Реальность создаёт разум

18.

      В детстве у них была игра. Называлась она «Титан идет». Кто-нибудь из них (тот, кому везло меньше всего в тот день) изображал титана, а остальные сначала прятались, и если невезучий «титан» находил кого-нибудь из них, то выскакивали все и наваливались кучей на вражину. Таким образом, они его «побеждали». Маленький Майк с одной стороны очень любил эту игру, но с другой ему совсем не нравилось быть «титаном». А он им бывал довольно часто. Может, потому что уже в девять лет заметно опережал ростом своих ровесников, и когда бросали жребий, другие дети старались подшаманить, чтобы роль титана досталась ему. В любом случае, до определенного момента у него было беззаботное детство, полное смеха и игр на улице, а дома была Лавка. Именно Лавка — с большой буквы.       Уже несколько поколений его семья по отцовской линии держала парфюмерную Лавку. И она пользовалась огромной популярностью у прекрасной половины Митры — самого укрепленного и безопасного района их государства. Угроза вторжения титанов была здесь отдаленным звуком, чем-то практически забытым, нереальным. Мало кто из внутренних районов вступал в Разведкорпус. Поэтому практически никто не видел титанов вживую. В Митре было хорошее продуктовое снабжение, развлечения на любой вкус — в королевском дворце балы шли один за другим. И местные модницы, всегда озабоченные только тем, как перещеголять подруг, шли за новыми ароматами в их Лавку.       У их семьи был секрет: из поколения в поколение от отца к сыну передавалось очень тонкое обоняние, острый нюх, если сказать простыми словами. Его отцу достаточно было вдохнуть естественный запах женщины, чтобы понять, какие духи ей необходимы. Он создавал для каждой индивидуальный парфюм. И ради этого они позволяли ему себя обнюхивать!       Мать помогала отцу в Лавке. И Майк со временем должен был присоединиться к семейному делу. Он тоже унаследовал хорошее обоняние, и у него с детства была привычка нюхать всё и всех подряд. Иногда на улице ему за это доставалось по носу. Но у Майка была одна тайна — всего одна, но страшная: он не хотел становиться торговцем — он хотел вступить в Разведкорпус. И почему же ребенок, растущий там, где многолетняя война была лишь слабым эхом, хотел кинуться туда, где солдаты редко доживают до тридцати, где каждый знает, какова смерть на вкус? Все дело было в его дяде Альберте. Ал — «паршивая овца» — родной младший брат матери, когда ему было тринадцать лет неожиданно сбежал из дома и поступил в Кадетское училище. А потом, окончив его среди лучших, вместо того, чтобы присоединиться к Военной полиции и вернуться в Митру, вступил в Разведкорпус. Вся их семья, соседи и друзья были шокированы таким поступком.       Прошло десять лет. Про дядю Ала дома практически не говорили. Он, уже ветеран Разведкорпуса, иногда приезжал на несколько дней навестить родных. Очень высокий, светловолосый и голубоглазый, в форменной куртке с заветными крыльями на спине, он казался Майку таким взрослым, если не сказать старым. Его ремесло наложило отпечаток на лицо. А ведь ему было всего двадцать шесть лет. Он никогда не рассказывал о титанах или об экспедициях — эти разговоры не приветствовались в их доме. Он просто очень много ел, очень много спал и гулял по городу, вызывая недовольство у простых горожан своей формой. Разведкорпус в Митре не жаловали.       Но Майк очень ждал этих приездов. Хотя дядя ничего и не рассказывал, но даже атмосфера рядом с ним была другой. Майк мог часами наблюдать за дядей, пока тот сидел в кресле, уставившись в одну точку и прихлебывая выпивку из бутылки. Один раз он подозвал Майка к себе: — Эй, пацан, иди-ка сюда.       Его, наконец, заметили!       Майк нерешительно подошел к дяде. Тот положил ему тяжелую руку на плечо: — Слушай, я вижу, в тебе есть задатки. Ты еще не дорос, но скоро поймешь, что эта благополучная жизнь — пшик! Пока титаны существуют, никто не может быть в безопасности. Они тут танцульки устраивают, но это танцы на костях тех, кто отдает свои жизни, чтобы выяснить, как можно победить этих тварей! Когда-нибудь это все закончится, и они увидят, как живьем пожирают их детей. И тогда они поймут, что только мы могли спасти их жалкие задницы. Но мы для них были неудобной правдой… Майк, не становись таким, как они. Всегда смотри неудобной правде в лицо… А теперь иди.       На следующий день дядя уехал. И больше Майк его никогда не видел. Через несколько месяцев пришло известие, что он не вернулся из очередной экспедиции. Мать заперлась на несколько дней в комнате. Он никогда раньше не видел у нее такого почерневшего лица. Оказывается, она очень любила своего младшего брата. И она запретила сыну играть в «Титан идет», запретила также произносить дома слова «титан» или «Разведкорпус».       Он снова увидел это лицо, когда объявил родителям, что хочет поступать в Кадетское училище. — Я знаю, — кричала она, — знаю, чем все это закончится! Ты тоже подашься в эту проклятую разведку, и тебя убьют, как Ала! Не позволю! Не пущу!       Но уже никто и ничто не могло увести его с этого пути. Он закончил кадетку, вступил в ряды Разведкорпуса и спустя двадцать лет все еще был жив. Он сам удивляется, почему его до сих пор не убили. Мало кто из разведчиков доживает до тридцати лет, а ведь ему через четыре года стукнет сорок. Что это? Феноменальное везение? Или мастерство? На этот вопрос у него не было ответа.       Его родители до сих пор живы. И Лавка также пользуется популярностью. И наследник у всего этого тоже есть. Спустя четыре года после его отбытия из родного дома, мать, хотя ей было уже под сорок, родила еще одного ребенка — снова сына. Его назвали Альберт. И теперь он в свои девятнадцать лет уже практически полностью перенял семейное дело.       Майк иногда приезжает навестить их всех. Но в этот раз мать оказалась умнее: она запретила ему приезжать к ним в форме, только в цивильной одежде. И чем он занимается младший брат тоже не знает, он просто думает, что по каким-то причинам старший брат живет в одном из внешних районов.       Каждый раз, когда Майк уезжает после этих коротких визитов, мать с упреком говорит ему: — Я знаю, это мой младший братец виноват. Ты и внешне похож на него! Он сам погиб и тебя сбил с пути! А ведь у него даже могилы нет! И ты также пропадешь! А мать даже не сможет попрощаться с тобой! И дар твой пропадет впустую!       Он ее успокаивает, как может. Но и сам каждый раз прощается с ними как будто навсегда.       А вот то, что его мать называет даром, как раз очень пригодилось в экспедициях. В первый же раз, когда он увидел живых титанов, он понял, что от них смердит. Сложно описать словами, но в этом запахе не было ничего человеческого. И теперь он может заранее предсказать их приближение по одному только запаху. Так что его нюх не пропал впустую, нет! Правда, его привычка нюхать все подряд тоже так и не исчезла. И людей это шокирует. Кто-то просто косится на него подозрительно, кто-то отходит в сторону. Мало кто вступает в открытую конфронтацию. Люди боятся его из-за его габаритов и формы Разведкорпуса и предпочитают не связываться. Но не так давно кое-кто его обозвал извращенцем. И этот кто-то одновременно и заноза в заднице, и странное явление.       Вообще, в последнее время произошло много странных событий. Последние годы предстают перед ним как череда экспедиций, не принесших никакой значимой пользы, но зато принесших много потерь. Его погибшие друзья-сослуживцы стоят с укором перед его мысленным взором, и ему нечего им сказать. Вернее, до последнего времени было нечего.       Когда им сказали, что есть мальчик, который может превращаться в титана, он увидел в глазах Эрвина хищный блеск. Эрвин — его командир, соратник, друг. Много лет они идут вместе по этому пути. Но он так до конца и не знает, что творится в голове у Смита. Тот оказывается всегда на шаг впереди других. Майк был против, когда он протащил в разведку этого бандита Леви. Но теперь признает, что был неправ. Леви оказался отменным бойцом, преданным делу. И хотя они недолюбливают друг друга, в экспедициях действуют как слаженная команда.       И вот теперь Эрвин заполучил в руки этого мальчишку.       Им с Ханджи выпало конвоировать пацана на суд. Когда они его вели, он не удержался и понюхал его. Хороший запах. Нет той невыносимой вони, идущей от титанов. Значит, он не опасен. Может, от него и будет толк. Тем более что Эрвин поручил мальчишку Леви. А Леви хоть и говнюк, но свое дело знает.       А потом пришло еще более странное известие: отряд Леви нашел на берегу озера какую-то странную женщину. Впервые он увидел ее в лазарете, спящей. Казалось, она совсем не переживает, что оказалась у них в руках. Может, не знала, кто они такие. Спала совсем как ребенок. Знал бы он тогда, что язык у этого ребенка острый, как бритва. Когда она открыла глаза, то сразу же скорчила недовольную гримасу. А потом и вовсе начались непонятные события. Оказалось, что эта женщина из другого мира, и все они для нее персонажи какой-то книги. Причем книги, которую она даже не читала, знает о ней только в общих чертах. И хотя в такое практически невозможно поверить, но он видел, что Эрвин поверил ей сразу. И снова в глазах его друга промелькнул хищный блеск. Значит, в его голове появились какие-то планы на эту женщину.       Сам он тогда не удержался и понюхал ее. Пахло от нее замечательно. Давно он не нюхал таких женщин. Правда за это его обозвали извращенцем, сказали не приближаться больше и посмотрели так, что ему показалось, что на него вылили ведро помоев.       Из них всех только Леви совсем не поверил ей и хотел применить нестандартные техники допроса. Эрвин, естественно, такого позволить не мог. Несмотря на всю свою ершистость, она выглядела неопасной. А вот пользу принести, определенно, могла. И она осталась жить с ними в штабе.       Теперь-то Майк знает, что беспокойств она принесла гораздо больше, чем потенциальной пользы. Во-первых, она оказалась очень своенравной. Во-вторых, сведения, которыми она поделилась, невозможно применить на практике. Им просто не хватит знаний и у них нет таких технологий, ресурсов и материалов. Ну и последнее, но самое неприятное, она внесла определенный разлад в их ряды. Разведкорпус всегда был неким монолитным сообществом, доступ, в который посторонним был запрещен. Сюда можно было вступить, но оказавшись здесь, назад пути не было. Мало кто добровольно покидал эти ряды. Даже съездив в первую экспедицию, даже увидев, как погибают товарищи, и, испытав все ужасы борьбы с титанами, по возвращении лишь немногие выказывали желание уйти. Попав сюда однажды, мужчины и женщины навсегда оставались верны сердцем разведке. Проживая такую жизнь, они редко сталкивались с гражданским населением. Конечно, у многих есть семьи, хотя бы родители, есть даже жены, мужья и дети, но разведчики редко бывают дома. Не потому что их не отпускают в отпуск, а просто сложно им после увиденного за стенами смотреть на мирную жизнь. Поэтому по-настоящему семейных мало. И личные отношения многих разваливаются, не выдержав долгой разлуки.       Поэтому появление в их рядах кого-то постороннего было редким явлением. О ее существовании знали всего несколько человек. И начиналось все нормально. Смит поручил Ханджи выяснить у этой женщины все, что она знает о них, а также о ее мире. Ханджи проводила с ней беседы, писала отчеты, они их читали. Читали как сказку, как повествование о чем-то потустороннем, что не имеет никакого отношения к их жизни. И так было до того ужасного дня. Начался он как обычно. С утра у отрядов были тренировки, после обеда у Смита должно было состояться совещание по поводу подготовки к экспедиции. Ханджи задерживалась по делам. Леви пришел, и скорчив недовольное лицо, выложил: — Эта Ева сейчас на крыше в чем мать родила.       Эрвин прочистил горло:  — Хм. То есть голая? — Не совсем голая, конечно. Здесь и здесь, — он показал в район груди и паха, — на ней что-то есть. Она там расстелила одеяло и спит себе. — А дверь в башню не заперта была? — удивился Смит. — Нет, — ответил Леви недовольно. — Зачем ее запирать? Мы же не знали, что она будет шастать везде. Что с ней делать. Оставить так? — Нет, нужно это пресечь. Леви, приведи ее.       Капитан вздохнул недовольно: — Может, Ханджи подождем? Пусть она с ней разбирается. А то эта идиотка сейчас распсихуется. Я не очень хочу иметь дело с полуголой, разъяренной женщиной. — Ханджи не будет до вечера, — сказал Смит.       Майк молча выслушал этот диалог. Многие принимают его неразговорчивость за тупость, но на самом деле, он многое видит и подмечает. Вот и сейчас он думал, когда это Леви стал таким нерешительным? Странно, подумал он, а вслух сказал: — Я схожу.       Он поднялся на крышу. Она спала и, кстати, была прикрыта рубашкой. Леви постарался, не иначе.       Здесь, на солнце, у него была возможность разглядеть эту женщину. После того первого дня в лазарете, он практически не видел ее.       Волосы на солнце отливали рыжим, лицо расслаблено, нет этой вечной враждебной гримасы, пухлые губы приоткрыты — она снова была похожа на спящего ребенка. На красивого капризного ребенка.       Видимо, девушка почувствовала его присутствие и открыла глаза. Не было никаких криков или истерик — она спокойно собралась и пошла с ним. Но зато потом, в кабинете Смита показала себя во всей красе. Майк с самого начала подумал, что это плохая идея ругать ее в их присутствии. Этот переход от адекватности к издевательской холодной ненависти свершился как по щелчку. Нет, она не кричала, не плакала, не закатывала истерик, как обычные женщины. Она была очень спокойна. И таким же спокойным тоном, каким обсуждают погоду, заявила Эрвину, что тот умрет. И самого Майка унизила. Двадцать лет службы и вот его называют прихвостнем. Конечно, его это возмутило. Их всех возмутили ее слова. Но никто из них не знал, как с ней поступить. Три взрослых сильных мужика не знали, как дать отпор слабой девушке. Физически слабой. Но ядовитой на язык, и совершенно не испытывающей страха ни перед кем из них. И как с этим бороться? В конце концов, она же не проштрафившийся солдат, которого можно поставить в наряд вне очереди драить полы в казарме или запереть в карцере. Все-таки гражданским не место на военном объекте. И они рискуют, продолжая держать ее здесь!       После этого Эрвин пошел, поговорил с ней. И вернулся назад с каким-то странным лицом. Майк достаточно хорошо знал своего друга, чтобы понять, что там что-то произошло, но не стал спрашивать. Если тот захочет, сам расскажет.       А потом она пришла просить прощения за свое поведение. Пришла, конечно, не по своей воле — Эрвин заставил. Пришла ночью. Прямо к нему в комнату. Интересно, что за нравы в их мире? Прийти в комнату к мужчине. И при этом выглядеть такой заманчиво слабой. Одета она была прилично: ничего открытого, даже волосы убраны. Но этот смущенный взгляд, и румянец на щеках, и говорила извиняющимся голосом. Заманчиво, но обманчиво. Перед глазами все равно стоял тот злобный близнец, который унизил их всех в кабинете Смита. Впрочем, казалось, что она чувствует себя по-настоящему неудобно в комнате мужчины. Он попробовал немного прощупать почву, просто ради интереса, и она вылетела оттуда с пылающими щеками. Понятно. Ей легче справиться с несколькими противниками, чем остаться один на один с мужчиной. В голову полезли не совсем приличные мысли, перед взором прошли откровенные картинки. Дьявол! Быть солдатом не значит быть евнухом! Все-таки не место здесь женщинам. Гражданским женщинам, поправил он себя. В корпусе служит немало женщин, но он никогда ни об одной не думал ТАК. Они — боевые товарищи, не более. Есть дисциплина, есть устав, есть нормы поведения — все это помогает избегать двусмысленных ситуаций. Но какими нормами нужно руководствоваться при обращении с красивой женщиной из другого мира, которая одновременно и нуждается в защите, и ведет себя так, как будто не боится ничего и никого. Хотя, как позже выяснилось, все-таки боится. И чего? Такой ерунды, как пауки.       Странная история. Вообще, все, что ее окружает, кажется странным. Даже вспомнить смешно: как они тогда с Леви (та еще команда) обыскивали комнату женщины на предмет ползучих гадов. Но у нее было такое испуганное лицо, она казалась такой растерянной. И он впервые дотронулся до нее. Не нарочно, конечно, просто чтобы успокоить. Но ощущение этой маленькой, гладкой, теплой руки в его руке не отпускало потом несколько дней. А когда в тот вечер он вернулся в свою комнату и понюхал свою руку, она пахла цветами. Наверно, на руки у нее был нанесен крем или какое-то косметическое средство. Этот запах напомнил ему дом, их Лавку, мирную жизнь. И он сам не заметил, как все чаще стал в течение дня хоть несколько минут, но думать о ней. Вот так бывает: есть кто-то или что-то, существующее параллельно тебе. Потом происходит что-то, какой-то сдвиг параллельных прямых и появляется огонек, слабый, дрожащий, но уже не гаснущий. И чем дольше ты думаешь об этом, тем больше разгорается костер, и ты уже не хочешь подбрасывать в него дрова, но он горит сам по себе и не собирается гаснуть. И нет такой силы, которая может погасить этот костер.       Ему стало все окончательно ясно после одного случая. Как ни странно, но после того случая в кабинете, Смит предоставил ей больше свободы. Она стала чаще выходить на улицу. Начала бегать. Выяснилось, что в их мире люди тренируются не для того, чтобы сражаться, а ради поддержания физической формы и здоровья. Они называют это спорт. Конкретно она любит бегать. И он все чаще и чаще начал наблюдать, как она наматывает круги вокруг замка.       На третьем этаже есть комната отдыха для офицеров, где редко кто-то бывает, потому что не нужен им никакой отдых — не в их традициях праздно проводить время. В этой комнате нет ничего особенного: пара диванов, пара столов, несколько стульев. Но из нее открывается хороший вид на лес, лежащий за стенами замка. Он иногда приходил туда побыть в тишине — подумать. И в один из таких дней увидел, как она пробежала под окнами. Присев на широкий подоконник, он приготовился ждать — через десять минут девушка снова пробежала: лицо напряжено, волосы, убранные в высокую косу, подпрыгивают, на ушах эти странные штуки с музыкой, кулаки сжаты, и как всегда, полуголая: живот, плечи и ноги открыты.       С того дня он иногда подкарауливал ее здесь, наблюдал, сам не зная, зачем, просто хотелось посмотреть. Однажды она остановилась. Бежала очень быстро, из последних сил и остановилась прямо под окнами комнаты, где был он. Из-за очень быстрого бега у нее практически не осталось дыхания, и она согнулась пополам, пытаясь набрать больше воздуха в легкие. А потом облокотилась спиной о дерево, закрыла глаза, закинула руку за голову и радостно засмеялась. Было видно, что в тот момент она была по-настоящему счастлива. Он и сам знает это чувство, когда делаешь что-то на пределе физических сил и в конце, уже преодолевая себя, начинаешь испытывать эйфорию. Так и она бежала из последних сил, а теперь стоит счастливая: на щеках румянец, грудь вздымается из-за глубокого дыхания, живот и ноги практически полностью открыты — думает, что ее никто не видит и потому выглядит такой расслабленной, естественной и свободной.       Ага, подумал он, а у тебя и такое выражение лица есть, и ты умеешь улыбаться и радостно смеяться. Но зря ты думаешь, что тебя никто не видит. Видят, еще как видят. И твое пребывание здесь становится более явным для всё большего круга людей. И более проблемным. Для него так точно. Интересно, какое лицо у нее было бы, окажись она в его постели? Дьявол! Опять! Отбросить к черту эти мысли!       Он вышел из комнаты и в коридоре столкнулся с Леви. Тот смотрел в окно, прислонившись к стене. Планировка здания была такова, что окна коридора выходили на ту же сторону, что и окна комнаты отдыха. И Майк сразу же понял, на что тот смотрит, вернее, на кого.       Леви отреагировал спокойно, кивнул: — Майк, — и пошел своей дорогой.       Майк посмотрел ему вслед. Он еле сдержался, чтобы не рассмеяться зло.       И ты тоже! подумал Майк. Этот твердолобый, непримиримый, циничный бандит из Подземного города! Вот это новость! У него, оказывается, есть чувства. Ну, Леви, тебе-то здесь нечего ловить! Она не для тебя. Даже ростом выше. Не говоря уже о том, что она ненавидит тебя. Похоже, всех нас ненавидит, и мир этот ненавидит. И правильно делает. Нет здесь ничего хорошего. И ей тут делать нечего. И зря Эрвин ее тут держит. Была бы его самого воля, он помог бы ей вернуться домой. Нельзя держать перед глазами что-то столь привлекательное и ничейное. Кто-то рано или поздно рискнёт. И будут последствия. И это помешает их делу. Уже мешает. Два человека уже увязли в этом. И лично он сам пока не знает, как отвязаться от этих мыслей. А Леви — наглый, он может попытаться получить силой то, что ему никогда отдадут добровольно. Определенно, нужно поговорить с Эрвином. Но что он скажет? Насчет Леви это только подозрения. И себя он выдавать совсем не хочет.       Он начал этот разговор издалека. Было это на следующий день после того, как в Разведкорпус прибыли новобранцы. Эрвин произнёс пламенную речь перед рекрутами, при этом рассказал про Эрена и про нечто важное, находящееся в подвале его дома. У Эрвина всегда есть план, он видит на много шагов вперед. Поэтому Майк не удивился, что тот выдал эту секретную информацию. Но вот что его удивило, что эти новобранцы — двадцать один человек — отправятся с ними в следующую же экспедицию за стены. — Эрвин, ты уверен, что стоит включать новобранцев в состав экспедиции? Какой от них толк? Я считаю, им нужно еще потренироваться. — Майк, ты знаешь, что у нас сейчас нехватка людей. Нам понадобятся все ресурсы Разведкорпуса, чтобы добраться до того дома в Шиганшине. Мы должны добиться успеха. Эрена отдали нам на поруки временно. И если мы потерпим неудачу, его заберут. — Но у тебя, определенно, есть какой-то план, так?       Эрвин оторвался от работы и посмотрел на Майка с улыбкой: — А твое чутье тебя, как всегда не подводит. — Мое чутье хорошо, но ему далеко до твоего лучшего чутья. В чем состоит твой план, ты мне, конечно, не откроешь.       Эрвин улыбнулся: — В свое время ты все узнаешь.       Майк постоял, подумал пару минут, а затем сказал: — Эрвин, нам нужно отправить Еву домой. Или, если это невозможно, найти ей безопасное место для проживания в нашем мире. Но ей нельзя оставаться в корпусе.       Смит встал из-за стола: — Почему? Очень неожиданное заявление с твоей стороны. — Гражданским здесь не место. — Она не простой человек, ты же знаешь. — Она — женщина, из-за которой у нас будут проблемы.       Командор посмотрел на майора долгим, изучающим взглядом: — Майк, ты хочешь мне что-то сказать? — при этом на его лице промелькнуло понимание.       Майк выдержал его взгляд: — Нет, все, что хотел сказать, я уже сказал. — Хорошо. Я понял твою точку зрения. А теперь вернемся к работе.       Кровь. В свое время он повидал ее нимало. То, чем они занимаются и кровь практически синонимы. Но одно дело видеть кровь на поле боя, а другое на лице женщины, которая должна быть здесь в безопасности. Он сам от себя не ожидал подобного — без разрешения зайти в комнату к женщине. Но уж очень странный голос был у нее. И ему не показалось. Сначала ему померещилось, что кровь везде: на одежде, на лице, но потом он понял, что ее не так уж и много, но не так уж и мало — это не простое кровотечение из носа, как она сказала. Весь ее вид говорил о том, что с ней что-то не так: под глазами залегли черные тени, лицо бледное, глаза лихорадочно блестят, на щеке кровавые разводы, голос хриплый и срывается. Тем не менее, все так же упряма — попыталась вытолкать его из комнаты. Как будто ее жалкие пятьдесят килограмм веса что-то стоят против его ста двух. Что в такой ситуации он должен был делать? Как можно помочь человеку, который не хочет помощи? Как можно помочь тому, кто потерял все, кто находится там, где не должен быть, кто попал на чужую войну? Как помочь женщине, о которой думаешь постоянно, но с которой едва перемолвился парой слов? Для которой ты — лишь один тех, кто мешает ей вернуться домой. Но ему удалось подобрать какие-то слова, она даже улыбнулась. И позволила погладить себя по щеке. И обнять. Правда, при этом мелькнуло в ее глазах выражение ни то снисходительной жалости, ни то насмешливого удивления. Потом, задним умом он понял, что это было за выражение. Все разъяснилось несколько дней спустя.       Была уже глубокая ночь, даже скорее ранее утро. Ему не спалось. Бывают у него периоды затяжной бессонницы. У них у всех бывает. После всего, что они видели, сложно спать сном младенца.       Он решил выйти прогуляться и подышать воздухом. И в коридоре встретил ее. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, чем она только что занималась. ТАК женщины выглядят только после того, как их хорошенько «отлюбят». За доли секунды он прикинул расклады: тут только два возможных варианта — или Эрвин, или Леви. Хоть бы это оказался Эрвин. Лучше пусть это будет старый друг и боевой товарищ. Тот заслуживает этого, уже очень давно он один. Они все тут одиноки, но Смит пребывает на вершине этого одиночества, потому что на его плечах лежит ответственность за весь Разведкорпус. Но только не Леви. Не этот бывший бандит, для которого нет авторитетов. Ему даже не нужно было спрашивать ее. Достаточно было понюхать. Он знает запах практически каждого, с кем служит. И он понюхал. Он сразу же понял, что это Леви. Но, все еще не желая верить, склонился совсем низко к ее шее. Она пахла собой, она пахла сексом и она вся пропахла этим Леви! Так он ей и сказал, а женщина ответила со вздохом глядя ему прямо в глаза: я знаю. Сказала это буднично, как само собой разумеющееся, а потом пошла своей дорогой.       Он вернулся в свою комнату, сел на стул и задумался. Как она могла связаться с этим коротышкой? Он же жестокий и грубый. Есть в общем мужском братстве такая вещь: практически всегда один мужик про другого понимает, как тот ведет себя в постели с женщиной. Это что-то на уровне интуиции. И вот про Леви он все прекрасно понимает. Как она могла согласиться? Может, тот заставил ее? Но тут же он вспомнил главное правило своей жизни: смотреть в глаза неудобной правде. Не похожа она на женщину, которую кто-то принуждает заниматься таким. Да и как такую можно заставить? Физически Леви, естественно, сильнее. Но дело тут не в физической силе. У нее такой характер, что она скорее умерла бы, чем стала делать то, что ей не по душе.       Нужно рассказать Эрвину. Посмотрим, как тот отреагирует на такую новость. Его любимец Леви — бандит, которого он вытащил из грязи, сделал то, о чем они все подумывали, но считали это несправедливым по отношению к этой женщине и неправильным по отношению к их долгу. А Леви пошел да и сделал.       Наступил день. Майк отправился в кабинет Эрвина. Когда он подошел туда, дверь открылась, и оттуда вышел Леви. Они обменялись многозначительными взглядами. Каждый понял, что они думают об одном и том же. Леви уже собрался уходить, но потом остановился и сказал своим обычным холодным тоном: — Знаешь, Майк, когда она отдаётся мне, у нее такое выражение лица… Когда меня, наконец, сожрет какой-нибудь не в меру сильный титан, я в последний миг перед смертью буду вспоминать это лицо.       Майк почувствовал, как кровь закипела в венах. Он сжал кулаки до хруста и прорычал: — Леви, ты— ублюдок!       Леви холодно усмехнулся: — Я — ублюдок, которому принадлежит то, что тебе никогда не получить. Майк, я прошу тебя по-хорошему, не нюхай больше мою женщину. Лучше вообще к ней не приближайся.       Сказав это, он развернулся и ушел.       Майк вошел в кабинет Эрвина и хлопнул дверью. Подняв голову от бумаг, командор сказал: — Вижу, ты уже все знаешь. — Эрвин, ты должен это пресечь! Запрети ему! — Я не вправе указывать двум взрослым людям с кем спать или не спать. — Но Ева…       Эрвин его перебил: — Ева, говоришь? Не считай ее наивной, слабой женщиной, попавшей в руки к подонку. Во-первых, ее настоящее имя Маргарита.       Майк не понял — настоящее имя? — Что? — Да, с самого начала она нам лгала. И это еще не все. На самом деле ей тридцать лет. — Не может быть. Не выглядит она на тридцать лет. — Леви сказал, что она ему призналась. Думаю, это правда. — А Леви теперь все про нее знает что ли? — спросил он ядовито. — Они вместе уже полтора месяца, — сказал Эрвин и, увидев удивленное выражение лица Майка, добавил, — а мы этого не заметили. — Даже ты ничего не знал? — спросил Майк. — Ничего, даже не догадывался. — Этот твой Леви оказался тем еще … — он замолчал, не зная, какое слово подобрать. — Мой Леви? Майк, я знаю, что ты, как и многие другие, был против его присутствия здесь. Но он принес очень много пользы нашему делу. А это… Ну что ж, это его личное дело. Она не моя собственность. Я не могу ей указывать. И тем более я не могу указывать ему. — Ты задал ему самый главный вопрос: она пошла на это добровольно?       Командор вздохнул и на его лице появилось выражение, как будто он съел что-то горькое: — А я должен был?       Майк взвился: — Конечно, должен. Она под твоей защитой, в конце концов. А что если он ее заставил? Взял силой! От него всего чего угодно можно ожидать. Позволь напомнить, что в свое время он хотел убить тебя. — Ты сейчас несправедлив к нему. И да, хотя он мой друг, и я доверяю ему, но я спросил у него. Не должен был сомневаться в нем, но все же спросил! — И что он ответил? — То, что должен был: у них все взаимно. — Он любит ее?       Командор нервно поднялся из-за стола и подошел к окну: — Если хочешь, иди сам спроси! Даже я не могу задавать Леви такие вопросы! Еще раз говорю — это его личное дело! — Надо было отпустить ее, когда я говорил тебе. И предупреждал, что будут проблемы. Давай начистоту, от этого будет плохо всем: нам, ей. А Леви это понимает?       Повернувшись, Смит посмотрел на Майка долгим взглядом: — Это не такая вещь, которая поддается логике. Уже поздно — он ее не отпустит. Если бы я был на его месте, точно не отпустил бы. — Но ты, к сожалению, не на его месте. Правда, лучше бы это был ты, — сказал с горечью Майк. — Или ты, — сказал насмешливо Эрвин, а затем добавил. — Может и неплохо, что это Леви. Он сможет справиться с ней. Тут выяснилась еще одна любопытная вещь: титаны не представляют для нее никакой опасности. Они ее попросту не видят и не чувствуют.       Майку показалось, что его топором по голове огрели: нет таких людей, для которых титаны не представляют угрозы — это главная опасность в их мире. И вот выясняется, что один человек такой все-таки есть. — Это точно? Как это выяснилось?       Смит рассказал ему всю историю. Майк засомневался: — То есть все это со слов Леви? Но даже если это правда, может, эти двое титанов слишком ослабели или сошли с ума от опытов Ханджи? И что с того, что титаны на нее не реагируют?       Эрвин сказал буднично: — Она поедет с нами в экспедицию.       Майк вскочил со стула: — Ты с ума сошел? Тащить неподготовленного человека в самое пекло? Это огромный риск!       И тут он увидел тот самый блеск в глазах Эрвина! Понятно, он надеется, что если это правда, то ее способность поможет их делу. — Эрвин, ты все готов положить на алтарь победы? Всё и всех? — Майк, ты же понимаешь, что сейчас у нас, наконец, есть реальный шанс продвинуться в нашей борьбе. Все эти экспедиции, принесшие мало пользы, теперь позади. Теперь у нас есть Эрен — разумный титан, теперь у нас есть Ев… черт, надо привыкать называть ее настоящим именем — Маргарита, женщина, для которой титаны не страшны! — А Леви? Как Леви принял новость о том, что ты хочешь потащить ее в опасную экспедицию? — Леви сам и предложил это.       Майк зло рассмеялся: — Понятно теперь. Он разума лишился? Ей там не место! — Он-то может разума и лишился. И не хочет выпускать ее из вида. Это понятно. Но тебе что за дело? Почему ты так реагируешь на все это?       Майк молча, сидел, смотрел на Смита и думал: все идет не так! Что-то неуловимо изменилось здесь, они изменились, их отношения изменились. И дьявол его разбери, что будет дальше!       Эрвин подошел к старому другу, положил ему руку на плечо: — Майк, я все понимаю. Но она выбрала его. Не тебя, не меня, а его. И это к лучшему. Только у него есть силы справиться с ней. Она, конечно, красивая и создает ложное впечатление невинности и слабости. Но на самом деле она умная, хитрая, изворотливая и скрытная. Врала в глаза всем нам. И кто знает, что она еще скрывает. Мы знаем теперь только об одной ее способности. И она определенно не хочет здесь находиться. А знаешь, что Леви мне еще рассказал? Не такая уж она и слабая, какой кажется. Она умеет драться и один раз врезала ему по ребрам. Не знаю, как у них там дело до драки дошло. Он не уточнял, и я не горю желанием спрашивать, но все-таки хотелось бы мне посмотреть, какое у него лицо было. Кто-то посмел ударить капитана Леви. — Эрвин, это не смешно.       Эрвин отошел к окну: — А я и не смеюсь. Мне совсем не весело. В последнее время события развиваются с невероятной скоростью. И я не знаю, что ждет нас впереди. Но могу сказать одно: я буду делать то, что знаю и умею лучше всего: бороться с титанами. Мы все должны так поступить. Тем более теперь, когда у нас есть небольшое преимущество. Так что, друг, давай отбросим все посторонние мысли и будем делать свою работу. Ты со мной?       Майк невесело усмехнулся: — Конечно, с тобой… Ладно, я и так отнял у тебя много времени, пойду. — В три часа совещание. — Хорошо.       Он отдал честь и вышел из кабинета.       В коридоре он прислонился к стене и задумался. В голове прозвучал голос дяди Ала: Майк, всегда смотри в лицо неудобной правде. А правда такова: он любит женщину. Красивую, лживую, другую. Пришедшую из иного мира и обладающую, судя по всему анормальными способностями. Чужую женщину. Ему придется жить с этим. Видеть ее постоянно и понимать, что он мог попытаться, но был связан уставом, моральными принципами и типичным мужским страхом быть отвергнутым. А Леви, похоже, ничем не связан. Но все-таки кое-что он может сделать. Он должен убедиться, что ее не принуждают. Пусть она сама скажет, что пошла на это добровольно. Сейчас время обеда. Отряды уже поели, а значит, она должна быть в столовой.       Он спустился на первый этаж. Дверь столовой была приоткрыта. Он заглянул внутрь. Так и есть, она сидит в одиночестве и ест. Дьявол! Она даже ест с отстраненно-холодным видом. Почему она чувствует себя так спокойно, когда ее положение здесь так зыбко? У всего есть основание, и у ее спокойствия оно должно быть. Просто они не знают. И никогда до конца не узнают, что же она такое на самом деле.       Он вошел в столовую. Женщина подняла на него глаза, положила ложку на стол и сказала полувопросительно полунасмешливо: — Майор?       Сев рядом, он спросил без излишних расшаркиваний: — Он тебя заставил?       Она хмыкнула: — Не понимаю, о чем Вы.       Он повысил голос: — Все ты прекрасно понимаешь! Я о Леви!       Она посмотрела на него насмешливым взглядом: — И почему все сегодня задают мне этот вопрос? Нет, меня никто не заставлял.       Кто все? Уже кто-то спрашивал у нее? Значит, не он один так думает про Леви.       Она снова взялась за ложку: — Если это все, я продолжу свой обед. Еда здесь и так отвратительна, а эта беседа делает ее еще хуже.       Такое чувство, что у нее сто обличий. Каждый раз она какая-то другая. Сейчас она ведет себя так, как будто знает какую-то абсолютную правду обо всём и обо всех. — Что ты такое? — спросил он.       Она сделал несколько глотков воды из кружки. — Я биологический объект, состоящий в основном из углерода, кислорода, водорода и азота, если это Вам что-нибудь говорит.       Нет, так просто он не сдастся. — Правда, что титаны для тебя не представляют опасности? — Да. — Почему?       Она вздохнула, и задумалась на несколько секунд, потом сказала с полуулыбкой: — Меня только что несколько часов подряд Зое расспрашивала об этом же. Похоже, вы все задаете одни и те же вопросы по кругу… Знаете, майор, в моем мире существует такая вещь: магия вуду. У нее есть одна особенность: пока ты в нее не поверишь, она не может влиять на тебя. Но стоит хоть раз поверить, и ты в ее власти полностью. Так вот где-то здесь, — она постучала указательным пальцем по виску, — я не верю во все это, — она обвела рукой вокруг.       Затем продолжила: — Этот мир, титаны, даже здешние люди в какой-то степени для меня просто фантом, существующий параллельно и не имеющий ко мне никакого отношения. А, может, все дело в том, что я изначально не принадлежала этому миру, поэтому титаны мне не страшны. — А Леви?       У нее дернулся уголок рта, а между бровей залегли морщинки: — А что с Леви? — Он тоже не имеет к тебе никакого отношения?       Она сказала с наглой улыбкой: — То, что он меня имеет — это я могу сказать точно.       Специально пытается разозлить его, значит, он подошел близко к тому, что ее реально беспокоит. Но так просто его не пробить. — Ты любишь его?       Женщина недовольно сжала губы, встала, и собрав посуду с недоеденной едой, сказала: — И этот вопрос мне сегодня уже задавали. Вы, действительно, все тут действуете по шаблону. Как предсказуемо и банально!       Она унесла посуду, потом вернулась и спросила: — Допрос закончен?       Он стоял, обдумывая ее слова, что они все предсказуемы. Она сказала это таким презрительным тоном — считает их всех дураками!       Не видя никакой реакции с его стороны, женщина повернулась, собираясь уходить. Шаблон, говоришь? А как тебе такое?       Он подхватил ее на руки, одним точным движением уложил на длинный деревянный обеденный стол, прижал сверху своим телом и перехватил ее руки. Она оказалась полностью обездвиженной.       Плевать, что их тут могут увидеть! Плевать на Леви! Правда, он не совсем представлял, что будет делать дальше.       Она, как ни странно, совсем не испугалась. Попыталась высвободить руки, но он держал ее крепко. Ее лицо было совсем близко. Она не отворачиваясь, смотрела прямо ему в глаза, сказала: — Майор Закариас, Вы злитесь. Но поймите одну вещь: я не давала Вам ни малейшего повода надеяться на что-то. И то, что Вы делаете сейчас, в высшей степени несправедливо по отношению ко мне. Поэтому отпустите меня, пожалуйста.       Он смог отпустить ее руки, но не выпустил из объятий. Она была так близко и одновременно так далеко. Почему-то в этом положении она совсем не нервничала. А ведь была так близко с чужим мужчиной. Он-то ощущал под собой каждый теплый изгиб ее тела, каждую мягкую выпуклость, чувствовал ее дыхание, ее губы… Он практически поцеловал ее, когда почувствовал преграду между своим лицом и ее. Ладонь. Она положила пару пальцев ему на губы и сказала спокойно: — Майк! Нет! Этого не будет. Отпустите меня.       И столько уверенности было в ее тоне, что он почему-то послушался. Поднявшись, подал ей руку и помог спуститься на пол. Женщина разгладила одежду. Потом посмотрела на него, и на лице у нее отразилось сострадание: — Я Вас понимаю, майор. Но Вам надо с этим бороться. Это тупик и никуда не приведет. Лучше себя не мучить.       Она собралась уходить: — Увидимся на совещании у командора.       Он вопросительно посмотрел на нее: совещание? — Да, — сказала она насмешливо, — это совещание, похоже, будет по поводу моей судьбы. Командор, Леви, Вы и Ханджи будете с серьезными лицами решать, что дальше делать со мной в общем и с моими способностями в частности… Наивные вы все-таки. Так же как нельзя предсказать бурю, как нельзя определить судьбу вольной птицы, как нельзя заставить снег идти, так и за меня никто здесь не может решать. Это обманчивое чувство тотального контроля, которое так любят военные. Не понимаете, что вокруг только хаос, а я сейчас в центре этого хаоса. А впрочем, что-то я тут разболталась… Майор, думаю, само собой разумеющееся, что не стоит никому знать о том, что сейчас произошло между нами.       И она ушла. А Майк впервые пожалел Леви. Пожалел по-настоящему. О да, Леви будет страдать! Сам-то Майк оказался в выигрышном положении. Она никогда не принадлежала ему. А вот Леви узнал до конца, какая она и тем больнее ему будет потерять это. А он потеряет, это точно! Даже Леви не сможет удержать ее.       Как же хорошо, что Эрвин не рискнул! Он бы не смог одновременно заниматься их общим делом и совладать с этой женщиной. У них есть цель — победить титанов, у них есть Эрен, вот этого и надо держаться. Иначе, они все сгорят в огне, а она этого даже не заметит. — Леви, мелкий ты ублюдок! — сказал он вслух. — Когда она исчезнет, растворится в утреннем тумане и оставит тебя опустошенным и разбитым, я буду там, и я посмеюсь.       И он вышел из столовой.