Amnesty

— Где мы вообще? — ворчит Майкл. Ему тут холодно, поэтому почему бы не покапать Джеймсу на мозги, обходя очередные заросшие кусты. — Чем дальше в лес, тем ближе волки… — Где-то рядом есть старая лесная дорога, возможно, она пригодится нам, — отвечает Макэвой, убирая из-под ног очередную огромную ветку. — Стоит не уделять тебе внимания более тридцати минут, ты начинаешь капризничать как ребёнок, да, Майкл? — Более часа, — поправляет Фассбендер, улыбается и довольно морщит нос. Его забавляла реакция Джеймса, и он не то чтобы издевался, просто подшучивал. В конце концов, МакЭвой почти всегда был таким серьезным. Майкл не мог удержаться. — Мы даём отряду больше поводов подозревать нас в сговоре, кстати. — Ему хочется догнать Джея и обнять, но он решает, что чуть позже. Командир ерошит свои волосы озадаченно, останавливается перед небольшой поляной и осматривается прежде, чем пойти дальше. Майкл подходит к нему со спины, бодая лбом в плечо и коротко касаясь опущенной руки. Слова Джеймса звучат как благословение. — Нас скоро должны вернуть на берег. Ещё примерно месяц, и эвакуация, я думаю… — Джеймс говорит это будто к слову, а у Майкла быстрее бьется сердце. — Это значит, что мы скоро вернёмся домой? — уточняет он. Впрочем, он не особо знает, о каком именно доме говорить. — Да. Посадим твою яблоню в первый же день, хочешь? — улыбается Макэвой, оборачиваясь к нему лицом, и случайно замечает движение за деревьями. Переводит взгляд Майклу за плечо и умолкает, переставая улыбаться. Фассбендер напрягается сразу же, услышав сзади плохо различимый шум. Кладёт руку на пояс, касаясь кобуры и расстегивая её, но Джеймс накрывает ладонью его запястье, останавливая и не позволяя доставать пистолет. Вместо этого, сам тянется к своему оружию. Фигура за деревьями становится четче, и Джеймс затаивает дыхание, различая потрепанную и грязную немецкую форму. Солдат направляет на них оружие и медленно подходит ближе. — Не дергайся и не оборачивайся. — предупреждает парень шёпотом. Поднимает руку, направляя ствол из-за бедра Майкла и старается хоть примерно нацелиться. Немного позади немца видны ещё силуэты, и Макэвой опускает немного пистолет, вместо этого крепко сжав пальцами кисть чужой руки. Майкл стоит к ним спиной, и Джеймс думает об одном неверном действии, из-за которого может потерять его. Добавляет спустя несколько секунд: — Их пятеро. У Майкла сразу же перехватывает дыхание. Он не знает, что делать в такой ситуации, и понимает, что делать им тут, по сути, нечего. Замирает, сердце бьётся в горле, и ему так страшно за Джеймса и за себя. — И что теперь? — усмехается Майкл, очень нервно усмехается, вцепляется в его запястье. — Повернитесь и поднимите руки, — рявкает скрипучий голос с отвратным немецким акцентом. Майкл на грани истерики, переглядывается с Джеймсом и медленно оборачивается. Он так сильно ненавидит этих ублюдков сейчас, но не может ничего сделать, оценивая трезво свои шансы. — Бросить оружие! — акцент бьёт по ушам. Майкл издевательски медленно выкидывает оружие. Его ударяют в затылок, и увидеть Джеймса он не успевает.

***

Голова так болит, что Майкл не сразу понимает, что происходит. Он поднимает взгляд, смотрит по сторонам, но в глазах плывёт. Напротив него сидит Джеймс. Над головой кто-то болтает. Майкла тошнит, и он фокусируется на окружающей действительности, — их окружает сырой и холодный, судя по трещинам в стенах, не так давно пострадавший от бомбардировки бункер. Джеймс в сознании, в нескольких метрах перед ним, пробует на прочность верёвки, которыми связан, но его обрывает хлесткая пощёчина. — Ты командир? — спрашивает на ломанном английском один из солдат, хватая Джеймса за лицо пальцами. — Если твои люди подойдут — мы убьем тебя у них на глазах, ясно? Ты поможешь нам. — Мои люди тут повсюду, и они застрелят вас, как только обнаружат. — отвечает Макэвой, мотнув головой. В ответ получает ещё одну пощёчину. — Сука… — сдавленным шёпотом комментирует ситуацию Майкл. На него без лишних слов направляют автомат. Красноречиво перезаряжают. Майкл затыкается. Он поднимает голову, чтобы посмотреть на Джеймса. У того кровь на лице, и Фассбендер нервно сглатывает, но, заставив себя успокоиться и осмотреться, понимает, что ему просто разбили губу и нос. Это не страшно. Но злость поднимается волной, и Майкл ничего не может поделать. Он чувствует, что они в такой западне, и что предпринять — непонятно. Дать Джеймсу возможность сбежать? Каким образом? Ждать, пока всё закончится само собой, и они умрут? Узнать, чего от них хотят? Возможно. — И чего вам от нас надо? — спрашивает Майкл на ломаном немецком. В голове всё ещё отвратно звенит. — Вы в тупике, — переходит на английский. — Вы же понимаете, да? Вас отсюда живыми не выпустят. Здесь повсюду войска, и вы знаете это. Что вы будете делать? Вас не на кого менять. Тогда чего вы добиваетесь? Краем сознания Майкл понимает, что, возможно, только портит всё. Да только либо это выгорит, либо они сдохнут. Впрочем, сдохнут они при любом раскладе. Он незамедлительно получает прикладом в грудь и по лицу. Джеймсу, видя это, хочется забиться и закричать, потому что Майкл не может прикусить язык, и ему никто этого не простит. Целью этих солдат есть не победа уже давно, а спасение. И они пойдут на многое, мечась, как крысы под раскаленным железом. На Майкла направляют автомат. — Тебя я скормлю псам за ненадобностью, а он сделает так, чтобы нас депортировали. Джеймс не выдерживает и просит: — Убери оружие. Я попытаюсь сделать что-нибудь. Это помогает, немец немного успокаивается, а Майкл сплёвывает кровь и беспомощно растягивает губы в усмешке. Он не знает, что делать, и не уверен, что в этом есть смысл. Он хочет помочь Джеймсу сбежать, если это единственное, что у него выйдет, и смотрит вызывающе-насмешливо на фрицев, но его игнорируют. Возможно, к лучшему. Тяжелая металлическая дверь закрывается через какое-то время, с той стороны, давая им передышку. Их оставляют одних в холодном темном помещении, в которое лишь иногда пробиваются звуки истеричного немецкого говора. Майкл хочет хотя бы приблизиться к Джеймсу, но он тоже связан и привязан. И ему до тошноты страшно. — Я люблю тебя, — шепчет Фассбендер в качестве прощания, улыбается беспомощно и молчит какое-то время, пытаясь остановить судорожный тремор и дрожь в голосе. Потом спрашивает ласково и тихо: — Очень больно? Майкл хочет обнять его, спрятать и увезти отсюда. Он хочет быть с ним наедине и в безопасности. Хочет, чтобы в них перестали целиться и на Джеймса не замахивались. Это больно. Особенно — беспомощность. Джеймс улыбается ему в ответ и отрицательно качает головой. Лицо болит, но Майклу этого знать не нужно. Они молчат ещё немного и Джеймс старается не думать о том, что заставил Майкла поверить в лучшее, а сейчас подвёл, хотя все равно не позволяет хоронить их заживо. — Эй, малыш, — голос у Джеймса мягкий, спокойный, как перед смертью или перед сном.  — Хочу поцеловать тебя. Дай… дай мне немного времени, хорошо? — он не может подарить Майклу уверенность, но может подарить надежду. Это ведь всегда срабатывало. Майкл опускает голову, пережидая не слишком приятный момент, когда он готов заплакать, а потом снова вскидывает, улыбается нахально, хоть и лицо болит, и говорит демонстративно беззаботно, лениво: — Ничего. Справимся. Он понимает, что не справятся, но ему нужно это, нужно убедить себя и Джеймса, чтобы правда что-то сделать. — Я угощу тебя чем-нибудь ирландским, у нас не только выпивку хорошую делают. И может быть, покажу свой родной город. Надо будет сходить на кладбище там. И ты обещал научить меня играть, я помню. А ещё… — он улыбается уже ласково, более искренне, — можем завести собаку. И она будет похожа на тебя. Его прерывает лязг двери, и Майкл рычит от досады. Немцы отчаянные, потеряли всё достоинство, и это омерзительно. Фассбендер затыкается, и наблюдает за ними. Он не знает, что делать, но если они будут трогать Джеймса, то молчать не будет точно. Макэвоя хватают за воротник, отвязывают и ставят на колени, бросая перед ним на пол карту. Бьют по затылку и требуют, вероятно, указать расположение отрядов пехотных войск на этой территории. Джеймс молчит, смотрит на карту нарочно долго, выжидающе, натягивая нервы, но всё же указывает точки, впрочем, не совсем понимая, что это им даст. Один из солдат берет командира за волосы, грубо оборачивая к себе и требуя назвать численность. Джеймс смотрит ему в глаза зло, но спокойно, стоя на коленях и не реагируя на угрозы. Ему внезапно так спокойно как никогда. Собрав во рту сгусток слюны, он плюет в лицо солдату. — Достаточно. Но без меня вы все равно сдохнете. Немец звереет, отшвыривая Джеймса на пол и ударяя ногой в живот. Макэвой терпит, потому что знает, что их точно уже ищут, им осталось продержаться совсем немного. Но Майкла передёргивает от такого обращения с Джеймсом. Он хочет вырваться, он пробует снова, но кто-то приставляет ему дуло к шее, и шепчет на английском: — Ты нам не ценен. Майкл срывается. Он смеётся, смеётся громко и неконтролируемо. Оглядывает мужчин в униформе — ему страшно, но что он может сделать? Он не собирается унижаться перед ними. — Какие же вы идиоты, — смеётся Майкл. Это работает, всё внимание переходит к нему. Они отвлекаются от Джеймса. — Мы все сдохнем. Сдохнем в войне, которую вы начали, потому что решили, что вы лучше других. Какой мир вы собирались построить? Уёбков. Он и так их полон. И вы будете жертвами этих самых уёбков, так что вы уже проебались. В голове, кажется, что-то взрывается. Майкл, не осознавая себя и окружающей действительности, сдавленно скулит от боли. Удар по рёбрам сбивает дыхание, лишает его на время и оставляет после себя ноющую боль. Ребра наконец не выдерживают и ломаются, подтверждая это характерным звуком, а в шею упирается острие ножа, заставляя приподнять голову. Джеймс дёргается, пытается подняться, но его тут же берут на прицел. — Я бы на твоём месте откусил бы себе сейчас язык или умолял бы сразу убить себя, — говорит на чистом немецком один из них, въевшись в Майкла серым взглядом и проталкивая лезвие ножа ему в рот. Разжимает зубы и надавливает на язык. — Даже если мы все здесь подохнем — ты единственный, кто подохнет в муках. Уверенность и спокойствие Джеймса моментально исчезают. Он просит, стараясь не сорваться на крик или на шёпот: — Пожалуйста, не надо. Немец умолкает, а затем рывком вытаскивает лезвие у Майкла изо рта. Оно больно врезается в десна, скрипит по эмали, режет язык — тоже больно, но всё же, терпимо. Майкл рычит, но заставляет себя терпеть. Долго это все равно не длится. Куда дольше длится испуганный взгляд Джеймса. — Верно. Мне незачем это делать. Это сделаешь ты. Остальные солдаты переглядываются, но подтаскивают Джеймса ближе к Фассбендеру и ставят на колени. Немец вручает ему нож, а сам становится у Майкла за спиной, вытягивая пистолет и упирая дуло в затылок. — Ты хороший капитан, ты сильно любишь свой отряд, я знаю. Давай поиграем с тобой. Я считаю до трёх, а ты должен успеть ударить его, — объясняет он на английском и щурится. Грязные светлые волосы падают на лоб и липнут к пыльной потной коже. До Майкла не сразу доходит, что приказано сделать. Он смотрит на Джеймса испуганно, но после успокаивается. Майкл знает, что он это сделает. Не хочет, боится, но сделает. Но ему почему-то всё равно не страшно. Даже если Джеймс промахнётся. Даже если ему самому выстрелят в затылок. Он не смеётся, потому что это больно, но улыбается окровавленным ртом, кажется, окончательно свихнувшись. Он не боится смерти, зная, что он не бросит Джеймса. Джеймс скоро пойдёт за ним. И все они тоже. Макэвой смотрит на него и ему кажется это все таким нереальным, будто он утопает в пространстве. Будто знает Майкла всю жизнь, а всё происходящее — очень страшный сон, и он сейчас проснётся. Джеймс ждёт судорожно своего пробуждения, но громкий голос заставляет его действовать. Другие солдаты окликают немца, но тот игнорирует. Кажется, самый отчаянный из них всех. — Один… «Можешь называть меня Разрушителем» Джеймс плачет, смотрит на Майкла и шепчет судорожное, зацикленное «прости меня, прости меня, прости меня». — Два… — громче говорит немец. «Что, командир, перебрали?» Джеймс вздрагивает, крепко сжимает рукоятку ножа и загоняет лезвие до половины в живот Майклу, молясь, чтобы не задело органы. Майкл вздрагивает. Его трясёт, и он не особо осознаёт, куда именно попадает Джеймс, но ему так больно, что он хрипит. Джеймс придерживает его за плечо, и это помогает немного, он не падает. «А ты тогда кто? Мышка?» — Я убью тебя, — обещает Макэвой с такой ненавистью, слизывая с собственных губ слезы и глядя снизу-вверх на немца. Тот понимающе кивает. — Ещё. Один… Джеймс опускает голову, видит тёмную кровь на своих пальцах, понимает, что, если ничего не сделать, Майкл скоро умрёт у него на руках. А сделать он по-прежнему ничего не может. Майкл чувствует Джеймса, и от этого немного легче. Не то, чтобы это спасало, к примеру от двух следующих ударов, но Майкл рад, что хотя бы так. Он задыхается, смотрит туманящимся взглядом на капитана, наваливаясь на него. На краю сознания мелькает мысль, что надо было, наверное, заткнуться, но тогда они бы избили Джеймса. Фассбендер всё ещё улыбается, но невольно, судорога и паника сводят мышцы, и теперь это выглядит ещё более жутко. Он слышит, как мужчина за его спиной смеётся. А потом слышит что-то ещё. Выстрелы. Сначала он дёргается, думая, что это в него стреляют, но все только замолкают. Майкл только чувствует, как Джеймс дрожащими руками старается зажать его раны, и понимает, что всё вокруг каменеет. — Грэг и Оливер ещё не вернулись, — тихо произносит один из солдат. Майкл ликует в душе, пока ещё может думать в принципе, и смотрит на Джеймса как-то с надеждой. — Мы победили, — хрипло шепчет он. Выстрелы приближаются, и он слышит чьи-то крики. Он слышит, как кто-то падает, как пули проходят сквозь тела. Он слышит сдавленный звук позади себя, чувствует, как пистолет отводят от его затылка, затем направляют на двери, но выстрел не производят. Их палач получает пулю в грудь. Макэвой, уже различая голоса своих солдат, поднимается и дальше не осознаёт себя. Забирает пистолет, хватая раненого немца на униформу и толкает на землю. Тот падает прямо перед Майклом. Фассбендер встречается с ним взглядом. Джеймс переступает через солдата, крепко сжимает оружие обеими руками и выпускает все патроны в широкую спину. Его до кончиков пальцев наполняет такое звериное удовольствие, что он, не в состоянии остановиться, нажимает на курок ещё раза три после того, как патроны заканчиваются, а выстрелы становятся холостыми. Майкл вырубается уже на третьем выстреле, но он видит, как мертвеют глаза немца. Он проваливается в болезненную, тяжёлую темноту, где так трудно дышать, где пусто и одиноко. Выныривает из неё несколько раз, но только на секунды, видя над собой хмурого Джима, который осторожно укладывает его куда-то, видит яркие вспышки и огни, слышит знакомые голоса и чувствует почти все время теплые ладони. Майкл тянет руки в пустоту, скулит тихо, и ему так страшно. Он хочет к Джеймсу. Он хочет домой.