29.
К каждому человеку можно найти подход. Кто-то любит откровенную лесть, кому-то нравится абсолютная честность, кто-то любит грубоватый юмор, есть поклонники длинных, шумных застолий, и есть адепты одиночества, кто-то жить не может без умной беседы, а кому-то нравится обсуждать семейство Кардашьян. У каждого есть свой триггер, своя потайная дверка, которую можно открыть. Мне предстояло решить, кем из них заняться. Мои впечатления о них были следующими: Бертольд — нерешительный, мнительный и часто идущий на поводу у своего друга. Но в то же время он выдержал пытки. Значит, у него есть определенные убеждения. На мой взгляд, он как тесто — сколько ты по нему не колоти, вреда не будет. Инертный, обтекаемый, но, тем не менее, не поддающийся малый. В то же время, Райнер тверд, как алмаз. Но алмаз можно разбить. Потому что у него есть определенный предел прочности, который можно превысить. Когда ювелиры работают с алмазами (которые по своей сути не представляют никакой эстетической ценности), чтобы огранить их в бриллианты, они изучают микротрещины и линии в камне, по которым их можно разбить. Взвесив все за и против, я пришла к выводу, что мне стоит заняться Райнером. Но перед этим мне хотелось бы поговорить с теми, кто знает его лучше других, кто был с ним на протяжении всех этих лет в кадетском корпусе. День перевалил за зенит. Уже прошло несколько часов после моего разговора со Смитом. Наверняка, он давно сказал о моей затее Ханджи и Леви. Так где ж мой неумолимый благоверный? Я думала, что он сразу прилетит ко мне выяснять отношения, злой как шершень. Странно все это. Я направилась в кабинет Зое, чтобы попросить ее организовать встречу. Не могла же я самовольно заявиться в бараки и выдернуть тех, кто мне был нужен. А еще мне нужно было выяснить, где капитан. Зое была у себя — корпела над какими-то бумагами. Постучав, я открыла дверь: — Зое, можно поговорить с тобой? Она удивилась: — Маргарита? Входи, конечно. Тебя уже выпустили из лазарета? Я чуть не засмеялась. Почему-то вспомнилась фраза «Вас уже выпустили из сумасшедшего дома?». Черт, как же я люблю старые советские комедии! — Да, — сказала я, сдержавшись. Я вошла в ее кабинет и села напротив. Ханджи начала: — Слушай, извини, что не пришла навестить тебя. Я пожала плечами: — Ничего. Я понимаю. У тебя же было важное ДЕЛО. Она посмотрела на меня, раздумывая, с издевкой я сказала это или серьезно. Потом, видимо, решив не зацикливаться на моих словах, спросила: — Как ты себя чувствуешь? — Так, как будто у меня сотрясение мозга и сломана пара ребер. Ой, погоди, у меня это всё, действительно, имеется в наличии. Женщина, сидящая напротив, снова пропустила мимо ушей мою остроту: — Мы совершили ошибку — не вычислили сразу же этих двоих, а потом и вовсе упустили их. Жаль, что тебе пришлось пройти через всё это. Я улыбнулась той жутковатой улыбкой, которую практически никогда не показываю людям: — Ничего страшного. Это было даже забавно. — А? — она посмотрела на меня ошарашенно, и помолчав немного, добавила — Вот как, понятно. Я сменила выражение лица на обычное: — Зое, у меня к тебе дело. Наверно, командор Смит сказал тебе, что теперь я займусь ими, вернее, кем-то одним из них. Но перед этим мне нужно кое с кем переговорить. — Да, командор сказал об этом мне и ЛЕВИ. — А где Леви? Как он воспринял это? — спросила я спокойно. — Леви? Хм… В последний раз когда я его видела, он с ужасным лицом во весь опор несся на своем коне прочь из замка. — И что это значит? — спросила я. — Ну, — на ее лице появилась странная улыбка, — думаю, ему просто нужно проветриться и успокоиться. Быстрая езда охладит его. — Ну да, какой русский не любит быстрой езды, — пробормотала я невпопад. — Что? — переспросила она. — Неважно. С капитаном я объяснюсь, когда он вернется. А сейчас давай займемся делом. В общем, перед тем, как приступить, мне нужно поговорит с друзьями Райнера и Бертольда. С теми, кто был к ним ближе всего, когда они были в кадетке. Командор разрешил мне делать все, что я посчитаю нужным, поэтому, думаю, с этим проблем не возникнет? Зое посмотрела на меня изучающим взглядом, а потом сказала: — Нет, не возникнет. Но все-таки я не понимаю, что ты собираешься сделать? Как добудешь информацию? Не обижайся, но вряд ли у тебя получится то, что не смогли мы с Леви. Попытаешься прочитать их мысли? — Неважно. Вам нужен результат, и я постараюсь его добыть. — Понятно. Не хочешь говорить. — Могу сказать одно: мгновенного результата не ждите. На это может уйти месяц, может, два. Я понимаю, что ждать — дело неприятное, но с этим ничего не поделаешь. — Да, это так. Но пока что у нас есть это время. За пределами замка никто не знает, что бронированный и колоссальный оказались в руках Разведкорпуса. Когда Эрвин был в столице, он смог выбить время на подготовку к рейду в Шиганшину. Сейчас мы должны придумать, как используя силу Эрена, закрыть пролом в Марии и выяснить, что в подвале его дома. — Хорошо. Итак, сегодня мне нужно поговорить с Эреном. Он сказал, что Райнер и Бертольд притворялись их друзьями. Еще мне нужно поговорить с Армином. И еще с кем-нибудь, кто с ними общался. Не со всеми сразу, лучше по очереди. Можно организовать какое-нибудь тихое место? Наверно, это прозвучало немного bossy. Но я уже чувствовала себя, как гончая, которая вышла на след лисы. — Я все сделаю, — сказала Зое. Нам отвели что-то вроде комнаты для занятий. Там висела доска, рядами стояли столы для учеников. Также имелся преподавательский стол. Я подтащила к нему два стула. Почему-то вспомнился институт, в частности, как мы сдавали на втором курсе экзамен по экономической теории: заходили по одному в аудиторию, садились рядом с преподом, тянули билет, десять минут на подготовку, а затем вперед и с песней. Черт! А ведь эта экономическая теория была у нас всего один семестр, и к нашей специализации имела такое же отношение, как муха к котлете. Мои размышления прервал скрип открывающейся двери. Вошел Эрен, закрыл за собой дверь, молча приблизился и сел на подготовленный стул. Вид у него был напряжённый, поэтому я решила разрядить обстановку: — Ну что, студент Йегер, готовы рассказать мне про кругооборот доходов и продуктов в экономической системе? Нужно было видеть его лицо. Парень спросил ошарашенно: — Чего? Я засмеялась. Правда этот смех сразу же отразился болью в моих сломанных ребрах. Сдержав гримасу боли, я сказала: — Эрен, видел бы ты сейчас свое лицо! Ладно. Не обращай внимания. Просто я уже так давно в вашем странном мире, что нервы не выдерживают… Ну что ж, приступим. Расскажи мне все, что ты знаешь про Райнера и Бертольда. Начнем с Бертольда. Но Эрен не был бы самим собой, если бы так просто выполнил мою просьбу. Он сказал: — Я не понимаю. Зачем тебе все это знать? — Любопытной Варваре на базаре нос оторвали. На его лице опять появилось выражение непонимания. Этот долбанный мир! То, что мы с ними говорим на одном языке, не означает, что язык ФАКТИЧЕСКИ тот же самый. Не понимают они наших русских приколов. Я добавила устало: — Эрен, детка, давай ты сейчас расскажешь все, что мне нужно. Честно говоря, у меня совсем нет сил на препирательства. — Не стоило так рано отпускать тебя из лазарета. — Я не слышу ответа на свой вопрос, — сказала я нетерпеливо. — Ну хорошо! — воскликнул парень раздраженно. — Этот тихушник Бертольд, сукин сын из-за которого погибла моя мать. Он всегда был каким-то безынициативным. Тем не менее, смог занять третье место среди всех выпускников. Он хорошо управлялся с приводом и в рукопашном бою был неплох. — Ага. Последнее я почувствовала на себе. Эрен запнулся и посмотрел на синяк на моем лице. Показав пальцем на свою щеку, я сказала с усмешкой: — ЭТИМ меня наградил Райнер. Расскажешь теперь про него? По лицу Эрена прошла тень: — Райнер! Чертов врун! Он был нам всем, как старший брат. Кадеты старались равняться на него. И он многим помогал! Я не понимаю, как Райнер мог оказаться такой лицемерной сволочью? Я всегда думал, что он человек с сильным чувством долга. А он оказался предателем. Дерьмо! Бесит, что я не разглядел этого с самого начала! Не в силах долее сидеть, Эрен подскочил. Было видно, что его очень задело предательство Райнера. Я сказала: — Понятно. Спасибо, Эрен. Ты мне очень помог. Можешь идти. И позови, пожалуйста, Армина. Он не последовал моим словам. Просто стоял там в нерешительности. А потом и вовсе снова сел на стул: — Маргарита, зачем все эти вопросы? Что ты собираешься делать? — Тебя это не касается. — Касается! Что бы ты ни собиралась делать, пожалуйста, не ввязывайся ни во что опасное. Это не твоя борьба. Ты сделала достаточно! Теперь дело за мной. Я смогу запечатать дыру в Марии, а потом Разведкорпус покрошит на куски этих тварей. И Райнер с Бертольдом еще ответят за свои преступления. Эту свою мини-речь он произнес с таким жаром, что и маргарин из растительных жиров расплавился бы. Я подумала: так это, я-то не против, ребят, делайте, что хотите. Но у меня самой другая цель. Сказала вслух: — Эрен, детка, делай, что должен. Повторяю: ты здесь главный герой. Только ты сможешь спасти этот мир. Поэтому следуй своей судьбе. А я пойду своей дорогой. Он сказал зло: — Не называй меня так! — Как? — «Детка». — Я всех так называю, не только тебя. Он разозлился еще больше: — Я знаю! Но этим ты подчеркиваешь, что мы по сравнению с тобой дети. — Так это же правда, — сказала я насмешливо. Он вскочил со стула: — Я мужчина, поняла?! Я тоже поднялась. В тот длинный день я совсем не хотела заниматься проблемой моих странных отношений с Эреном, но, поняла, что мне придется разрубить этот узел. Подойдя к парню совсем близко, я спросила вкрадчивым голосом: — Эрен, что ты думаешь обо мне? Он мгновенно смутился и, не зная, куда деть глаза, сказал: — Ты знаешь, что. Я не буду такое вслух говорить. Я спросила: — Ты считаешь меня красивой? Он покраснел и посмотрел в сторону: — Зачем спрашиваешь? И так знаешь, что да. — А еще ты думаешь, что я загадочная и необыкновенная? Задавая эти вопросы, я продолжала наступать, а Эрен в свою очередь отступал назад. Он кивнул в ответ на мой очередной вопрос. Я не сдавалась: — А что ты думаешь о моем характере? — Ты — смелая. Ясно. Как будто речь идет о Ларе Крофт, а не о сумасшедшей манипуляторше. Этот парень совсем меня не знает. Придумал себе какой-то идеальный образ и держится за него. Пока я наступала, а Эрен отступал, мы оказались у первого ряда парт. И отступать ему было больше некуда. Я сказала: — Эрен, давай представим, что мы вместе. И делаем все те вещи, которые делают пары: держимся за руки, целуемся, занимаемся любовью. Я стояла совсем близко к нему. Говорила тихим голосом и смотрела ему в глаза. Бедолагу прошиб пот. Его лицо залил густой румянец стыда. Казалось, еще немного, и у него кровь из носа пойдет. Эрен повторил заикаясь: — За… занимаемся любовью? — Именно это делают взрослые… Но знаешь, есть одна загвоздка. Когда люди возбуждаются, в их голове бродят странные мысли. Настолько дикие, что они ни за что не поделятся этими мыслями ни с кем, а особенно с теми, кого любят. Ведь это может разрушить их любовь. А теперь представь, что я буду слышать каждую твою мысль. Каждый раз, когда ты будешь касаться меня, я буду слышать. Когда мы будем в постели, о чем ты будешь думать? Постараешься контролировать свои мысли? Это будет ад, поверь мне. Эрен смотрел на меня во все глаза. На его лице застыло смешанное выражение ужаса, смущения и отвращения. Он явно не задумывался раньше о таких вещах. Наверно, в вопросах любви воображение этого чистого ребенка не шло дальше взаимного признания и скромного поцелуя. Поэтому мои слова вызвали в нем такой неоднозначный отклик. Это был шах. Я продолжила: — Ты же умный парень. Прибавь сюда разницу в пятнадцать лет. А еще я не принадлежу вашему миру и не знаю, насколько здесь задержусь. И последнее, но самое главное — я люблю другого. А вот это был мат. Эрен опустил голову. Я отступила от него на несколько шагов и села на парту. Сказала с сочувствием: — Ты меня совсем не знаешь. Можешь злиться, можешь ненавидеть меня, но я скажу это: то, что ты чувствуешь просто детское увлечение. Это пройдет. Просто так получилось. Посмотрев на меня исподлобья, он сказал сквозь сжатые зубы: — А капитан Леви знает, какая ты? Я усмехнулась: — Этот хладнокровный сукин сын меня прекрасно знает. Эрен вытаращил на меня глаза. Наверно, удивился, что я назвала Леви сукиным сыном. Я сказала: — Эрен, ты — замечательный. У тебя горячее сердце, в тебе горит жажда справедливости, и я верю, что ты изменишь этот мир. С твоей помощью буду побеждены титаны. Тебя окружают верные друзья и соратники. А еще есть девушка, которая любит тебя больше всех на свете и которая готова пойти на все ради тебя. Он упрямо мотнул головой: — Микаса мне как сестра. Я сказала с ударением: — Но она НЕ ТВОЯ СЕСТРА. Она очень красива. И все сделает ради тебя. Нужно быть ослом, чтобы не заметить этого. Вместе вы составите замечательную пару и пройдете все испытания. Он ничего не ответил. По его лицу было видно, что мои слова не достигли цели. Потом он сказал: — Я пойду. Когда парень покинул аудиторию, я села на стул и задумалась. То, что я сказала Эрену, было довольно прямолинейно и даже может грубо, но это нужно было сделать. Надеюсь, он уловил суть вещей. Дверь открылась, и на пороге появился Армин: — Добрый вечер, Маргарита. Я сделала приглашающий жест рукой: — Привет. Проходи, пожалуйста. Когда Армин сел на предложенный стул, на его лице появилось задумчивое выражение, и он сказал: — Эрен вылетел отсюда с каким-то странным лицом. — Сложно расставаться с детскими иллюзиями, знаешь ли. Он понимающе посмотрел на меня. Уж он-то знает своего друга. Я с интресом разглядела его. Армин. Маленький, умненький и понимающий. Я знаю такой тип людей. Они кажутся слабыми и незаметными, но зачастую оказываются не так просты. — Армин, расскажи мне о Бертольде и Райнере. Он начал рассказывать. Его слова мало чем отличались от слов Эрена. Когда Армин закончил, я придвинулась поближе и посмотрела ему в глаза: — Но ведь это не все, правда? У тебя есть какие-то догадки. Поделись со мной. Он замялся, но все же преодолел внутреннюю неуверенность и начал говорить: — Знаете, временами когда я смотрел на Бертольда, мне казалось, что он играет роль. Делает то, чего от него ждут. А вот Райнер был солдатом во всем. Можно даже выразиться, идеальным солдатом: сильным, смелым, честным, выносливым. И в то же время помогал слабым. На него всегда можно было положиться. Я не знаю, как можно сыграть такое. Я понимающе кивнула головой: — Понятно. Ты мне очень помог. Спасибо, Армин. Он встал: — Маргарита, если я спрошу, что Вы собираетесь делать, Вы же не ответите. Я улыбнулась: — Я в тебе не ошиблась, ты очень проницательный. Я кивнула в сторону двери: — Там есть еще кто-нибудь? — Конни. — Конни — это мальчик или девочка? Армин прыснул: — Конни Спрингер — это парень! — Он был близок с теми двумя? — Они были близкими друзьями. — Хорошо, зови его сюда. Армин вышел. И вскоре в аудитории появился худощавый парень, довольно низкого роста, с бритой головой. Я с внутренней усмешкой подумала, что он, пожалуй, будет даже ниже Леви. Прям камень с души упал. Оказывается, мой любовничек не самый низкий мужик в этой манге. Другое дело, что в отличии от Леви, этот ребенок еще подрастёт. Я сказала вслух: — Проходи, пожалуйста. Присаживайся. Когда парень сел на стул, я представилась: — Меня зовут Маргарита. — Я Конни Спрингер, — сказал парень и уставился на синяк на моем лице. Я усмехнулась: — Не обращай внимания на синяк. Просто лавры Хабиба не дают мне покоя. Приоткрыв от удивления рот, Конни спросил: — Чьи лавры? Я проигнорировала его вопрос: — Конни, тебе, наверно, уже сказали, зачем ты здесь. Расскажи, пожалуйста, все, что знаешь о Бертольде и Райнере. — Они мои друзья, — он смутился, — были моими друзьями. Честно говоря, я не знаю, что сказать. И не понимаю, что здесь происходит. Майор Ханджи приказала рассказать Вам все, но я ничего не знаю. Я до сих пор не могу поверить в то, что они оказались титанами. Я отказываюсь в это верить, пока не услышу от них самих. Стало понятно, что я ничего не добьюсь от этого глуповатого ребенка. Впрочем, к тому времени я уже услышала все, что мне было нужно. Я сказала: — Ты можешь идти. Спасибо за помощь, Конни. Он встал: — Знаете, я тоже был со всеми в лесу в тот день. Я Вас видел. И их видел. И Жана. — И? — приветливое выражение пропало с моего лица, сменившись на холодное. Он смутился и побормотал неуверенно: — Ничего. Просто, все это странно. Извините, но я чувствую себя неуютно в Вашем присутствии. Смягчившись, я ему подмигнула: — Не забивай себе голову. Вся наша жизнь состоит из странных вещей. Когда он ушел, я задумалась над словами Армина. Итак, Райнер считал себя солдатом. Но мне он говорил что-то про воинов. А ведь это разные вещи. Уж не приключилось ли с ним раздвоение личности? Легкое такое раздвоение. Что же получается: был такой ребенок-воин и по его вине погибло очень много людей. А потом он нашел себя в качестве солдата и таким образом смог примириться со своей сущностью, задвинув воина куда-то на задворки своего сознания. Очень интересно. Будучи обладательницей странной психики, я всегда интересовалась людьми, у которых в голове не всё гладко. Я точно займусь этим Райнером. Когда я вернулась в свою комнату, в моем кресле с совершенно демоническим лицом сидел Леви. Честно говоря, к тому времени я уже была выжатая как лимон, и у меня начиналась головная боль. Ребра тоже нещадно ныли. Все чего я хотела — это сходить в душ и лечь спать. Он начал без лирических отступлений: — Что ты сказала Эрвину? Как убедила его? Я так же без обиняков ответила: — Сказала, что смогу добыть информацию. Капитан поднялся из кресла и совсемподошел ко мне близко. Я достаточно изучила его за эти месяцы, чтобы понимать, что Леви очень зол. — Как? — А это уже мое дело. По его лицу пробежала тень: — Отвечай на вопрос. Я сказала с вызовом: — Или что? Что ты сделаешь? — Не провоцируй меня. Его тон был очень пугающим, и я подумала, что зря злю его. Поэтому сказала успокоительно: — Леви, я не сделаю ничего такого, что оскорбит тебя, как мужчину. Пожалуйста, не злись. — Я не злюсь. Я в бешенстве — это разные вещи. Каждый день ты преподносишь мне какой-нибудь дерьмовый сюрприз. Мое терпение лопнуло. Я осознала, что нормального разговора у нас не получится: — Я устала и буду ложиться спать. Леви смерил меня презрительным взглядом: — Делай, что хочешь. После этого он ушел. А я? Я, действительно, буду делать то, что нужно. И пусть сейчас он этого не понимает, но так будет лучше. Уже позже, когда я лежала в постели, в моей голове прозвучал голос: Как действовать будем? Какова тактика? Есть у меня идея. Райнер по сути ребёнок. Сколько ему? Семнадцать лет? У него еще лобные доли, регулирующие поведение высшего порядка — определение цели, постановку задачи и поиски путей её решения, оценку результатов, принятие сложных решений, целеустремлённость, лидерство, ощущение своего Я, самоидентификацию — до конца не развиты. К тому же он сейчас находится в уязвимом положении — только что пережил пытку, по своей сути физическое насилие. Мне нужно воспользоваться его нестабильным положением. Приступив к исполнению своего плана, я первым делом заставила выпустить его из себя всю злобу, весь гнев. Я предполагала, что все его мысли были только о том, что он не смог выполнить задание и позволил себя поймать. Необходимо было, чтобы он перестал в первую очередь злиться на себя. Чтобы прекратил думать об этом каждую секунду. Мне нужно было переключить его мысли на другое. И это оказалось довольно просто. Еще на поляне я заметила, что он обладает довольно взрывным темпераментом. Но в то же время мне не было нужно, чтобы он во всем винил меня. Поэтому я представила все как стечение обстоятельств — совпадение, которое бывает раз на миллион. Просто странная игра случая, которая привела нас к этому подвалу. Следующим этапом была классическая игра: bad cop, good cop. Плохим копами были Ханджи и Леви, а вот мне выпало играть роль хорошего копа. Я приходила к Райнеру каждый день. Не читала его мыслей и не задавала вопросов. Не показывала своей заинтересованности. Но в тоже время было необходимо, чтобы ОН заинтересовался мной, чтобы слушал то, что я говорю. Для этого мне нужно было что-то дать ему, привлечь его чем-то. А что может быть интереснее рассказа о моем мире? В последнее время я поняла, что моя тайна становится секретом Полишинеля. Все больше людей вступали в круг осведомленных, поэтому я не видела ничего дурного в том, чтобы открыться и ему. Я знала, что они держат Райнера на каких-то местных седативных, подмешивая их в воду. Зое объяснила мне, что эффект сильнее всего сразу же после принятия. Поэтому после завтрака его обычно вырубало. Я старалась ловить момент и появляться в его камере, когда он спал. Чтобы он не видел моего прихода. Как будто я материализовалась из воздуха. Дешевый трюк, но действенный. Детишки любят фокусы. Во сне у Райнера был совсем другой вид. С лица исчезало напряжение, разглаживались складки на лбу, и он сразу начинал выглядеть на свой возраст. В такие моменты я смотрела на него практически с жалостью. Чертовы японские мангаки! Любят использовать подростков в качестве главных героев своих опусов. Интересно, автор конкретно этого произведения задумывался, каково это было двенадцатилетним детям послужить причиной гибели стольких людей? Разговаривала с ним я всегда спокойным тоном. Не слишком громким. Таким, чтобы ему нужно было хоть чуть-чуть, но напрягать слух — вслушиваться. Благодаря этой уловке, он ловил каждое мое слово. Хотя и создавал вид, что ему не интересно, но я-то видела, что он напряженно вслушивается в мои слова. Когда я рассказала о своем мире, то постаралась внушить Райнеру мысль, что в чем-то мы похожи — оба потеряли свои жизни. И это было правдой. По разным причинам, но мы оба оказались в том подвале не по своей воле. Мне нужно было, чтобы он сочувствовал мне. Ассоциировал мои страдания со своими. Когда я ходила к нему, то каждый раз делала легкий макияж — ничего бросающегося в глаза: немного туши, чуть припудрить лицо, капельку румян и легкий мазок помадою по губам. Ничего такого, что заметит мужик. Но в тоже время все это делало меня немного привлекательней. Да, с этого фронта я тоже вела наступление. Мне нужно было использовать все, что имелось в моем арсенале — ум, внешность, умение втираться в доверие. Следующим этапом было внушить Райнеру одну вещь: то, что кажется благой целью, на самом деле может оказаться ужаснейшим злодейством. Я рассказала ему вкратце про Гитлера и Сталина, про непрерывные войны моего мира, про страдания людей. Я рассказала ему про великие империи и правителей, чьи имена наводили ужас на полмира, а потом от них осталась только одна строчка в учебнике истории. Мне нужно было пошатнуть его веру в свою миссию. Показать, что нет абсолютной правды. Чтобы он понял, что его идеалы могут оказаться извращенными, что люди, пославшие его сюда, действовали только на благо самих себя, тешили свою жажду власти или жадность, а может, то и другое. Но не всегда я рассказывала ему мрачные истории. Иногда я смешила его забавными случаями из своей жизни. В той камере он в полной мере испытал на себе социальную депривацию, фрустрацию из-за невозможности выбраться оттуда и, наверняка, у него было небольшое стрессовое расстройство после пыток. Мне нужно было показать ему, что я в какой-то мере на его стороне. Конечно, он задавался вопросом, почему я хожу к нему. Он и мне этот вопрос задавал. Но я напускала на себя загадочный вид и отвечала не менее загадочно. Так прошел месяц. Я видела, что есть определенные сдвиги. Парень привык ко мне. В рукаве у меня был еще козырь, и я искала подходящего момента, чтобы выкинуть этот козырь на стол. На другом фронте дела шли не так хорошо. После того разговора мы с Леви практически не виделись. Разведкорпус планировал вылазку к стене Мария. Леви, Майк и, конечно, Зое были среди тех, кто разрабатывал план, как закрыть пролом и отвоевать назад стену. Рядовые члены Разведкорпуса были заняты тренировками. Иногда я встречала в коридорах первого этажа кого-нибудь из отряда Леви, иногда видела детишек из сто четвертого, но в обоих случаях дальше вежливых приветствий дело не шло. Несколько раз я виделась с Эрвином. Это были короткие встречи. Он, как и обещал, не давил на меня, терпеливо ожидая результата. Мне было одиноко. То, что я делала в том подвале, отнимало у меня довольно много сил. Нелегко миллиметр за миллиметром, преодолевая сопротивление, внедряться кому-то в голову. А ведь мне даже поговорить было не с кем (мое болтливое альтер-эго не считается). И кстати, весь мой план по раскручиванию Райнера был полностью моим. В нашем дуэте за вещи психологического характера отвечаю я, а мой напарник больше спец по силовым операциям. Если надо дать в морду кому-нибудь или напугать до усрача жутким выражением лица, то это по его части. Если мы сталкивались где-нибудь с Леви, то я вежливо здоровалась с ним, а этот гад мог просто пройти мимо меня. Признаюсь, я скучала по нему! Да чего уж там, я хотела быть с ним, целовать, обнимать, заниматься другими вещами. Этот сукин сын подсадил меня на это. Но стоило мне только увидеть эту надменную рожу, и чувство собственного достоинства брало верх. Была обычная ночь. Я долго ворочалась в кровати без сна. В последнее время похолодало. Зима у них тут короткая, буквально пару месяцев, дневные температуры держатся на уровне пятнадцать-восемнадцать градусов, ночью температура может опуститься градусов до пяти. Мне говорили, что в горах бывает снег. Но признаться честно, эта их зима напоминает наше сибирское лето. Тем не менее, даже такая мягкая зима могла показаться проблемой, учитывая, что в замке не было отопления. В ту ночь мне было особенно зябко. А еще в голове у меня засела песня Lissie «Love blows» и строчки припева, как заведенные крутились в моем уставшем разуме: Need your love, I want your love Can't get enough of your love I need your love, I want your love I can't go on without your love But I'm just gonna say it, what everybody knows Love blows Я люблю эту певицу. И песню эту люблю. Но в тот момент повторяющийся рефрен звучал как издевка. Это бесконечное: мне нужна твоя любовь. А ты как думала, милочка? Что любовь — это обнимашки, поцелуи, классный секс, чувство защищенности, быть нужной кому-то? Неа. Любовь это еще и такие вот говняные ссоры. Любовь может разбить сердце. Говорил я тебе, не ввязывайся в такое. Тем более с кем-то вроде этого Леви. Знаешь, мужики сами по себе помешаны на контроле, а этот в тысячу пятьсот раз помешаннее. Мой тебе совет: воспользуйся этой возможностью, чтобы выкинуть его из головы. Сделай то, что обещала Смиту — вытряси информацию из Райнера, а потом попроси Смита отпустить тебя. Или не проси. Просто уходи. Тебя никто не охраняет. Ты можешь спокойно передвигаться. Ты тут уже больше семи месяцев. Пора домой, как думаешь? Знаешь, я думаю, что сделаю ровно наоборот. Черта с два я позволю Леви так со мной обращаться. Если кто и бросит другого первым, то это буду я. Это я решу, когда у нас все закончится. Это я разобью чье-то сердце. Ты еще хлеще, чем я думал. А ведь я тебя знаю, как свои пять пальцев. Тогда ты знаешь, что когда мне было одиннадцать лет, я поклялась себе, что больше никогда и никому не позволю сделать из себя жертву. I am not gonna let these bastards victimize me! (*англ. Я не позволю этим ублюдкам мучить меня!) Кого ты называешь ублюдками? Людей. А Леви тоже ублюдок? Леви — это Леви. Я поднялась с кровати и вышла из комнаты. В коридоре было еще холоднее. Дойдя до конца коридора, я тихо открыла дверь комнаты Леви. Была глубокая ночь, и я рассчитывала на то, что капитан давно спит. Мой хитроумный план состоял в следующем: пробраться к Леви под бок и погреться об него, а утром соблазнить его и сделать вид, что не было никакой размолвки длиною в месяц. Самое главное, чтобы спросонья у него не сработал рефлекс самозащиты. А то еще сломает мне шею. Я тихо прокралась к кровати. А она оказалась пустой! И не расправленной. Из темноты раздался холодный голос, заставивший меня подпрыгнуть от неожиданности: — Зачем пришла? Я осознала, что он опять спит, не раздеваясь, в кресле. Неуверенным шагом я приблизилась к креслу и пошарила руками в темноте: капитан полусидел, полулежал в кресле, укрытый одеялом. Я откинула край одеяла и залезла под него, тем самым заставляя Леви потесниться. Он, действительно, спал одетым. Но хотя бы свою долбанную манишку снял. Верхние пуговицы его рубашки был расстегнуты. Я расстегнула остальные и прижала свои ледяные руки к его телу, чтобы погреть их. Он чуть вздрогнул от этого ледяного прикосновения к своему животу. Но, тем не менее, не оттолкнул меня. Сказал недовольно: — Тебе кто-нибудь говорил, что ты наглая? Ох, Леви, родители всю жизнь твердят, что я наглая, как танк, подумала я, а вслух сказала жалостливым голосом, как у ребенка: — Леви, я замерзла. У меня в комнате страшенная холодина. — Думаешь, тут теплее? Нужно было взять еще одно одеяло. — Зачем мне одеяло, если я могу согреться с тобой? — сказала я и прижалась губами к его шее. А мои руки поползли вниз по его животу. Остановив мои руки на полпути, он спросил недовольно: — Что ты делаешь? Я ответила без обиняков: — Соблазняю тебя. — Зачем? Чего ты добиваешься? Я начала злиться, поэтому отодвинулась от него и сказала, сменив тон: — А чего ты добиваешься? Между нами всё закончилось? Сначала делаешь из меня женщину, потом я влюбляюсь в тебя, а потом ты ходишь с таким лицом… Черт! Если всё, так и скажи прямо. Возьми на себя ответственность. Но скажу одно: я люблю тебя, и не сделала ничего такого, что может оскорбить тебя или поставить под сомнение твою мужскую честь. Если ты сейчас скажешь, что все закончилось, то это будет навсегда. Понимаешь, навсегда! Помолчав десять мучительных секунд, Леви спросил своим обычным тоном: — Как твои ребра? Я обалдела от этого вопроса невпопад, но, тем не менее, ответила: — Обычно переломы ребер заживают от четырех до шести недель. Прошел месяц, я придерживалась режима, так что думаю, все нормально. — Тогда ложись в кровать. Как говорится, what the fuck? Тем не менее я последовала его указанию. Слышала, как в темноте Леви стягивает брюки. И надеясь на примирительный секс, тоже сняла с себя всё. Капитан лег рядом. Мы не спали месяца полтора, и я чувствовала себя как-то странно: вроде все знакомо, но в то же время по-новому. Он перестраховывался, наверно все-таки беспокоился за мои ребра, не делал никаких резких движений, не наваливался. Леви начал не торопясь с моей шеи: целовал, немного прикусывая нежную кожу. Обычное дело — предварительные ласки, но мне как будто чего-то не хватало. Через пару секунд я поняла, чего. Чуть отстранилась от него и сказала: — Леви, хочу, чтобы ты поцеловал меня в губы. И не просто какой-то легкий чмок. А настоящий поцелуй — такой, чтобы у меня дыхание закончилось. Он навис надо мной, облокотился на левую руку, а правой рукой обхватил мою шею. Приник к моим губам. Сначала легко, как будто пробуя их на вкус. Мы давно не целовались, а в этом деле, чтобы не терять сноровку, нужна практика. Поэтому его прикосновения сначала были немного неуверенными. Но потом он чуть прикусил мою нижнюю губу, заставляя меня открыть рот. Наши языки встретились. Этот вкус. Вкус Леви. Вряд ли я когда-нибудь смогу целовать другого мужчину. Даже сама мысль об этом кажется мне дикой. Только Леви я могу позволить проникнуть своим языком в мой рот, чувствовать, как он касается внутренних стенок, проводит своим языком по моим зубам, ласкает мой язык. И почему вещи, описание которых звучит так отвратительно, на деле оказываются такими приятными? Когда он оторвался от меня, я почувствовала, что полностью расслабилась. Я знала, что дальше у нас все должно пойти, как по нотам. С помощью этого поцелуя мы вспомнили, каково это быть вместе. Я отдалась на волю его ласк. Чувствовала, как он распаляет меня все больше и больше, как его прикосновения становятся все настойчивей. Временами я перехватывала инициативу. Когда возбуждение достигло пика, он спросил хриплым голосом: — Ты готова? Я прошептала: — Давай. Он вошел одним движением, заставив меня вскрикнуть. Все-таки размер у него приличный, а у меня там все довольно узко, и отсутствие практики в течение полутора месяцев сказалось. — Ты в порядке? — Леви, двигайся, прошу. Дважды просить не было нужды. Он начал толкаться — глубоко и сильно. Я чувствовала, как в животе нарастает напряжение. Накатывали горячие волны. Внутри меня все дрожало. Черт! Заниматься любовью после долгого перерыва — классно. Разрядка была мощной и у него, и у меня. После мы лежали. Я уже забыла, что в комнате царит холод. Мне было хорошо. Положив голову на грудь Леви, я сказала тихо: — Давай чуть позже повторим. — Само собой. Полтора месяца не трахались — одного раза точно будет мало. Да и двух скорей всего тоже. Ты сама ко мне пришла, поэтому не скули потом. Я сказала нудным голосом: — Леви, милый, не будь ты таким грубым. Что за выражения такие? — Я называю вещи своими именами. Я промолчала. Интересно, а какое имя у наших отношений? Но этот вопрос я не стала ему задавать. Зато он не постеснялся спросить: — Что ты делаешь в подвале наедине с этим ублюдком? Я знаю, что ты ходишь туда каждый день. Хотела я ему сказать, что это как-то стрёмно в постели с женщиной поминать другого мужика. Но вместо этого сказала: — Разговариваем. Вернее я говорю. А он в основном молчит. — О чем разговариваете? — Обо всем и ни о чем одновременно. Сложно объяснить. — У тебя не бывает просто. Мы снова помолчали. Потом Леви спросил: — И как результаты? Я ответила: — Думаю, скоро будет прорыв. — Ясно. Он так надолго замолчал, что я с удивлением подумала, что он уснул. Но внезапно Леви выдал: — Я примерно представляю, что ты делаешь. Каким-то образом надеешься залезть в голову этому говнюку. Не знаю, получится ли у тебя. Могу сказать одно: когда залезаешь кому-то в голову, обязательно бывают последствия. Будь осторожна. Не знала я тогда, что его слова окажутся пророческими. Потом мы снова занялись любовью. Наутро у меня там внизу побаливало после столь бурной ночи. Но чувствовала я себя замечательно. Все-таки хорошо, когда тебя любят. И я тоже люблю. И не собираюсь отказываться от Леви просто так. Я задумалась. Я как-то читала про женщин, подвергшихся физическому насилию. Даже если это насилие не имело под собой никакой сексуальной подоплеки, эти женщины начинают испытывать определенные проблемы в личной жизни. Им трудно довериться мужчине. Трудно подпустить кого-то к себе. А как же я? Меня тоже довольно сильно избили. Чувствую ли я какие-то последствия этого? Ведь я ежедневно общаюсь с тем, кто это сделал со мной. Что я чувствую? Ну, во-первых, это не изменило моего отношения ни к Леви, ни к сексу — я не считаю, что эти вещи связаны. Во-вторых, я не считаю себя жертвой. Это была схватка. И я там выступала скорее в роли агрессора, а не жертвы. А к Райнеру я испытываю чувство, подобное тому, что испытывает энтомолог, открывший новый вид бабочки. Любопытство. В тот же день наступил прорыв в моем деле. Я заговорила с Райнером о желаниях. Всегда ли люди бывают счастливы, когда получают желаемое. Был бы он счастлив. Но не мои слова заставили его встряхнуться. Нет. Он увидел засос у меня на ключице. Вообще, во время своих визитов я довольно часто садилась на его кровать близко к нему. Я делала это намеренно. Как бы там ни было, даже в таком состоянии он оставался здоровым семнадцатилетним парнем. А я довольно привлекательная особь противоположного пола. Я часто ловила его изучающий взгляд на себе. Притворялась, что не замечаю, как он смотрит на мое лицо или на мою шею. А шея у меня зачетная. В то же время я никогда не показывала вида, что обращаю внимание на его кандалы. Не жалела его. Жалость могла унизить его мужское достоинство и вызвать негативную реакцию. В тот день я еще утром в дУше заметила, что капитан оставил следы на моем теле. Обычное дело. Я не придала этому значения. Но я не думала, что ЭТОТ тоже заметит. Он оказался довольно прозорливым, учитывая, что скорей всего он ни разу в жизни и девушку не целовал. Хотя, кто я такая, чтобы осуждать? Сама впервые поцеловалась французским поцелуем в тридцать лет, да и то не по своей воле! Райнер ужасно разозлился. Тут же припомнил Леви. Сказал, чтобы я шла к нему. А я распалила его еще больше, непрозрачно намекнув на ночные утехи. Мне нужно было видеть его реакцию, чтобы понять, как далеко я зашла. И результат неприятно удивил меня. Потому что я увидела ревность. Я, конечно, хотела, чтобы он в каком-то роде привязался ко мне. Увидел во мне человека, который его понимает. Того, с кем можно поделиться. Да, при этом я пользовалась и своей внешностью в том числе. Но ведь люди склонны больше верить красивым людям и приписывать им те качества, которыми те зачастую не обладают. Но это! Нет, на такое я не рассчитывала. А еще он впервые так прямо обратился ко мне на «ты». Я вышла из камеры Райнера немного ошарашенной и пошла прямиком в свою комнату. Мне нужно было подумать. Мои размышления привели меня к следующему выводу: нужно дать Райнеру время остыть. Осознать, каково это находиться в этом подвале в одиночестве. Практически с самого начала его заточения я приходила к нему каждый день. Пусть на него навалится тоска. Пусть почувствует, что это такое. Вот, например, его друг Бертольд все это время находился в таком положении. Я знала, что Зое иногда заходила к нему спросить, готов ли он что-нибудь рассказать. Но это бывало редко. А значит, он практически все время был один. Вот ему действительно приходилось несладко. Впрочем, мне его совсем не было жаль. Я решила, что мне нужно выждать пару-тройку дней пока Райнер не дойдет до нужной кондиции. А потом заявиться к нему с каким-нибудь подношением и тут же нанести заключительный удар. Чем же я могла его задобрить? Я думала об этом, перебирая в голове разные вещи. Может, что-нибудь из еды, ведь его там держали на слабом пайке. Но я отмела эту мысль. Можно было посоветоваться с Леви, но я предпочитала не заговаривать с ним об этом. Наши отношения только наладились, я опять начала ночевать в его комнате и больше не мерзла. Поэтому лучшим решением было не злить его. Ответ пришел на второй день. Я вышла прогуляться в поля. Было довольно прохладно и мне пришлось накинуть на себя плащ. Хотя я предпочитаю без особой нужды не носить одежду с эмблемой Разведкорпуса, ведь я не заслуживаю этого. Я не с ними, я рядом, но в тоже время сама по себе. Пока я гуляла, меня терзали эти мысли. Поля напомнили мне о доме. Но здесь все было другим — растения, запахи. Немногочисленные осенние цветы доживали свои последние дни. Я подумала, что, по крайней мере, я могу наслаждаться солнечным светом, свежим воздухом, нюхать цветы, гулять. А кто-то проводит дни в камере, в подвале. И тут меня осенило: я нарву цветов и отнесу Райнеру. Пусть почувствует запах отдаленной свободы. Он расслабится, и я закончу дело. Все прошло, как по нотам. Я идеально сыграла свою роль. Потому что я не совсем играла, скорее проживала. Я рассказала ему, что он на стороне плохих парней в этой заварухе. Добавила заключительный штрих к своему произведению. И сказала, что больше не приду. Я не боялась, что он закроется в себе. Не боялась, что он попытается сбежать — его охраняли хорошо. Конечно, была такая возможность, что он попытается сделать что-нибудь с собой. Но вряд ли он из таких. Райнер выдержал два дня, а потом попросил позвать меня. И я промариновала его еще два дня. Когда я вошла в его камеру, то сразу увидела на лице парня решимость. Он явно что-то задумал. И этим чем-то оказались его воспоминания. Я у него ничего не спрашивала. Он сам все выложил. Иногда мы пожинаем плоды побед, не задавая вопросов. И хотя в его голове было много сумбурного, но я увидела достаточно. Достаточно, чтобы понять, что этот мир еще дерьмовее, чем я думала. Сказать откровенно, я думала, что помру прямо там. Так плохо мне никогда не было. Конечно, в этом и заключалась моя цель — выяснить все. Но пропустить это через себя было невероятно сложно. Гораздо сложнее, чем воспоминания Эрена. Ну и наворотили дел эти ребята! Эти Райнер и Бертольд! Из подвала я направилась прямиком к Зое. Не знаю, почему именно к ней. Почему не к Леви и не к Смиту? Ноги сами понесли меня к ее кабинету. Она была у себя. Первой ее фразой было: — Ты ужасно выглядишь. Что с тобой? Тяжело опустившись на стул, я спросила хриплым голосом: — У тебя есть попить? — Да, конечно, — она налила в стакан воды из графина и передала мне. Осушив стакан большими глотками, я сказала: — Дело сделано. Позови, пожалуйста, командора и кого еще посчитаешь нужным. Я все расскажу. Ее глаза загорелись: — Правда? Он тебе все рассказал? — Скорее показал. — Понятно. Было видно, что ее разрывает тысяча вопросов, но сдержавшись, Ханджи выбежала из кабинета. Я откинула голову на спинку стула и закрыла глаза, пытаясь упорядочить все увиденное. В моей голове проносился калейдоскоп сумбурных картинок. Наверно, я отключилась на пару минут, потому что совсем не слышала звука открываемой двери. Я почувствовала только, как кто-то положил руку на мою щеку. В испуге я открыла глаза, но это оказался Леви. — У тебя жар, — сказал он. — Ничего, я отдохну потом, и все пройдет, — сказала я и встав со стула, добавила, — Лучше обними меня, мне сейчас очень нужно что-то хорошее. Он крепко обнял меня. Мне это было нужно. Мне, правда, стало легче. Там, дома, я не верила в такие вещи. Думала, что это выдумки слабаков. Не знаю, сколько мы так простояли. Нас прервали тактичным покашливанием. Я отлипла от него и повернулась к двери. Командор, Майк и Зое. — Добрый день всем, кого не видела, — сказала я спокойно. Мне нечего было стыдиться. А вот Леви, кажется, смутился. Я заметила на его щеках слабый румянец. Ну конечно. Они знали, но НИ РАЗУ не видели. Мы никогда раньше не показвали свои чувства на людях. Леви не позволял такого. Сказать что-нибудь оскорбительное или больно схватить меня за руку — вот это в его стиле. Они зашли и распределись по кабинету: командор, нимало не смущаясь, сел за стол Зое, она села на стул рядом со мной, Леви отошел и прислонился к стене рядом с окном, Майк привалился к стене рядом с дверью, скрестив руки на груди — кажется, это его излюбленная поза. Какие-то вещи не меняются. Не думаю, что они делают это намеренно, но я с самого начала заметила эту их привычку окружать жертву, отрезая все пути к отступлению. Смит сказал: — Ну что начнем? Что ты выяснила? — Скажу сразу. Те вещи, о которых я буду рассказывать, я видела в его памяти. А память вещь довольно сумбурная. Поэтому могут быть белые пятна. Поэтому, по возможности, не перебивайте, пожалуйста. Мне нужно сосредоточиться, чтобы вышел связный рассказ. Итак, люди в стенах не единственные люди вашего мира. Есть и другие народы. По комнате пронёсся вздох удивления. Эрвин вскочил и спросил: — Ты уверена? — Я в этом уверена, как и в том, что пять секунд назад попросила не перебивать меня! Он снова сел: — Ладно, продолжай. — Ваше государство находится на острове и, кажется, те, другие люди называют его Парадиз, а ваш народ элдийцами. Их государство называется Марлия. В техническом плане они более продвинуты, чем вы. И они, кстати, считают вас агрессорами. Судя по тому, что я увидела, элдийцы долгие века притесняли марлийцев, пока сто лет назад король не сбежал на этот остров, прихватив с собой часть людей. Он каким-то образом стер им память. Честно говоря, я не уловила, как были построены стены, извините. В общем, на материке власть захватили марлийцы, а оставшихся элдийцв отправили в гетто. Кстати, Райнер, Бертольд и Энни — элдийцы, как и вы. Насколько я поняла, только элдийцы могут получить силу титана. Существует всего девять разумных титанов. Когда они направлялись сюда на задание, их было четверо. По дороге одного из них съел безмозглый титан. И знаете, что самое интересное. ВСЕ неразумные титаны когда-то были людьми. У марлийцев есть специальная сыворотка, с помощью которой они превращают людей в неразумных титанов и используют их в качестве оружия. И если неразумный титан съедает человека, обладающего силой разумного титана, то к нему переходит сила съеденного. Так что, вполне вероятно, что где-то здесь есть еще один человек, обладающий силой титана. И так как в этой долбанной манге все крутится вокруг Разведкорпуса, зуб даю, разумным титаном окажется кто-нибудь из разведчиков. Леви вдруг подал голос: — Так, значит, когда я так старательно вырезал плоть из их шеи, я просто убивал людей направо и налево? Кажется, этот факт его задел. Черт! Я замолчала. Как пел БГ «…нас учили, что жизнь — это бой, но по новым данным разведки мы воевали сами с собой» Командор сказал: — Продолжай. — Итак, всего есть девять разумных титанов. Один из них обладает силой управлять другими титанами. Они называют это координата. Их миссия была найти координату. Судя по тому, что я увидела в его голове, они подозревали, что координата — это Эрен. Я произнесла его имя и вдруг замерла. Эрен. Бедный Эрен! Я почувствовала внутри противное жжение, рот наполнился горечью. — Маргарита! — командор окликнул меня во второй или третий раз. — Что такое? Я посмотрела на него, сказала с усилием: — С момента обретения силы титана человек может прожить только тринадцать лет. Потом он умирает. Перед этим он должен передать свою силу следующему. Новому обладателю вкалывают сыворотку, он становится неразумным титаном и съедает предыдущего хозяина силы. Я не знаю, кто вколол Эрену сыворотку, и когда это было. Но если предположить, что это случилось еще пять лет назад, то, похоже, что он не доживет даже до двадцати пяти. Я замолчала, они тоже молчали, а что тут еще скажешь. Майк подал голос: — Ты сказала: в этой манге все крутится вокруг Разведкорпуса. Что такое манга? И это тоже не меняется: умеет он задавать вопросы по существу. Повернувшись к майору, я сказала: — Манга это, так скажем, жанр литературы. В общем, наверно, вас всех это сейчас шокирует, но я все-таки скажу. Манга — это рисованная книга, то есть там нет текста как такового, там есть картинки, есть реплики персонажей, но описания практически нет. Зое сказала: — Похоже на детские книги. Я повернулась к ней: — Не хочу никого оскорбить, взрослые тоже читают мангу, и там бывают различные жанры, но основная целевая аудитория — подростки, поэтому и главные герои — подростки вроде Эрена. Леви подошел ко мне: — То есть ты хочешь сказать, что вся наша жизнь — придумки для развлечения каких-то сопляков? Лицо у него было при этом как у инквизитора. Я постаралась смягчить: — Знаешь, Леви, люди переживают за вас всех. Вы для них герои. Он подошел вплотную: — Не изворачивайся. Отвечай на вопрос! Я вскочила со стула, но помощи мне ждать было неоткуда. Они все уставились на меня в ожидании ответа. — Да, да! — сказала я нервно. — Почему раньше называла это книгой? — спросил командор спокойно. — Не хотела вдаваться в подробности. Какая вам разница — какой жанр? Для вас это жизнь. — Понятно. Продолжаем. Мы просидели в этом кабинете до глубокой ночи. Их бесконечные вопросы. Мои попытки вспомнить еще что-то. Пару раз мне удавалось вырваться в туалет. Один раз мы прервались на ужин. Правда, и в столовой они тоже начали мучить меня вопросами. Но их вопросы скоро были прерваны нашей с Леви перепалкой: он сделал мне выговор, что я опять ковыряюсь в еде. Я вяло огрызалась — сказала, что больше он меня не заставит есть это гадкое мясо. Он парировал, заявив при всех, что я только прибавила немного в весе (что было сущей правдой, и в этом была его вина — ведь он заставлял меня есть) и опять ни хрена не ем. После этого я демонстративно отсела от них в дальний угол столовой. Как-то так получилось, что в тот день мы слишком открыто демонстрировали сцены из пьесы под названием «Семейная жизнь Леви и Маргариты». Остальных это, наверно, забавляло. Но мне было не смешно. Они отстали от меня поздно ночью, когда у меня начали слипаться глаза, да и то только потому что Леви объявил не терпящим возражений голосом: — На сегодня хватит. Маргарите нужно отдохнуть. Мы уже собрались уходить, когда я кое-что вспомнила: — Знаете, когда на той поляне Жан думал, что умрет, он вспомнил кое-кого. Марко. Наверно, это был его друг. Так вот, Райнер, Бертольд и Энни убили этого Марко. Тот подслушал их разговор о титанах. И они убили его. Содрали его привод и бросили на съедение титану. Вот так-то. Честно скажу, на мой взгляд, у автора слишком бурное воображение. Все тут какое-то чрезмерно драматичное. А про себя добавила: тошнит меня уже от этого. Вот поэтому я не люблю сёнэн. Леви довел меня до комнаты, сказал: — Иди в душ, а потом спать. Я приду позже. Мы еще поработаем. Я спросила устало: — Откуда у вас только силы берутся? Он ответил: — Мы постоянно работам в таком ритме. Привыкли. Понятно. Они — роботы, не иначе. После душа я рухнула в кровать и уснула мертвым сном. Я не слышала, как пришел Леви. Утром я проснулась от того, что он совершенно недвусмысленно гладил моё бедро. Чертовы мужики с их чертовыми утренними желаниями! Раньше мне удавалось этого избегать по утрам, потому что он всегда рано встает. Какого фига он еще в кровати? Судя по солнцу за окном, было уже часов десять. Я повернулась к нему. Вид у Леви был заспанный. Вот сукин сын. Еще глаза толком не открыл, а уже пристаёт. — Уже столько времени! Ты почему еще в постели? — спросила я. — Мы работали практически до утра, — сказал он и придвинулся поближе. Ну точно, сейчас подгребет меня под себя и потом целый час от него не отвяжешься. Я сказала, чтобы немного осадить его: — Ты вчера при всех меня жирной назвал! — Я сказал, что ты немного прибавила в весе. Честно говоря, мне так больше нравится. Есть за что ухватиться здесь, — я и не заметила, как его рука оказалась на моей пятой точке. Мне стало щекотно, и я засмеялась, отбиваясь от него: — Капитан, ну и гад же Вы! Хотите меня до поросячьего визга откормить. Я легко толкнула его и села сверху, сказала, прищурив глаза: — Вот стану жирной и раздавлю тебя! — Это тебе точно не грозит, — сказал он, стягивая с меня ночнушку, а потом завалил на кровать. Обычное утро обычной пары. Мне нужно было ценить каждый такой момент. Запоминать мельчайшие детали: то, как он обнимал меня, как смотрел на меня, какие упругие у него мускулы и какие мягкие волосы, как замечательно он пахнет. Все наши разговоры, даже просто молчание в обществе друг друга. Все это казалось таким естественным, таким НАШИМ. Но ведь всегда есть подвох, правда? Через два дня прискакал гонец и сообщил, что титаны прорвали стену Роза. Шок! Сильнейшее потрясение! Как такое могло произойти? Ведь те, кто МОГЛИ это сделать находятся в руках Разведкорпуса. Но им некогда было горевать. Нужно было выступать. Постараться найти брешь и с помощью Эрена закрыть ее. У них не было выбора. Падение Розы означало бы, что большинство людей в стенах погибнет. Они собрались буквально за два часа. Мы прощались с Леви в комнате. Все, как в прошлый раз, когда он уезжал в экспедицию. Но в этот раз я даже не заикалась о том, чтобы поехать с ним. Я знала, что буду только мешать. Мы сидели рядом на кровати. Капитан уже был полностью экипирован. Он сказал спокойным тоном: — Мы найдем брешь в стене и с помощью Эрена попытаемся закрыть. Этот замок довольно далеко от тех мест. Если титаны объявятся в этих местах, значит, мы не смогли, и все погибли. Значит, я погиб. Тогда ты… Я не позволила ему договорить. Вскочила с кровати, отошла к стене и сказала: — Я не хочу слышать подобное. Даже не начинай. Он начал говорить: — Слушай… Но я закрыла уши руками и отвернулась от него: — Я тебя не слышу, ничего не знаю. Это было совсем по-детски, но я ничего не могла с собой поделать. Леви стремительно подошёл ко мне. Прижал меня к стене и отвел мои руки в стороны. Сказал раздраженно: — Ты не ребенок. Послушай меня. В замке остаются четыре человека охранять этих говнюков в подвале, и пара человек приглядывать за оставшимися лошадьми. Если тут станет жарко, бери лошадь и скачи отсюда. И не забудь привод и запасные баллоны с газом. Могут пригодиться. Найди дорогу домой. Я знаю, ты сможешь. Если бы не я, ты уже давно вернулась бы в свой мир. Живи спокойной жизнью. Выйди замуж, роди детей, будь счастлива, а меня забудь. Поняла? Такой, как я не подходит тебе. Ты заслуживаешь хорошую жизнь. Он говорил это, а мои губы предательски дрожали, по щекам текли слезы. Я понимала, что это может быть последний раз, когда я его вижу. Да как он смеет такое нести? Я сказала зло: — Не говори ерунды! Ты не погибнешь! Ты не можешь! Он сказал, вздохнув: — Я не бессмертный. Был в его словах какой-то фатализм. Меня это дико взбесило. Я стукнула его в грудь кулаком: — Дурак! Леви, ты просто дурак! Он никак не отреагировал. Стоял спокойно, опустив руки и смотрел на меня своим обычным взглядом. Меня это взбесило еще больше. Я со всей силы заколотила кулаками ему по груди и плечам: — Гад! Дурак! Идиот! Ненавижу тебя! Я сама раньше титанов убью тебя! Он стоял спокойно, пережидая эту женскую истерику. Наконец я не выдержала, отвернулась к стене и заревела по-настоящему. Вдруг я почувствовала, как он уткнулся сзади лбом в мою шею и обнял меня. Мои слезы прекратились. Я вытерла рукавом рубашки лицо. Он сказал куда-то мне в спину: — Хочу признаться. На самом деле я младше тебя на четыре года. — Что?! Я повернулась к нему: — Ты же сказал, что тебе примерно столько же лет, как и мне! — Соврал. — Зачем? — Кто бы спрашивал. Сама врала о своем имени, — осадил он меня, затем продолжил, — негоже мужчине хоть в чем-то уступать женщине. Я засмеялась: — Леви, ну ты и фрукт! Обняла его: — Ну как можно тебя не любить? Мы постояли так немного, потом он сказал: — Я пошел в конюшню. А ты умойся и выходи во двор, тебе надо проститься с другими. А ведь он прав. Вполне возможно, кто-то из них не вернётся. Я умылась и вышла во двор. Там царило деловое оживление. Я не видела страха на лицах этих людей. Смерть стала их профессией. Они привыкли. В толпе я нашла детишек. Они держались вместе. Первой меня заметила Микаса. Она подошла ко мне. — Маргарита, Вы не едете? — спросила она. — От меня там не будет толка. Я бесполезна в бою… Я пришла попрощаться с вами. Мы вместе с ней подошли к Армину и Эрену. Они поздоровались со мной. Времени у нас было совсем немного, и я сказала: — Ребята, послушайте. Вы — будущее этого мира. Держитесь друг за друга. Микаса, твоя сила, Армин, твои мозги, Эрен, твои способности — вместе вы непобедимы. Не дайте друг другу погибнуть… А теперь, извините, но я намерена вас всех обнять. Русские люди, знаете ли, любят обниматься. Они были немного ошарашены, но, тем не менее, дали себя обнять. Сначала Микаса. Я прошептала ей на ухо: — Эрен слишком импульсивный. Сдерживай его. Потом Армин. Ему я сказала тихо: — Армин, не лезь в пекло. Твоя роль не в этом. И, наконец, Эрен: — Будь сильным, Эрен Йегер. Вот так — непрошенные советы, непрошенные объятия. Но, может, я передала им хоть часть своей неуязвимости. Я решила, что в этот раз обниму всех, к кому я успела привязаться за эти месяцы и плевать я хотела, что эту мангу рисовал японец. А у японцев не принято обниматься, и герои его такие же отстранённые. Когда я уже отходила от них, Армин спросил: — А кто такие русские люди? Я сказала с улыбкой: — Спросите у Эрена. Он знает, откуда я. Бедолага, теперь они от него не отстанут. Потом я подошла к Жану. Он стоял рядом со своей лошадью, спиной ко мне. Я окликнула его: — Жан! Он повернулся: — А, это ты. Давно не виделись. Я подошла к нему прямо и обняла. Он заверещал нервно: — Ты что делаешь? Люди смотрят! Я отстранилась: — И что? Я тебе в матери гожусь! Потом добавила: — Не вздумай там помирать! А то моя кровь зря пропадет. Он скривился: — Все-таки ты змея. — А ты идиот. Но мне будет жалко до слез, если тебя убьют. — Я вернусь! Я не по зубам этим ублюдочным титанам! Я улыбнулась: — Это хорошо. Удачи, Жан Наконец, я приблизилась к головной группе. Там находились люди, к которым я была привязана особо. Сначала Зое. Не знаю, что у нее в голове творилось, но на лице у нее было написано предвкушение. Зое, мать ее, Ханджи. Ну как можно быть такой? Обняв ее, я сказала: — Зое, не вздумай умирать. — И не собираюсь. Мы еще с этими марлийцами не разобрались. А еще я море не видела. Да уж, в ней горит неугасимый огонь. Следующим был Майк. Вот уж кто не стал отказываться от объятий. Заключил меня в такую медвежью хватку, что у меня даже дыхание перехватило. Я знала, что Леви наверняка нас сейчас глазами сверлит, прямо чувствовала спиной его взгляд. Когда Майк отпустил меня, я сказала: — Майор, не вздумайте умирать! А то я плакать буду. — Зови меня по имени. Я улыбнулась и пошла дальше. Подошла к Смиту. Он легко похлопал меня по плечу, сказал: — Не говори ничего. Я и так все знаю. Я же в этом мире кто-то вроде твоего исповедника, помнишь. Я кивнула. Он добавил: — Через пять минут мы выступаем. Иди к Леви. Он уже давно на тебя смотрит. Когда я подошла к Леви, у него было то еще лицо. Тут же недалеко были члены его отряда: Петра, Оруо и Эрд. Леви сразу же спросил кисло: — Что это было? — Ты же сам сказал мне попрощаться со всеми. — Но я не говорил тебе обнимать всех подряд. Я улыбнулась: — Да ладно, не злись. Просто у моего народа так принято… Давай не будем ссориться, у нас практически не осталось времени. Он подошел ко мне вплотную: — Насчет того, что я тебе сказал раньше про замужество. Я передумал. Попробуй только связаться с каким-нибудь мужиком. Вернусь с того света и убью. Я сказала обалдело: — Нашел о чем говорить в такой… Он не дал мне закончить, притянул к себе и поцеловал. Прямо у всех на глазах. Вот это да! Куда дели настоящего Леви? Наверно, в этот момент на нас уставился весь Разведкорпус. Потом он отпустил меня и вскочил на лошадь. А я с пылающими щеками прошла сквозь толпу людей и встала под стеной замка. Я услышала, как командор Смит скомандовал: — Выступаем! Двор наполнился стуком копыт и пылью, а потом опустел. Я поднялась на крышу замка и оттуда наблюдала за дружной зеленой колонной. Когда они скрылись из виду, я посмотрела в холодное небо. Сказала громко, глядя вверх: — Они вернутся! Слышите? Вернутся живыми! Потому что эта реальность создана моим разумом! Я знаю это! И я говорю, что все будет хорошо! И как же твой разум мог насочинять такого? Все эти трогательные объятия, слезы, переживания. Ты кто? И куда дела мою стервозную Марго? Что за Болливуд? Нафиг тебе придумывать такое? Давненько ты мне гадостей на ухо не нашептывал. Я прям соскучилась. Так ты занята была. Сначала строила из себя великого психолога. Потом личную жизнь возрождала. Потом изображала королеву-мать, отправляющую мужа и сыновей на войну. Вот честно, Марго, что за фарс тут творится? Давай домой! Приелся мне весь этот балаган. Тебе самой еще не надоело? Не наигралась? Сначала было весело и интересно, но сейчас ты слишком погрузилась во все это. Эти люди не для тебя, а ты не для них. Вы живете в разных мирах. Пора домой! Я ему не ответила. Хорошо говорить, когда ни хрена не чувствуешь. Вместо этого я пошла в подвал. Я же обещала Райнеру, что еще приду. Но визит мой был коротким. Потому что я чувствовала, как на меня наваливается черная тоска, запуская свои противные острые когти прямо в сердце. Ночь прошла в каких-то метаниях. Я то и дело просыпалась и шарила рукой по кровати, а потом вспоминала, что Леви нет. На следующий день я ходила, как в тумане. В пять часов вечера уже сходила в душ и забралась в постель. Похоже, мне теперь и остается только бессильно лежать и ждать дурных вестей. Я не спала — просто лежала закрытыми глазами, когда я услышала, как дверь в мою комнату открылась. На миг мелькнула безумная надежда, что Леви вернулся. Но это был не он. Его походку я узнаю мгновенно. Нет, это был кто-то крупный. Звякнул УПМ. Надо же, вооруженным заявился в мою комнату. За секунду до того, как открыть глаза, я знала, кто это. Райнер. Пришел по мою душу. Сказала: — Ты смог сбежать? Понятно. Знаешь уже, наверно, что титаны прошли Розу. Он был полностью экипирован в форму Разведкорпуса. Сказал: — Ты же сказала, что люди в стенах победят. А ведь потеря Розы для них равносильна смерти. Боже, ну и тупоголовый. Ему все нужно на пальцах растолковывать. Я усмехнулась: — Я сказала люди в стенах. Но это не обязательно должны быть сегодняшние люди. Может, сегодня умрет восемьдесят процентов населения, а через десять лет оставшиеся двадцать процентов победят и титанов, и твоих марлийцев и даже лекарство от рака изобретут. Но мне, честно говоря, все равно. Я отвернулась от него. Надоел. Не хочу больше слушать эти бредни: марлийцы, элдийцы, титаны, да хоть марсиане. Бесит все. Хочу свернуться эмбрионом и просто лежать. Он уселся на кровать, сказал: — Вставай, ты пойдешь с нами. Я открыла глаза. Подумала: вот прицепился, а вслух сказала: — Отстань. Просто оставь меня тут. Я не представляю для тебя никакой ценности. А он имел наглость встряхнуть меня как следует пару раз, да еще и голос повысил: — Вставай и одевайся, иначе я сейчас заверну тебя в одеяло и потащу так! Нам предстоит долгий путь, и вряд ли ты его захочешь проделать в той одежде, в которой спишь. — Боже, Райнер, не надо так орать, у меня голова раскалывается. Ладно. Пришлось вставать с кровати. На мне была только рубашка Леви. Он ходил в ней перед отъездом, не успел ее постирать, и она пахла им. Меня даже не особо возмутил тот факт, что Райнер отказался отворачиваться. Сам же потом и поплатился, когда я сняла рубашку. Вид у него был такой, как будто он сейчас сквозь пол провалится. Пока я одевалась у меня созрел план — попытаться сбежать. Сил особо не было. Но не сдаваться же без боя. Поэтому, когда я была полностью одета, и он повернулся к двери, я рванула к окну. И мне практически удалось! Но он настиг меня и перекрыл мне доступ кислорода к мозгу. Перед тем как потерять сознание, я подумала: прав был Леви. Вот что бывает, если залезть кому-то в голову — расплата обязательно настигнет тебя.29.
5 декабря 2018 г. в 12:01