не смотрит в мою сторону, — Мне правда жаль, что так случилось. Я не хотела тебя напугать. Ты же знаешь, что тебе вреда я не причиню. Я и сделала это только ради тебя.       — Я разве просил об этом? — наконец отвечает, смотрит на меня так, будто я ничем от монстров в этом доме не отличаюсь, и меня почти сносит с ног от этого, — Я понимаю твою злость, но никогда не пойму желание причинить кому-то боль, — а я молчу, даже не представляя, что нужно сказать. Пообещать, что такого больше не будет? Я не могу. Если мне нужно будет защитить его, навредив кому-то, то я сделаю это. Я не хочу врать ему.       — Давайте вы позже с этим разберётесь. Время идёт, — мы оба смотрим на игрушку в моих руках. Тот даже не реагирует никак на слишком пристальное внимание к себе. Вырывается из кольца рук и идёт, сгорбившись, в сторону Кэссиди. Тот отшатывается в сторону, на что Плюштрап фыркает раздражённо. Игрушка берёт с кровати бумаги, которые были добыты нами ранее, и начинает их читать, усевшись поудобнее на чужой постели.       Я вздыхаю и подхожу к нему, подсаживаясь рядом. Кэссиди неуверенно смотрит на место с другой стороны Плюштрапа, но сесть не решается. Я подзываю его жестом к себе, но он отводит взгляд и, решившись всё же садится на свободное место. Губы поджимаю, но молчу. Позже я обязательно постараюсь загладить свою вину перед ним. Перевожу взгляд на бумаги в плюшевых лапах, мысленно не переставая удивляться тому, что он так быстро согласился пойти со мной. Могло ли быть у него самого желание прекратить всё этого? И почему? Нет, сейчас правда не время думать об этом. Я вчитываюсь в буквы на бумаге, стараясь сосредоточиться на написанном.       Запись от 12.08.1982       Проект бессмертия длится уже несколько лет. Хотя если сложить все попытки, то можно сказать, будто прошло не одно столетие. Но сколько бы я не пытался, понять принцип работы остатка я не могу. Ясно, что он формируется из сильных эмоций. И я точно, могу сказать, что остатком не является сама сущность подопытного. Остаток повлиял на посредника, дав собственную индивидуальность, а потому контролировать его уже невозможно. В этот раз я не мог его контролировать с самого начала. Видимо слишком много длился опыт. Это не тот результат, которого я желал. Мне нужна суть, душа если будет угодно. Мне не нужна новое существо. Если бы только я мог повлиять на свою память…       Запись от 24.12.1982       Меня продолжают мучать видения из прошлого. Большая часть из них нечёткая, но меня даже в реальности мучают отголоски той боли. Временами я слышу их крики. Они зовут меня сумасшедшим убийцей, но я не могу перестать улыбаться от мысли, что сколько бы времени не проходило, я всегда буду достигать своей цели.       Запись от 30.03.1983       С момента как начался эксперимент прошло больше восьми месяцев. Всё шло как обычно. Но, фиксируя сегодня ночью состояние подопытного, я застал нечто новое. В последнее время у него выходило справляться с ситуацией намного лучше. Был шанс, что он сумеет победить, но вмешался неожиданный фактор. Я встречал что-то схожее однажды. Тени. А на деле являющиеся отголосками прошлого. Одна из таких теней появилась в сознании подопытного. Но каким образом? Отголоски это нечеткие изображения, замершие в каком-то промежутке времени навечно. Они не могут как-либо влиять на настоящее. Я ошибался? Мне нужно изучить этот феномен подробнее.       Запись от 19.07.1983       Элизабет Эванс. Это та девчонка, что вечно крутилась под ногами в лаборатории. Я считал, что она погибла вместе со своими родителями, но видимо они смогли спасти её. Я наблюдал за ней и убедился в том, что она не помнит меня. Не знаю, что с ней за это время случилось, но она так и не избавилась от своей дурной привычки везде совать свой нос. Однако должен признать, что подставить Майкла она смогла хорошо. Я даже не могу как-либо высказать ей свои сомнения. Разве что предъявить записи с камер, но это не нужно. Она является ценным образцом. Она носитель. Я уверен в этом. Сомневаюсь, что она бы поверила подопытному, не увидь всё своими глазами. Значит Эвансы запрятали последний образец в неё? Мне любопытно узнать как это повлияло на её организм. Я даю подопытному регулярно пилюли с небольшой дозой образца, а они спустили в неё целую колбу усовершенствованного вида? Небось позже мучали кошмары долгое время? А мне они говорили, что опыты над детьми бесчеловечны. Сами же не лучше. Я стараюсь внимательно следить за её состоянием через посредника, но тот, будто почувствовал вмешательство в свою систему и стал реже находиться рядом с ними. Похоже вскоре придётся вмешаться лично.       Там было множество других записей, регулярно появляющихся каждую вторую неделю месяца на протяжении года. Я хмурю брови, не понимая многое. Но кое-что было ясно как день. Уильям ставил эксперименты на своём собственном сыне. Я посмотрела на Кэссиди, дрожавшего от страха и боли. Даже не могла представить что он сейчас испытывает. Ульям явно безумен. И он намерен сделать что-то ещё и со мной. Нужно было что-то делать. Оставаться здесь — самоубийство. Но я не могу оставить Кэссиди в этом кошмаре. Но что мне сделать? Что?!       — Нужно найти посредника, — подаёт голос Плюштрап. А я смотрю на него затравленно, не имея ни малейшего понятия где его искать. Тот ухом дергает и смотрит серьёзно, — Разве с вами так много кто ошивается?       Я замираю от осознания. А Кэссиди не выдерживает и прижимается лбом к поджатым под себя коленям, пытаясь заглушить свой отчаянный вопль.