***
Это был самый безумный день, за те две недели, что я провел в Тедасе. Приезд Дункана поставил Хоу в неудачное положение, о чем без перерыва трындела сестра Агнесса, перемежая недовольство с чтением «Песни». Слуги работали в поте лица, на их замученных, крохотных лицах я видел злобу и усталость. Еще бы, сразу три повода закатить пир. И я был рад этому, хоть мысли все сильнее сковывала Тинае. Еще меня радовало, что Гилмора приняли в стражи. Дункан проверил его боевое мастерство остался доволен парнем, что меня нисколько не удивило. Что удивило, так это предложение Дункана взять в Стражи Анну. Я с ней почти не виделся после дуэли, а когда случай сталкивал нас, она всегда злобно пыжилась и презрительно фыркала, всем видом давая понять, что не хочет меня видеть. На что я всегда улыбался и неизменно спрашивал о ее синяках, еще сильнее ее раздражая. Припарки помогли плохо и, чтобы скрыть громадный синяк ей пришлось купить в порту дорогущую орлесианскую пудру, да и та не полностью скрыла посинение. Она отказала, и все остались довольны приобретениями. Ну, а я? Я был доволен тем, что имел. Когда начало смеркаться, я, наконец, сумел встретиться с Тинае. Она, как и всегда, ждала в библиотеке, в окружении так горячо любимых ею книг. В тот вечер, одержимый общим подъемом и энергией я намеревался продвинуть наши отношения дальше, за пределы тесной дружбы. Я уже не удовлетворялся платоническими проявлениями любви. Я хотел обладать ей, любить ее как свою женщину, но для этого нужно было уговорить Тинае покинуть церковь. Задачка сложная и я, обдумывая варианты фраз вошел в библиотеку. И растерялся. Тинае стояла в центре и сверлила холодным, враждебным взглядом человека в черном камзоле. Я никогда не видел ее такой злой. Казалось, воздух звенит от напряжения. — Это ересь, — холодно сказал она. — И вы это знаете, Горгона. Вам нельзя проводить службы. — Некоторые из моих людей нуждаются в духовном напутствии, «преподобная мать», — человек в черном камзоле с широким, алым поясом почти сплюнул эти слова. Его голос был тихим, мелодичным и мужественным, но в оттенках тембра я уловил следы командирского баса. — Так ищите его в другом месте. — Боюсь… — И правильно делаете, — перебила его Тинае, указывая на дверь. — Вон. — Что здесь происходит? — спросил я. Человек в черном медленно повернулся, и я увидел игривое выражение на его аристократическом лице. — Религиозные склоки — палка в колесе взаимопонимания. Адриан Горгона, — представился он. — А вы… — Томас Аарон. — Ах да, демоноубийца! — весело воскликнул он. — Какая честь. Ни каждый может одолеть демона ужаса в честном кумите. Мне как тевинтерскому магу хорошо известно, как тяжело вам пришлось. Примите мое восхищение. — Спасибо, — хмуро ответил я, косясь на Тинае. Мне очень не понравился ее вид. Адриан покосился на нее, затем заглянул мне в глаза и многозначительно кивнул. — Что-ж, значит, обойдёмся без служб, — сказал он с фальшивой досадой в голосе. — Мы еще вернемся к этому вопросу, «преподобная мать». — Нам не о чем больше говорить, — холодно ответила она. Горгона захлопнул за собой дверь, и Тинае судорожно вздохнула, опускаясь в кресло. Я ощутил укол тревоги и поспешил к ней. — Что случилось? — Ничего, — ответила она устало. — Тевинтерец хотел провести обряд Черной церкви в нашей часовне. Думаю, он просто дразнил меня. — Хочешь, я с ним поговорю. По-мужски, — я хрустнул костяшками, намекая на драку. — Нет-нет, что-ты! — мило запротестовала она. — Я бы хотела, чтобы ты вырвал ему язык и запихал ему же в задний проход, но мы должны держать в руках нашу злобу. Так учит Андрасте. Она заметила улыбку на моем лице и резко опустила взгляд. Я опустился в кресло напротив и вдруг понял: дар речи покинул меня. Я собирался попросить ее не просто стать моей, а изменить жизнь. Понял, что чертовски мало знаю о традициях церкви, хоть Тинае и рассказала мне многое. Понял, что боюсь ошибиться в выборе слов и мое счастье, моя любовь так и останется в плену желто-оранжевых одеяний и церковных свечей. — Том, я… — начала она, вставая с кресла. — Я знаю, у тебя ко мне чувства. — Ти… — я встал вслед за ней. — Подожди, не перебивай. Это тяжело, — я заметил, как тяжело она дышит. — Я тоже испытываю чувства к тебе. Ты хороший человек, но… — Тинае, — решительно сказал я. — Никаких «но». Я знаю, ты связанна обетами с церковью, но их можно разорвать. Я слышал, сотни серебряных достаточно для этого… — Том… — Посмотри на меня, — я нежно взял ее за руку и заглянул в глаза. В них я увидел блеск, смущение и страх. Мне оставалось лишь гадать, сколь сильна буря сомнений, терзающая ее. — Брайс обещал мне землю, возле Крейтхела. Поместье на берегу реки, крестьяне, все что нужно. У меня есть все, о чем может желать мужчина. Но нет женщины, с которой я смогу это разделить, — сердце мое колотилось. Казалось, воздух дрожит от напряжения и страха. Мы оба боялись, то и дело опуская взгляд. Свечи горели ярко, отбрасывая на стены игривую тень. — Том… — Тинае, послушай меня. Будь моей женой, — сказал я и удивился легкости, с которой слова сорвались с губ. Она судорожно вздохнула, и я поцеловал ее. Это случилось само собой, без умысла. Жар поцелуя распалил пламя в груди. Ее губы, нежные и горячие, я был готов целовать вечность. Рука коснулась ее плеча и двинулась к талии. Она подалась ко мне и, казалось, мир исчез для нас. Замок, Дункан, тейрн — все было лишь прахом, мутной тенью. Она положила ладони мне на грудь и легонько отодвинула меня. Разрывающимся сердцем я смотрел на ее прекрасное лицо. По щекам ее текли слезы. Она обняла меня и прошептала: — От дикарей нас отделяют клятвы, Том, — она поцеловала меня в щеку и медленно отошла, а я не нашел в себе сил ее остановить. Я любил ее, но не смел напирать. Я знал — она права. Все мои планы по соблазнению были лишь эфемерным сном. Она любила меня, я видел это в ее глазах, но сердце хасиндской «Совы» принадлежало Создателю. Связанная клятвами любовь. Медленно, она сняла с шеи цепочку со волчьим когтем. Маленький кулон сверкнул в свете свечей. — Их нужно чтить. Так говорила Андрасте, — она вложила кулон мне в руку. — Может, когда-нибудь… — поняв, что начинает сомневаться, она резко развернулась и вышла из библиотеки. На входе она замерла, обернулась и сказала мне: — Я буду молиться за тебя, Сэр Томас Аарон. Какой бы не была твоя судьба.***
Я часто задавал вопросы пустому стакану. После победы над Алдуином начал много пить, стараясь заглушить зияющую пустоту в сердце. Как и всегда, вокруг гуляла толпа, бойко бряцал лютнист, вышибая из струн весь дух. Я сидел за столиком, опустив взгляд на дно пятого стакана, пытаясь найти ответ хоть на один вопрос. И тщетно. Где мой дом? В Хай Роке? В Скайриме? Здесь? Я не знал ответа. Везде я был желанным гостем, героем и спасителем. Меня окружало уважение братьев по оружию и любовь женщин, но везде я чувствовал себя не на своем месте. Я был и оставался беглым, разорившимся бретонским рыцарем. Бродягой без имени, без цели и будущего. Конечно, я мог попытаться соблазнить Тинае. И я бы добился своего, в этом не было сомнений. Но стоила ли того такая победа? В глазах «Совы» я видел искреннюю веру, любовь к своему призванию. Она была на своем месте, была счастлива. Разве мог я отнять у нее все это, ради эгоистичной мечты. Мечты женатого мужчины о новой любовнице. «Но даже без нее стоит ли мне возвращаться в Скайрим? — спрашивал я себя и не находил ответа» Я перебрал, но все еще мог стоять на ногах. Они-то и понесли меня в замок Кусланд, мимо усталых часовых, в обход весело гудящей толпы аристократов. Я шел ровно, хоть это и давалось с определенным трудом. Не могу вспомнить, почему пошел туда и кого хотел увидеть. Смутно помню, как болтал, навалившись на колонну с тем тевинтерцем, Адрианом Горгоной. Он мне понравился, даже очень. Когда ностальгия наваливается на плечи, я вспоминаю Горгону как самого опасного человека, что когда-либо ходил по земле Тедаса. Прошло много лет, но я не встретил никого, хоть на десятую долю похожего на этого сдержанного, собранного ветерана воины с кунари. Он был героем, как и я. И так же, как и я не мог найти своего дома, прожигая жизнь в вечных странствиях. Он говорил, что торгует рабами и что бизнес загибается, а мне было плевать, хотя трезвый я не одобрил бы такой бизнес. Над нами нависала луна, гости уже спали, а замковые сквозняки гоняли по коридорам порывы холодного, ночного ветра, рвущего догорающие факелы. Я предлагал угостить Адриана выпивкой, но тот вежливо отказался и ушел к своим людям.***
Меня разбудил девичий визг. Он, казалось, длился целую вечность. Без пауз, без перерывов. Я медленно поднялся со скамейки, чувствуя неприятный позыв в животе. — Кто-там верещит? — пробубнил я и тут же оказался лицом к лицу с человеком Хоу. Он был одет в кожаную кирасу и шлем. За ним я заметил еще четверых. Мой взгляд проскользнул по обнаженному мечу, зацепился за холодный, вызывающий взгляд. Потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что к чему. — Фус-Ро-Да! — крикнул я за миг до того, как клинок рассек бы мне горло. Грохот ту’ума хлестанул по ушам и люди Хоу полетели, крича и чертыхаясь. «Северное сияние» вырвался из ножен и устремился к врагам, настигая их, не давая подняться. Я рассек шею первого, ушел от удара копья и, поднырнув под меч отсек ногу в колене. Враг завопил и рухнул, сжимая культю. Я бросился на шатающегося врага, парировал колющий выпад и с хрустом вогнал меч ему под подбородок. Удар оказался настолько силен, что сбил шлем с его головы. Я быстро расправился с тремя другими, благо «безжалостная сила» контузила их, не дав даже оружие поднять. И вот, пять воинов эрла Хоу лежат у моих ног, скуля и истекая кровью, а смотрю на них как дурачок, не понимая, что происходит. Я все еще был пьян, меня мутило, но руки уверенно сжимали меч, а дракон в груди готовился изрыгать слова силы. Я заметил у дверей мертвых часовых, услышал звон мечей и крики боли, треск энергии и грохот раскалываемого камня и закричал, вдохнув в голос всю свою силу. Это не был ту’ум, но дракон наделил обычное слово силой Кинарет. — Тревога! — от крика треснули стекла, а едва уловимая ударная волна подняла пыль с пола. И началась резня. Люди Хоу напали ночью, когда Фергюс уже увел армию из Хайевера. Присыпающие воины выбегали из казарм, растрепанными, неодоспешенными и сразу же вступали в бой с прекрасно подготовленными солдатами Хоу. «Тинае». Я выскочил на улицу и, было, бросился к церкви, но услышал яростный крик позади, перемежающийся с языками пламени, вырвавшимися из нескольких окон. На втором этаже женщины и дети. Семья Фергюса, его жена и сын, его мать и сестра и всего двое рыцарей караульных. «Я остановил пятерых, а сколько поднялось с другой стороны?» Я стиснул зубы и развернулся. Тинае подождет. Хоть выбор и хлестанул по сердцу, я должен был сдержать клятву и защитить Кусландов. Звуки битвы нарастали. Гарнизон бился отважно, и вскоре пламя запылало на улицах. Визжали женщины, матом орали воины, пытающиеся остановить врага, громыхали падающие балки и перекрытия. Я поднялся по лестнице на второй этаж и понял: мои опасения подтвердились. Рыцари умерли раньше, чем поняли, что произошло, и этаж полностью пал под натиском убийц. В коридоре довольно ухмылялось четверо бойцов Хоу. Их доспехи заливала кровь. Кровь на мечах и щитах. Они заметили меня и, было, построились для атаки, но дракон опередил их: — Йол! — первого слова хватило, чтобы превратить их в ходячие факелы. Они скидывали шлема и визжали как свиньи, пытаясь погасить драконий огонь. Лица плавились, доспехи пригорали коже, но я не стал их добивать. Меня охватила ненависть. Плевать на конспирацию, плевать на храмовников. Я должен был защитить Кусландов, а потому врагу предстояло встретится не с Томасом Аароном, но с Довакином. «Пусть помучаются». Я вышиб дверь плечом и ворвался в главный зал, разделяющий комнаты, навстречу пятерым встревоженным головорезам. Взгляд скользнул по легкой броне, залитой кровью. Рядом с ними лежал, поскуливая, изрубленный Пунш — любимый питомец Анны. Они заорали и бросились на меня, ощетинившись мечами и копьями. И в этот миг, отражая первый выпад, я благодарил богов за привычку всегда носить кольчугу. Их было много. Слишком много, но мной овладело безумие битвы. Я двигался быстро, уходил от атаки, парировал, рассекал глотки и прокалывал животы, не чувствуя боли, не ведая страха. Копья и мечи били в кольчугу, но работа Йорлунда выдерживала. Будь у врага хоть один клевец — и мне бы не поздоровилось, но я напал так внезапно и с такой нечеловеческой яростью, что враг не сумел сориентироваться. Я пригнулся и клинок описал дугу по ногам, разбивая колени, отсекая лодыжки. Враг верещал в агонии, падая, поскальзываясь на собственной крови. Я не щадил никого. Когда последний головорез Хоу рухнул к моим ногам, я уже трясся от ярости битвы. Умирающее месиво, когда-то бывшее мабари, поскуливая, пыталось ползти в комнату хозяйки. Я бросился туда и с ноги вышиб дверь. — Что, не терпится? Жди своей очереди черт тебя… — крикнул солдат Хоу, не останавливаясь, но, заметив меня, застыл. В комнате было трое головорезов. Два держали Анну за руки, а третий, тот что смотрел на меня расширившимися от ужаса глазами, насиловал ее. Рот ублюдка раскрылся и «Северное сияние» вошло туда, вышибая зубы, разрезая спинной мозг. Я рванул клинок и фонтан крови забрызгал Анну и бандитов. Двое других растерялись, и Анна вырвалась, выхватила у одного кинжал и всадила ему в глотку. Затем, закричав, вырвала нож и ударила второго между ног, прямо в развязанную ширинку. Головорез Хоу завизжал, сгибаясь пополам и Анна впилась ему в глаза, моментально выдавив их. Я не мешал ей, когда она добивала бившегося в агонии ублюдка. Она била его ножом снова и снова, точно обезумев. — Анна! Леди Кусланд! — кричал я, но она меня не слышала. Я резко обхватил ее за талию и одернул от кровавого месива — бывшего насильника. — Пусти! Пусти меня! — кричала она. — Пусти меня! Я их всех убью! Пришлось развернуть ее и со всей силы влепить пощечину. Ее это отрезвило, но не сильно. Крепко стиснув ее плечи, я заглянул ей в глаза и сказал так спокойно, как только мог: — Нужно уходить. Сейчас же. Анну пробивала крупная дрожь, из одежды был лишь покосившийся кружевной лифчик, да и тот алел от крови. Волосы ее спутались и налипли на лицо, в глазах бушевала ненависть, пополам с болью, но она поняла меня. Пришлось помочь ей одеться. Благо, она всегда держала кожаную броню при себе, в комнатном шкафу. Она подняла меч одного из головорезов Хоу и выбежала в коридор. Я стиснул зубы, когда услышал ее болезненный вскрик. — Пунш! — Анна, — сказал я, выходя из комнаты. — Нам нужно убираться отсюда. Гарнизон скоро падет. — Ублюдки, -шептала она, стоя на коленях рядом с мертвым псом. — Я их всех убью. Всех убью. Одна из дверей на этаж раскрылась. Я встал в боевую стойку, готовясь биться и кричать. Но, вместо отрядов Хоу в коридор ворвалась Элеонора Кусланд. Вид у нее был ужасающий. Вся в крови, кусочках кишок и костей, пара топоров в руках и холодный взгляд воина. Она посмотрела на нас, потом на трупы, а затем холодное спокойствие сменилось болью и тревогой. — Душа моя! — крикнула она, заключая дрожащую дочь в объятиях. — Где ваш муж? — спросил я, глядя как та испуганно осматривает Анну. — Не знаю. Мне не спалось, я решила прогуляться до арсенала и тут громоподобный крик. Будто сам Создатель кричал «Тревога». Люди Хоу напали… я, милая, с тобой все хорошо? Я не дал ей ответить. — Все будет хорошо, когда мы выберемся отсюда. За мной! Гарнизон почти пал и нам пришлось с боем пробиваться через захваченные переулки. Замок пылал, всюду вопили умирающие солдаты, звон мечей почти оглушал. Элеонору удивила моя способность кричать, но, как говориться: «дареному коню в зубы не смотрят» и она ничего не сказала. А может, она была не в себе после того, что нам открылось в комнате Орианы. Бедный Фергюс, он не должен узнать, как именно встретили свою смерть его жена и сын. Увиденное распалило боевое безумие во мне и Элеоноре. Мы бросались в бой, оставляя позади обезображенные трупы и вскоре вырвались из окружения, оказавшись на широких замковых улицах, где паникующие люди тейрна все еще боролись за жизнь. Анна сражалась как одержимая, и пришлось постоянно одергивать ее, чтобы не увлекалась. Враг был многочисленен и победить мы не могли. Даже со всей моей силой — я не человек-армия. — Там! — крикнула, запыхаясь Элеонора. — Пройдем на кухню через главный зал. Там все еще бьются! — Хорошо! — крикнул я и одним ударом обезглавил подбежавшего головореза. Анна и Элеонора ворвались внутрь, и я, было, последовал за ними, но тут увидел медленно бредущую по улицам девушку. Вид изрезанных желто-алых одеяний церкви заставил меня содрогнуться. Черные волосы слиплись от крови, на лице кровили громадные порезы. Я подбежал к ней и она, застонав, рухнула мне в руки. Я узнал в ней жрицу Агнессу, одну из монахинь при местной часовне. — Создатель, — прошептала она. –Почему ты бросил нас? — Где Тинае? — спросил я, дрожа от волнения. — Где она? — Тинае? — жрицу пробила дрожь, по кровавым щекам потекли слезы. — О, Тинае. Он убил ее. — Что? — Тевинтерец в черном. Он вошел в церковь с убийцами. Тинае пыталась помешать, и он… он просто разорвал ее на куски, поганой… магией крови. Она так кричала… так кричала. — Нет, — сердце мое упало. — Я выбросилась в окно… стекла. Я не хочу умирать, — прошептала жрица, пытаясь зажать перерезанную артерию на сгибе локтя. — Я не хочу умира… ть. Она обмякла, глаз утратили блеск, устремив взгляд на скрытую за дымом пожарищ луну. Я медленно поднялся, чувствуя, как просыпается дракон. Тинае погибла, как и все мои мечты. Вновь я оказался в центре пепелища, над могилой того, что любил. На миг я вернулся в Хай Рок, на сожжённое поместье, где среди пепла и крови лежали моя жена и дети, их обугленные трупы скорчились до крохотных размеров. Я чувствовал, как слезы текут по щекам, и я закричал, сжимая меч. Наверное, те ублюдки Хоу, что пережили резню до конца жизни видели меня в кошмарах. «Элементальная ярость» — чудовищный крик, помноженный на боевое безумие и жажду мести — все это обрушилось на людей Хоу и тевинтерских наемников. Я не пошел за Элеонорой и Анной, а двинулся по улицам с обнаженным мечом, убивая всех на своем пути. «Северное сияние» двигался так быстро, что не давал и шанса себя остановить. Ураган кровавого ветра вился над клинком, когда он высекал алые веера из все новых и новых врагов, застилая улицы мертвыми и умирающими. Десять, двадцать, сорок — уже не помню, скольких я убил прежде чем он появился. Помню лишь, что проревел «Фус-Ро-Да», и усиленный яростью крик сдул дюжину врагов и разметал по кирпичику замковую стену. Когда трупы уже мешали ходить, а стрелы превратили меня в дикобраза, втыкаясь в броню, он бросился на меня с обнаженным мечом. Убийца Тинае. Тевинтерский ублюдок в черном. Наши мечи столкнулись и завязалась безумная, полная одержимой ненависти схватка. Я бил снова и снова, и снова, но не мог пробить его защиту. Горгона виртуозно отклонял атаки, мастерски уходил от выпадов. Он бился как бог воины, когда его люди истекали кровью у моих ног. Я приготовился сжечь его криком. — Довольно! — взревел он и, отскочив, полоснул мечом себе о руке, и через мгновение алые ленты схватили меня за горло. Тысячи, сотни тысяч багровых игл пробили кольчугу. Я воззвал к крови, моля защитить от магии, и дар рода бретонов не подвел. Горгона, пораженный тем что я не погиб, заорал, выпуская себе еще больше крови. Его глаза вспыхнули алым пламенем, и, через миг нечеловеческая сила ударила меня в грудь. И я полетел. В ушах звенело, когда алый шар нес меня мимо замковых построек, а ударная волна разбивала их в щепки. С силой впечатавшись в стену, я сполз на землю и лишился чувств.***
Я очнулся от того, что кто-то тащит меня по замковым коридорам. Это был Дункан. Закованный в ту же броню, что и при нашей первой встрече. Только на залитом кровью доспехе появились рубцы. Стоило невероятных усилий заставить себя подняться. Боль во всем теле была невыносимой, ребра точно пронзали раскаленные прутья, позвоночник трещал по швам, но я был жив. — Проклятье! Это магия крови! — крикнул Дункан. — Как ты выжил? — Я… — кашель не дал договорить. Я пошатнулся, но не упал. — Нужно уходить. Сам идти можешь? Я кивнул, хоть и не был в этом уверен. По пути мы не разговаривали. Я едва не падал от боли и усталости, а ведь приходилось еще и убивать. Сам удивляюсь, как не выронил меч. Вскоре звуки битвы стихли, и страж вывел нас в небольшую комнатушку, где звучали полные боли женские голоса. В тесном погребе на коленях стояли Анна и Элеонора, а перед ними — истекающий кровью Брайс Кусланд. Женщины вскочили, направляя на нас клинки, но тут же опустили, опознав Дункана. Видимо, я выглядел чудовищно. Весь измятый, в крови и кишках, с разбитой кольчугой и хромой. — Миледи, у нас нет времени, — сказал Дункан. — Люди Хоу взяли крепость. Томас ослабил их малефикара, но скоро и он восстановится и тогда нам не уйти. Нужно бежать немедленно. — Боюсь, я не смогу больше встать, — хрипло ответил Брайс. — Меч… зацепил позвоночник. — Я не брошу отца! — запротестовала Анна. Сильная девочка, она не утратила присутствие духа. — Нет, он прав, — тяжело вздохнула Элеонора. — Ты должна уйти. — Но… — Никаких, но. Я останусь с мужем. — Все хорошо, волчонок, — прошептал Брайс, крепче сжимая огромную дыру в животе. — Я не брошу вас! — зарыдала Анна. — Нет! Я покачнулся, но удержал сознание. Брайс Кусланд посмотрел на меня пронзительным взглядом и сказал: — Сэр Томас. — Да, лорд? — Позаботься о моей дочери. У меня была мысль получше. — О ней позаботится Дункан, — хрипло ответил я. — Серые стражи дадут ей защиту от Хоу. Так ведь? — Нет! — запротестовала Анна. — Это так, — ответил Дункан, понимая, что я имею в виду. — Если ваша дочь станет серым стражем, она получит защиту ордена. Было непросто, но Дункан уговорил Анну вступить в стражи и оставить родителей. Уходя по тоннелю, я слышал, как Элеонора молится Создателю, готовясь принять последний бой. И, клянусь, какая-то часть меня сочувствовала тому ублюдку, кто первым войдет в погреб. Тоннель вывел нас из замка, за черту города. Там я позволил себе обернуться, и вид пылающей крепости сжал сердце раскаленными тисками. Моя судьба была предрешена. Я не мог вернуться в Скайрим. Я не хотел возвращаться трусом, бежавшим с пепелища, а души Брайса, Элеоноры и Тинае нуждались в отмщении. А потому я сжал рукоять «Северного сияния» и двинулся вслед за Дунканом и содрогающейся от рыданий Анной, навстречу своей судьбе.