***
В тот день в чёрных, неприступных горах вокруг крепости, отступающих тёмных, разнеслось негромкое эхо голоса Мелькора тревожа светлых тихим отгласом невыносимой печали . Оно было не таким как в Ламмофе— яростным и грозным , нет, оно было полным душевных страданий, скорби и отчаяния из-за боли утраты, настигших и вывернувших наизнанку душу того, кого эльфы и весь свет считали бессердечным ужасным и неумолимым . Но оказалось, что даже у грозного, безжалостного Властелина тьмы есть сердце, ещё не разучившееся чувствовать боль . Далекий отглас полного страданий голоса донесся до продвигавшихся по черным, окутанным мраком и густым туманам горам, светлых орд, заставляя многих замерев, настороженно поднять головы, вслушиваясь в разносившиеся ветром звуки. Даже после того, как воцарилась тишина, войска Валар не смели шелохнуться, погрузившись в раздумия об удивительном звуке, донесшимся со стороны Ангбанда, над которым будто ещё больше сгустилась мгла. Первым в себя пришел Эонвэ и отдал приказ идти дальше, но по дороге эхо так и не выходило из его головы . «Кто же это мог быть? Неимовнено сильный голос... прямо как в Айнулендалэ... Нет! Это не может быть он… Это чудовище не умеет страдать, лишь насмехаться над чужими чувствами и горем!» Терземый мыслями он никак не мог сконцентрироваться на предстоящих сражениях. Чтобы обстрагироваться от навязчивых мыслей, Эонвэ вгляделся в даль . Вокруг крепости сгущалась тьма, окутывая и поглощая всё вокруг, скрывая от света, который не добирался до этого Эру забытого места, где воцарилась тьма и смерть, принесенная Врагом мира— Морготом Бауглиром и жалким предателем света, своего учителя, творца и друзей, переметнувшимся на его сторону— тёмным майа Майроном . А вернее уже Сауроном . Майроном он был до этого предательства, до того как он пал так низко, что склонился ко злу. Все в Амане считали его жалкой пешкой Моргота и презренным, бесчестным лжецом, потерявшим всё светлое и чистое, оскверненным Тьмой . Все кто прежде был его другом, после его ухода возненавидели его. Все от него отвернулись, не желая вспоминать о дальних днях, когда его считали исскуснейшим и величайшим кузнецом, одним из сильнейших майа, которого все уважали и чтили, желая учиться у него подобно валар. С прошествием эпох все позабыли о тех временах, оставив лишь ненависть к бывшему другу . Вспоминая о былых временах, Эонвэ почувствовал, что больше не ощущает величественной огненной сущности тёмного майа. Его больше не было в крепости или где-то поблизости . Казалось его больше не было совсем. Эонвэ насторожился в непонимании, но был тут же отвлечен возгласами майар—сигналом тревоги о нападении тёмных. Мигом избавившись от лишних мыслей Эонвэ вернулся к стратегии и бою . Сверкая серебрянными, безупречно начищенными латами, украшенными золотыми узорами в виде птиц и чудесных завитков, сияющими словно звёзды, созданные Эльберет, Эонвэ выхватил длинный тонкий меч, лично принимая участие в схватке . Врагов было мало. Это были всего лишь слабые майа, скороее всего, выбивавшие время на отступление основных сил. Повалив очередного тёмного майа, Эонвэ занес меч в попытке пронзить неприятеля, но того тут же прикрыл другой майа, оттолкнув Эонвэ . Вдвоём они свтупили в сватку с Главнокомандующим Манвэ, но были повержены. С одного из врагов слетел помятый шлем открывая светлую кожу красивого девичьего лица. Из последних сил второй подполз к ней и умер крепко обняв бездыханное тело. Эонвэ несколько мгновений посмотрел на развоплощающихся майар, что секунду назад бились с ним. В сердце его зародилось чувство жалости, но это война, и он тут же отринул эти думы, вступая в бой со следующим врагом. Вскоре все нападавшие были перебиты и светлые продолжили наступление , приближаясь всё ближе к пикам Тангородрима .***
Ещё долго Моргот сидел в луже подсыхающей багрово-черной крови на том самом месте, где недавно, умирая, пожертвовав собой, лежал Майрон, не зная что теперь ему делать, потеряв смысл покорять Арду. Впервые с начала времен он был в растерянности и замешательстве из-за чьей-то смерти и чувствовал боль потери, несмотря на то, что привык доставлять её и насмехаться над чужими страданиями. Вокруг сгущалась тьма, неосознанно притягиваемая Мелькором, окутывая чёрной пленкой всё вокруг. В небе, затянутом черными тучами блеснула яркая изящная, но устрашающая и смертоносная молния, озоряя печальную картину, но тёмный вала ничего не замечал, смотря на обожженные, окровавленные руки с прекрасным кольцом на одном из палцев, сделанным бережными, искусными руками его любимого, которого больше нет рядом. Мятежный чувствовал огромную силу огня, переполняющую его и смешивающуюся с его собственной, холодной как лёд и тёмной как сам мрак пустоты, создавая новую, неимоверно-могущественную . Чувствовал силу того единственного, кого он хотел защитить любой ценой, ради кого был готов на всё, того, кого навсегда потерял, того кто был предан и верен ему до конца, доверяя больше чем себе самому, того кто оставил всё что имел, приняв его сторону, того кто не побоялся расщепить своё феа ради него, положив свою жизнь на алтарь победы. Ради него, Мелькора—жестокого, мрачного, однажды уже причинившего боль и предавшего, сначала бросив раненного, истекающего кровью с разодранной Валинорским Псом шеей, а потом и наказав за потерю Тол-ин-Гаурхот. Мелькор как на яву помнил то наваждение, затуманившее его разум, заставляя причинить боль самому дорогому и любимому, и заслуженно винил себя в этом уже на протяжении долгих столетий. Помнил как к нему прибыл верхом на варге посланец, сообщив о поражении Гортхаура и потере стратегически-важной крепости, как отправил нескольких орков за тёмным майа в уже отравленный ядовитой кровью лес лишь через неделю, зная на сколько тот слаб и как тяжело ранен, и как пришли Лютиэн с её проклятым смертным, укравшие сильмарилл и поцарапавшие его щеку острым кинжалом. Помнил как спустя сутки поисков к нему буквально принесли Саурона с разодранным в лохмотья шеей, неспособного говорить из-за повреждения связок, захлебывавшегося не останавливающейся с той самой битвы кровью, и как в приступе гнева из-за потери этого чертового сильмарилла, несмотря на его состояние, жестоко наказал, затем кинув в темницу. Но он простил. Утешал, отрицая очевидную вину, дабы его Хозяин не печалился . Простил всё и любил крепко и самоотверженно на столько, что отдал ему все свои силы, не оставив в момент слабости даже по приказу. Несомненно с того момента прошло много времени, и как только гнев отступил, пришло осознание и чувство вины за фактически предательство любимого, когда тот был так слаб и нуждался в поддержке, которое тёмный вала не забыл до сих пор, но которое забыл сам Майрон, лишь иногда рассматривавший уродливый шрам, пересекающий тонкую бледную шею, оставшийся несмываемым, вечным напоминанием о том поражении . Словно в трансе Мятежный, весь перепачканный в крови поднялся с колен на ноги и медленной, мрачной тенью направился в Ангбанд. Тёмные, тускло-освещенные коридоры сменяли друг друга, петляя в широких залах с высокими потолками. Мятежный молча, как будто покинув хроа и погрузившись куда-то глубоко, дошел до тронного зала, где неподвижны изваянием замер на чёрном троне, отдав лишь один приказ — не тревожить его ни при каких обстоятельствах, даже если крепость рухнет. Столь ужасающе-безэмоциональным и печальным был его взгляд, что никто не смел нарушить его повеление. Несколько суток Мелькор не сходил с этого места, не ел, не пил и не спал, лишь неподвижно сидел, устремив свой взор в одну точку и погрузившись в раздумия и тоску. Часы проходили как в тумане, накрытые дымкой отчаяния, безысходности и непрерывной боли утраты, теряя всякие границы, оставляя лишь страдания. Внезапно очнувшись от раздумий, Мелькор встал с трона, решив пройтись по замку. Двери просторного зала захлопнулись за его спиной , а перед взором начали мелькать знакомые коридоры, похожие на тоннели с каменными стенами и потолком, местами увешанные флагами и коврами, искусно вытканными пленными эльфами. Ноги сами понесли темного вала по знакомому маршруту, переходя по запутанным залам из комнаты в комнату . И вот Мятежный сам не заметил, как оказался перед тяжёлой дверью из красного дерева, украшенной золотыми и серебряными завитками чудесных в своей искусности узоров. В просторной комнате всё стояло на своих местах, давно бережно разложенное мягкими, нежными, несвойственно тонкими для мужчины руками огненного майа, любившего порядок во всём, даже в мелочах. Широкая кровать, занимавшая добрую четверть пространства, была аккуратно застелена тёплыми шкурами. На рабочем столе лежали сложенные в ровные стопки книги, наброски с чертежами разных кузнечных изделий и свитки заклинаний на тёмном наречии. Отдельно от всех вещей лежали перо и стопка бумаг , любезно приготовленных для Мелькора, содержащие скорее всего важные организационные моменты в крепости. Майрон часто собирал своему господину все необходимые бумаги и указы, из-за нежелания Мелькора обращать внимание на мелочи. Над кроватью были прибиты две полки. Первая была ухоженной и уставленной книгами, безупречно рассортированными по дате, автору и названию . Другая была в пыли и с нагромождением книг и свитков, никак не связанных и разбросанных. У стены стоял большой шкаф с дорогими одеждами, бережно подготовленными тёмным майа. Все покои создавали образ порядка, местами разбавленного хаосом искажения, внесенным Моринготто, который впрочем лишь дополнял и красил атмосферу просторной спальни. У замеревшего и окидывавшего помещение взглядом Мелькора снова выступила редкая, скупая слеза, скатившаяся к подбородку, пересекая щеку, покрытую глубокими шрамами от когтей орла Манвэ. Всё в когда-то их общих покоях напоминало о Майроне. Ещё совсем недавно он сидя за этим столом читал свои мудреные, слегка занудные книги или чертил новые прекрасные эскизы, которые потом с упоением воплощал в жизнь, с головой погружаясь в процесс, так как любил своё первое ремесло и творчество, которое проявлял буквально на каждом шагу, украшая каждую, даже самую мельчайшую деталь причудливыми узорами, чаровскими рунами и драгоценными камнями. Совсем недавно он крутился перед этим зеркалом, выбирая подходящий наряд, коих было много, и каждый из них был по своему прекрасен и ярок. Совсем недавно он порывался убрать беспорядок с полки Мелькора, который запретил трогать хотя бы её. Медленно и устало Мелькор лег на кровать и не раздеваясь и провалился в беспокойный сон. Открыв глаза, Моринготто стоял во мраке. Вернее даже в пустоте, окутывавшей его, поглотившей всё, даже время, оставляя лишь ничто, как тогда, до Айнулиндалэ и сотворения Арды, когда были лишь разрозненные, но чистые, незапятнанные айнур и Высший Творец—Эру в Чертогах Безвременья. Но в это раз он был один . Не было ни бесплотных собратьев, необременненых физическим обличием, ни Творца, ни даже обыденной пустоты . Мятежный долго стоял на месте, вслушиваясь в тишину, но вдруг увидел аловато-золотое свечение. Сначала он медленно двинулся по направлению к странному свету, затем шаг превратился в бег. В темноте из сияния начал прорисовываться прекрасный и до боли знакомый силуэт. —МАЙРОН!!!—неудержавшись крикнул тёмный вала. Силуэт развернулся озаряя всё свечением глубоких цитриновых глаз. Это и вправду был он. Невинный и чистый, как в те далекие эпохи, ещё до появления времени. Артано стоял неподвижно, грустно глядя в сторону приближавшегося Мелькора. Тёмный вала бежал со всех ног, забыв про всё, глядя лишь на столь любимый образ. Казалось расстояние не уменьшалось, а лишь увеличивалось , но приложив старания и отогнав нетерпение, Моргот подбежал к своему ученику остановившись в двух шагах от него и счастливо всматривался в родные черты. Майрон, стоял недвижим словно полупрозрачная-светящаяся тень. Но вдруг его сомкнутые в печальной улыбке губы приоткрылись и он заговорил: —Владыка…—единственное слово. Майрон сократил расстояние и нежно обнял своего господина. Мелькор не мог поверить в происходящее, но нахлынувшие эмоции смыли все сомнения, захлестывая сознание словно большая волна. Он крепче прижал хрупкое, светящееся тело майа, который казалось снова очистился. На шее не было уродливого шрама, глаза снова сияли, губы как прежде были розовыми и нежными, кожа перестала быть мертвецки бледной, возвращая себе здоровое сияние. В образе не осталось и следа от того ужасного момента, когда обессиленный Майрон умирал, истекая кровью на вершине древнего вулкана. —Майрон, я так счастлив, что снова вижу тебя.—нежно и тихо, боясь спугнуть момент проговорил Мелькор, не открывая глаз .—Я снова рядом. — Да, учитель.—отозвался Аннатар. Вокруг небытие стало меняться, принимая очертания холма, озоряемого звездным светом и луной. Двое айнур сидели в обнимку, прижавшись друг к другу и просто молчали, смотря в глаза черного и цитринового света, пострадавших сверкающие небеса. —Владыка, наше время на исходе . Вам пора возвращаться.—Внезапно тихим, грустным голосом сказал Майрон, нарушая прекрасную тишину, царившую на зеленом холме. —Нет, Майрон, я не оставлю тебя снова! —Мы не сможем остаться здесь. Меня больше нет, и вы это понимаете . Это всего лишь видение . В голове Мелькора вновь всплыла ужасная картина реальности, где он сидел на вершине Тангородрима, а на его руках исчезал бледный, покрытый кровью, но улыбающийся майа. Мелькор опустил взгляд на свою руку с надетым на палец кольцом , которой обнимал своего возлюбленного . Лик его резко помрачнел и опечалился . —Не печальтесь, Владыка.—Чутко заметил Артано, сильнее прижимаясь к возлюбленному.— Я ничуть не жалею о своем решении. Вы теперь спасены, и это главное... —Майрон, я клянусь , клянусь Эру, Ардой, всем чем можно клясться, я найду способ вернуть тебя, во что бы то ни стало! Мы снова будем рядом . Если понадобиться, я разрушу этот мир до основания, но верну тебя ! Валар, майар, эльфы, они все , все заплатят, за то что причинили тебе боль, за то, что считали тебя предателем, за то, что заставили тебя так поступить, за то, что разлучили нас, они заплатят за каждую твою слезинку, каждую каплю твоей крови! Я никогда не отступлюсь, потому что люблю тебя больше всего в этом мире! Слышишь? Люблю!— Мелькор крепко, но бережно сжал Артано в своих руках. —Я тоже люблю вас, мой Повелитель.—Тихо ответил майа отвечая на объятия. Внезапная вспышка света. Открыв глаза, тёмный вала очнулся в своих покоях, лежа на кровати . Прекрасное видение рассеялось, уступая разум суровой реальности. Сердце рвало на части от вновь нахлынувшей боли воспоминаний . Руки всё ещё сжимали пустоту, на месте которой секунду назад был Майрон. — Клянусь, Майрон, я обязательно отомщу им и верну тебя любой ценой —шепотом произнес Мелькор, с сурово-печальным видом вставая с кровати и направляясь ко вратам крепости на поверхность где уже давно шла тяжелая битва.