Холод и яд

      С понедельника всё должно было встать на свои места. По крайней мере, Варя на это отчаянно рассчитывала, старательно дописывая контрольное сочинение по «Тихому Дону» за полчаса до воскресной полуночи. Дверь в комнату приоткрылась, и Варя быстро обернулась, хлестнув себя колючими концами по лицу. Мама оценила творческий беспорядок, царивший в комнате, усталой усмешкой:       — Хоть что-то в этом мире неизменно. Ты спать когда собираешься?       — Сейчас, — Варя закусила колпачок ручки, пытаясь вспомнить, что только что хотела написать. — Вывод остался.       — Ну смотри… — вздохнула мама, собираясь уходить. Но остановилась и протянула: — Может, завтра в школу не пойдёшь? К Алине в парикмахерскую сходим. Причёску поправим…       Мамины слова звучали невероятно соблазнительно, но Варя упрямо мотнула головой. Она и так целую неделю толком не училась и задолжала Янине Сергеевне кучу объяснений своего отсутствия. Мама пожала плечами и, пожелав спокойной ночи, оставила Варю строчить сочинение.       Ночь спокойной не была, как и две ночи до этого. Сперва Варя долго ворочалась, не в силах даже глаза сомкнуть. А когда засыпала, то видела какой-то сюрреализм: опрокинутый вверх тормашками мир, темнота и яркие вспышки, шум голосов, вибрация телефонов и хлопки, как от пробки шампанского. Просыпалась и открывала окно, списывая на духоту. Ложилась снова, и снова всё повторялось.       И Варе начало казаться, что так теперь будет всегда.       Утро проплыло в туманному полубреду: Варя съела вкусных маминых оладий с бабушкиным вареньем, отмахнулась от комментария по поводу печального внешнего вида и невнятно соврала про хороший сон; в школу пошла, как обычно, с Тёмой, стараясь не замечать встревоженных родительских взглядов, провожающих её из окна.       Дорога до школы показалась необыкновенно длинной и тёмной, и Варя постоянно нервно выдыхала и поправляла лямку рюкзака, как бы невзначай оглядываясь по сторонам. Тёма многозначительно молчал, и Варя думала, что лучше бы он обозвал её сумасшедшей: тогда бы не ощущала себя так глупо! Когда Варя покосилась за спину в очередной раз, Тёма взял её за руку и ободряюще сжал. Конечно, не так, как Фил, но тоже крепко и надёжно.       — Ничего не бойся, — прохрипел он.       — А я и не боюсь, — парировала Варя и неуверенно улыбнулась. — Нечего!       Артём с невесёлой усмешкой покивал.       Фил ожидал их, сидя на ступеньках школьного крыльца и спешно докуривая сигарету. Варя с нежностью покачала головой, и он незамедлительно выбросил сигарету в снег. Наконец они поравнялись, и Фил, пригладив растрёпанные волосы, неловко усмехнулся:       — Привет, — обнялись с Варей, обменялись рукопожатиями с Артёмом, — ну что — пойдём?       — А что: жим-жим одному? — беззлобно хохотнул Тёма.       — Да что-то как-то… — неопределённо наморщился Фил. — С вами лучше.       С этим спорить никто не стал: вместе действительно было лучше.       Школа встретила их сотнями пытливых взглядов. Все, начиная от одноклассников-приятелей и заканчивая первоклашками, которые как будто случайно норовили пройти мимо их кабинета русского и заглянуть, глазели на них, как на музейные экспонаты или на манекены на витринах Московского ЦУМа: смотреть можно, а трогать страшно. Варя надеялась, что хотя бы в школе никто не будет спрашивать о том, что случилось в пятницу: у них и так впереди были допросы в прокуратуре и судебные слушания по Зимину, где придётся снова и снова возвращаться в этот кошмарный день. Едва они расселись за парты, как стало понятно: надежда напрасна. Осторожно крадучись, как кошка, к их партам подплыла Алиса. «Кто бы сомневался… — выдохнула Варя, косясь на одноклассницу из-под ресниц. — Вот, кто у нас из разряда "хочу всё знать!"» Рука дрогнула, и двухтомник «Тихого Дона» оглушительно шлёпнулся о парту. Алиса остановилась и поправила высокий хвост:       — Ребята! Вы…       — Иди нахуй, — прервал одноклассницу Фил и красноречиво показал средний палец. — Хоть кто-нибудь задаст хоть один вопрос — въебу с ноги.       Алиса ответила Филу тем же жестом и пошла обратно. Варя обернулась на парня и благодарно кивнула: лучше и доступнее, чем он, никто бы не объяснил. Артём хлопнул друга по плечу. К счастью, больше никто приставать не пытался.       Первые два урока прошли в штатном порядке: Варя вяло отвечала на вопросы по роману и механически записывала за физичкой формулы и решения задач, с Машей обсуждали так и не написанную главу и интересную квест-игру на поиск предметов, одноклассники просили помощи или списать, с осторожностью оглядывая мрачного Фила. Всё было почти как всегда. Варя утомлённо уронила голову на парту, едва прозвенел звонок с одной физики: впереди была ещё одна, а голова уже кипела, не способная воспринимать новые законы и формулы.       Маша сочувственно вытянулась рядом:       — Ой, божечки-кошечки. Варь, а ты что, подстриглась, что ли? — получив невнятный угук, Маша коснулась короткого хвостика (заплести косичку руки не поднимались). — Тебе идёт. Ты в курсе?       Варя растёрла ладонями лицо и подперла кулаком щёку со скучающим видом:       — Хочешь об этом поговорить?       Ответить Маша ничего не успела. В кабинет влетела низенькая Вера и несвоим голосом завопила:       — Там Зимины дерутся!       Подчиняясь общему ажиотажу, Варя с Машей высыпали в коридор. На широкой площадке, ведущей к лестнице, развернулась натуральная драма, достойная большой сцены. Виктор, закатав рукава зелёной рубашки, метался перед Леркой, а она, взъерошенная, в распахнутом пуховике цыплячьего цвета, верещала на весь коридор что-то о предательстве. Артём стоял позади Виктора и с каменным лицом наблюдал за метаниями бывшей девушки.       — Это из-за тебя, сволочь! — Лерка замахнулась на брата сумкой. — Предатель! Ты и твои друзья! Гад! — Виктор едва успевал уворачиваться. — Ненавижу тебя! Ты всегда был против папы! И сейчас снова! Он твой отец!       — Не смей так говорить! — взревел Виктор. — Кто сволочь — так это он! Убийца! Похититель! Он мне всю жизнь сломал. Кто меня возьмёт теперь в военные доктора, если у меня родственник с судимостью и шизой?       — Не смей! — судорожно зашипела Лерка, наступая на брата. — Не смей так говорить о нём! Если бы не твой любимый Артём, то всё было бы хорошо! Но нет! Ему сраный друг оказался важнее меня! Папа это сделал ради меня! Он единственный, кто заботился обо мне! Он знал, чего я хочу, как мне помочь! А вы… Вы все… — болотные глаза Зиминой скользнули по всем с презрением и остановились на Варе; всё нутро ухнуло вниз — она как будто оказалась снова в машине под пристальным наблюдением Зимина. — Особенно ты. Мэрская дочка, посмотрите-ка. Конечно, она важнее, чем девушка. Пострадавшая херова!       Лерка взвыла подбитым зверем и рванулась в Варину сторону. Фил, как по волшебству, вынырнул из толпы зрителей и спрятал Варю за своей спиной. Виктор перехватил сестру и крепко сжал запястья. Они замерли в паре метров от Фила с Варей, и можно было различить, как пульсирует голубоватая вена на виске Зимина. Он пару раз безжалостно тряхнул сестру и процедил:       — Слушай меня теперь. Твой отец — преступник. Твоя мать — беглянка. Тебя приютила и воспитала бабушка, а ты её кинула, когда твой отец поманил тебя красивыми побрякушками. И кто из нас предатель? Ба тебя простила и готова принять. И я… — Виктор скрипнул зубами. — Тоже. Будем, как раньше.       Лерка расслабилась и, криво оскалившись, выдохнула:       — Не будем. Как раньше.       Виктор отпустил руки. И в ту же секунду звонкая пощёчина огласила коридор. А потом девичьи ладони, кажущиеся слабыми и хрупкими, пихнули его в грудь с такой силой, что Виктор грохнулся на пол. Лерка крикнула, что будет жить в своей квартире и что отец переписал долю в квартире на неё. И, одарив всех взглядом злого волчонка, торопливо удалилась.       — Ну! Что уставились? — подскочил с пола Виктор, потирая щёку. — Больно, блин… Не видите: цирк уехал! Остался только злой клоун. Сейчас пойду всех мочить.       Виктор в отчаянии пнул воздух. Фил обернулся к Варе и с дурацкой усмешкой пожал плечами. У Вари затряслись руки.       В одном Лера Зимина была права: уже ничего не будет, как раньше.       Варю не отпускало. Ночи по-прежнему были бессонными, наполненными сумбуром и странными звуками; дороги казались хранящими опасности и пристальные взгляды преследователей; школьные дни кружили и затягивали в плотную туманную пелену однообразности.       Варя никогда не пользовалась корректором, а когда решила попробовать, поняла, что незачем тратить косметику напрасно: корректор не справлялся с чернотой под глазами.       Она жила, как во сне. Всё словно бы возвращалось на свои места: дом-школа-творчество-дом-друзья… Единственным, что нет-нет да выдёргивало Варю из сомнабульного состояния, было дело Зимина. Они с ребятами несколько раз ездили в прокуратуру к следователю для уточнения показаний. В те дни Варя как будто просыпалась и говорила жарко-жарко, громко-громко, в волнении сжимая папину руку и глубоко дыша. Следователь смотрел на неё синими грустными глазами и уверял, что благодаря этим показаниям Зимин сядет надолго.       Варя выходила из прокуратуры, накидывала капюшон на голову и снова погружалась в полусон. Неделя, другая, третья, давно наступил февраль — для Вари всё было одно. Родители Тёмы опять разъехались: тётя Лена решила остаться здесь на полгода, чтобы поехать поступать с сыном. Мама Фила находилась в реабилитационном центре, и они с отцом стабильно раз в неделю ездили к ней. А потом Фил подолгу бормотал Варе в трубку хриплым подрагивающим голосом какие-то пустяки. Варя монотонно кивала в ответ.       — Варь, у тебя всё в порядке? — каждое утро спрашивала мама, заваривая чай.       — Да, — кивала Варя.       — Может, стоит сходить к врачу? Ты почти не ешь. И вид у тебя такой, как будто тебя каждую ночь пытают.       «Так и есть», — вздыхала про себя Варя, а вслух лгала, обнимая маму:       — Я просто устала. ЕГЭ скоро.       Папа просто сверлил Варю укоризненным взглядом, и не было сомнений, что он всё понимал.       Уже даже учителя стали замечать, что Варя похудела и осунулась, рекомендовали ей обратиться к врачам и отпускали с уроков. На что Варя, растягивая губы в ставшей дежурной улыбке, отвечала:       — Всё в порядке. Правда.       Она даже не помнила, как выиграла региональный этап олимпиады, как провела целую неделю вне города. События будней смешивались для неё в один большой долгий день, из которого Варя не видела ни смысла, не возможности выбраться.       Пока однажды Алиса не пошутила, что проще суициднуться, чем сдать ЕГЭ. Кажется, была середина февраля, и 11 «Б» готовился к контрольной по тригонометрии. У Вари снесло крышу. Трясясь в лихорадке, она кричала, что нельзя таким шутить, что на краю смерти очень страшно и что очень хочется жить. И что нужно ценить жизнь, какой бы непростой или скучной она ни была. Варя не помнила, что кричала ещё, но, кажется, дошла до того, что готова была кинуться на Алису.       — Варька, ты чего? Ти-ше! — шепнул Фил над самым ухом.       Варя пришла в себя. Фил обнимал её со спины. Руки его до боли сжимали её напряжённые предплечья, а он сжимала кулаки с такой силой, что короткие ногти впились в кожу. Колени дрогнули. Фил осторожно отпустил Варю, она оглянулась. Весь класс смотрел на неё расширенными от удивления глазами, а Тёма с Филом понимающе морщились. «Я схожу с ума!» — Варя неверными ногами попятилась к выходу, едва не споткнувшись о чей-то рюкзак, и со звонком спряталась в туалете.       Слёзы лились ручьём, Варя сидела на холодном кафеле, отстукивая ладонью по стене до жара, и шмыгала носом. Через пятнадцать минут после звонка пришёл Фил с их рюкзаками. И уселся рядом. Она шмыгала носом и рвано всхлипывала, он молчал, покусывая кулак.       — Надоело, — шепнула Варя. — Я схожу с ума, да?       — Я тоже, — хрипло выдохнул Фил. — Я хожу и оглядываюсь. Блин! Хожу и оглядываюсь, не идёт ли кто за мной! Я грушу свою уже к четрям расколотил. И сигареты… Они уже не помогают. Меня тошнит. Я даже к репетитору хожу!       «Это действительно показатель», — невесело хмыкнула Варя, распуская хвостик и взбивая чуть отросшие волосы, которые так и не оформила в аккуратную стрижку. Не до этого было.       — А я сериалы смотреть перестала. И пишу… Только про смерть. Уже трёх персонажей убила. Машка негодует, — нервно хихикнула и простонала. — Я как будто жить перестала. Я так больше не могу! Что делать?       Фил пожал плечами, привлекая Варю к себе. К концу урока к ним пришёл Артём. Варя, посмеиваясь сквозь слёзы, заметила, что это всё-таки женский туалет.       — А какая, к чёрту, разница?! — поднялся Фил, взял Варин и свой рюкзаки. — Пошлите по домам, а? Артемон, ты же за этим пришёл?       Артём без слов помог Варе подняться, приобнял её и предложил не ходить в школу, пока не придёт в себя.       — Одной ещё хуже, — тихо качнула головой Варя, разглядывая бледные лица друзей. — Вместе лучше.       Они шли из школы под тёплым февральским солнцем, а снег хрустел под ногами. Варя шла между Филом и Артёмом и впервые чувствовала себя живой. Хотелось смеяться, хотелось жить легко и беззаботно, хотелось перешучиваться и болтать обо всём и ни о чём. И поэтому Варя очень долго не могла распрощаться с ребятами: боялась, что стоит ей остаться в одиночестве, как всё оборвётся.       Поднявшись в квартиру, Варя утомлённо простонала и прислушалась. Из гостиной доносились смутно знакомые звуки, а с кухни тянуло тёплым салатом. Варя облизнулась и, торопливо раздевшись и вымыв руки, прошла в гостиную. Мама в любимой бирюзовой тунике сидела на диване и заедала салатом какой-то сериал.       — О, Варюш, ты рано сегодня, — обрадованно улыбнулась она, уменьшая громкость. — Чего так?       Варя пожала плечами: вот так, с порога начать рассказывать о сегодняшнем срыве не могла. Зашла издалека: спросила, какой сериал мама смотрит, что на обед, рассказала о контрольных. Наложила себе салата, как мама, и пришла в гостиную, собираясь с духом.       — Какая серия? — осторожно ютясь на краешке дивана, поковырялась вилкой в тарелке Варя.       — Убийца поневоле, — отозвалась мама, — твоя любимая.       — Ага… Удивительно, как стечение обстоятельств может сломать кому-то жизнь или переиначить. — Молча смотрели до следующей рекламы, поедая салат. Как только на телевизоре заиграл трейлер нового русского фильма, Варя повернулась и внимательно взглянула на мать: — Мам, мне надо с тобой поговорить.       — Что случилось?       Варя отставила полупустую тарелку на журнальный столик и растёрла отчего-то потные ладони о колени. А потом, как на духу, рассказала, что всё это время лгала и что с ней не всё в порядке. Рассказала про сегодняшнюю выходку и про нервные сомнения в собственном здравомыслии после поездки в лагерь для написания регионального этапа олимпиады. Мама слушала внимательно, кивая и морщась. А потом заботливо погладила Варю по голове, перебрав посечённые кончики:       — Ах ты, Вар-вар-вар-вар-вара…       — Мам… — Варя нырнула в мамины объятия, тёплые, заботливые, нежные, и прошептала: — У вас же есть хороший знакомый психолог. Отведите меня к нему. Мне одной не справиться.       — Конечно, доча, — мама поцеловала её в макушку и, прижав к себе крепче, заговорщицким шёпотом предложила: — Давай всё-таки сходим к Але в парикмахерскую. Обновим тебе причёску? Новая ты — новая жизнь.       Варя активно закивала головой.       Психолог была немолодой светловолосой женщиной с острыми чертами лица. Варя сидела в мягком кресле напротив неё так, как обычно сидела на табуретке: плотно сжав колени и выпрямив спину до напряжения. Варя смотрела то на свои руки, то на картины за спиной психолога. И лишь пару раз заглянула в серые глаза, но тут же отвела взгляд. Психолог не торопила.       Они встречались трижды. И от встречи к встрече Варя делилась своими эмоциями, воспоминаниями, тревогами и ощущала себя оживающей. Варя не помнила, о чём говорила с психологом, какие советы та ей давала — помнила только одно: ей стало легче. И после третьей встречи смогла вдохнуть полной грудью.       Варя возрождалась медленно, так же медленно подходила к концу зима. После последнего сеанса мама отвела её в парикмахерскую к своему мастеру. Алина, перебрасываясь с мамой последними новостями, ловко щёлкала ножницами, и безжизненные неровные пряди осыпались на пол и салфетку. Варя из-под прядей наблюдала за этим и вздыхала.       — Нравится? — Алина закончила стрижку и крутанула Варю перед зеркалом.       Она пожала плечами и покосилась на маму. Та приподняла бровь:       — Что? Говори, что хочешь.       — Покраситься бы… А то это скучновато как-то.       — Алин, что скажешь? В какой Варе лучше покраситься?       Алина прищурилась, придирчиво оглядывая Варину причёску, и качнула головой.       — У тебя, Варь, очень хорошие волосы. Жалко их краской сжигать. Смотри, можем обесцветить от ушей и до конца, — ладонь мастера скользнула по лопаткам. — Сможешь красить тоником, каким захочешь! Он быстро смывается. Под настроение. Ну и если надоест — можно остричь. И длина приличная будет, и симпатично. Что думаешь?       — Идёт!       Варя в предвкушении прикрыла глаза, мысленно подбирая первый цвет.       Выбор пал на тёмно-розовый.       Когда Варя вдруг пришла в школу выспавшаяся, с подкрашенными в этот цвет кончиками, директриса проводила её тяжёлым взглядом, но ничего не сказала. А вот одноклассники причёску оценили.       Фил никак не мог успокоиться и, сидя за Вариной спиной, постоянно теребил затянутые в тугой хвост тёмно-розовые завитые локоны, иногда касаясь пальцами шеи. От этих лёгких прикосновений у Вари мурашки бежали по коже. Учителя поджимали губы, качали головами, но замечаний не делали: Варя по-прежнему оставалась лучшей ученицей. А некоторые даже замечали, что перемены внешности пошли Варе на пользу.       — Ты прям ожила, — сказала Ольга Николаевна, когда Варя задорно решила экономическую задачу, закрывая тройку за самостоятельную работу. — Посвежела. Да и Шаховской, смотрю, тоже расцвёл. А, давай, к доске.       — Да с удовольствием!       Фил решал тригонометрическое уравнение, чесал концом маркера в затылке, кривлялся у доски, смеялся, ошибался, а Варя смотрела на него, не отрываясь, и гадала, что вдруг случилось.       — Ему мама звонила вчера из центра. Сама, — подсказал Варе вполголоса Тёма, гипнотизируя геометрическую задачу. — Слушай, так можно провести линию?       Варя беспечно пожала плечами и томно вздохнула. Виктор деловито обернулся к ним и показал ей большой палец:       — Смело. И даже Янина ничего не сказала?       Варя самодовольно мотнула головой.       На химии Варя, которой изрядно поднадоело баловство с её причёской, предложила Артёму и Филу махнуться местами. Парни переглянулись, пожали руки и легко пересели прямо перед звонком. В класс вошла Елизавета Александровна и сразу написала три химических реакции, которые нужно было уравновесить. Артём, фыркнув, погрузился в решение вариантов ЕГЭ по истории, а Фил восторженно вытаращился на Варю.       — Ты отлично выглядишь!       — Удивил, — кокетливо усмехнулась Варя, — ты все уроки тащишься от моих волос!       Фил самодовольно хехекнул и тяжело вздохнул: решение химических уравнений никак ему не давалось. Варя милостиво отложила свою тетрадь и принялась вполголоса объяснять эту тему, а Фил, категорически не желая просвещаться, кривлялся и передразнивал её. Виктор обернулся к ним, раздражённо закатив глаза:       — Слушайте! Вы два месяца сидели тише воды ниже травы. Можете ещё один урок посидеть столь же тихо?       — А тебе что: завидно? — беззлобно дёрнулся Фил.       — Надоело просто. Жужжите весь день.       Елизавета Александровна обратила внимание на болтовню за их партой и среагировала немедленно. Зимин был обречён решать усложнённые химические реакции у доски. Фил ехидно потёр руки и зашипел в спину приятелю:       — Давай-давай, иди, старый ворчун!       Виктор услышал и немногословно на глазах всего класса предъявил ему в ответ средний палец. Вместе с одноклассниками на жест обратила внимание и учительница. Елизавета Александровна качнула головой и сдержанно возмутилась:       — Зимин! Это что ещё за…       — Ну это просто жест, Елизавета Александровна, — живо отозвался Виктор. — Давайте сделаем вид, что его не было.       — Зимин! — укоризненно протянула она. — Ты бы хоть при учителе постыдился. Какие-никакие понятия должны быть. Или вас перевоспитывать надо?       Виктор, пытаясь найти среди маркеров пишущий, небрежно крутанул очередной меж пальцев и фыркнул:       — Не надо. Нас проще заново родить, чем перевоспитать. Мы ж уже одиннадцатый класс. Без пяти минут студенты!       — И за эти пять минут я ставлю тебе «четыре», а не «пять». Как бы ты ни решил.       — Ха, лох! — не удержался Фил и ткнул пальцем в приятеля.       — А одному раздолбаю, балансирующему между тройкой и четвёркой, я могу волшебным касанием превратить веселье в скорбь. — Елизавета Александровна многозначительно приподняла бровь. — Надо?       — Не надо, — процедил Фил, усаживаясь ровно и прилично, как в первом классе. — Видите, какой я смирный?       Варя держалась из последних сил. Её переполняло необоснованное чувство счастья и безмятежности, которое, пожалуй, бывает только в детстве. Варя рассмеялась. Рассмеялась громко и чуть ли не истерично впервые за эти месяцы, за этот чёртов день сурка.       Который наконец-то закончился.       Фил и Тёма тоже закатились необъяснимым звонким смехом, а Елизавета Александровна, прикрикнув на них для порядка, обречённо сменила Виктора у доски Машей, более спокойной и невозмутимой.       Когда они вышли из школы, на ходу застёгивая распахнутые куртки, Варя замерла на крыльце. Воздух пах талой водой, свежестью проталин и подбирающимся теплом. Вокруг витала весна. Варя щёлкнула кнопкой блокировки телефона, и качнула головой:       — Весна-а… Ребят, на дворе весна… Апрель скоро! И твой день рождения, Фил!       — Звездец… — протянул Фил, приобнимая её со спины. — А февраль с мартом куда делись? Я как-то из жизни выпал, что ли…       — Не ты один, — вздохнул Артём.       Крепко и тепло приобняв друзей за плечи, Тёма предложил сходить в кафе в такой чудесный день. Возражений не было.