***
Джинни открыла глаза и тут же, поморщившись, закрыла. Больничное крыло она не могла ни с чем спутать. Этот чертов квиддич ее убьет когда-нибудь. Но… не было же квиддича? Была трансфигурация и боль. — Уизли, хватит симулировать, — раздался знакомый голос, чем-то недовольный. «Малфой», — сразу опознала Джинни и послушалась совета слизеринца. — Пей, — ей сунули что-то под нос, и она отвернулась. — Это вода. Решив, что травить ее необязательно, она попыталась взять стакан, но руки почти что не слушались. Малфой цыкнул и закатил глаза, пробурчав что-то про беспомощных младенцев, но Джинни не обратила внимания на это и жадно «присосалась» к воде, чтобы тут же раскашляться. — Да-да, отвратительно, знаю, — скучающим тоном засранца протянул Малфой. — То, что я тут делаю, тебя не касается. Мадам Помфри не придет, а я — твой единственный шанс жить долго и счастливо. Ну, конечно, не единственный, — он усмехнулся. — И не обещаю, что долго и счастливо, — какое «счастливо» в наше время? — но уж точно побольше тебе отмеренного. Джинни чувствовала, как мозги отказывались анализировать такой ворох информации. Вопросов было так много, что она терялась. Бесконечно странный Малфой, не сыплющий оскорблениями и подколками, его почти миролюбивый настрой, отсутствие мадам Помфри, ее нахождение здесь… — Что ты тут забыл? Где мадам Помфри? Что со мной? Какой сейчас день, сполохвост меня сьешь?! Малфой, отвечай! — Пожалей животных, — отреагировал Малфой и гадко улыбнулся. — Они не заслуживают такого корма. — Малфой. — Я надеюсь, ты не собираешься реветь или, не дай Мерлин, устраивать стихийный выброс? Тогда давай ты сначала выпьешь зелья, а я потом отвечу на твои вопросы. На какие сочту нужным ответить, конечно же. Джинни бросила взгляд на тумбочку, почти полностью заполненную склянками, и уже почти согласилась (убить ее можно было не таким экстравагантным методом), но… Ядовито-розовый окрас зелья привлек ее, и она вдруг как наяву ощутила его препротивнейший вкус, от которого хотелось немедленно очистить желудок. Джинни еле справилась с фантомным, но таким реалистичным вкусом этого зелья на языке, что даже передернулась от отвращения. Но это помогло ей сосредоточиться на реальности. — Нет, — она помотала головой для надежности. Голова такого обращения не одобрила, и к горлу подкатил ком. — Ой-й… — Учишься на своих ошибках, Уизли, — тонко улыбнулся Малфой и начал объяснять, едва Джинни открыла рот, чтобы задать вопрос: — Уизли, в школе переполох. Кети Бэлл попала под Империо, напала на директора. Ты стояла рядом. Включи мозги, я верю, они у тебя есть. — Что ты тут делаешь? — спросила Джинни, выделив слово «ты» так, что и идиот заметил бы намек. — Где мадам Помфри? — Уизли, не перебивай, — поморщился Малфой, и Джинни подумалось, что она уже слышала это… — Это была школьная версия. Все, естественно, не так просто, но какая разница? Итак, Кети Бэлл применила проклятье, и мадам Помфри и профессору Снейпу, а также колдомедикам Мунго, пришлось ввести тебя в Стазис, так называемую кому. — Но… — попыталась спросить Джинни, потому что она точно не была в коме. — Уизли! — прикрикнул Малфой, а потом как-то сдулся, и Джинни заметила, насколько уставшим он выглядел. Нет, все было как обычно — но Джин чувствовала, что Малфой устал. Это ощущалось на каком-то подсознательном уровне. — Пожалуйста, не перебивай. Прояви зачатки воспитания. В ином случае я не буду ничего рассказывать. Зачем я вообще это делаю? Так, ладно, — он с силой потер лицо. — На чем я остановился?.. Стазис. Кома, да. Джинни прикусила язык, чтобы не ляпнуть лишнего. Не было гарантии, что Малфой говорит правду, но, с другой стороны, врать ему тоже было незачем. Для розыгрыша это было слишком трудно организовать. Много непонятного. А Малфой выглядел человеком, который может прояснить ситуацию. — Мордред его знает, из чего состояло то проклятье… Мы разобрались только в магической части, но ладно. Понимаешь, — он посмотрел прямо на Джин и следующие слова произнес без своего обычного высокомерия, просто констатируя факт. — Я могу тебе помочь. Я хочу тебе помочь, Уизли. Без меня ты пролежишь здесь… Долго. Всю оставшуюся жизнь, возможно. Как тебе такое будущее? Выпей зелья, пожалуйста. В горле внезапно запершило. В это отчаянно не хотелось верить. Малфой подал зелье. Одно из многих. Джинни выпила одним глотком и поморщилась. — Малфой, почему ты хочешь мне помочь? — спросила она, скривившись от противного вкуса. Малфой странно посмотрел на нее и скорчил одно из своих самых противных мин. Джинни допила последнее, ядовито-розовое зелье, и посмотрела ему прямо в глаза. Малфой отвел взгляд. — Я тоже виноват в том, что случилось с тобой, Уизли. Джинни ахнула от неожиданности и посмотрела на него другим взглядом. Он наложил Империо?.. Он приказал Кети напасть на директора?.. Зачем? Один вывод: Малфой — Пожиратель Смерти! Но… Зачем он помогает ей?.. — Малфой, — охрипшим голосом позвала Джинни, справившись с первым шоком. — Почему ты рассказываешь все это мне? — Все очень просто, Уизли, — неприятно усмехнулся он. — Мне нужно поплакаться. А ты ничего не вспомнишь. Обливейт.***
Джинни открыла глаза. Тут же закрыла — снился ей совершенный бред. Голова была тяжелой, вялой, веки не открывались, и она не чувствовала себя способной встать и помочь маме с завтраком. А ведь еще с Роном на тренировку идти. «Но я не в Норе, — вдруг осознала она. — Больничное крыло. Что я тут делаю?». — Уизли, просыпайся, зелья, — раздался голос Малфоя. Джинни дернулась от неожиданности и охнула от боли. Перед глазами предстала сюрреалистичная картина: как всегда блестящий Малфой у ее кровати с зельями в руках. Взгляд зацепился за ярко-розовое зелье, даже на вид выглядящее ядовитым, но были вопросы важнее и существеннее этого. — Я помогаю тебе, — быстро произнес Малфой, не дожидаясь ее вопроса. — Официально ты в коме. Я знаю, как тебя спасти. Да, ты в коме, — повторил он внушительно. — Под чарами Стазиса, если хочешь, и под Обезболивающими. Эти зелья, — он кивком показал на них, среди которых было ярко-розовое. — Нельзя применять, когда ты без сознания. Поверь, я бы с радостью это сделал. И Сомниус тоже. Мордред его знает, от чего это зависит, надо будет спросить у Поттера… — Поттера? — вклинилась Джинни услышав столько много информации сразу и зацепившись за знакомое имя. В голове не укладывалось, хотелось отрицать. Мозг соображал вяло, неохотно, но все ее существо противилось, говорило: «Не верь Малфою! Он слизеринец! Он будущий Пожиратель Смерти!». И в то же время какой-то тонкий, тихий голосок шептал: «Зачем ему врать?..». — Поттера, — подтвердил Малфой, а потом, не смущаясь, уселся на кончик ее кровати. — Знаешь, Уизли, вчера я решил один важный вопрос для себя. Хоть кто-то адекватный должен выслушать меня. Он помолчал немного, наклонив голову. Джинни рассматривала профиль Малфоя, потому что не могла найти слов. В голове была пус-то-та. — Не собираешься перебивать? — он усмехнулся грустно, но не повернулся, разговаривая будто бы сам с собой. — Ну и ладно. Я Пожиратель Смерти. Молчи, Уизли. Мне плевать на твое мнение. Что можно сделать против этого? Моя семья приближена к Нему, к Повелителю, а я слишком хороший сын, чтобы быть неблагодарным. Я люблю родителей, я не мог отказаться. В ином случаю Повелитель бы пытал их, а не меня. — Ты просто ищешь себе оправдания, Малфой, — просипела Джинни, собрав нужные слова. Кома, Гарри, Малфой-Пожиратель — это было слишком для одного дня. Она отказывалась воспринимать всерьез все сразу, это было… невозможно! — Да ну? — Малфой повернулся. Его лицо было бледнее мела. — Ты бы смогла пойти против своих обожаемых братьев, бросить мать, зная, что она остается одна с монстром и сумасшедшей сестрой, а отец — твой любимый отец! — прозябает в Азкабане? Смогла бы отказаться от воспоминаний детства, друзей, сражаться со своими родственниками? Уизли… Вы Предатели Крови, но… Вы преданы друг другу. Так смогла бы? Под конец голос Малфоя звучал глухо и сломано. Но выглядел он как обычно. Ничто не выдавало его волнений, его страхов, только бледнее обычного кожа и больные глаза. Джинни почувствовала необъяснимую жалость к нему. Она бы не смогла. Выбирая между принципами и семьей, она выбрала бы семью. Малфой делал то же самое — почему Джинни винила его? Да потому что легко было рассуждать об этом, когда выбирать приходилось не ей. — Неужели ничего нельзя сделать? — она подавила дрожь в голосе. Он сипел, будто бы она не говорила сутки, но это были мелочи. — В том и дело, Уизли, — после паузы ответил Малфой. — Ничего. Джинни поежилась, как от внезапного порыва холода, и почувствовала эту атмосферу обреченности, которой Малфой никогда не позволял выйти наружу. — Выпей зелье, пожалуйста, — попросил он спустя некоторое время. — Не усложняй мне жизнь. Джинни послушно кивнула, хотя Малфой не смотрел на нее, и молча проглотила все зелья, почти не почувствовав их вкуса. Руки слушались неохотно, дрожали, но она не обращала на это никакого внимания. Ей было больно за Малфоя, за то, что он носит в себе. Джинни не понимала, почему один из самых заносчивых слизеринцев, школьных врагов, в одно мгновение сделался вдруг таким близким и понятным. Почему она никогда не смотрела на ситуацию с их стороны? Джинни знала ответ: тогда бы она не смогла ненавидеть Пожирателей, она бы знала, что они тоже люди. А разве можно желать причинять людям боль?.. — Почему ты рассказал мне это, Драко? — тихо спросила она, нарушив тишину. Он встрепенулся, будто бы только понял, где находится, и посмотрел на нее. — Повторяешься, Уизли, — горько улыбнулся он. — Прости меня. Обливейт.***
Джинни открыла глаза. На душе было так горько и больно, что хотелось плакать. Она не понимала, почему, но… Она потеряла что-то важное. Она знала это. Глаза слезились, но свет Больничного крыла здесь был не при чем. — Уизли, — убито поздоровался Малфой. Джинни медленно, но неотвратимо покраснела, понимая, в какой ситуации она находится. Тело не слушалось, да и…. ну, Малфой — слизеринец! Он может сделать что-то подлое! — Где моя палочка? — вырвалось у нее прежде, чем Джинни успела подумать. Малфой выглядел удивленным, будто бы расчитывал на совершенно другие вопросы. — Не знаю. Тебе нельзя колдовать. Малфой странно мялся, а у Джинни в голове не было ни одной мысли. Привычная почему-то пус-то-та. Хотелось задать множество вопросов — ситуация была странной — но все это выглядело настолько неправдоподобно, что не верилось. Больничное крыло, Малфой, у которого взгляд грустный и обреченный — такого не может быть! — их разговор… «Это сон», — поняла Джини вдруг. Малфой вздохнул тяжело и посмотрел на какие-то склянки с зельями. — МакГонагалл поблизости, — откуда-то прилетел Патронус и почти сразу же растаял — Джинни не смогла рассмотреть его подробнее. Заметила лишь характерное голубовато-белое свечение, пушистый хвост и острую умную мордочку животного. Малфой встрепенулся и почти приказал ей, отвлекая от мыслей: — Уизли, пей зелья, — он нервно облизнул губы и добавил неожиданно: — Пожалуйста. — Зачем? — недоверчиво спросила Джинни, смотря, как быстро Малфой расставляет склянки в определенном, своем порядке. — Пей, — повторил Малфой. — Это лечение. Мордред! МакГонагалл нам не нужна… — Зачем? — заупрямилась Джинни и отвернулась от протянутого зелья. Ярко-розовое, с почти не растворенными внутри частицами — доверия оно, мягко говоря, не внушало. Малфой бросил взгляд на выход и быстро заговорил: — Я нахожусь здесь нелегально. Я единственный могу тебя вылечить. Меня страхует… Поттер, он смотрит за мадам Помфри и… Знаешь его карту замка? Карта Мародеров. Вижу, знаешь. МакГонагалл не обрадуется, если увидит меня здесь. — Это не сон, — оторопело произнесла Джинни, не пытаясь уложить в голове всю ту груду информации, которую Малфой на нее вылил. — Уизли, как у тебя мозги устроены? — ядовито поинтересовался Малфой. — Каждый раз по-другому… — По-другому… Обливейт! Ты применял ко мне Обливейт! — вдруг озарило Джинни, и она неверующе посмотрела на него. Это могло быть правдой! Это имело все возможности ею быть! — Как… Впрочем, неважно. Да, применял. Пей зелья. МакГонагалл. Джинни глупо уставилась на него, сметенная вихрем противоречивых эмоций из-за своего внезапного открытия, а потом, сориентировавшись, вдруг усмехнулась. — Надеюсь, ты не хочешь меня отравить. У тебя были шансы. Даже если я не помню этого. — МакГонагалл, Уизли. Зелье было противным и знакомым на вкус, отчетливо отдавало горечью. Джинни не могла избавиться от мыслей; ей казалось, что она помнила, как пила его, но знала, что не могла делать этого. Обливейт действовал неотвратимо и необратимо. — Отбой тревоге. Она не сюда. В этот раз Джинни, хотя и не была готова, смогла различить Патронуса. Это был лис или лиса. Голос тоже был знакомым до жути, немного уставшим и хриплым. Малфой, казалось, успокоился и расслабился, хотя внешне никак не изменился. — Поттер, — констатировал он без эмоций. — Чертов параноик. — Гарри? — после паузы поинтересовалась Джинни. — У нас сейчас есть только один Поттер, — хмыкнул Малфой. — Он самый. Мальчик-Который-Выжил. Джинни отхлебнула еще немного, растягивая сомнительное удовольствие, и скривилась от отвращения. Потом, поняв, что Малфой ничего объяснять не планирует, спросила флегматично, уже не удивляясь ничему: — Как вы… эм-м, сошлись? — Мы не сошлись, — поправил Малфой, который, видно, хотел поговорить на эту тему, но не знал, как начать. — Я приперся к нему. Поттер запугал меня до полусмерти, а потом назначил следующую встречу. Ах, да, — он вдруг обаятельно улыбнулся не в тему, и Джинни поняла, что сейчас будет взрыв: — Я Пожиратель Смерти. Собственно, по этому поводу я и пришел плакаться к Поттеру. — Что?! — воскликнула Джинни, забыв про свою слабость. — Мы уже разговаривали на эту тему, — Малфой слегка поморщился. — Зная себя, могу сказать, что разговора у нас не получилось, — перебила Джинни. — Как мне хочется наложить на тебя Силенцио, — с чувством признался Малфой. — И Империо заодно. Чтобы ты просто выпила все эти проклятые зелья и никаких бы разговоров не было. Джинни сама понимала: пока зелья не выпиты, Обливейт на нее не наложат. Малфой сейчас подтвердил, что не может этого сделать без ее воли. Поэтому и спрашивала, чтобы оттянуть неизбежный конец. Кажется, с горькой иронией вдруг осознала Джинни, она понимает, откуда появилась та нотка обреченности, с которой она проснулась. С которой она просыпается каждый раз. Даже если не помнит этого. — Поттер — самый скрытный человек, которого я знаю, — тихо начал Малфой, скрестив пальцы и не смотря на нее. Будто бы озвучивал мысли вслух. Наверное, так и было. Джинни не могла не думать о том, что все это она забудет. Грудь сдавило. — Он умен, проницателен… хотя, казалось бы, гриффиндорец и все такое. Ты же не знаешь, да? — он усмехнулся. — Он ничего не рассказал вам. Друзьям. Знаешь, почему? Потому что это бы поставило под угрозу его свободу… — О чем ты? — грубо перебила Джинни. — Эта циничность меня поражает и восхищает, — не услышав вопроса, как ни в чем не бывало продолжил Малфой. — Выслушай. И молчи. У тебя есть привычка перебивать, — Джинни стиснула зубы, а Малфой вздохнул и продолжил. — Я объясню тебе все по пунктам. Не для того, чтобы ты поняла, а чтобы понять самому. Повелитель дал мне задание. Убить Дамблдора. Джинни замерла, не в силах сказать что-то. Малфой рассказывал свершившиеся факты, просто констатируя их, не окрашивая эмоциями. Его речь была бесцветной, лишенной жизни. — Естественно, я не горю желанием это делать, — он усмехнулся и горько произнес: — Но больше некому. От этого много что зависит. И тогда я пошел к Поттеру. Он мог помочь мне. — Гарри знает о том, что ты хочешь убить директора? — хрипло спросила Джинни, во все глаза глядя на Малфоя. Ворох мыслей в голове не способствовал анализированию ситуации. — Нет. Я сказал ему. Да. Не знаю, — уголок рта у Малфоя нервно дернулся, но он не заметил этого. — Сначала он мне не поверил, что я не шпион… — Я бы тоже не поверила, — ядовито вставила Джинни, раздраженная тем, что понимает лишь малую часть всего сказанного. Малфой странно посмотрел на нее. Лицо у него было бледным и страшным, глаза горели какой-то отчаянной решимостью. Он, не отрывая прямого взгляда от ее глаз, расстегнул пуговицу на рубашке и повернулся спиной. Джинни почувствовала, что краснеет. — Что ты делаешь? — голос был странным, но Джинни порадовалась, что он не звучал истерично. — Не то, о чем ты думаешь, Уизли, — спокойно отозвался Малфой, и Джинни почувствовала, как горят ее щеки, лицо, и вообще все, что только может гореть. Но когда Малфой скинул рубашку, Джинни в миг забыла о нелепом смущении. Спина Малфоя была в шрамах, длинных и красных, немного воспаленных. Она невольно задержала дыхание. — Что это, Малфой? — почему-то шепотом спросила она, не в силах отвести взгляд. Спина была белой, бледной, и тем ярче на ней выделялись раны. Джинни не могла представить, больно ли ему было, или нет. Хотелось потрогать, горячие ли, какие на ощупь, проверить, правда ли это… — Причина, Уизли, — негромко ответил Малфой. — Причина, почему я не вру. Джинни отдернула руку и поняла все мгновенно: Драко не говорил, но она чувствовала. Она будто бы стала им: поняла, как слепое восхищение, передавшееся от родителей, сменяется другим, страшным чувством, незнакомым и непонятным. Как плохо и горько после этих шрамов; как страдает гордость того, кто не привык к такому; как разбили розовые очки. И этим страшным, непонятным чувством было осознание своей былой слепоты, своего бессознательного поклонения. — Малфой… — прошелестела она, почти не двигая губами. Он посмотрел на нее больными глазами, эмоции в которых не были скрыты маской слизеринского принца, и улыбнулся немного. Хотелось пожалеть, на языке была горечь. Но Джинни откуда-то понимала это –Малфой не принял бы. Не понял. Он изо всех сил старался себя не жалеть — она не позволила себе выразить чувства. Малфой не хотел давать себе расклеиться, унижаться перед кем-то, выпрашивать жалость. Джинни знала — эти шрамы болели, если не физически, то душевно. Малфой отвел взгляд, и она поняла его без слов. Джинни не помнила вкуса зелья, не помнила, сколько их было. И знала: не будет помнить. Малфой не хотел себя жалеть. Не хотел, чтобы жалели его. И не хотел знать, что кто-то помнит о его жалком состоянии. — Давай, — тихо, но твердо сказала Джинни. В глазах Малфоя промелькнуло множество невысказанных слов, но он ничего не сказал ей. Джинни не нужно было. Она все знала. И понимала: не будет помнить. Но будет чувствовать, где-то на периферии сознания. Как ярко-розовое зелье, не внушающее доверия, как странного Малфоя, к которому не испытывала вражды и недоверия, хотя, казалось бы, видит в первый раз, как это не-удивление по поводу того, что очнулась в Больничном крыле… — Малфой… я… — Обливейт.***
— Ну, что, получилось? — шепнул кто-то. — Сейчас узнаем, — ответил другой голос. — Это точно не навредит ей… сэр? — Вы сомневаетесь в моем профессионализме, Уизли? Джинни заворочалась, громкие голоса раздражали и били по ушам. Кто-то подбежал к ней и начал трясти за плечи, все вокруг зашумело еще громче, голоса заговорили, и Джин протестующе замычала. Спать хотелось жутко. — Джинни, милая!.. — прорвался голос мамы сквозь пелену полусознательного состояния. — Ты слышишь меня?.. Резкий и громкий голос мамы мешал погрузиться обратно в темноту, поэтому Джинни лениво кивнула и попыталась отвернуться, спрятаться куда-то. «Отстаньте! — хотелось сказать ей, но сил не было. — Не мешайте!». — Миссис Уизли, отпустите! Отойдите. Дайте мне… Сильная хватка на плечах у Джин разжалась, и стало совсем хорошо. «Синяки останутся, — отдаленно подумалось ей. — Ну и пусть». Никто не мешал уснуть заново, уйти от гудящего, непрекращающегося шума в теплую уютную тишину. — Мисс Уизли, Джинни, — заговорил мягкий, спокойный женский голос, а все остальные на шуме вдруг затихли. — Просыпайтесь… — Джинни! Мадам Помфри, что с ней?! — раздался громкий голос мамы, прерываемый всхлипами. Джинни задумалась на миг, но не смогла сосредоточиться ни на чем. Она уплывала куда-то, не в силах противиться течению. Если бы тут был другой голос — немного хриплый, со сдерживаемыми эмоциями, но насквозь пропитанный горем, что хотелось плакать, — она бы откликнулась. — Не знаю, — растерянно ответили ей. — Что происходит? — раздался другой, знакомый голос. Друг, поняла Джинни. Но не вспомнила, кто. «Эта циничность…», — обрывком пронеслось в голове и так же стремительно, не задерживаясь, улетучилось. — Мордред! Агуаменти! Джинни взвизгнула от неожиданности и раскрыла глаза. Свет дезориентировал, усилившиеся голоса вокруг тоже, но она чувствовала себя так, будто бы сбросила липкую пленку с сознания. «Агуаменти», — так она будила Рона все лето, и это заклинание прочно ассоциировалось только с подъёмом, побудкой. Все вокруг закопошились, загомонили с новой силой, картинка перед глазами расплывалась, но в голове становилось с каждой секундой все яснее, и сосредоточиться мешал лишь шум. — Тихо! — произнес вдруг Рон, и все замолчали. Джинни поморгала, потерла глаза (и почувствовала сырость) и спросила хрипло: — Что происходит? Перед глазами была мама, позади нее стояли папа и братья, на фоне мельтешило черное пятно — Снейп, около него стояли Гарри и Гермиона. Мама со всей свойственной ей широтой души обняла ее, причитая без конца. — Как… что случилось? — Ты не помнишь? — выступил Гарри. Снейп фыркнул в образовавшейся тишине, но на него никто не обратил внимания — все оно сконцентрировалось на Джинни. Она почувствовала, что уже где-то слышала эту фразу, но сказанную другим голосом. Вдруг стало грустно, но она быстро стряхнула с себя эти эмоции. — Относительно. Кети… она тут, кстати? Кети была под заклятьем, а я нечаянно попалась. — Кети уже тут нет, — снова сказал Гарри, отвечая за всех, а потом странно посмотрел на нее. — Откуда ты знаешь? Джинни задумалась на секунду, потому что не помнила ничего такого, а потом нашла объяснение и в голове прояснилось: — Это понятно. Кети бы никогда так не поступила. Мы же в одной команде. Ой! Какое сегодня число? Тут всполошилась мадам Помфри, оставив ее вопрос без ответа, мама, немного поворчав, поцеловав ее еще раз в обе щеки, гордо удалилась, папа обнял ее, сказал «береги себя» и ушел вместе с молчавшими братьями. Рон, Герми и Гарри попытались было остаться (инициатором был Рон), но их выгнали. Снейп ушел тоже, видимо, сочтя свою миссию выполненной. — Мадам Помфри, а что тут делал профессор Снейп? — поинтересовалась Джинни, морщась от зелья. Могло быть противнее, подумала она, хотя противнее вкуса она не помнила. — Ваше излечение — заслуга профессора, мисс Уизли, — ответила мадам Помфри сразу же. «Не его», — подумала Джинни про себя. Зелье было приторно сладким. Тогда откуда взялась горечь во рту?