Amnesty

— Эй, капитан, — зовёт Майкл, врываясь в палатку. Он улыбается от уха до уха и сообщает: — Фрицы отступают. Тут недалеко городок, на берегу, нас перебрасывают туда. Иди, получай распоряжение. Майклу кажется, что они могут выиграть войну. Правда могут — выиграть и выжить. В это почти не верится. Все радуются, все верят тоже, и Майкл проникается этой атмосферой. Он поглядывает на Джеймса так счастливо, хочет его поцеловать, пусть даже при всех, но сдерживает себя. Джеймс, конечно, наверняка захочет провести это мгновение рядом с ним, но каждый из их отряда собрался разделить с ними радость. Фассбендер наблюдает и, Господи, правда верит им… А затем его накрывает. Внезапно и очень-очень резко, когда он едет в машине вместе с ребятами со своего отряда и командиром. Он оглядывается по сторонам, прижимаясь спиной к кабине, смотрит на Джеймса — жизнерадостного, в кои-то веки. И ему хочется рыдать. Майкл отворачивается, горбится, не хочет говорить, не хочет слушать шум мотора, веселый говор, радостные песни, не хочет отвечать, просто хочет спрятаться, скрыться, свалить отсюда, залечь куда-нибудь, чтобы его не нашли. Майклу ужасно плохо. Поэтому, когда они наконец-то добираются, и им даже выделяют какие-никакие апартаменты, — Майкл думает, что это совсем не удача, ведь ему вскоре придется объясняться. Фассбендер закрывает за собой дверь чьей-то оставленной квартиры и, даже не переодевшись, падает на старую кровать. Смотрит в потолок, ненавидя весь мир и себя. Ему так больно почему-то, очень-очень больно. Он хочет обратно к Алисии, хочет держать её за руку. Хочет к матери, хочет домой, хочет в безопасность. А здесь не безопасно, нигде не безопасно. Он здесь уже несколько лет и он мог умереть в любую секунду. Немного позже вернётся Джеймс, надо будет объясниться, а Майкл не знает, что говорить. Джеймс приходит через час. Солдаты хотели бы отпраздновать их небольшую победу, но капитан пообещал присоединиться чуть позже и удалился под возмущенные охи. — Эй, командир, я первым радостно сообщу тебе о приближающейся победе, в которую сам не верил, — произносит Макэвой с хитрой улыбкой, поправляет волосы и опирается плечом о косяк двери. Комната почти без мебели, но это всё же лучше, чем спать под открытым небом. Джеймс быстро осматривается и останавливает взгляд на Майкле. Тот не реагирует. Макэвой серьёзнеет, садится рядом с ним на кровать и, убедившись, что парень не спит, накрывает ладонью кисть его руки. Он не знает, что произошло, но, возможно, ему следовало бы быть все это время рядом. — Эй, малыш, обижаешься на меня? Майкл поджимает губы. Ему кажется смешным то, что Джеймс мог подумать о таком, но, на самом деле, ему совсем не смешно. Дело не в Джеймсе, совсем нет, дело в замораживающем одиночестве и парализующем ужасе. Дело в том, что Фассбендер тут никому не нужен, никогда не был нужен, он просто находится здесь, существует, но кто сказал, что в этом есть какой-то смысл? Джеймс приближается, берёт его за руку так, будто это что-то изменит. На улыбку Майкла не хватает. На ответ тоже. Он молча качает головой, даже не глядя на Джеймса. Джеймс пробует заговорить с ним снова, но парень не в состоянии ответить ему, не знает, как. Его будто выключили. Где-то глубоко внутри он надеется, что командир, как в прошлый раз, начнёт выбивать из него ответ, и что, может, это сработает. Но по итогу это угнетает ещё больше. Но Джеймс ждёт, смотрит на него растерянно, а потом просто ложится рядом, не отпуская его руку. — Мы поговорим когда захочешь, но не надо меня игнорировать совсем. Хорошо? Майкл напоминает себе, что он всё портит, всегда всё портит. Что он не заслуживает Джеймса. Что ему стоило держаться на расстоянии, что ему стоило продолжать быть одному, и возможно тогда однажды его бы задела чья-нибудь пуля. Он смотрит в потолок, размышляя об этом, и у него не хватает сил на эмоции — ни на слёзы, ни на истерики, он не может ни ответить Джеймсу, ни подняться с постели. Когда Джеймс ложится рядом, — это кажется непривычным. То есть… поддержка, забота. После Алисии. Майкл стал никем после смерти Алисии, но никто не заботился о нём так, как она. Как заботится теперь Джеймс. Майкл срывается в тихие слёзы, не зная, как реагировать иначе на заботу, выжигающую след на сердце. Джеймс это замечает и не выдерживает, начинает правда нервничать. Приподнявшись, касается пальцами лица Майкла, гладит по голове аккуратно, но не знает, что предпринять. — Эй, ну ты что? — Джеймс беспомощен перед ним абсолютно, Джеймс… начинает паниковать. — Пожалуйста, посмотри на меня… Вечером можем отпраздновать с ребятами, если хочешь, хорошо? Если нет — я побуду с тобой. Майкл не хочет компании, не хочет никого видеть, не хочет ничего. Он только уворачивается от рук Джеймса, полный стыда, и утыкается лбом в холодную стену, и несколько дней проходит именно так. Джеймс, несмотря на то, что это глупо, остаётся с ним на всё время, но лучше себя от этого Майкл не чувствует. Впрочем, со временем обострение уходит. Примерно в тот момент, когда Джеймс созывает всех на построй, а Майкл по-детски прячется в квартире, и только когда остаётся один, — идёт собирать вещи. Ему пора отсюда. Он либо умрёт там героем, либо и помнить его будет только Макэвой. На этом этапе Майклу уже всё равно. Он последней раз с сожалением осматривает квартиру, целует случайно оставленный нательный крест Джеймса и жалеет, что они не могут нормально попрощаться. В это время командир ищет его взглядом среди солдат, надеясь, что просто не заметил, но Фассбендера тут нет. Джеймсу становится не по себе. Он догадывается, что происходит, и лучше бы Майклу так не глупить… Парень успевает поймать его в коридоре нижнего этажа и понимает, что церемониться больше не будет. — Ты полностью меня игнорировать решил? Я твой командир, и ты шагу не ступишь, пока не объяснишься, Майкл, достаточно. Он чувствует, как уже сатанеет от предвкушения. Майкл действительно объяснится перед ним… или пусть пеняет на себя. И Майкл ведь подсознательно понимал, что всё будет именно так. Его интуиция никуда не девалась. Но у него не было особого желания перед кем-то объясняться, депрессивное состояние успешно затмевало что здравый смысл, что остальные эмоции, поэтому на вмешивающегося Джеймса он смотрел с раздражением и недоумением. Неужели не понятно, — он всего-то хочет быть хоть немного полезным. — Ты мне не командир, — огрызается Майкл, понимая где-то вдалеке, что потом очень сильно пожалеет о своих словах. С другой стороны, он жалеет и о своей жизни. — Здесь в округе наверняка остались немцы, возможно, с нашими пленными. Я ухожу вне зависимости от твоего решения. Ты можешь послать других и бессмысленно ставить подневольных солдат под угрозу, а меня записывать в дезертиры. А можешь прекратить играть в благодетеля и отпустить меня. Слова приходят сами, но Майкл говорит заторможено. Он и сам это замечает, но Джеймс, почему-то, слушает его. Он всегда это делал, дослушивал до конца, хотя Фассбендер ясно видит, как ему хочется набить Майклу морду. Ещё раз. И Майкл, вообще-то, не против. Джеймс смотрит на него внимательно, понимая, что должен был давно что-то предпринять, но он не психиатр, он знает только, что Фассбендер никуда отсюда не уйдет. — Ты не уйдешь, Майкл, — парень подходит ближе и сжимает в руке ствол его винтовки. — Я попросту не позволю тебе вот так убить себя. Ты все ещё под моим командованием, так что отдай мне оружие, успокойся и вернись к отряду. Сейчас, — у Джеймса даже голос опускается, но он замолкает и решает всё же дождаться реакции. Для Майкла он звучит так, будто заботится о нём, но Фассбендер почти уверен, что это больше не так. Он не доверяет Джеймсу, он не доверяет никому, какой в этом смысл? Люди слишком хрупкие существа, а на войне… какой смысл доверять кому-то и заботиться о ком-то, если они все здесь могут умереть в любую секунду? Это опасно. Майкл хочет сказать это. Хочет наорать на Джеймса, действительно готов стать дезертиром, лишь бы уйти отсюда. Всё равно уже, кто его застрелит — свои или фрицы. Майкл хочет смеяться Джеймсу в его лицо, с этой его заботой, но, кажется, получится разве что заплакать. Как же он устал. — Да пошёл ты, — тихо, устало отвечает парень. — Пошёл нахер ты и твоё командование, Джей. Он отталкивает от себя капитана и быстрым шагом выходит из подъезда. Он не уверен, куда именно ему идти, так что сворачивает к возвышенности над морем, надеясь, что Макэвой не пойдет за ним, а свысока удастся осмотреть местность хоть примерно. Карты у него с собой нет. Но Джеймс идет. Потому что Джеймс уверен, что они встретились здесь именно для того, чтобы выжить, поэтому душит свою панику и идет. На море сильный ветер, солнце слепит глаза, а у подножья скалы слышен шум волн, которые веками стачивают здесь крепкие камни, и командир преграждает Майклу путь, когда загоняет его почти к самому краю. — Ты будешь жалеть об этом даже на том свете, Майкл… Что бы Алисия сказала? — Макэвой понимает, что нельзя так, но не знает, чем ещё возможно зацепить. У них обоих сдают нервы, и Майкл ожидаемо сатанеет от упоминания Алисии. Он застывает на месте, оборачивается, смотрит на Джеймса так уязвлённо и зло, не зная даже, как именно выместить свою агрессию. Так что подаётся ближе, хватает его за грудки, не находя ничего лучше, чем наорать: — Не смей говорить об Алисии, будто знаешь её! — рычит парень в отчаянии. Он отталкивает Джеймса, расходясь. — Ты понятия не имеешь и только, блять, попробуй упрекать меня! Ты ничего обо мне не знаешь, и каково это всё было! — Майкл чувствует, что слёзы подступают к глазам, и он кричит, чтобы отогнать это состояние. Он ненавидит себя и Джеймса так сильно, он так зол и просто хочет, чтобы всё это закончилось. — Нахрена я вообще тебе сдался?! — Я хочу уберечь тебя от ошибки, потому что ты сделаешь больно не только мне! — Джеймс отвечает, как бы Майкл ему не угрожал. Немного затихает и повторяет, не отрывая от него взгляд: — Ты же знаешь, что сделаешь больно не только мне. Ты знаешь, что тебя любят, но ты эгоист, а всё, что ты говорил когда-либо о своей любви и о том, что есть кто-то, кто тебе дорог — не имеет никакого, блять, смысла, ясно? Джеймс упрямый, и снова делает шаг к нему, смотрит из-под лба красными глазами. Он не собирается сдаваться: — Что ты ей скажешь там, а? Что ты скажешь мне сейчас? — парень поджимает губы в горькой ухмылке. — «Я удовлетворял своё эго, прости, переживёшь»? Если всё остальное Майкл и может пропустить мимо ушей, то обесценивание собственных чувств вводит его в отчаяние. Он смотрит на командира как на своего смертного врага, и полностью уверен, что так оно и есть. Джеймс не имеет права говорить что-то подобное. Джеймс не имеет никакого права и никакого влияния на Майкла, — убеждает себя Фассбендер. Поэтому он кидается на парня прямо с места и пытается ударить. — Да пошёл ты, ублюдок! Она будет рада увидеть меня снова, и я не собираюсь оправдываться, пошёл ты, слышишь?! Майкл почти беспомощно плачет и уже подумывает прыгнуть прямо отсюда. Джеймсу страшно, но он понимает, что ласка и забота больше не помогут. Здесь все должно закончиться. Джеймс отшатывается назад в схватке, стараясь перехватить разъярённого Майкла за руки, чтобы задержать, а дальше все происходит как-то спонтанно и необдуманно. Они оказываются на самом краю, но никого из них это не пугает и не останавливает. Макэвой уворачивается, ударяет Майкла в живот, отталкивает от себя… прямо к обрыву. И у него на мгновение замирает сердце. Майкл не успевает понять, как всё происходит, потому что в пылу драки всё слишком внезапно. Он осознаёт себя полностью, только спиной над обрывом, и его прошибает ужасом насквозь. Даже боль отходит на второй план. Он не слишком наклонен, но этого хватает, он не чувствует опору, но отчетливо чувствует, что что-то всё ещё удерживает его от падения. Джеймс стоит перед ним, стараясь устоять на ровных ногах, сжимает в кулаке до побеления костяшек натянутую ткань его рубашки на груди. Майкл задыхается. — Ты хочешь умереть?! — спрашивает Макэвой, притягивая его к себе изо всех сил, стараясь отшатнуться назад, и солдат видит его слёзы. Командир повторяет, понимая, что долго не выдержит, почти срывается на крик, и смотрит на Фассбендера из-под лба: — Скажи мне, ты хочешь умереть?! Забавно. Все те разы, когда Майкл был на волосок от смерти, прошли словно мимо. Ему не было страшно тогда, но в каком же ужасе он сейчас… Он нашёл смысл жизни, влюбился, и в кои-то веки поверил в то, что шансы ещё есть. Он не может сейчас умереть, только не сейчас. Он хватается за запястье Джеймса, держит крепко, пытаясь выбраться, и смотрит на него испуганно, с мольбой. Джеймс сейчас пугает его, но он не хочет теперь, правда, не хочет. — Нет! — вскрикивает судорожно Майкл. — Нет, не хочу! Джеймс замолкает, и ему кажется, что в это мгновение время останавливается. Он смотрит неотрывно в серые глаза и понимает, что никогда раньше не получал эмоции ужаса от Майкла. Майклу очень страшно, и Джеймс, признаться, счастлив это осознавать. Его не хватает на мысли, но будь они в другой ситуации, он бы подумал о том, что шок — лучшее лечение. Он вытягивает Фассбендера, грубо оттаскивает от края обрыва, пока они не оказываются хотя бы в нескольких метрах, и только тогда отпускает, отшатываясь от него и разжимая побелевшие кулаки. На ватных ногах отходит на пару шагов назад, уже не смотрит на него и просто опускается на землю. Низко опускает голову и роняет лицо в ладони, трет, запускает пальцы себе в волосы, стараясь поскорее унять стихающую панику, привести дыхание в порядок и начать трезво мыслить. Победы здесь никогда легко не давались. Майкл стоит в паре метров от края, понимая, что сейчас рухнет на землю, понимая наконец, что происходит и не зная, что с этим делать. Слишком много противоречивых эмоций за раз сбивают его с толку, хочется спрятаться и выть, потому что… потому что он беспомощен. Наверное, надо извиниться, успокоиться, успокоить Джеймса, а затем вернуться и попытаться не впасть в депрессию снова, только этот план действий ничего не объясняет. Майкл смотрит на своего командира, медленно понимая, до чего он его довёл, наполняясь злобой и отвращением уже к себе. Не то, чтобы это было что-то новое, но Джеймс выглядит так растерянно и в такой панике, что волей-неволей сравниваешь с ним же в хорошем настроении. Слишком сильные метаморфозы, слишком сильная ненависть. Майкл задыхается, на ватных ногах подходит ближе, падая рядом, и сгребает его в охапку. Но только и может, что судорожно дышать куда-то ему в шею. Джеймс замёрзший. — Извини, — почти скулит Майкл. — Прости, прости меня, Джей, я… Боже мой, прости меня. Он замечает, что тихонько всхлипывает, но только обнимает Макэвоя крепче, жмётся к нему, как к последнему шансу на спасение. Какой ему смысл-то теперь сдыхать? Джеймс молчит, медленно приходит в себя. Он тоже хочет извиниться, когда ему становится немного легче, — за Алисию, в основном, потому что это было жестоко. Впрочем, всё, что они говорили друг-другу несколько минут назад, — жестоко. Осознание обрушивается холодным потоком только сейчас, и это уже хочется забыть. Но Джеймс не отталкивает, чувствуя, как стихает внутри злость и обида. Осторожно поднимает руки и обнимает в ответ, ощущая чужую дрожь. — Я не хочу тебя потерять, — голос у Джеймса все ещё хриплый. — Ты самый большой идиот, если думаешь, что никому не нужен. Они никогда об этом не говорили, им это было не нужно, потому что всё понятно и так, но Джеймс чувствует, что должен объясниться. Он его любит и не потеряет на этой войне. — Если ты всего этого не хочешь — я сделаю всё так, что никто ничего не узнает, а мы забудем, я обещаю. Но мне никогда не будет наплевать на тебя. Майкл понимает, что на месте Джеймса на это бы не согласился. Он эгоцентрик, он не готов терпеть других мудаков, кроме себя, поэтому забота Джеймса так его удивляет. Кроме того, его поведение всё ещё похоже на поведение Алисии, и это больно. — Я знаю, — шепчет бессильно Майкл. — Я знаю, я просто… это… сильнее меня. Всё это, — он не умеет объяснять, не знает, как объяснить, и с какой же завистью он смотрел на тех, кого война такими перепадами настроения и состояниями не наградила. Сколько бы он ни заявлял: «подумаешь, у всех бывает, всё в порядке, мам», но навязчивые мысли о собственной смерти особой уверенности не внушали. Как ему говорить об этом с Джеймсом? — И хочу этого, придурок, — уже громче, настойчиво возражает Майкл, потому что это превращается в абсурд. — Блять, конечно хочу, идиот… Джеймс больше ничего не отвечает и не отстраняется, смотрит куда-то за край обрыва, далеко, до самого горизонта, на переливающуюся от солнца воду. Сейчас всё это восхищает и внушает веру в лучшее. — Вернись со мной. Я помогу тебе побороть это, просто вернись со мной, хорошо? — тихо просит он. Майклу слишком непривычно чувствовать себя слабым и ведомым. А ещё он не уверен, что всем словам стоит верить. Он Джеймсу доверяет всецело, просто у него… хорошая память на всякие гадости. И он слишком хорошо себя знает, чтобы верить в любое хорошее окончание, ждущее его. Но он решает, что если кому и стоит верить, так это Джеймсу. И он верит. Кивает, всё ещё не совсем отойдя от собственной истерики, и прячет лицо.