Sia — You have been loved
— Посидим, помолчим… Тихие всхлипывания всё никак не прекращались, и ласковые слова песни продолжали витать по стенам больничной палаты. — Не нужны слова… Тэхён всё так же сидел и, уткнувшись носом в рубашку подручного, не мог успокоиться даже тогда, когда до ушей долетали красивые приятные строчки из песни. Дрожь невозможно было остановить, как и поглощающий сознание страх. Оставалось лишь прижиматься покрепче и жмуриться, пытаясь отогнать ненавистное алое пятно прямо перед глазами. — Виноваты мы, а любовь права, — пальцы Юнги щекоткой прошлись по позвоночнику и продолжили поглаживать костлявую спину, другой рукой парень крепко держал мальчика за шею, прижимал к себе, чтобы тот не заистерил и не сделал себе больно. Он не мог сейчас помочь ничем, кроме поддержки, поэтому продолжал успокаивать юношу, хотя у самого уже глаза слипались: сказались последние дни недосыпа и постоянной тревоги. Но оставлять Тэхёна в таком состоянии не хотелось, оставалось лишь ждать, пока придёт беседующий с правильными врачами Хосок. Однако даже после этого, как думал Шуга, отдохнуть он не сможет. Страх за жизнь мальчика возрос в разы. Они доехали до больницы буквально за десять минут, и всё это время мальчик находился под надёжной охраной: врачи постоянно следили за его состоянием, не подпускали к нему даже дона, вызывая у того неконтролируемую ярость. Больше никому нельзя было верить, каждый мог предать, и Хосок с Юнги, будучи не в силах помочь юноше, решили, что лучше будет выехать первыми и прочистить путь, на случай, если Сокджин решит ещё что-нибудь выкинуть. С самим главой Гомун Ге Пха Чон решил разобраться позже, Юнги промолчал, не зная, что и думать. И теперь подручный злился на себя и злился на дона за то, что оба, несмотря на силу и влияние, так глупо оступились, даже не проверили, кому принадлежала та больница. Их порыв сразу же спасти юношу был понятен, однако даже после этого, за несколько месяцев им даже в голову не пришла мысль проверить данные. Видимо, слишком доверились тем, кто поклялся лечить каждого вне зависимости от статуса. «Но что, если приказ отдал Сокджин?» — пронеслось в мыслях парня, и тот тут же покачал головой, привлекая внимание печального Тэхёна. «Нет, он не такой. Он пообещал. Он не я». — Хён? — тихо пробормотал юноша, отвлекая этим подручного, и дрожащим голоском спросил: — Всё в порядке? — Конечно, малыш, — Юнги ласково улыбнулся: Тэхён даже в своём горе мог найти силы на поддержку другого человека. Слишком чудесный ребёнок, которого нужно было во что бы то ни стало спасти. Он готов был на всё, но знал, что теперь его сила и власть ничтожны, он может лишь поддержать, и именно поэтому прижал юношу к себе покрепче и начал вытирать слёзы с щёк, краем глаза замечая замершего у входа в палату Хосока. — Скоро операция, поэтому я пойду, кое-кто очень хочет поговорить с тобой, — поцеловав Кима в лоб, Шуга ещё раз обнял его и ласково шепнул: — Удачи, малыш. Будь сильным, ладно? — Прямо как вы, — буркнул Тэхён, но всё же напоследок обнял подручного и тихо фыркнул, когда тот со смешком ответил: — Нет, сильнее, чем мы, — и скрылся в темноте, шаги затихли, и мальчик остался наедине с молчаливой темнотой. Почему-то никто не шёл на контакт, хотя чужое присутствие чувствовалось слишком отчётливо. Поёжившись, Тэхён нерешительно прошептал: «Хосок-и», — и в следующую секунду тёплые ладони обвили его лицо, а тщедушное тельце крепко сжали в объятиях. И снова слёзы, снова жалкие всхлипы и дрожь по всему телу. Если с Юнги он сначала пытался держаться, то рядом с доном всё тело обмякло — не хотелось выглядеть сильным. Хотелось, чтобы пожалели и сказали, что всё будет хорошо. Киму нужно было тепло, и Хосок понимал это, уложил юношу на кровать и навис над ним, пальцами касаясь покрасневших от слёз щёк, мурлыча: — Ну что такое, воробушек? Не бойся, Дохон лучший, и нашёл таких же хороших врачей. Ты ведь веришь ему? — Верю, — неслышно просипел Тэхён и, чувствуя себя опозоренным, начал вытирать руками лицо, надеясь, что глава не увидел его таким страшным и уродливым. Однако тот осторожно схватил его за запястья и развёл их в стороны, а затем прямо в губы прошептал: — А мне веришь? — Конечно, — голос мальчика сорвался и он тихо заскулил от страха не в силах сдержать себя. Почему-то сейчас стало так страшно, будто он находился на грани смерти, будто она уже стояла над ним и готовилась забрать, увести от дона, от Юнги, от всего хорошего, что он увидел за всю свою жизнь. Так тревожно и жутко, а красное пятно сгущало краски, прибавляя истеричность, однако с трудом, но сдержать её удалось. — Я так и не увидел Чимина… — Не нужно говорить так, будто всё кончено, малыш, — Хосок шептал ласково и обнадёживающе, хотя уже сам ничего не знал, шансы на спасение Тэхёна были минимальными. Однако он верил, всем богам молился, лишь бы юноша выжил. Его воробушек не заслужил всех тех страданий и испытаний, возложенных на хрупкие плечи. — Осталось совсем немного до того, как Гомун Ге Пха рухнет, и мы освободим Чимина, а ты, совершенно здоровый, поможешь ему восстановиться, верно? — Да, — растерянно пролепетал мальчик, представляя эти яркие образы встречи в мыслях и не замечая, как губы сами растягиваются в слабой улыбке. — Так и будет? — Конечно, котёнок, — промурлыкал Хосок и потёрся носом о ключицу юноши, вызывая у того щекотку и последующий за этим тихий смех. Лицо юноши всё ещё оставалось печальным, но хотя бы исчезли слёзы, раздражающие нежную кожу. Дон притянул к себе чужие ладошки и начал расцеловывать костяшки, параллельно шепча: «Всё будет хорошо, малыш». И Тэхён не мог не верить, не мог сопротивляться, он лишь вытянул шею и уткнулся носом в щёку главы, жмурясь и ловя драгоценные минуты. Ровно через секунду послышались голоса, и вошедшие врачи намекнули Хосоку: ему пора уходить. И тот бы воспротивился, однако нельзя было, это был единственный шанс для Тэхёна, его последняя надежда. Всё, что дон мог сделать, — поцеловать напоследок и прижать к себе крепко, шепча: «Не бойся, мой Тэхён-и. Je serai avec toi». Я буду с тобой.♚
Lights & Motion — Dreamweaver
Как же холодно и одиноко было — страх, а не жизнь! Лёд обволакивал кости и острыми концами вспарывал лёгкими, звеньями расстилался по мёртвому организму — настоящая зимняя сказка. Юнги так не казалось, он всё ещё сидел в заглохшей машине и взглядом ловил падающие снежинки, в мыслях сжигал их, но после расслаблялся — и вся злость мигом проходила. Что-то прямо сейчас угрожало его жизни, и подручный догадывался, что это, однако до конца вдумываться не желал, думая о том, чтобы пустить всё на самотёк. Самую главную ошибку он уже совершил, она крутилась в голове и в новостях, въелась паразитом в мозги. Пальцы долго пытались отдереть от кожи давно смытую кровь, но ничего не получалось, Юнги в итоге лишь раздирал старые ранки, создавал новые. Наступил этап отчаяния, появилось желание вернуться в прошлое и избежать все свои ошибки, начать всё сначала, но только вот что было самым большим промахом в жизни подручного: вступление в Саклас или влюблённость в дона вражеской группировки? А он ждал его, ждал преданно и злобно, знал, что предатель приехал, и последний сделал усилие, чтобы выйти из машины и подойти к подъезду: довольно прятаться. Каждый шаг давался с трудом, Юнги решил преодолеть лестницу, посетить то место, в котором они с доном давным-давно делились самым сокровенным. Лестница, ранее казавшейся бесконечной, пронеслась перед глазами за две минуты, и перед глазами предстала тяжёлая деревянная дверь, единственная защита и последнее препятствие. Холодно и одиноко, но в то же время невероятно душно, будто снова на шее проволоку затянули, прошлись по старым шрамам. Шуга заслужил всю ту боль. В квартиру он вошёл медленно, неохотно, и всё было застлано тьмой, непроглядной и густой. Из неё выглядывали сотни воображаемых чудищ, но было и реальное, разъярённое внутри, спокойное снаружи. Юнги чувствовал его месторасположение, но делал вид, что не знает, потому что растерялся, не знал, что сказать. Конечно, слов и не было, осталась лишь точка и разрывающая сердце боль с привкусом предательства — вот тебе и пепел ранее невероятных отношений. Зверь притаился там, где они ранее обнимались и пили кофе, шептали «я тебя люблю» и искренне, со всей возможной нежностью смотрели друг другу в глаза. Теперь чёрные омуты смеряли диким взглядом, и Юнги, сбросив пальто прямо на пол, повернулся прямо к нему, глядя в ожидании. Секунда — в мёртвых глазах разгорелся огонь, и Дон медленно поднялся на ноги, в темноте проскользнул к подручному и мягко, ласково схватил за подбородок. Парень не сопротивлялся, с усилием посмотрел на любимого человека, и сердце сжалось от щемящей тоски — такая же поселилась в мутных глазах напротив. Сокджин сжал зубы и сомкнул пальцы крепче, впиваясь в чужой подбородок с силой, и Юнги почувствовал слабую, непонятную боль. — Не стоило тебе верить, — голос главы эхом отражался в стенах квартиры и мелкими осколками впивался в сознание подручного, разбивая его на части ещё больше, ломая полностью. — Ты убил моего брата. А Юнги молчал, не зная, что сказать и как извиниться: да и нужны ли в такой ситуации подобные просьбы и жалкие оправдания? В глазах сильного человека застыла боль, смешанная с яростью, и пока вторая не завладела его телом, стоило хоть что-то сказать. — Приказы выше морали, Джин. Я бы всю жизнь отдал, чтобы этого не произошло, но не мог нарушить клятву. — Ты предал меня, — голос дона был ровным и ледяным, невольный холодок пополз по коже. Ким говорил обыденным тоном, будто игрушка сломалась, а не брат погиб, будто перед ним стоял очередной грешник, а не человек, которому он всю свою жизнь готов был отдать. И сам он хотел бы поверить в то, что произошедшее оказалось глупой галлюцинациней, но скрученное тело подручного, перекошенное мёртвое лицо и кровь, застлавшая весь пол, — всё это стояло перед глазами долго, и не винить себя он не мог. Он ведь брат, должен был защитить младшего, и плевать на возраст и конфликты. Ким Чонгук — его кровь, человек, который смог из загнанного мальчишки превратиться в сильного мужчину, лучшего подручного и замечательного руководителя. Несмотря на все слова, Джин действительно искренне ценил и любил его, знал, что тот не предаст и будет сражаться только за него. Точно так же он поверил и Юнги. И хоть понимание того, что подобное может случиться, всегда было рядом и тревогой билось в сознании, сейчас осознание ударило ещё большее, сломал все кости. Мягкий захват подбородка превратился в удушающие тиски, сжавшие шею, и дон зарычал, чувствуя под рукой бьющуюся жилку. Он мог бы прямо сейчас перерезать ему горло, ослабить Хосока и позволить себе вздохнуть спокойно, однако вместо этого прямо в лицо прошипел: — Ебаная мразь. — Мне жаль, — Юнги сипел и задыхался, однако не сопротивлялся, с сожалением смотрел в чёрные глаза, а затем прикрыл веки и полностью потерял себя, готовился к ожидаемому концу. Пальцы давили всё больше и больше, оставалось буквально несколько секунд, однако в последний момент всё исчезло, и Шуга, раскрыв глаза, с сипением вдохнул, чувствуя, как ноги подкашиваются. Но упасть ему не дали, схватили за кофту, однако и этот жест был отнюдь не дружелюбным: в следующий момент что-то тяжёлое ударило по щёке, и голова откинулась назад, а из уголка рта потекли бордовые ручейки крови. Краем глаза подручный заметил сжимаемый в чужой руке пистолет и слабо улыбнулся, узнав Скорпиона. Любимчик Сокджина. А у дона в сердце ярость разгорелась, и хоть разум всё ещё одерживал победу, что-то внутри хотело отомстить, сделать больнее. Схватившись за белоснежный волосы, Ким задрал чужую голову и прямо в сахарные губы прорычал: — Тебе стоит бояться меня, Шуга, потому что после того, как остальные кланы падут, я лично удостоверюсь, чтобы ты выжил. А затем я сдам тебя в бордель, или же под своё пользование, слышишь меня? Будь ты хоть в тысячу раз сильнее, меня не победишь, понимаешь это? Потому что любовь ко мне сделала тебя жалким, — Сокджин отпустил его волосы и отошёл на пару шагов, наблюдая, как Юнги обессиленно сползает на пол, чувствуя непонятную горечь. Он врал, никогда подобного не сотворит, однако не мог сказать иначе, нужно было самого себя уничтожить, убрать эти ненужные чувства. Резко развернувшись, глава вышёл из квартиры и пронёсся к себе домой, желая забыться, перенестись в прошлое: там всё было намного проще. Насколько же жалким стал сам он? А подручный сидел молча, глазами светлыми сверлил темноту. Для него тоже всё исчезло, и он начал чувствовать себя неполноценным: разрушил собственными руками то самое, что так ценил и любил. И если бы не вибрация в кармане, так и заснул бы, словно выброшенный на улицу щенок. Звонил ему Хосок, и сердце непонятно ёкнуло, наполнилось новым притоком боли. Пальцы не слушались и не хотели принимать вызов, имя своего дона угрожающе заполняло экран, но игнорировать долго Юнги не мог: слишком страшно и непонятно. Сдвинув значок в сторону, подручный приложил устройство к уху и с две минуты вслушивался в вновь застывшую тишину. Нарушать её он не собирался, потому что не верил, что Чон мог бы позвонить просто так, ради забавы, точно что-то произошло. А в горле уже висели невысказанные слова и объятая туманом боль, однако парень и рот открыть не успел: дон сделал это первым. — Тэхён умер.♚
Lights & Motion — Profound
В ранее светлой и солнечной квартире теперь постоянно царили тьма и удушье: Чонгук уже который день не приходил, оставив маленького Чимина наедине со своим безумием. Последний чувствовал постоянное давление, хотя был один, думал, что тени его преследуют, поэтому никогда не выключал свет, даже тогда, когда ложился спать. Цветочек, как показалось юноше, тоже стал отстранённым, вырывался и убегал спать в ванную, не желая лежать на руках хозяина, как это происходило ранее. Из-за этого мальчик чувствовал себя ещё более одиноким. Он мог бы позвонить, однако что-то подсказывало, что ему никто не ответит, что-то шептало прямо в ушки, что Чимин теперь один. Больше никто его не погладит по головке, не обнимет, точнее, не сделает это так, как Гукки. Мальчику хотелось плакать, и хоть он ничего не знал, всё равно дрожь судорогами проходилась по телу, скручивала все органы, и слёзы, в конце концов, вырывались наружу, скользя по впалым щекам. Так было каждый день, и Пак каждый раз тихонько всхлипывал и вытирал ладошками лицо, пытаясь успокоиться, однако ничего не выходило. Горничные и повара, приходящие несколько раз в день, на вопросы не отвечали, молчали. Некоторые смотрели с сожалением, некоторые — с презрением, и один раз Чимин даже услышал горький вздох: «Что с ним теперь сделает дон?». Кто такой дон — юноша не знал, но чувствовал, что ему грозит опасность, что человек, имя которого с таким страхом произносят, ужасный и жестокий, и единственного, кто мог бы защитить от него, не было рядом. Оставалось опускать голову и прижиматься лбом к коленям, а затем тихо плакать не в силах что-либо изменить. Чимин не знал, сколько дней прошло, потому что не смотрел по датам. В последнее время он даже телевизор оставил, в телефон играл, держал рядом с собой устройство лишь для того, чтобы ответить сразу же, если Чонгук всё же напишет, и для того, чтобы время от времени перечитывать старые сообщения, которые радостным стуком отзывались внутри. 21.11 23:48. Гукки: «Почему ты не спишь?» «Я не хочу, а почему Кукк-и не спит?» Гукки: «Иди спать. Завтра утром я приеду.» «Хорошо! Спи сладко, Кукк-и!» Тогда Чонгук действительно приехал рано утром, однако Чимин не спал, преданно ожидая хозяина. На самом деле он потом признался подручному, что так и не заснул, переволновался, а в голове витала мысль, что парень, пока мальчик будет спать, придёт в квартиру и тут же уйдёт, не позволив юноше хотя бы посмотреть на него. Чонгук лишь по-доброму усмехнулся и сказал, что обязательно разбудил бы. 30.11 11:01. «Кукк-и, я прислал тебе фотографию котёнка!» Гукки: «Видел.» «Тебе не нравится?» Гукки: «Нравится, он похож на тебя.» И снова тихий радостный писк и волны любви, посылаемые в никуда, сощуренные глазки и чувство безграничного счастья внутри. Чонгук радовал Пака даже тогда, когда находился далеко-далеко. Удивительный человек. Но вот сейчас стало страшно и грустно, появилась непреодолимая тоска, и Чимин снова уткнулся лбом в колени, желая забыться. Однако всё оставалось на своих местах, и мальчик уже приоткрыл рот, чтобы тихонько взвыть от отчаяния, как входная дверь хлопнула, и кто-то вошёл в квартиру. В тот же момент появились силы и желание жить, появилась надежда на потерянное счастье. Юноша даже не подумал, не посмотрел, перелез через спинку дивана и повис на госте, что-то пища прямо в кофту и крепко-крепко прижимаясь. Ему никто не ответил, но этого и не требовалось, достаточным было снова чувствовать родное тепло и привычный парфюм Чонгука, который тот почему-то поменял. Так они простояли около минуты, когда Чимин, почувствовав неладное, наконец, отлип от чужака, уставился на него большими глазками и ахнул, начиная пятиться. Перед ним стоял совершенно другой человек, не Чонгук, хотя черты лица немного совпадали, но это не спасало ситуацию. Глаза у него были чёрные и холодные, губы сомкнулись в тонкую нить, а силуэт был настолько крепким и устрашающим, что мальчик заскулил от страха и зажмурился, боясь даже смотреть на молчаливое чудовище. Незнакомый мужчина не собирался что-либо объяснять, начал медленно подходить к дрожащему юноше, не обращая внимание на слабые попытки уйти. Внезапно послышалось мяуканье, и трёхцветный котёнок выбежал из ванной, встал перед хозяином и начал шипеть на дона, выгнул спинку, пытаясь казаться больше и страшнее. Тот лишь хмыкнул, но даже не улыбнулся, и стоило ему чуть нагнуться в попытке взять юношу за руку, как животное попыталось вцепиться в него. Секунда — Цветочка легко отбросили в сторону, и Чимин ахнул, встревоженно осматривая увернувшегося котёнка. Однако и это оказалось лишь очередной ошибкой, потому что Пака тут же схватили и повели прочь из квартиры, даже не обращая внимание на чужую истерику и судорожные всхлипывания. У Джина был ворох других проблем, касающихся клана, и теперь недовольства мальчика казались ничтожными. И лишь знание того, как Чонгук успел привязаться к юноше, спасло его, и его везли не в психиатрическую больницу, а в место чуть получше. — Прекрати плакать, — строго ответил Сокджин, чувствуя, что его терпение на исходе: они даже до выхода из квартиры не дошли. — Я тебе ещё ничего не сделал, зачем тогда истерить? — Я н-не могу уйти, — всхлипнул Чимин и опустил голову, не в силах остановить горячие слёзы, — вдруг Гук-ки прид-дёт, а м-меня тут не будет! — Гукки? — дон нахмурился и даже отпустил руку Чимина, оную тот тут же прижал к себе, медленно кивая. — Ты имеешь в виду Чонгука? — Угу, — просипел Пак тихо, но даже так Джин его услышал и тяжело вздохнул: — Он сюда больше не приедет, — мальчик резко вскинул голову и начал часто-часто дышать, задыхаясь в наступающей истерике, и тогда главе пришлось повысить голос: — Тише. Мы сейчас поедем к нему. — Как это? — теперь юноша удивлённо посмотрел на Джина, теряясь. — Узнаешь. Идём, — дон уже хотел снова схватить Чимина за руку, однако тот осмелился вывернуться и жалобно протянуть: — А можно я кое-что с собой возьму? — Пять секунд тебе, — буркнул Джин и, упав на кушетку, подпёр рукой щёку и начал лениво наблюдать за собирающимся мальчиком. Тому, как оказалось, много для счастья не потребовалось: из всего богатства, имеющегося в квартире, он взял лишь большую ему куртку, накинув её на плечи, спрятал в карман телефон и подобрал с пола шипящего котёнка, который начал тянуться к нему лапами и тереться об его кофту щекой, не забывая злобно поглядывать на нарушителя спокойствия хозяина. Дон лишь фыркнул и, поднявшись, кивнул в сторону входной двери. — Идём. Мальчик послушно закивал и побежал за главой, чувствуя одновременно и облегчение, и дикий страх. До сих пор было неизвестно, кто это, где Чонгук-и, куда они идут, и это сильно пугало. Отвлекал от всего лишь Цветочек, мирно мурлыкающий на руках, и тепло куртки, сохранившей запах подручного. К слову, со спины незнакомец был ещё больше похож на любимого Гукки, и это не могло не заинтересовать Чимина. Он старательно держал рот на замке и спрашивал самого себя молча, но стоило им зайти в лифт и поехать вниз, как неосторожные слова сами слетели с губ: — А Вас зовут «Дон»? — глупый вопрос вызвал лёгкий смешок и слабую улыбку на чужих губах, и хоть Пак не увидел этого, почувствовал. Видимо, он совсем опозорился, и поэтому стыд гранитом раскололся внутри и проткнул органы, заставив скрутиться в непонятной и боли и снова заскулить. Подобное было тогда, когда невеста Чонгука пришла к нему, и теперь чувства повторились, только их удалось сдержать, хоть и личико заметно скривилось. Дон заметил это и нахмурился, однако ничего не сделал, ответил: — Меня зовут Сокджин. Видимо, ты слышал, чтобы прислуга говорила о неком доне, верно? — Да, — прошептал Чимин, прижав к себе котёнка и в голове прокручивая новое имя, и глава, снова усмехнувшись, пояснил: — Я брат Чонгука. Он мой помощник в делах клана. — Ого, — теперь голос Пака понизился до шёпота, но говорил он искренне, дивясь тому, какой его Гукки, оказывается, важный человек. — И мы едем к нему? — Верно, — пока разговор продолжался, лифт уже спустил их на первый этаж, и теперь юноша нерешительно семенил за доном по улице, постоянно оглядываясь и гадая, на чём они поедут. Машин на стоянке почти что не было, и они шли куда-то дальше, пока не оказались около паркинга соседнего дома. Там стояла красивая чёрная машина — в марках Чимин не разбирался — и Джин, ключами открыв её, кивнул в сторону автоматически разъехавшихся дверей: — Садись на переднее сиденье, кота в клетку, она прямо там находится. — А откуда у Вас клетка… — тихо спросил Пак, с сожалением глядя на громко мяукающего Цветочка, и начал открывать защёлку, в то время как дон лишь прохрипел: — Я в курсе насчёт животного. Быстрее давай, я в салоне подобное не потерплю. — С-сейчас, — засунув сопротивляющегося котёнка в клетку, Чимин закрыл её и поставил себе в ноги, исподлобья глядя на строгого мужчину. — Всё. — Отлично. Поехали, тут недалеко, — Сокджин пристегнулся, и юноша, повторив за ним, уткнулся взглядом за проплывающие мимо дома, которые стали полетать с заметной скоростью. Они свернули на те улицы, по которым, казалось, совсем недавно шагал Чимин, и последний поёжился: неужели его обратно отвезут на безлюдную трассу? Однако подобного не случилось: спустя пару кварталов Джин снова свернул, и они оказались в довольно-таки бедном районе, с обычными жилыми домами и заросшими детскими площадками. Чимин нахмурился, когда они остановились рядом с подобным, и тогда дон, торопясь, сказал: — Выходи. Мы приехали. — Чонгук-и здесь? — рискнул мальчик, но ему никто не ответил, и тогда он, подхватив клетку с котёнком, выпрыгнул из машины, со страхом наблюдая, как двери-крылья захлопываются. Глава уже пропал из поля зрения, и Чимину пришлось побеждать к подъезду, чтобы найти его. Мужчина, уже открыв дверь, терпеливо ждал юношу, и фыркнул, когда тот, испуганно глянув на старшего, проскользнул внутрь. Этот подъезд значительно отличался от того, что был в его доме. Тут пахло сыростью и было невероятно темно, перегоревшая лампочка уродливой кляксой свисала с потолка, а на неровных ступеньках можно было поскользнуться и упасть. Однако в спину опасно дышал дон, и задерживаться было решением опасным. Пришлось идти дальше, постоянно оглядываться и ждать, пока чудища выскочат из темноты и загрызут насмерть. Но ничего подобного, к счастью, не произошло, они спокойно дошли до четвёртого этажа, и уже там конечная цель была обозначена открытой настежь дверью. На секунду Чимин застыл, не решаясь двигаться, однако глава легонько толкнул его в спину с тихим: «Там безопасно, не бойся». И юноша поверил, прижал к себе клетку и неуверенно вошёл в чужую квартиру, замечая, что там действительно никого нет. Поставив клетку на столик, мальчик решил осмотреться и направился в, как оказалось, единственную спальню в этой квартире. Там его ждал сюрприз. Слёзы сами потекли из глаз, а нижняя губа жалобно задрожала, глазки зажмурились в попытке перестать плакать, однако ничего не получилось. Сделав пару шагов в сторону кровати, Чимин рухнул прямо на стоящий рядом стул и уткнулся лбом прямо в плечо неподвижного подручного, тихо пища: — Чонгук-и… Гукк-и… Мой Гукк-и… — Он сейчас без сознания, — вздохнул только вошедший в комнату Сокджин и сел напротив Пака, мельком поглядывая на неподвижного брата. — Надеюсь, очнётся. — Что с ним? — горько прошептал Чимин, не зная, плакать ему или улыбаться от радости встречи, поэтому просто аккуратно засунул свою ладошку под ладонь Чонгука и переплёл их пальцы. — Зачем столько трубок и… Капельница… — Его тяжело ранили прямо в живот, — Джин говорил сдержанно, почти равнодушно, однако в глазах плескался океан боли, и заметивший это мальчик невольно поёжился. — Это всё нужно, чтобы он восстановился как можно быстрее. Думаю, ему нужна поддержка, но я не могу постоянно быть здесь. Поэтому ты и нужен. — Я могу остаться здесь? — изумлённо прошептал Чимин и широко улыбнулся, когда дон коротко кивнул. — Ура! Спасибо! Я позабочусь о Чонгук-и, честно! Я его очень сильно люблю! — Если бы ты ещё что-то помнил, — задумчиво пробормотал Сокджин, но, увидев растерянно-жалобный взгляд юноши, сузил глаза и поднялся с холодным возгласом: — Мне пора. Скоро придёт врач и осмотрит его, поэтому не бойся. Думаю, он будет рад видеть тебя, если очнётся. Чимин закивал и снова перевёл влюблённый взгляд на спящего подручного. У того веки чуть подрагивали, но вечная складка между бровей, наконец, разгладилась, и теперь его лицо было скорее умиротворенным, что немного пугало. Однако это был Чонгук, Гукк-и, его самая светлая, искренняя и самая сумасшедшая любовь. Пак даже не обратил внимания на то, что глава ушёл, он сначала начал легонько поглаживать покрытую странными шрамами ладонь парня, а затем другой рукой убрал упавшие на лоб пряди волос. Пальцы невольно коснулись кожи, и юноша, надеясь, что его потом на наругают, коснулся щеки и тоже немного погладил, восхищаясь. Теперь всё отошло на второй план, ведь в этом мире существовал чудесный подручный и маленький, такой влюблённый в него юноша. Дом Чимина — Ким Чонгук, вся жизнь ему принадлежит. — Чонгук-и… Я так люблю тебя… Как же хорошо быть дома.