***
Англия встречает теплым ветром. Пристань переполнена, корабельные гудки перекрывают голоса людей и сильно давят на мозги. Командиры выстраивают и проверяют свои отряды, давая напутствия на время отпускных. Двенадцатый тоже получает распоряжение капитана. Макэвой говорит, что каждого по окончанию ждёт здесь и желает всем набраться сил. Просит не дебоширить и раньше времени не праздновать победу, и это выглядит так… по-отечески. Майклу даже неловко и хочется шутить из-за этого, но он не смеет. Здесь свои порядки. Не то, чтобы они не нравились Фассбендеру, но… — Вольно, ребята, — мягко заканчивает Джеймс, не желая больше никого томить болезненным ожиданием. Все здесь хотят домой. Переведя взгляд на парня, он кивком головы подзывает его. Майкл быстро прощается с новыми знакомыми, чьих имён ещё толком не запомнил, и подходит к командиру. — Хочешь потом выпить? — не дожидаясь чужих слов, предлагает Фассбендер, расслабляясь и пряча руки в карманы. — Я угощаю. Джеймс только качает головой и тяжело вздыхает в ответ: — Да ты ещё и алкоголик. Но Джеймс хочет. Хочет выпить, расслабиться, прекратить думать о том, что в любой момент может быть убит. Хочет, но это немного сложнее… Майкл понимает, поэтому только улыбается и согласно кивает, даже ничего не отрицая. — Со стажем. А тебя никто не заставлял брать меня в свой отряд, кэп. Макэвой не может пререкаться, так что только улыбается как-то совсем устало. Прежде было бы неплохо хоть до Лондона добраться.***
Майкл чувствует себя спокойно и, в кои-то веки, в безопасности, когда идёт по окраине незнакомого города с человеком, которому он почему-то доверился. «Да ведь все в одной лодке, Майк!». Щурится на яркое солнце и разглядывает обветшавшие дома. Ему нравится здесь. Нравится почти как дома. Джеймс тоже осматривает каждое здание, но серьёзных изменений не замечает. Становится немного легче, будто бы он не был тут от силы неделю, так что командир улыбается вдохновлённо и предупреждает: — Ох, она милейшее создание, тебя сразу же полюбит. Он останавливается перед каким-то домом, ничем не примечательным среди остальных, и Майкл понимает, что выпал из реальности. Мысль, что у него будет хоть временная, но крыша над головой, не могла не радовать. Дом узкий, но высокий, будто едва втиснувшийся между двумя соседскими, в три этажа. На второй ведёт старая деревянная лестница, там же находится и крыльцо. Первый этаж обустроен, кажется, под сарай. Фассбендер замечает небольшие теплицы внутри и мысленно улыбается этой хозяйственности. Когда они поднимаются, Джеймс, взъерошив себе волосы и поправив воротник, снимает с плеча оружие и стучит по дереву двери. Та открывается почти сразу, будто их ждали, и Майкл опускает взгляд на хрупкую, встречающую их барышню, которая, увидев на пороге Джеймса, тут же охает и, кажется, не сдержав эмоций, крепко обнимает его за шею, утыкаясь лицом в пыльный китель. — Господи, живой, я думала, вас не отпустили! — проговорила она едва не плача, прикладывая ладони к щекам парня, будто стараясь убедиться в собственных словах. — Живой, конечно, милая, — Джеймс улыбается так умиротворённо, обнимает и перехватывает её за руку. Расстегнув пуговицу на нагрудном кармане, достаёт немного мятый конверт и вручает. — Виктор будет со дня на день, передал тебе письмо через меня, чтобы долго не возиться с почтой. Майкл никак не комментирует слишком уж милую сцену возвращения домой, пытаясь отвлечься от ассоциаций подруги командира с его невестой. Вздрагивает, приходя в себя, когда Макэвой отходит в сторону, открывая на него обзор. — Тебя не будет напрягать наша компания на несколько дней? Это Майкл, из моего отряда, — Джеймс наклоняется и чуть тише добавляет: — Припряги его к любой работе, все тебе сделает, если надо, ручаюсь. Майкл сразу же широко улыбается и девушка не может сдержать ответной улыбки. — Приветствую, — кивает парень, и представляется сам: — Майкл Фассбендер, мои руки — Ваши, — он салютует по-военному, но тут же бросает военную выправку. — Мне очень приятно. — Эмили, — тихо представляется девушка, и Майкл хочет добавить, что она абсолютно очаровательна. Большие карие глаза, светло-русые локоны до плеч и детские черты на одухотворенном лице. Всё это не может не вызвать умиление и восхищение. Она правда была милейшим созданием, одно удовольствие на неё смотреть, так что Майклу не нужно было особо стараться и изображать радость. Ему тут нравится. Ему нравится Эмили, нравится Джеймс. Всё прекрасно. Командир сразу же одобрительно кивает, глядя, как преподносит себя его солдат, потому что харизмы этому парню уж точно было не занимать. Он-то самого Макэвоя в первую же встречу очаровал. Проходя за девушкой в дом, Джеймс незаметно ободряюще толкает Фассбендера плечом и подмигивает ему. Но Эмили даже и не подумала напрягать их чем-либо, сразу же накормила, почти насильно, и настояла на том, чтобы оба пошли отдыхать. Дом был небольшой, поэтому в распоряжении осталась лишь комната брата девушки, Виктора, и старенький диван в прихожей… И это было за огромнейшее счастье. Отправив Майкла в комнату, Джеймс, держа за руку взволнованную Эмили, устроился с ней на диване, рассказывая всё, что та хотела узнать. Фассбендер бы начал спорить, потому что командиру точно уж положена комната, но у Джеймса был очень красноречивый смеющийся взгляд, и под напором его очарования Майкл сдался. Уснуть всё равно не вышло. Фассбендер много думал, пялясь в потолок, но не то чтобы только о хорошем. Война никуда не исчезла, и об этом стоит помнить. Ох Боже, стоит. Но в остальном… он впервые в порядке, с того момента, как ушёл на неё, пожалуй. И это чувство хоть и непривычно, но стоит всего.***
Вечер был в их распоряжении, Эмили предупредила, что уходит в госпиталь на всю ночь. Майкл вспоминал картину в перевязочном отделении, где сотни солдат, а медсестры не успевают уделить время всем сразу, потому работают быстро и очень грубо. Он как-то попался в такие… не самые лучшие руки. Но Эмили, хрупкая и ростом Майклу по грудь, а Джеймсу по плечи… слабо представлялось, что она может сделать кому-то больно. Джеймс провожает девушку, возвращается в дом и заходит в комнату к солдату, бросая рядом с ним на кровать бутылку настоящего виски. Майкл понимает, что выпьют они всё и немного больше. — Ну так надо было и нашу спасительницу пригласить! Он шутит, разумеется, не нужно никого приглашать. Эмили уж наверняка не обрадовалась бы двум пьяным солдатам. — Что, прямо из горла? — лукаво спрашивает Фассбендер. — Понял, я займусь этим сам, — качает головой командир, забирая из его рук бутылку, а затем открывает и абсолютно бесцеремонно делает пару глотков. Он расслаблен и ему самому непривычно видеть такое от себя. Впрочем, парень подмигивает Майклу, передавая ему алкоголь, а сам откидывается лениво на спину. — Ещё чего! — смеётся Майкл, впрочем, отдавая. От подмигивания Джеймса ему становится ещё смешнее, впрочем, беззлобно — это не издёвка, потому Джеймс действительно очень красивый молодой человек. А Майклу сейчас слишком плевать на всё, чтобы запрещать себе думать о подобном. Он поймал себя на том, что всё это время на войне, после смерти его семьи, после того, как депрессия сменилась апатией, — он ничего не чувствовал. Даже положительных эмоций — ничего не было, он словно отсутствовал здесь, давно погиб на этой войне. А с Джеймсом… с Джеймсом всё как-то по-другому, хоть они и знакомы всего-ничего. Это вызывало странные чувства. Майкл не совсем понимал их. Он принимает бутылку из чужих рук, делает несколько больших глотков и морщится от крепости напитка. — Ох, неплохо, — полузадушенно выдыхает парень и поднимает слезящиеся глаза на Джеймса. — Совсем неплохо, командир. Он оглядывает Макэвоя, всего такого уставшего и напряжённого, вымотанного войной. Джеймс пытается расслабиться и Фассбендер знает, что это тяжело, знает, как каменеют мышцы. — Ну что, массаж сделать? — предлагает Майкл прежде, чем думает над своими словами. Нет, он умеет, просто как-то странно это звучит… а впрочем, плевать. Почему бы и нет, он поможет капитану расслабиться, поднимет настроение и они могут пойти проветриться. Звучит как отличный план. — Какой ты всё-таки разносторонний, — Джеймса тоже ничего не смущает. Впрочем, вопрос он оставляет без ответа, заметив у кровати старую гитару. Парень обводит инструмент взглядом, приподнимается и тянется за ним, обхватывая рукой гриф и кладя себе на колени. Попробовав сыграть несколько аккордов, Джеймс с раздосадованной улыбкой вздыхает, услышав фальшь. Другого и не ожидалось, конечно. — Если я её сейчас до ума доведу — будет тебе обстановка не хуже, чем в баре, — он искоса смотрит на Майкла и пробует снова сыграть, настраивая инструмент и натягивая ослабшие струны. Майкл доволен чужой идеей. Музыку он любил. Очень сильно, даже не расстроившись, что Джеймс отказался от массажа. Он всё равно подсаживается ближе, чтобы, словно возбуждённый ребёнок, следить за действиями командира. Он сам немного умел играть. Настраивать, правда, не умел, не такой идеальный у него был слух. Но сыграть в компании что-нибудь не очень сложное раньше было — за милую душу. А ещё Алисия играла… Но, к сожалению, невесты не стало вместе со всей его семьёй, так что ему вновь приходится отогнать подальше эти мысли, хоть улыбка и немного тает на его лице. Гитара зазвучала как положено. Даже не заметив, как Майкл придвинулся поближе, Макэвой снова оперся о стену, начиная перебирать пальцами струны и вспоминать мелодию. Перевел взгляд на солдата, пошатнулся, что б задеть его плечом и немного привести в чувства. Майкл немного успокоился, сел на колени на кровати, как готовый к расстрелу, слушая. Все на фронте пели. Не было слуха, не было голоса — но пели все. Говорили речитативом. Кричали, умирая. О, Боже, все пошло не так и каждый поднял черный флаг, и начал бой, поправ любовь святую. Ведь если целый мир больной, — любовь становится войной, и шлет проклятья, вместо: «Аллилуйя!» Аллилуйя! Аллилуйя… Аллилуйя! Аллилуйя… Макэвой сделал проигрыш, улыбаясь своему солдату, а затем поднимая глаза на распахнутое окно. Небо тучами не затянуто, залитое лунным светом и совсем такое же, какое он каждую ночь видел, находясь на другом берегу. Своих любимых не щадим, мы лжем, мы предаем, мы мстим, и никого та чаша не минует… Но пусть вся жизнь и тлен, и дым, я перед Господом моим ни слова не скажу, лишь «Аллилуйя!» Майкла передёргивает. Песня Джеймса — словно молитва, и дело даже не в тихом «аллилуйя», а в том, как он выглядит, как поёт, в тонких изящных пальцах на струнах, в опущенных веках и тихом голосе. Майкл молчит, размышляя, рассматривая Джеймса, пока Джеймс смотрит на луну. Окончание песни, пусть и плавное, звучит как гром и путает все мысли. Макэвой тянет последнюю ноту и умолкает, убирая пальцы от струн. А затем, как ни в чём не бывало, поднимается с кровати, сжимая пальцами гриф. Как-то неловко улыбается, ставя её на место и стараясь не смотреть на очарованного, но немного растерянного Фассбендера. — Ладно, херово получается. Мы и правда можем сходить в бар. Или отбой? — Ты очень красиво поёшь, — возражает Фассбендер, встрепенувшись, немного невпопад. — И нет, спать я не хочу точно, — он соскакивает с кровати и быстро напяливает на голову фуражку. — Пошли цеплять девчонок! — залихватски предлагает парень, и Джеймс даже немного теряется от неожиданного комплимента. Он хочет поблагодарить, но запинается и ограничивается кивком с улыбкой. Он давно не играл никому. На фронте инструмент редко попадался в руки, да и не спешил командир его брать, в полку и без него не мало умельцев.***
Бар был большой, но полупустой. Здесь Джеймс уже предоставил Майкла самому себе. Пусть и правда «девчонок цепляет» пока возможность есть. Парень садится за край барной стойки и сам увлекается алкоголем… пока голова не начинает гудеть. Вечер был томным. Было много выпивки, и много красивых и не слишком занятых девушек, — в конце концов, все мужики на фронте. Но Майкл ограничивался флиртом — большее ему не было интересным. Куда больше девушек его сейчас интересовал Джеймс. Майкл всегда был недалеко, иногда поглядывая на методично надирающегося командира. Так что, когда тот поднялся, что-то бормоча себе под нос и шатаясь, Майкл понял, что им пора отсюда валить. Макэвой потерял контроль впервые за несколько лет надрался достаточно для того, что б с трудом стоять на ровных ногах. — Ох, блять… Блять-блять-блять… Майкл, идём домой, — тихо произносит парень в пустоту, протирая глаза и опираясь рукой о стойку. — Что, командир, перебрали? — с ехидным смешком тянет изрядно накидавшийся и заведённый пошлыми разговорчиками с парой совершенно бесстыдных леди Майкл. Он подхватывает парня под локоть, выводит из бара, и эта идея появляется в его голове внезапно, а все его дальнейшие действия спонтанны. Он легко затягивает Джеймса за угол, толкает к стене, как к точке опоры, и падает перед ним на колени. Нетерпеливо тянет ремень непослушными от выпивки пальцами, и ему сейчас совершенно всё равно на любые возражения и на то, что их могут заметить. Джеймс только растерянно пытается добиться объяснений, но сопротивляться ему толком не может. Упирается руками в широкие плечи и пытается сделать шаг в сторону или хоть куда-нибудь, но парень обрывает все попытки и лишние движения. — Погоди, — Джеймс хмурится, перехватывает тонкие запястья, замирает на несколько секунд… и отпускает. Вместо этого кладёт руки на голову солдата, грубо скидывая на землю его фуражку, что б коснуться пальцами волос, так же как и Майкл, не полностью отдавая себе отчёт. Фассбендер улыбается так широко, скалится, довольный. Он понимает, что Джеймс пьян вничто, но им обоим сейчас так плевать, и останавливаться он не собирается. Не то что бы его остановило то, что Джеймс, к примеру, не возбуждён ни капельки, и вообще… Майкл расстёгивает его штаны, путаясь с пуговицами, и сжимает длинными пальцами член, не стягивая с Джеймса бельё. Проходится языком широким жестом по шершавой ткани, чувствуя, как воздух застревает у него в лёгких от пьяного предвкушения. Вскидывает голову, оценивая степень опьянения Джеймса, и усмехается криво. Макэвой чувствует ритм сердца где-то в горле, да вот только всё, что пока может — молча выматериться. На Майкла, на ситуацию и на себя самого за то, что разучился пить… Майкл красивый. Не то, чтобы Джеймс заметил это сейчас, когда в голову ударил алкоголь, но, может, просто позволил себе признать наконец. У Майкла изящные пальцы, жилистые руки, большие ладони и тонкие запястья. У Майкла яркая, вовсе не пугающая, улыбка; красивые серые глаза и редкие светлые ресницы, которые никоим образом ничего не портят. У Майкла острые скулы и тонкие губы, которыми Макэвой сейчас не стыдиться любоваться. Широкие, сильные плечи и жесткие рыжеватые волосы. Джеймс пропускает их меж пальцев, глядя парню в глаза и стараясь сосредоточить на нем взгляд. — Прекрати улыбаться, блять… — просит он почти зло, глядя выжидательно на солдата и стараясь при этом никуда не рухнуть. Майклу даже смешно — странное состояние опьянения, когда хочется смеяться от счастья. Он смотрит на Джеймса снизу-вверх, осознавая, что нашел своего человека, и это осознание опьяняет его сильнее алкоголя. — Трахни меня в рот, — отвечает, скалясь, Фассбендер. Он тянет вниз белье Джеймса, сжимает пальцами твердеющий член. Пьяного Макэвоя, оказывается, легко завести, хотя, возможно, это слишком внезапная ситуация… Хочется подразнить командира. Майкл трёт подушечками пальцев и царапает невесомо ногтями тонкую кожу. Подаётся вперёд, заглатывая головку — вкус немного горький, но Майкл настолько пьян и погружён в происходящее, что он этого даже не замечает. Джеймс смотрит пьяно, немного растерянно, но от улыбки Фассбендера ему так спокойно и даже почти не стыдно. А слыша мягкий бархатный голос, Макэвой понимает, что готов на все, что он ему сейчас прикажет. Парень старается глубоко дышать, но все равно на мгновение задыхается, когда ощущает прикосновения горячих губ к своему члену напрямую. Майкл такой чертовски развратный и одновременно ласковый, что Джеймс не может сдерживаться или противиться. И он закрывает глаза, тут же грубо, бесстыдно толкнувшись бёдрами навстречу рту парня, прижимая теплые ладони к его щекам, чуть царапая ногтями кожу на шее и скулы. И все, что может Макэвой сейчас, — вполголоса материться, повторяя плавные толчки и горячий рот одного из солдат своего отряда, уже не задумываясь о том, что будет с ними утром и как он будет смотреть ему в глаза. Майкл ловит взгляд Джеймса, любуясь им, и замечая этот восхищённый ответный взгляд, нетерпение в дрожащих руках, закушенной губе и пьяно-блестящих глазах. Пальцы в его волосах сжимаются до боли, но Джеймс, кажется, этого почти не замечает. Фассбендер послушно тянется выше, следуя чужой ладони, сжимает крепче ствол, взяв в рот до упора, сколько может. Не то чтобы у него было много опыта, поэтому это было для него трудновато, но Майкл старался как мог… и по большей части из-за того, что был пьян и сильно хотел увидеть выражение лица Джеймса, когда он кончит. Так что Фассбендер скользит ладонями по его бёдрам, царапает игриво, оставляя красные следы на бледной коже и принимая глубже. Сглатывает, отстраняется, вылизывая головку, водит пальцами по стволу, едва задевая тонкую кожу зубами и снова берёт в рот глубже, позволяя Джеймсу толкаться самостоятельно. Сосёт, вспоминая то, как отсасывали ему, и пытаясь применить это сейчас… Джеймс стонет приглушенно, сквозь зубы, запрокидывая голову, неосторожно ударяясь затылком о стену бара, и от непривычки и бьющего в голову алкоголя, — он особо долго сдерживаться бы все равно не смог. Да и не хотел, ему слишком хорошо было даже от самого вида отсасывающего ему Майкла. В последние секунды парень упирается ладонями в плечи солдата и все же стонет. Протяжно и удовлетворенно, кончая долго и не отпуская от себя парня, а Майкл чувствует себя в своём положении, отдающим Макэвою себя, дарящим удовольствие, на удивление хорошо. Ему даже не нужно просить Джеймса об ответной услуге, ему хватает наблюдать за ним, за его отдачей, чувствовать толчки в свой рот. Это горячо, это обжигающе горячо и это сводит Майкла с ума, он даже помнит мало, весь просто отдаётся. Помнит только горячую вспышку в голове — оргазм, и свой, и Джеймса одновременно. Майкл упирается лбом в бедро командира, дышит глубоко, облизывает влажные губы и смотрит пьяным, рассеянном взглядом, чувствуя себя так отлично и так дерьмово одновременно. Джеймс тянет его выше и, когда Фассбендер поднимается, — облокачивается на него, почти падая… так что сегодня Майклу приходится тащить его домой и вспоминать дорогу. Как они оказываются дома, — помнится смутно. Как только Макэвою удаётся принять горизонтальное положение, — он сразу же отключается, так ничего и не сказав. Майкл тоже ничего не говорил. И не был уверен, что нужно.