22.
До экспедиции оставалось чуть меньше месяца. Леви очень много работал, и мы не виделись три дня. На третью ночь, уже под утро, часов в пять Леви пришел в мою комнату и как всегда без спроса улегся рядом. Досматривая десятый сон, я почувствовала, как он теребит меня:
— Маргарита, проснись!
Но разбудить меня еще та задача.
— Давай же, открывай глаза.
В конце концов, я приоткрыла один глаз и пробормотала сонно:
— Что такое?
— Мне придется уехать со своим отрядом дней на десять.
Я окончательно проснулась. У Леви был очень усталый вид, под глазами залегли ужасные черные тени, лицо измождено. В моем сердце защемило от жалости, и я провела ладонью по его щеке:
— Леви, милый, ты спал хоть немного за эти три дня? Выглядишь уставшим.
— Неважно. Ты слышала, что я сказал?
— Тебе придется уехать. Но если я спрошу, куда ты едешь, и чем будешь занят, ты мне вряд ли расскажешь, так?
Капитан ответил, хмыкнув:
— Так.
Взяв Леви за руку, я спросила упавшим голосом:
— Скажи честно: твой отряд не поедет за стену? Еще же не время?
— Нет, мы будем кое-что испытывать в полевых условиях. Не волнуйся, еще рано ехать за стену.
Я выдохнула и сказала:
— Хорошо. Я рада.
— Кстати, Ханджи и Бернер тоже едут.
— Отлично. Тогда я попрошу Зое приглядеть за тобой.
Леви ответил в своей обычной оскорбительной манере:
— Если за кем и нужно приглядывать, так за этой четырёхглазой. Насчет твоих тренировок…
— Если вы с Ханджи уезжаете, значит, меня некому будет тренировать! Отдохну! — обрадовалась я.
— Ты слишком ленивая. Не обольщайся. Я не хотел этого, но, в конце концов, мне пришлось согласиться. Твои навыки управления приводом еще недостаточно хороши для экспедиции, и ты не можешь терять время из-за нас. Поэтому потренируешься немного с Закариасом. Все равно ему нечем заняться, — сказал капитан недовольно.
Я с удивлением смотрела на мужчину во все глаза:
— Ты, правда, разрешишь? Ты же сказал мне не приближаться к нему. Может, достаточно того, чему я уже научилась?
Он сказал с гримасой:
— Ты еще ничему не научилась! Не отлынивай. Сейчас нет другого выхода. О тебе знают немногие. Поэтому остается только он, — он сжал мои плечи и сказал с нажимом, — Но если эта сволочь посмеет хоть пальцем тебя тронуть, ему не поздоровится.
— Не злись, пожалуйста. Он мне ничего не сделает, — сказала я успокоительно.
— Ты будешь общаться с ним по минимуму, поняла?
— Да. А когда ты уезжаешь, кстати?
— Сегодня после обеда. Поэтому в последние дни я был так занят.
Так скоро! Я спросила:
— А почему ты мне не сказал об этом раньше?
— Какая разница? Говорю сейчас.
— Отличный ответ, — недовольная, я отвернулась от него. У Леви есть раздражающая привычка ставить человека перед фактом и неважно, нравится тебе это или нет!
Капитан обнял меня:
— Я не хочу оставлять тебя одну, но я должен.
— Я хотел бы остаться с тобой, просто остаться с тобой, но высокая в небе звезда зовёт меня в путь, — пробормотала я всплывшие в голове строки.
— Опять какого-то поэта цитируешь?
Я повернулась к Леви:
— Можно и так сказать. Слова из одной песни моего мира.
— Можешь напеть?
— У меня ужасный голос. Мне стыдно петь.
— Я хочу услышать!
Я вздохнула:
— Ладно.
Настроилась, вспоминая мелодию и запела негромко низким голосом:
Группа крови — на рукаве,
Мой порядковый номер — на рукаве.
Пожелай мне удачи в бою, пожелай мне:
Не остаться в этой траве, не остаться в этой траве.
Пожелай мне удачи, пожелай мне удачи!
Перестав петь, я спрятала лицо у мужчины на груди:
— Ужас! Не люблю петь на людях — у меня совсем нет голоса!
— Неплохо получилось. И слова хорошие.
Я посмотрела на него:
— Да уж, соответствуют ситуации… Может, поспишь? Тебе же сегодня ехать, а ты совсем не спал.
Он положил руку на мой живот, и погладив, спустился ниже:
— Если ты не против, я хотел бы…
— Ты серьезно?! Ты же совсем не спал, сегодня ехать, а ты хотел бы! Откуда силы?
Глаза Леви сузились, а губы презрительно скривились:
— Я несколько дней не трахал тебя. Мне нужна разрядка. Или ты сомневаешься в моей мужественности?
— Нет, конечно. Просто тебе нужно отдохнуть… Ладно. Ложись на спину. Давай я сверху, чтобы тебе особо не напрягаться.
— Согласен.
Он откинулся, и мы занялись неспешным сексом. Все было просто, без затей, но тем не менее приятно.
Потом мы проспали до десяти часов. А затем он уехал со своим отрядом. Никаких длинных прощаний. Я еще успела увидеться с Ханджи и все-таки попросить ее приглядывать за Леви. Когда они выезжали из замка, я стояла у окна, наблюдая сверху. И заметила, что Эрен тоже был среди них. Почему-то вспомнились слова Леви «испытать в полевых условиях» и странная рябь, пробежавшая тогда по лицу Эрена в музыкальной комнате. При этом меня охватило чувство непонятного беспокойства. Я подумала, что этот мальчик несет в себе какую-то тайну.
Впрочем, у меня самой появилась насущная проблема: тренировки с Майком. Я предвидела, что это выльется в затруднения. Я могу сколь угодно долго ломать комедию перед Леви, уверяя, что его подозрения беспочвенны. Но сама-то знаю, что они не только имеют под собой почву, они даже и не подозрения вовсе — это факт. И что мне делать теперь?
Веди себя вежливо и отстранёно. Вряд ли майор рискнет что-нибудь сделать. Не давай ему никаких надежд, и все будет нормально.
Тебе легко говорить — ты бестелесный голос. А вот я не знаю, как мы останемся наедине впервые после того инцидента в столовой. Бедный Майк! Бедная я! Бедный Леви! Больше не могу смотреть на дерьмо!
Что-то тебя сегодня на группу «Кино» тянет. Бедный я! Выслушиваю тут твое нытье! Не ссы, прорвешься.
Спасибо за поддержку, asshole!
На следующий день я отправилась
на каторгу на тренировку с Майком. Мы встретились у конюшни. Было очевидно, что мы оба чувствуем себя не в своей тарелке. Поэтому я сразу решила взять инициативу в свои руки:
— Майор Закариас, хочу сразу же извиниться за то, что отвлекаю Вас от работы. Мне очень жаль, что Вам приходится возиться со мной. Если Вам это в тягость, давайте никуда не поедем. Думаю, я уже тренировалась достаточно.
Посмотрев на меня сверху вниз, мужчина сказал холодно:
— Странно видеть тебя такой вежливой. Но тренироваться или нет — решать не тебе.
И вскочил на свою лошадь:
— Поехали.
Мне пришлось последовать его примеру. Мы ехали молча, а я размышляла о том, что он выбрал тактику отстранённости и холодности. Мне же лучше — никаких лишних разговоров.
Так и получилось — мы разговаривали только по делу. Майор давал указания, объяснял мои ошибки и страховал меня. Можно сказать, что все происходило строго по уставу.
Я уже научилась более-менее прилично разгоняться. Но только по прямой. Виражи, повороты и другие резкие движения были для меня недоступны. Хотя, честно говоря, я не ожидала от себя даже такого прогресса.
Из-за активных тренировок я снова начала спать перед ужином, иногда просыпая еду. Мое тело требовало отдыха. Леви уехал, и никто не пилил меня из-за того, что я слишком мало ем и слишком много сплю.
В один из дней я еле-еле доползла до кровати и буквально вырубилась, даже не надев ночнушку — упала в постель в одних трусах. Майор-садист на тренировке в тот день особо свирепствовал. С каждым днем он становился все требовательней, каждый раз заставляя меня делать больший объем работы, чем до этого. У меня жутко болело все тело. Я и не думала, что этот молчаливый мужчина настолько суров. Представляю себе, как несладко приходится членам его отряда на тренировках!
Не знаю, сколько я так проспала, когда сквозь сон почувствовала, что кто-то гладит меня по плечу. Я подумала, что Леви вернулся.
Все еще в полудреме, не открывая глаз, я прижала его ладонь к щеке и пробормотала:
— Ты вернулся уже? Как хорошо. Слушай, эти жуткие тренировки…
Я не закончила фразу, потому что до меня дошло, что рука-то совсем не та! В панике открыв глаза, я увидела, что командор сидит на корточках рядом с кроватью, и его рука покоится на моей щеке, куда я сама её и пристроила. Я подскочила как ошпаренная и натянула одеяло до подбородка, а в голове крутились мысли: что он видел? Он видел мою грудь? Нет, вроде я была укрыта.
Еле как смогла выдавить из себя:
— А? Что…? Как…?
Эрвин встал и сказал спокойно:
— Успокойся. Я ничего не видел. Я пришел с тобой поговорить. Ты не откликалась, и я вошел к комнату. Почему ты спишь в семь часов вечера? Ужин пропустишь.
Я сидела с открытым ртом и хлопала глазами, обалдев от его невероятной наглости. Увидев мое замешательство, Смит сказал:
— Я сейчас отвернусь, а ты оденься.
— Может, выйдете и потом поговорим?!
— Потом у меня не будет времени. Одевайся.
Он повернулся ко мне спиной, отошел к окну, и замер, спокойно смотря на улицу и не делая попыток повернуться.
Я вскочила как угорелая. Никогда в своей жизни так быстро не одевалась. Так же быстро застелила постель. Расчесала волосы и попила воды из графина.
Эрвин спросил:
— Можно поворачиваться?
— Да.
Он повернулся, и тут меня понесло:
— Командор, Вы совсем стыд потеряли? Заходить без разрешения в комнату к женщине? И это уже не в первый раз! К Зое Вы так же бесцеремонно врываетесь? И может мне это приснилось, но, кажется, Вы гладили меня по плечу. Что это такое?
Он ответил спокойно:
— Первое. Ты здесь на особом положении. Я считаю своим правом знать, где ты находишься и что делаешь. Поэтому я вошел без спроса. И нет, к Ханджи я так не захожу. Второе, я не гладил твое плечо. Я пытался тебя разбудить, потому что ты спала беспробудно. Еще не ночь, почему ты спишь?
Еще один нашёлся. Дался им мой сон. Как будто в этом мире преступление — любить поспать!
— Потому что я очень устаю от тренировок. И неужели я должна спрашивать у Вас разрешения спать днем?
— Нет. Ты можешь спать, когда захочешь. Но ты пропустила бы ужин. Тебе сейчас нужно хорошо питаться из-за нагрузок.
— Какая забота. Я сейчас расплачусь, — сказала я с издёвкой.
— Прекрати со мной так разговаривать. Не забывайся, — тон мужчины был суров.
Я стояла и смотрела на Смита исподлобья. Затем спросила:
— О чем Вы хотели поговорить? Вы же не просто так сюда пришли читать мне нотации.
— Я пришел узнать, как проходят твои тренировки.
— Нормально. Насколько это возможно, учитывая мою слабую форму. Убивать титанов я не смогу, но более менее пользоваться приводом научилась. И еще держаться в седле. Больше мне нечего сказать. Думаю, Вам стоит покинуть мою комнату.
Я направилась к двери, намереваясь выпроводить мужчину восвояси и успела открыть ее где-то на треть, как вдруг он захлопнул дверь. А я даже не поняла, как он оказался за моей спиной. Развернувшись, я прижалась с опаской спиной к двери. Смит же подошел совсем близко и навис надо мной.
Как меня задолбали эти кабэдоны! И этот туда же.
Командор спросил странным тоном:
— Ты думала, что это Леви вернулся? Приняла меня за него?
Посмотрев ему прямо в глаза, я сказала с ударением:
— Мне и в голову не могло прийти, что кто-то кроме него может без разрешения зайти в мою комнату и гладить мое голое плечо! Да, я думала, что это мой любовник — человек, с которым я сплю!
Смит отшатнулся при этих словах. Сделав несколько шагов в сторону, я сказала:
— Мои слова прозвучали грубо. Но я считаю, что здесь только один человек может без разрешения входить в мою комнату. И этот человек не Вы, командор.
Эрвин задумался, и помолчав немного, сказал:
— Человек, которого ты называешь люб… с которым ты… в общем, он раньше жил в Подземном городе и был там главой шайки головорезов. Леви был обычным бандитом!
Меня это признание не удивило — что-то в этом роде было ожидаемо. Я давно начала подозревать, что у моего любовника довольно темное прошлое. Я сказала:
— Вы думаете, что я сейчас ударюсь в слезы и начну кричать: каков подлец, не хочу его больше видеть? Не будет такого. Это ужасный мир — люди выживают, как могут. И хочу напомнить, что, Леви — Ваш друг и лучший боец Разведкорпуса. А что Вы делаете за его спиной? Пришли в мою комнату и поливаете его грязью!
— Я всего лишь открыл тебе правду.
Я отошла к окну и вдохнув свежего воздуха, сказала:
— Мне все равно.
Эрвин подошёл и положил руки на оконную раму по разные стороны от меня. Я повернулась к нему. Деваться мне было некуда, позади было открытое окно.
Командор склонился, я ощутила его дыхание на своем лице, еще немного и… Я отвернулась, и его губы скользнули по моей скуле. Я уперлась руками в его грудь:
— Эрвин, прекратите! Вы не такой! Вам это не нужно! Я Вам не нужна! Леви — Ваш друг.
Но он не собирался так легко сдаваться. Видимо, этот человек с самого начала пришел сюда с определенными намерениями. И решил испытать на мне все средства психологического и физического воздействия.
Мне оставалось только плотно сжать губы и смотреть на него глазами полными ненависти. Я могла бы применить к нему один из своих приемов, но чувствовала, что еще не время. И оказалась права. Это было очень близко, но он остановился в нескольких сантиметрах. Не знаю, сколько продолжалась эта дуэль скрещенных взглядов, но Эрвин сделал несколько шагов назад. Он дал слабину. И тут настал мой черед атаковать:
— Командор Смит, Вы, как типичный мужчина думаете, что можете доминировать над женщинами. Вы пришли сюда с определенным намерением, но не смогли сделать решающий шаг. Чего Вы пытались добиться? Подчинить меня себе? Так это бесполезно. Уж точно не таким образом. Хотели проверить меня на блядство? Моя манера одеваться и поведение могли сбить Вас с толку, но для моего мира — это норма. К тому же, я — верная и не буду изменять Леви! Хотели сделать что-нибудь, чтобы разлучить нас с ним? Или все перечисленное вместе взятое? Кажется, Вам очень мешает мое присутствие в этих стенах. Но почему же Вы тогда не отпустили меня, когда была возможность? С самого начала своего прибывания здесь я буквально умоляла позволить мне уйти.
Он спокойно выслушал мой монолог, но я видела, что мои догадки верны — что-то из сказанного мной задело его. Смит сказал:
— Я не буду ничего тебе объяснять и извиняться перед тобой тоже не собираюсь.
Я усмехнулась:
— Мне не нужно ничего объяснять. Я и так все понимаю. Вас злит, что я нахожусь вне Вашего круга власти и Вы ничего не можете сделать с тем фактом, что я оказалась определенным образом вплетена во всю эту местную историю с титанами. Вы не можете понять, в чем конкретно заключается моя роль здесь и что будет дальше. И также Вы не можете предсказать мои мотивы и поступки. И Леви. Ваш лучший боец теперь связан с этой бомбой замедленного действия. И всё вместе это очень раздражает, не так ли?
— Так ты обо мне думаешь?
— А разве Вы не такой? Не надо передо мной притворяться. Я знаю, что Вы по головам пойдете, чтобы достигнуть своей цели. Не Вы — первый, и не Вы — последний, командор. Многие до Вас думали о будущем благе, жертвуя многим в настоящем.
Он усмехнулся невесело:
— Может, все так, как ты говоришь. Но ты просто не понимаешь, каково жить под постоянной угрозой. Ждать неожиданной атаки. Знать, как слабы и хрупки люди по сравнению с титанами. Понимать, что мы ничего не знаем об их природе. Мы даже не понимаем, зачем они существуют. Вся наша жизнь проходит в борьбе.
Я вздохнула и посмотрела в окно. Солнце садилось, заливая комнату ярким светом. Я села по-турецки на пол под окном прямо в пятно солнечного света и похлопала рукой по полу рядом с собой:
— Присоединяйтесь, командор Смит.
Он удивленно поднял свои густые брови:
— Что?
Подскочив, я подошла, взяла его за рукав и потянула за собой:
— Не упрямьтесь, смотрите сколько света!
Он подчинился и сел под окном, облокотившись спиной о стену и вытянув ноги. Я села сбоку от него, поджав под себя ноги. Сказала:
— Я все понимаю. Вас понимаю. Жизнь — дерьмо, и иногда нужно совершать дерьмовые поступки, чтобы потом стало лучше. Но я уже говорила, что меня можно не опасаться. Я не хочу мешать вашей миссии. И не хочу никоим образом препятствовать Леви исполнить свой долг. Я хочу, чтобы у Разведкорпуса все получилось.
На лице командора промелькнуло подобие улыбки:
— А ты в своем роде примечательная личность. Сначала говоришь обо мне очень неприятные вещи, а потом подбадриваешь. А ведь я только что попытался сделать с тобой что-то нехорошее. И ты теперь так спокойно сидишь рядом. Не боишься меня?
Я сказала насмешливо:
— Командор, не обижайтесь, но я знала, что Вы мне ничего не сделаете. Я не ставлю под сомнение Ваши ум, мужественность и решимость, но совесть-то у Вас тоже имеется. И если бы я почувствовала реальную угрозу, то ударила бы Вас.
— Да, Леви говорил, что ты умеешь драться. В тебе полно загадок. Я не удивлен, что он … привязался к тебе.
— Леви не стоило рассказывать об этом! — я проигнорировала его последние слова.
Мы посидели немного в молчании. Я закрыла глаза и подставила лицо солнцу. Подумала: после недавнего выброса адреналина хорошо вот так спокойно сидеть, и меня почему-то совсем не смущает, что этот мужчина сидит тут же в паре шагов от меня, и наше молчание затягивается.
Эрвин пошевелился, я открыла глаза и увидела, что он смотрит на меня изучающим взглядом.
Я сказала:
— Люблю солнце. Я выросла там, где шесть месяцев в году стоит жара, а последние семь лет прожила там, где зима длится полгода. Вот такой парадокс.
— Мне как-то приснился сон про тебя. Ты там была совсем другой, — сказал он невпопад.
— Мы все другие. То, какими нас видят люди и то, какие мы есть на самом деле — два противоположных берега одной реки.
— Тогда, в кабинете… это была настоящая ты?
Было видно, что ему неприятно задавать этот вопрос. Видимо, существование моего «очаровательного» альтер эго не давало Смиту покоя все это время.
— Когда мне было одиннадцать лет, в моем разуме произошел какой-то сдвиг, и с тех пор во мне уживаются две личности. Настоящая я сейчас сидит пред Вами, а та, другая половина появляется в моменты опасности. И знаете, что я Вам скажу, лучше его не злить, потому что он способен абсолютно на всё.
— Он?
— Я обращаюсь к нему в мужском роде. Но на самом деле — это и не мужчина, и не женщина, это просто какая-то часть моего разума, у которой есть свое мнение по всем вопросам, часто не совпадающее с моим.
— Леви знает об этом?
— Нет. Есть вещи, о которых нельзя говорить близким людям.
Он нахмурился:
— Леви — близкий для тебя человек?
Настал мой черед хмуриться:
— А Вы думали, что я сплю с ним просто так?
— Ты любишь его?
Я поморщилась:
— Не знаю.
— Почему ты так откровенна со мной? Почему рассказываешь мне вещи, о которых даже Леви не говоришь?
— Леви не говорю, потому что не хочу ранить его чувства. А Вы… Вам я могу сказать. Почему нет? Ведь мне все равно, что Вы думаете обо мне.
Он посмотрел в пол:
— А ты жестокая. Не боишься, что я все расскажу Леви?
Я усмехнулась:
— Мы давно прошли точку невозврата, когда Вы еще могли ему что-то рассказать. Сейчас уже поздно.
— Не могу понять, ты — умная и уверенная в себе или просто слишком наглая и самоуверенная?
— Я — умная, ведь в моей голове уживаются две личности. Две очень умных личности. И одна из них — самый настоящий психопат.
Он усмехнулся:
— Понятно.
Мужчина поднялся с пола, я тоже встала.
Командор направился к двери. Я его окликнула:
— Эрвин.
— Да?
— Обещаю, что постараюсь не быть помехой для вашей миссии. Но я не могу обещать, что всегда буду поступать так, как будет удобно Вам или Леви. Вполне возможно, что я еще преподнесу неприятные сюрпризы. Не принимайте на свой счет. Просто у моей жизни свое течение.
Он вернулся. Подошел совсем близко:
— Но и я не могу обещать, что дальнейшие мои поступки тебе понравятся. Ведь я сделаю все для успеха своего дела. Ты сама так сказала.
— Значит, мы поняли друг друга.
Мужчина улыбнулся:
— Да.
А потом вышел из комнаты.
Это было так странно: ты все ему выболтала. Ты ни с кем не была так откровенна.
Не знаю, может это еще выйдет мне боком, но почему-то я чувствую, что могу быть полностью откровенна с этим человеком. Конечно, Смит еще попытается взять над нами верх, но ведь мы хитрее, правда? В данном случае предупрежден не значит вооружен. Он знает о тебе. И десять раз подумает, прежде чем напакостить мне.
Посмотрим, посмотрим. В любом случае, он уже третий здесь, кто пытается подкатить к тебе. Разбиваешь сердца направо и налево. Этакая местная роковая женщина.
Ой, отвали, а! Катись колбаской по Малой Спасской! Он просто хотел проверить меня на вшивость. Сдалась я ему. Пойми одну вещь: он видел тебя. Невозможно испытывать какое-либо чувство, кроме отвращения, к женщине, у которой есть такой «милый» напарничек, как ты.
Ни хрена ты сейчас меня обосрала!
Не прикидывайся. Это не обсёр, а комплимент. Ты вместо того, чтобы обижаться, должен был злобно потереть свои несуществующие руки и засмеяться жутким смехом, как это делали злодеи в старых немых фильмах.
Уа-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!!! Так?
Ага. Ладно. Пойду есть. А то, если еще кто-нибудь прочитает мне нотации по поводу пропущенного ужина, у меня истерика начнется!
На следующее утро я ехала на тренировку какая-то вздрюченная. В тот день я проснулась с непонятно откуда взявшимся душевным подъемом. Но пока мы ехали, меня начало всё бесить. Я вспоминала вчерашнюю выходку Смита и почему-то злилась всё больше и больше.
Мне бы сразу понять, откуда дует ветер этих внезапных перепадов настроения, но я пребывала в благом неведении.
Сначала тренировка проходила как обычно. Но потом я начала разгоняться быстрее и быстрее. Догазовывала, ускоряясь в полете. Я видела, что Майк хмурится. Но мне он ничего не говорил. Ведь по меркам Разведкорпуса моя скорость была не такой уж и высокой. А вот по моим меркам она была запредельной.
В какой-то момент я почувствовала себя птицей, свободно парящей над землей. Меня охватило чувство невероятной эйфории. Поэтому я не сразу поняла, что что-то не так. Я выстрелила, тросы вернулись, я поддала еще газу, а вот выстрелить снова не смогла. Механизм заело намертво. Причем, с обеих сторон. И я оказалась в состоянии свободного падения.
Все это длилось несколько секунд. Но для меня выглядело как замедленная съемка в фильме. Земля приближалась, а я ничего не могла сделать. Проскочила мысль: это конец! В последний момент я закрыла глаза в ожидании удара. Но его не последовало. Меня подхватили, и в следующее мгновение я уже стояла на твердой земле. Сердце бешено колотилось, звуки еле достигали моего слуха, а голова начала кружиться. Кажется, Майк уже в который раз повторил вопросы:
— Маргарита, ты в порядке? Что случилось?
Подняв на него глаза, я выдавила еле как из себя:
— Не знаю. Кажется, механизм заело: трос вернулся, но снова выстрелить я не смогла.
Я подняла руки и увидела, что они дрожат мелкой дрожью.
— Испугалась? — спросил майор.
— А? — я на пару секунд забыла, что он здесь. Сказала, не отрывая взгляда от своих рук. — Да. Сейчас я приду в себя.
— Это я виноват. В последнее время я слишком давил на тебя, заставляя делать то, к чему ты не была готова. Не нужно было позволять тебе так разгоняться.
Я сжала руки в кулаки, чтобы успокоить дрожь. И сказала, не поднимая глаз:
— Вы не виноваты, майор. Просто сегодня я сама не своя.
Одной рукой он сжал мои руки, а другой притянул к себе, крепко обняв за плечи:
— Не бойся, я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
Я знала, что нельзя этого делать, но на несколько секунд замерла, отдаваясь на волю объятий — у меня совсем не осталось сил сопротивляться. Потом сказала:
— Майор, пожалуйста, отпустите меня. Вы же знаете, что я не могу.
Майк, не разжимая рук, сказал:
— Сейчас. Еще немного.
Я повысила голос:
— Майор Закариас! Отпустите.
Он немного ослабил хватку, но полностью не разорвал объятия:
— Почему ты не зовешь меня по имени?
Подняв на него глаза, я сказала устало:
— Майк, опустите, а.
Мужчина отпустил меня, и я побрела к своей лошади. После такого выброса адреналина наступил сильнейший упадок сил. Я попыталась взобраться в седло. Но руки и ноги ослабели настолько, что у меня не получилось попасть ногой в стремя. Со мной явно творилось что-то странное. Я и раньше бывала в переделках, иногда очень опасных. Например, один раз на трассе моя машина чуть не столкнулась лоб в лоб с идиотом, который пошел на обгон, не убедившись в безопасности манёвра. Тогда у меня тоже был дикий всплеск адреналина, ведь наши машины разошлись буквально в двадцати сантиметрах. Но не было такой реакции, как сейчас.
Майор, видя мои мучения, сказал:
— Ты не можешь одна ехать на лошади. Поедешь со мной.
— Слишком большой вес — конь не выдержит.
— Выдержит, он — сильный. Поедем медленно. Только надо снять УПМ. Я, кстати, потом посмотрю твой привод и выясню, что случилось.
Он помог мне снять привод, привязал его к седлу моей лошади, туда же привязал свой привод, а поводья моей лошади пристегнул к своему коню. Потом помог мне взобраться в седло. Сам сел позади меня. Мы поехали не спеша. Я была в каком-то ступоре. Кажется, пока мы ехали, он украдкой нюхал мои волосы, убранные в высокий хвост. Я поняла, что Майк так и не переборол свои чувства. Но не могла в тот момент думать о нем. Со мной происходило что-то странное, а я не могла понять, что.
Когда мы въезжали в ворота замка, я вспомнила, что так и не поблагодарила его.
— Майор, спасибо! Вы спасли мне жизнь, — сказала я, не поворачиваясь к нему.
— Это мой долг. Я не дам тебе погибнуть, — сказал он тихо.
Где-то я уже это слышала.
Мы спешились, и я направилась прямиком в свою комнату.
Вечером я поняла, что со мной творится: впервые за полгода у меня приключились месячные. Стала понятна причина перепадов настроения — у меня был жуткий ПМС. И эту мерзкую тянущую боль в животе ни с чем невозможно перепутать. Тут же разболелась голова. Мне пришлось выпить таблетку ибупрофена из своих запасов. Также пришлось воспользоваться местными дебильными предметами женской гигиены, которые Зое выдала мне еще в первые дни моего пребывания здесь.
Глубокой ночью, когда уже все давно спали, я прокралась в душевые и сделала свои дела. Также я подсунула записку под дверь Майка. В ней было: «Майор Закариас, я себя плохо чувствую, и в связи с этим не буду способна несколько дней тренироваться. Заранее извините за беспокойство.»
Естественно, записки ему оказалось недостаточно, и на следующее утро он был у моей двери. Послышался энергичный стук, а за ним голос:
— Маргарита, ты там? С тобой все в хорошо?
— Все нормально, просто самочувствие не очень.
— Ты можешь открыть дверь?
Памятуя о прошлом опыте, я посчитала, что лучше открыть ему. Я приоткрыла дверь совсем немного, сантиметров на двадцать:
— Да?
Он посмотрел в щель:
— С тобой все в порядке? Ты выглядишь очень бледной.
— Просто слабость, пройдет.
— Может, позвать врача?
— Не надо врача.
— Ты не хочешь ехать со мной на тренировку из-за того, что я сделал вчера?
Господи, вот прицепился.
— Вы ничего плохого не сделали, наоборот, спасли мне жизнь.
— Все-таки мне не нравится твой вид, я позову врача.
Я сказала резко:
— Майор, эта болезнь не лечится — она бывает у всех женщин каждый месяц.
На его лице мелькнуло сначала недоумение, а затем он понял. Краска залила всё его лицо и даже шею. Бедный Майк не знал, куда деть взгляд. Забормотал:
— А… понятно… кхм извини за беспокойство… поправляйся… что я несу… ты же не болеешь… в общем, я пойду.
И он поспешно ретировался. Честно говоря, его отступление насмешило меня. Бедолага. Некоторые мужики готовы под землю провалиться, услышав слова «месячные, тампон, прокладка».
Я вернулась в комнату и продолжила разговор, который происходил в моей голове со вчерашнего дня. Когда я накануне поняла, что со мной происходит, мой приятель сразу же подал голос:
Ты же понимаешь, что это значит?
Ничё не понимаю, отвали!
Все ты понимаешь. Твой цикл восстановился. Через четыре дня должен вернуться твой капитан. И после разлуки он, наверняка, захочет секса. Бурного, дикого, и не один раз, а потом по своей излюбленной привычке кончит прямо в тебя. Хотя это маловероятно, но все-таки может так получиться, что некая рыба отправится в экспедицию уже с икрой.
Вот ты пошлый motherfucker! А какая метафора! И где ты это дерьмо выкапываешь? Короче, я не хочу об этом думать сейчас. Просто не хочу!
Но он не отставал от меня — все зудел и зудел на ухо. И в его гундеже превалировало слово «ребенок».
Ребенок, дети — я давно об этом не задумывалась. Я не из тех людей, которые считают, что долг каждой женщины оставить после себя потомство. Некоторым «мамашкам» вообще рожать не стоит. Да и не всем детям стоило рождаться.
Но теперь, когда я сама подошла к этой черте, мне стало хреново. И хотя в силу некоторых причин, вероятность забеременеть была не велика, но всё-таки она существовала! Привести ребенка в этот ужасный мир? Долбанный трындец, тут даже узи нет, и эпидуралки, и прививок! Зато тут есть эти долбанные титаны. Ну уж нет. Я не обреку ребенка на такие страдания. А Леви? Какой из него отец? Да из него отец, как из меня балерина. Я в ловушке! Застыла, как муха в янтаре. И что мне теперь делать?
Так прошло два дня. Из меня лило со страшной силой. Я затаилась в комнате и выходила только в душ и поесть. В остальном проводила время рефлексируя и занимаясь самокопанием.
На третий день, я не встала с постели. Я просто лежала. Мой ненавистный братан понял, что со мной херово.
Ты чего разлеглась? Вставай, уже десять часов. Ты не ела со вчерашнего обеда.
Всё. Я — всё. Была, да вышла вся.
Нет, нет, нет. Только не эти слова. Марго, ты не дома. Ты не можешь, как там, просто сказать «я — всё» и утонуть в тоске: сидеть два месяца дома, обжираясь чокопай, шоколадками, чипсами, смотря запоем сериалы Netflix, HBO и Showtime и читая мангу. Там такое проходило, потому что у тебя было, где жить, всегда был запас денег на такой случай и любящая семья, привыкшая к твоим психологическим заморочкам. Но здесь ты не можешь позволить себе такого. Ты в самом сердце бури! И грядет ее пик. А ты сдаешься.
Не зови меня Марго. Только Гелька имеет право так меня называть.
Из всего сказанного ты услышала только это? А ну вставай. Живо!
Я еле как сползла с кровати.
Тебе нужна подсказка. Доставай плеер!
Он, наверно, уже давно разрядился. Практически полгода прошло, как я здесь!
Доставай, говорю! Посмотрим!
Я достала плеер и нажала на кнопку включения. К моему немалому удивлению оставалось еще два процента заряда. Я поставила на проигрыш случайной песни. В наушники полилась песня Леры Линн «Lately».
Lately I'm not feeling like myself
When I look into the glass, I see someone else
I hardly recognize this face I wear
When I stare into her eyes, I see no one there
Lately I'm not feeling like myself
Lately I've been losing all my time
All that mattered to me slipped my mind
Голос оборвался в середине второго куплета. Батарея окончательно разрядилась. Но мне хватило. Этот способ как всегда меня не подвел. Я посмотрела в зеркало. Я давно себя пристально не разглядывала. Действительно, в последнее время я не похожа на себя, и когда смотрю в зеркало, вижу кого-то другого. Я сейчас выгляжу как никогда притягательно в плане внешней красоты. Физическая любовь раскрыла меня. Но это совсем не я. В глазах у меня таится настороженный блеск. Лицо как-то неуловимо изменилось. Слишком многое на меня свалилось в последнее время.
Я сказала вслух:
— Мне нужно в лес.
Тебе нужно в лес, — повторил он за мной эхом.
Природа. Ее называют матерью. Но эта мать весьма безжалостна к нам, людям. И, может, поэтому пребывание в ее лоне всегда помогало мне отделить зерна от плевел. Густой сибирский лес; река ясным полднем; морозная ночь, полная звезд; жаркая тишина летнего дня в горах под Ташкентом. Природа может быть разной, но общее в ней всегда одно — она бесконечно безразлична к нашим страданиям. И оставаясь с ней наедине, ты остаешься наедине со своими самыми глубокими чувствами. Лично мне это всегда помогало понять, что делать дальше. В этом замке я в плену — мне нужно выбраться наружу.
И, приняв решение, я сразу же почувствовала облегчение. Мне нужно уйти хотя бы на день в лес. И завтра на рассвете я уйду.
Я начала действовать. Сложила свой рюкзак. Стащила на кухне большой каравай хлеба и несколько морковок. Набрала в бутылку чистой воды. Так как я намеревалась остаться в лесу на ночь, мне нужно было теплое шерстяное одеяло. Я вспомнила, что видела такое у Леви в шкафу. Уже под вечер я прокралась туда.
Там царил идеальный порядок. Но по немного затхлому воздуху чувствовалось, что хозяин комнаты отсутствует некоторое время. Я открыла окно, чтобы проветрить. Вытащила одеяло из шкафа. При этом мой взгляд упал на одежду Леви. Все было сложено в идеальном порядке. Каждый предмет одежды со своим собратом: рубашки с рубашками, брюки с брюками, также носки и трусы. Я взяла в руки верхнюю рубашку и понюхала ее. Она была стиранная и, естественно, не пахла им.
И почему я не могу избавиться от мыслей о нем? Я сняла свою рубашку и надела его. Она мне была большая. Хоть Леви и немного ниже меня, но плечи и спина у него гораздо шире.
Подойдя к идеально заправленной кровати, я легла и обняла подушку. А вот она знакомо пахла мужчиной, который каким-то странным образом завладел моим сердцем. В груди заныло. Чертов Леви! Мне даже его имя не нравится. Да он, наверно, и не Леви. В японском языке нет таких слогов. Ривай, какой-нибудь. Или Рибай. Или хер знает кто. И фамилию его я не знаю. Я замолотила кулаком по постели. О чем я, вообще, думаю? Почему я никак не могу забыть прищуренный взгляд этих недобрых глаз? И его руки. И запах. И губы.
Ведь я даже ни разу не видела, чтобы он улыбался. Только презрительные гримасы или насмешливые ухмылки. Он бывает грубым со мной — постоянно называет то дурой, то идиоткой. И командует мной. Но почему-то всё в этом мужчине привлекает меня. Я уже не замечаю его невысокий рост, и даже его грубость меня не смущает.
Еле как я смогла отбросить эти мысли и, поднявшись с кровати, привела ее в порядок. Взяла одеяло. Еще вспомнила, что видела у него в столе флягу для воды. Прихватила и ее тоже. В лесу есть ручьи, но на случай, если я не набреду ни на один из них, нужно запастись водой.
Я не стала снимать его рубашку. Мне понравилось ощущать ее на своей коже.
Оставался последний пункт — веревка. Я пробралась в конюшню и позаимствовала там веревку. Потом сходила на ужин и основательно поела. Затем сходила в душ и тщательно полностью вымылась. К этому моменту чёртовы месячные уже закончились.
Я легла в постель, особо не надеясь на сон. На четыре часа был назначен побег.
Когда пришло время, я взяла свой рюкзак и выскользнула из комнаты. Когда кралась по коридору, задержалась рядом с комнатой Майка, чтобы просунуть ему под дверь записку. Не могла же я исчезнуть без следа!
В записке было:
«Майор Закариас, я ушла в лес. Я не сбежала!!! Вернусь максимум через три дня! Мне нужно побыть одной и подумать. Пожалуйста, передайте командору Смиту, что не нужно меня искать. Со мной ничего не случится. И ни в коем случае не посылайте за капитаном Леви! Если он вернется раньше меня, пожалуйста, покажите ему эту записку! Еще раз говорю: я не сбежала! Обещаю вернуться. Я раньше много раз бывала в лесу, так что знаю, как себя вести там. Заранее прошу прошения за причинённое беспокойство. Маргарита»
Я надеялась — главную мысль, что я не сбежала, они поймут. А еще надеялась, что вернусь раньше Леви. Потому что если он вернётся и узнает, что я исчезла, то сразу же кинется искать меня. И уж, конечно, найдет. А вот что будет, когда это случится? Не хотелось даже думать об этом — Леви страшен в гневе.
Я прокралась в душевую. Сначала спустила на веревке рюкзак. Затем спустилась сама. Был пятый час и уже начинало светать. Я ступила в лес, заранее решив отойти на такое расстояние, чтобы замок был все еще виден, если залезть на дерево. А так как он находится на возвышенности, видно его издалека.
Какое-то время я просто брела среди деревьев, не разбирая дороги. Трава была вся в росе, но мне она была не страшна. В эту вылазку я отправилась в форменных сапогах разведчика, сверху накинула плащ с чертовыми крыльями. А вот рубашка на мне была та самая, которую я стащила у Леви.
Когда солнце поднялось, я остановилась на привал. Попила воды, а потом просто сидела под деревом, слушая щебетание птиц и шелест листьев. Впервые за несколько месяцев моя голова была абсолютно пуста. Не осталось никаких мыслей.
Через какое-то время я встала и пошла дальше. Уже был полдень, когда я вышла на небольшую поляну, заросшую мягкой травой и всю залитую солнцем. Расстелив на траве одеяло, я подложила рюкзак под голову, завернулась в плащ и заснула глубоким сном без сновидений.
Когда я проснулась, солнце садилось. Стрелки часов стояли на половине восьмого. Почувствовав зверский голод, я достала из рюкзака каравай и со всем своим удовольствием смолотила половину, закусив морковью. Запила водой и почувствовала себя абсолютно счастливой. Сон на свежем воздухе придал мне сил.
Настало время подготовиться к ночи. Я не собиралась ночевать на земле. Нужно было найти большое дерево с широкими ветвями. Проблуждав какое-то время по лесу, я, наконец, нашла то, что нужно. Тренировки не прошли даром, и мне удалось довольно легко взобраться на него. На полпути к верхушке я остановилась на подходящей ветке. Там-то мне и предстояло провести ночь.
Солнце практически село. Становилось прохладно. Пока не совсем стемнело, я отвязала одеяло от рюкзака, завернулась в него, а потом привязала себя к ветке. Не хватало еще ночью заснуть и свалиться с пятиметровой высоты.
Когда совсем стемнело, в уши хлынули звуки ночного леса. А вместе с темнотой в голову хлынули и мысли.
Леви. Я думала только о нем. Вспоминала наши моменты вместе. Кто он мне? Кто я ему? Что с нами дальше будет? Что мне делать?
Эти мысли крутились в моей голове всю ночь. Я то проваливалась в дрему, то вздрагивая, приходила в себя. Я чувствовала, как ночной холод заползает под ребра. То и дело мерещилось, что из темноты на меня кто-то смотрит. И уже на рассвете, мой измученный разум вдруг обрел кристальную ясность, и мой напарник сказал:
Давай поговорим о Сне.
Давай.
Сон. Давненько я о нем не вспоминала. Когда мне было пять лет, я увидела Сон. Я слышала как голос сказал мне: запомни это имя. Он повторил имя несколько раз. И я силилась запомнить его. Но я была всего лишь маленькой пятилетней девочкой и на следующее утро не помнила имя. Я точно знала, что это было мужское имя. Что во Сне мне предсказали судьбу. Потом на протяжении многих лет я все силилась вспомнить. И порой, когда на своем пути встречала кого-то, то думала, а, может, его имя я слышала тогда. Но нет! И потом я перестала вспоминать об услышанном, и последние несколько лет и думать забыла о том Сне.
Леви. Это его имя было.
Не верю. Ты не можешь знать — тебя тогда еще не было. Не нужно выдавать желаемое за действительное!
Ты знаешь, я никогда не был поклонником этого твоего капитана. Но сейчас я точно тебе говорю — это его имя ты услышала тогда.
Я задумалась, может ли быть такое? И в этот момент поняла: я люблю его. Я люблю этого мужчину! Я по-настоящему люблю Леви! И я влюблена в него, и он мне нравится, и я хочу его, и уже не могу без него. И это осознание было, как удар ногой под дых!
Поняла, наконец? До тебя как до утки на пятые сутки!
Молчи, просто молчи. Не сейчас! Сейчас я не могу тебя слушать.
И он заткнулся! Я осталась один на один с этой правдой. Так вот каково это — любить кого-то. Это больно! Это разрывает мне сердце.
Настало утро. Я спустилась с дерева, нашла в лесу родник и умылась. Тут же рядом с ним позавтракала остатками хлеба. Потом еще раз умылась и почистила зубы. Скинула с себя одежду и немного ополоснулась. Благо, день был теплым, а я прихватила с собой полотенце. Потом я сложила рюкзак, набрала в бутылку воды и побрела, куда глаза глядят.
Не знаю, сколько я так шла, не разбирая дороги. В голове была только одна мысль: что мне теперь делать?
Когда ноги уже не хотели идти, я присела под дерево и посмотрела на часы: три часа дня. Я была в бегах практически тридцать шесть часов, а так ничего и не решила.
Вдруг я услышала, как поблизости хрустнула ветка. Такой звук мог быть только если кто-то крупный наступил на нее. Кто-то вроде человека! Я поняла, что была уже не одна.
Оставив рюкзак под деревом, я бесшумно двинулась в направлении звука. Нужно было аккуратно посмотреть, кто там.
Мы столкнулись нос к носу. Неожиданно выйдя из-за дерева, он буквально вырос передо мной. Он тоже не ожидал меня увидеть и сначала отшатнулся. Парень, наверно, лет под двадцать, среднего роста, волосы пепельного цвета, карие глаза.
Мне в глаза кинулись крылья на его форме. Он — из Разведкорпуса, а значит, вреда мне не причинит, подумала я.
Парень подал голос:
— Вы — Маргарита?
Я промолчала.
— Мы вас ищем со вчерашнего утра.
«Мы»? Значит, он тут не один такой. Эрвин все-таки отправил кого-то на мои поиски. Я продолжала молчать, смотря на него исподлобья.
— Меня зовут Жан Кирштейн. Я тоже из Разведкорпуса. Командор Смит отправил на Ваши поиски команду. Моя лошадь тут недалеко, пойдемте.
— Я вернусь, когда захочу, — сказала я, повернулась к нему спиной и двинулась прочь.
— У меня приказ. Я должен доставить Вас в штаб.
Он крепко схватил меня за руку. Я, доведенная до предела бессонной ночью и прочими событиями, среагировала мгновенно, не раздумывая ни секунды. Не зря же Дани в свое время меня столько натаскивал.
Через три секунды этот голубчик оказался на земле. Он уставился на меня глазами по пять копеек. Наверно, никак не мог понять, что за прием я применила к нему. Но пришел в себя довольно быстро и вскочил на ноги.
Я снова собралась уходить:
— Я вернусь, когда буду готова. Так и передай им. А сейчас не ходи за мной.
— Но у меня приказ командора Смита!
Я посмотрела на него холодно. Меня начинал бесить этот тупоголовый идиот. Сказала:
— Слушай, вряд ли командор приказал доставить меня любыми способами. Потому что я не преступница и не дезертир. Это раз. В разведке есть человек пострашнее Смита. Это два. И если ты сейчас причинишь мне вред, этот человек порвет тебя на мелкие куски. И это три.
— Пострашнее? — сказал он непонимающе. А потом до него дошло. Значит, не такой уж он и тупой.
Презрительно ухмыльнувшись, я повернулась и пошла своей дорогой. Я уже прошла метров десять, когда услышала, как он выкрикнул нервно:
— Черта с два я поставлю свою будущее в Разведкорпусе под угрозу из-за какой-то бабы. У меня приказ!
Он ринулся следом за мной и схватил за руку. Я изо всех сил дернула руку, готовясь бежать. И это движение придало моему телу ненужное ускорение, а корень дерева довершил мое падение, и я со всего размаху влетела лбом в дерево, напоровшись на обломанный сук.
Я почувствовала резкую боль над правым глазом, и горячая кровь потекла по виску и щеке, капая на белоснежную рубашку Леви. В глазах помутнело. Я облокотилась спиной о ствол злополучного дерева и сползла по нему на землю.
Несчастный идиот залепетал, склонившись ко мне:
— Простите. Я не специально. Что же делать?
И тут я услышала спокойный девичий голос:
— Жан, что случилось?
Метрах в пятнадцати от нас стояла девушка. Ее черные волосы развивались на ветру, контрастируя с красным цветом шарфа. Микаса. Все-таки она красивая. Даже пребывая в полубессознательном состоянии, я отметила про себя, как же она хороша.
Жан бросился к ней:
— Микаса, я не нарочно. Она сама виновата.
Потом зашептал:
— Кажется, она имеет какое-то отношение к капитану Леви.
Девушка попыталась перебить его:
— Жан…
Но он продолжал шептать:
— Этот бешеный капитан теперь убьет меня. Что делать?
Наверно, парень думал, что я его не слышу. Я подала голос:
— Да не убьет он тебя, только морду набьет и всё.
Парень повернулся ко мне пораженный, что я расслышала его слова.
Микаса сказала спокойно:
— Жан, я пыталась тебя предупредить. У нее отличный слух.
Она приблизилась, присела на корточки рядом со мной, достала из кармана чистый носовой платок и прижала к ране.
— Маргарита, Вы в порядке?
— Рана большая? — спросила я.
— Сантиметра три в длину. Придется зашивать.
— Понятно. Надо обработать рану. Микаса, детка, принеси мой рюкзак и плащ. Они там, — я махнула рукой в ту сторону, где оставила свои вещи. Слова давались мне с трудом. В глазах стоял туман. Наверно, у меня было небольшое сотрясение.
— Хорошо. Жан, иди сюда, зажимай рану.
Он сменил Микасу. На лице парня застыло выражение ненависти, перемешанное со страхом. Вот олух!
Я закрыла глаза, а когда открыла их, Микаса была уже рядом. Наверно, я отключилась на какое-то время.
— Я принесла Ваши вещи.
— Хорошо. Открой сумку.
Она открыла рюкзак, я запустила туда правую руку и на ощупь вынула свою мини аптечку. Вытащила оттуда перекись водорода, бинт и пластырь. Также вытащила из косметички маленькие ножницы и заколку. Заколов челку, сказала:
— Микаса, я сейчас закрою глаза, а ты вылей часть этой жидкости мне на рану. Будет шипеть, не пугайся. И я могу заорать от боли. Потом протрешь платком мое лицо. Вытри все хорошо, нельзя чтобы это попало в глаза.
— Я Вас поняла. Я все сделаю.
Я закрыла глаза и чуть запрокинула голову. Почувствовала, как на рану льётся жидкость. Щипало просто жутко. Я сжала губы, чтобы не заорать, как ненормальная. Потом она вытерла с моего лица перекись и кровь.
— Можете открывать глаза.
Я открыла глаза, отрезала кусок бинта, сложила его, потом отрезала четыре куска пластыря:
— Приложи к ране и приклей.
Она все сделала. Девчонка оказалась весьма сообразительной и хладнокровной.
Потом девушка убрала мои вещи обратно в рюкзак и спросила:
— Вы можете идти? Наши лошади недалеко.
— Не знаю. Голова кружится.
Я попыталась встать, но ноги слушались плохо. Сказались бессонная ночь и удар по голове. Микаса подхватила меня под мышки и без особых усилий поставила на ноги. Holy crap! Какая сильная девушка!
Жан сказал:
— Я могу нести ее.
Я резко возразила:
— Нет! Ты уже сделал достаточно!
Микаса сказала:
— Маргарита, обопритесь на меня. Я Вас буду поддерживать. Жан, возьми ее вещи.
Я закинула руку ей на шею, и она обхватила меня за талию. Я обратила внимание, что мышцы на руке у нее были практически как у мужчины. Да уж, не хотела бы я столкнуться с ней в темном переулке.
Мы двинулись в путь. Спустя некоторое время я сказала:
— Нужно придумать общую версию событий. Скажем, что вы уже нашли меня такой. Я неудачно спрыгнула с дерева и поранилась. Вы мне помогли. Всё. Конец истории. Поняли?
— Да, — сказала Микаса коротко.
Жан посмотрел на меня ошарашенно:
— Вы меня не выдадите?
Я закатила глаза:
— Ты что, болван? И как тебя только в Разведкорпус взяли? Я уже сказала, что у тебя будут огромные неприятности, если он узнает, что это ты сделал со мной!
— Он? — переспросил Жан.
— Ты знаешь, о ком я говорю! Слушай, ты хотя бы читать умеешь? Или ты клинический идиот?
Парень сжал зубы и посмотрел на меня с неприязнью. Какой чувствительный! Оскорбился.
Мы вышли на дорогу, где были их лошади. В этот момент подъехал кто-то еще. Я подняла голову. Майк. Его еще тут не хватало! Микаса и Жан отсалютовали ему фирменным жестом.
Он соскочил с лошади, и подбежав к нам, отцепил меня от Микасы:
— Ты в порядке? Что случилось?
Чуть улыбнувшись, я сказала:
— Майор Закариас, со мной все в порядке. Просто неудачно с дерева слетела. Сама виновата. Не бесп…
Тут Жан вылез со своим признанием:
— Это я виноват! Толкнул ее. Но я не хотел, это вышло случайно!
У меня даже левый глаз задергался, и я прижала ладонь к лицу. Facepalm был как раз к месту. И где только таких кретинов делают?
Лицо Майка почернело, брови сошлись на переносице, и он спросил:
— Что ты сделал?
Двинулся было к Жану, но я схватила его за руку, притворяясь, что шатаюсь и сейчас упаду. Он переключил внимание, а я сказала ребятишкам:
— Вы, двое, дайте нам поговорить.
Микаса потянула Жана за рукав:
— Пойдем, Жан.
Когда они отошли на достаточное расстояние, я подняла глаза на Майка:
— Майор, не злитесь, пожалуйста. Он, правда, не специально. Не надо его наказывать. Он же еще ребенок.
— Он не ребенок, а солдат! И должен нести ответственность за свои поступки.
Я поняла, что дело дрянь. Сделав просящее лицо, я положила руку ему на плечо.
— Майк, пожалуйста, я прошу. Я не хочу, чтобы у кого-то из-за меня были неприятности.
Посмотрев на меня сверху вниз, мужчина сказал:
— Ты знаешь, как я отношусь к тебе. И пользуешься этим.
Включив на полную свое обаяние, я сказала как можно мягче:
— Я очень не хочу, чтобы из-за моей глупости страдали люди. Майк, я прошу ТЕБЯ.
Он сдался:
— Ладно. Пойдем.
Я уже могла идти сама. Видимо, эта победа придала мне сил. Я понимала, что это нечестно. Что нельзя так делать. Но не могла позволить Леви узнать об этом. Я действительно опасалось того, что он может сделать с этим олухом Жаном.
Мы подошли к лошадям, и майор сказал:
— Это останется между нами. Ты, — он недобро ткнул пальцем в Жана, — второго шанса у тебя не будет. Так что помалкивай. Иначе, вылетишь из Разведкорпуса. И тебя больше никуда не возьмут. Будешь картошку на полях копать.
Жан отдал честь:
— Слушаюсь, майор!
Майк повернулся к Микасе:
— И ты помалкивай!
— Есть, майор!
— Аккерман, ты сейчас отвезешь Маргариту в штаб. Кирштейн, с тобой мы известим остальных людей, что поиск окончен. И еще, ты неделю будешь дежурным по баракам, понял?
— Слушаюсь, майор.
Они вскочили на лошадей и ускакали. Микаса привязала мой рюкзак к седлу. Помогла мне сесть на лошадь, а затем заскочила сама. И мы поехали к замку.
Я спросила у нее:
— Твой парень вернулся?
Она смутилась:
— Парень? У меня нет парня. Я не понимаю…
— Ну ладно. Эрен вернулся?
— Нет.
Ясно, подумала я, значит, Леви тоже пока нет. У меня будет какое-то время подготовиться к его возвращению.
Мы вернулись в штаб. Я пошла прямиком в свою комнату, а Микаса последовала за мной с моими вещами. Когда она ушла, я взяла чистую одежду — мне срочно нужно было вымыться. Наверняка, командор рвет и мечет, но я выслушаю его претензии потом.
Полностью искупавшись, я вернулась в комнату и рассмотрела рану в зеркало. Порез был неприятным, поэтому я отправилась в лазарет. Там милая девушка-врач без лишних разговоров начала зашивать мою рану, предварительно вколов какое-то обезболивающее. Однако, у них тут и такое есть. Не совсем каменный век. Там-то и нашел меня Эрвин. По его лицу я видела, что он страшно зол. Врач отсалютовала ему. Он сказал коротко, обращаясь ко мне:
— Когда тебе зашьют рану, жду в своем кабинете.
И вышел.
Когда врач закончила со мной, я поблагодарила ее и пошла на ковер к Смиту.
Постучав в дверь, я услышала, как он сказал:
— Войдите.
Когда я вошла, он читал какую-то бумагу и даже не поднял голову. Я села на стул. Прошло какое-то время — мужчина не отрывался от чтения. Я подумала: специально нагнетает атмосферу, таким образом показывая мне, что я провинилась. Наконец, он закончил читать и поднял на меня глаза:
— О чём ты думала? Или совсем не думала? Одна отправилась в лес!
— Я же не просто так исчезла! Я оставила записку и написала, что знаю, как вести себя в лесу.
Смит встал со своего места, подошёл ко мне и больно ткнул пальцем в мой лоб прямо рядом с раной:
— Тогда это что такое?
Я потёрла лоб:
— Просто несчастный случай. Ничего страшного. Со всеми бывает.
Командор повысил голос:
— Несчастный случай? А если бы с тобой произошло что-нибудь серьёзнее? Как я потом в глаза Леви смотрел бы?
Я тоже вскочила на ноги и сказала нервно:
— Но со мной ничего не произошло! Мне нужно было подумать. Я замучилась сидеть в четырех стенах. И потом, я Вас предупреждала, что могу выкинуть что-нибудь в этом роде.
Он чуть сбавил тон:
— Майк рассказал мне о том, что произошло на тренировке. Ты из-за этого сбежала?
Я села обратно на стул:
— Нет, конечно. Я уже и забыла об этом. Подумаешь. Обошлось же все.
Он снова разозлился:
— Подумаешь, чуть не погибла. Подумаешь, сбежала в лес. Тебя хоть что-нибудь волнует?
Этот разговор начинал меня утомлять. Я почувствовала слабость: бессонная ночь, травма и переживания последних дней давали о себе знать. У меня закончились силы, поэтому я закрыла глаза, откинулась назад, положила голову на спинку стула и сказала слабо:
— Я так устала от всего.
— Может, ты сбежала из-за того, что я попытался сделать с тобой что-то плохое?
Не открывая глаз, я сказала:
— Вы ничего не сделали. Вы не причем. Просто мне здесь не место.
Я открыла глаза. Смит сказал:
— Ты выглядишь уставшей. Иди, отдыхай.
С усилием поднявшись со стула, я спросила:
— Вы расскажете Леви об этом?
— Еще не решил. Тебе, в любом случае, придется объяснять ему происхождение раны на лбу.
— Когда он вернется?
— Послезавтра.
— Понятно. Командор Смит, извините за причиненные неудобства. Мне очень жаль. Но мне это было нужно.
Он посмотрел на меня долгим взглядом:
— Понятно. Всё, иди.
Вернувшись в комнату, я сняла обувь и не раздеваясь, рухнула в кровать. Я так устала за последние дни. Уже засыпая, я услышала голос:
Эта вылазка помогла тебе понять одну важную вещь. Но ты так и не приняла решение. Что ты будешь делать дальше с Леви?
А может, мне и не нужно ничего решать? Может, все это сон? Или кома? Может, я обычная старая дева, жаждущая мужского внимания, которая в своей голове наплела всю эту историю с попаданием неотразимой красавицы в другой мир и про то, как в нее влюбился самый крутой чувак, и какой классный у них секс, а сама лежит сейчас в глубокой коме в больнице, а ее бедные родственники мечутся и никак не могут отключить ее от аппаратов из-за дебильного российского законодательства и закончить ее мучения?
Знаешь, что мне всегда нравилось в тебе? Что ты безжалостна не только ко всем остальным людям, но и к себе в такой же степени. Но сейчас ты говоришь ерунду. Нет уж, рыба моя. Это все реально! Сейчас тебе нужно отдохнуть. У тебя еще есть пара дней. Но когда он вернется, тебе придется принять решение. И в этот раз я не буду ничего советовать, ты сама должна решить.
Вот как, сливаешься в самый неподходящий момент.
Я не советчик там, где речь идет о любви.
Я подумаю об этом завтра.
И я провалилась в сон.
