ID работы: 7159244

Decay

Слэш
NC-17
Завершён
186
автор
..q.O.j..2 бета
Размер:
242 страницы, 25 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено копирование текста с указанием автора/переводчика и ссылки на исходную публикацию
Поделиться:
Награды от читателей:
186 Нравится 51 Отзывы 81 В сборник Скачать

The Wolf

Настройки текста

amurai feat. sean ryan — killing me inside

— Е-есть на далёкой планете, — разряд прямо в шею, — город влюбленных людей… Волк смотрел на него дико и сверкал алыми глазами, скалясь на любую оплошность. — Звёзды для них по ос-собому светят, — ещё один удар пронзил кожу, и подручный схватился руками за ошейник, надрывно хрипя, — ах, небо для них голубее… — Нравилось обманывать, да? — волк присел рядом и, скрутив в руке светлые пряди, оттянул назад, глядя прямо в медовые глаза. — Нравилось обманывать его, сука? Нравилось предавать? — Я не- — Продолжай! — новый разряд впился клыками в шею, и Юнги, всхлипнув, продолжил надрывно шептать: — Белые стены над морем, — злобное рычание прямо над ухом, — белый п-покой и уют, — уже слабый разряд и судорожный вздох, полный боли, — люди не ссорятся, люди не спорят… Могила Тэхёна прямо посреди цветочного кладбища стала настоящим островком скорби и потерянной надежды, лоскутком сладкого прошлого, сдвинутого мрачным настоящим. Теперь не осталось места для радости и прочей глупости, одна лишь жестокость, вдохновением которой было открытие отношений Юнги и дона вражеской группировки. И теперь они сидели прямо над местом захоронения мальчика, Шуга пел, сидя на коленях, но хоть это и звучало как молитва, удары закреплённого на шее электрошокера напоминали ему обо всех его грехах. Хосок стоял сзади и хищным зверем наблюдал за ним, сжимал в руках пульт и бил при любой возможности, шипел и ядом плевался, лишь бы больше в землю втоптать, напоминал постоянно о несчастном Киме. Только вот юношу Юнги никогда не обижал, даже не думал об этом. Он любил главного малыша клана всем сердцем, обожал и готов был на всё ради него, потому что именно благодаря Тэхёну влился в клан и наладил отношения с Хосоком. И вот к чему всё это привело. — Не останавливайся! — рявкнул Хосок и вместо удара шокером пнул ногой в спину, из-за чего Юнги рвано выдохнул и тихо продолжил: — Люди друг другу поют… — Громче! — не унимался дон и нажал на кнопку, из-за чего всю шею скрутило в приступе неописуемой боли, а подручный уже громче проскрежетал: — Посидим, помолчим, всё само пройдёт… — Ебаная мразь, ненавижу! — И растает гнев, — луна таяла в его взгляде, сверкающие в темноте акониты пытались прикоснуться к обтянутым кожей костям, но каждый раз промахивались, — и печаль уйдёт… Посидим, помолчим, не нужны нам слова… Виноваты мы, а любовь права, — последние слова он выдохнул с усердием, чувствуя, что ещё один удар — скончается на месте, и хоть не был против после всего совершённого, умереть так унизительно и страшно не хотелось. Сзади послышались шаги, к шее прикоснулись ледяные пальцы и одним движением содрали с неё смертельный ошейник. Юнги вздрогнул, но промолчал, пустыми глазами рассматривая портрет Тэхёна, расположенный прямо на мраморном монументе. Дон, заметив этот дикий взгляд, оскалился и, схватив подручного за волосы, что есть силы приложил о затвердевшую землю, из-за чего из носа парня потекла кровь, уничтожая хрупкий снег. — Если хоть капля твоего дерьма упадёт на его могилу, я тебе глаза выколю, слышишь? — прохрипел Хосок, приблизив бледное лицо к своему, а затем отбросил Шугу в сторону, разворачиваясь и собираясь уйти в особняк. — Сиди и извиняйся, пока я не разрешу подняться, — и ушёл, хруст снега под ногами вскоре исчез, показывая, что глава скрылся в своём постылом доме. Юнги мог бы сбежать, спрятаться от всего этого Ада, что творился вокруг, но не видел в этом смысла. Всё вернулось в ту точку, с которой всё и началось, но сил не осталось, даже чтобы что-либо предпринять. Он лишь закутался в пальто и, уткнувшись лбом в мраморный монумент, искренне и с болью прошептал: — Мне так жаль, Тэхён-и. Мне так жаль… И если бы можно было вернуться в прошлое и перестать быть таким эгоистом, обратить внимание на чужую проблему и хоть на секунду отвлечься от запретного романа! Если бы можно было вернуться назад и забыть о кровожадных планах, об ужасном геноциде и вернуться к своему любимому мальчику, проблема которого была такой явной, такой кричащей, а сам он был настолько тихим, что боялся приносить какие-либо неприятности другим, даже в ущерб собственному здоровью! Если бы можно было вернуться и забыть обо всём, кроме его безопасности и надёжности людей, на которых они возложили груз ответственности! Теперь ни тот врач из клиники Эроса, ни Дохон не будут рыдать или молча просить о помиловании, Сокджин не будет защищать взглядом, а Тэхён не будет улыбаться самой яркой улыбкой. Потеряв одного, Юнги потерял всех сразу.

Ólafur Arnalds feat. Arnór Dan — Take My Leave Of You

Время шло, а Чимин не менялся, оставался всё таким же ласковым и чуть взбалмошным, но послушным до невозможного. Одно слово — и он уже делает то, о чём его попросили, чуть повышенный тон — глаза на мокром месте и извиняющийся тоненький голос. Раньше бы Чонгук выкинул, затоптал до смерти или скормил псам, но теперь не пропускал приёмы лекарств, благо, сам юноша вызвался помогать, каждое утро крепко прижимался и пищал: «Чонгук-и-и, нам нужно выпить лекарства, чтобы быть здоровыми!» Подручный усмехался, но не препятствовал, позволял хватать себя за руку и вести на кухню, а там каждый принимал свои препараты. Больше биполярное расстройство не вылезало наружу, затаилось внутри, и Ким надеялся, что даже если когда-нибудь случится невероятное, и вся та ярость выйдет наружу, Чимин не пострадает. Он рассчитал, что, скорее, чуть перегнёт палку с заботой, однако точно не навредит мальчику, но всё же решил предупредить и рассказать, что делать, если юноша вдруг увидит покрасневшие глаза и агрессию в движениях. Пак тогда внимательно слушал и кивал, а после улыбнулся и внезапно поддался вперёд, обнимая подручного и бормоча: «Я люблю Гукк-и и знаю, что он самый хороший человек на свете. Ты никогда не навредишь мне!» Сердце сдавалось под напором любви, внутри всё выло и трепещало, и Чонгук лишь жмурился каждый раз, в ответ обвивая руками хрупкое тельце и тоже прижимая к себе. Шрамы от кандалов на запястьях и лодыжках юноши стали вечным напоминанием невероятной жестокости, но, заметив тоскливые взгляды, Пак задумался и придумал кое-что невероятное: наклеил на ранки пластыри со звёздочками и котятами и гордо продемонстрировал подручному свое детище, вызывая тихий смех и приятную похвалу. Чимин был глуповатым, но невероятно добрым и милым, а ещё иногда выдавал такое, из-за чего приятное тепло в груди парня согревало душу несколько дней. Ещё в самом начале, когда Чонгук только проснулся, он заметил белую ленточку на запястье. Откуда она появилась — непонятно, но стоило юноше увидеть внимательный взгляд Кима, как он протянул свою ручку, на которой ютилась такая же деталь, и гордо пояснил: — Я для Гукк-и это сделал! Тебя часто нет дома, поэтому она будет твоим оберегом, и пока она будет у тебя, я буду знать, что ты в порядке! Такой сладостью был наполнен тонкий голосок, что Чонгук не сдержался, кивнул и прижал к себе юношу, рассматривая снежно-белую ленточку и сравнивая свою, покрытую татуировками руку и тоненькое запястье Чимина, сломать которое можно было на раз-два. Вскоре ему стало лучше, и он смог сидеть, после — передвигаться по квартире. Решив не терять зря время, подручный сгрёб бумаги, которые ему подвёз брат, и начал работать с документами часами напролёт. Это явно не понравилось Паку, но тот ничего не говорил, смотрел чуть обиженно и расстроенно, но в итоге просто прижимался к спине подручного или ложился рядом, лениво рассматривая файлы и какие-то непонятные тексты на экране ноутбука. Со временем всякая неловкость между ними прошла, и теперь Чимин не боялся обнять, прижаться или просто заговорить с ним. Больше никто не причинял ему зла, и мальчик пищал от радости, когда к нему прикасались, когда подручный отвечал на его бесконечные вопросы или ласково целовал в макушку. Это было настоящим счастьем для Пака, и он не смел требовать большего, поэтому пока Чонгук был занят работой, юноша хватал Цветочка и играл с ним, либо же читал книжки. Телефон больше ему не был нужен, как и та виртуальная реальность, потому что-то, что происходило в жизни, было гораздо лучше и приятнее. Сокджин тоже иногда приходил, но это случалось крайне редко. Чонгук сказал Чимину, что его брат — очень занятой человек, и сейчас вообще никто, кроме него, не знает, что подручный жив. Эта новость вызвала шок у юноши, и тот тут же прижался губами к уху парня и прошептал: «А я тоже не должен знать этот секрет, да?» — но Ким лишь усмехнулся и в ответ тихо сказал: «Тебе можно, но ты ведь послушный мальчик, не расскажешь никому?» Конечно же, подручный знал, что Пак никому не в состоянии рассказать подобное, но ведь нужно было за что-то похвалить, даже за быстрый кивок головой и звонкое: «Не расскажу!» А вот по словам Сокджина, всё было не так гладко. Хосока, видимо, настолько убила смерть Тэхёна, что он будто с цепи сорвался, больше себя не контролировал и не сдерживал жажду крови. Убийства происходили одно за другим, и даже сам дон напрягся, выставив всю защиту и отсчитывая дни до предполагаемого взрыва. Тэгён внезапно исчез, а после его клан расформировался, некоторые солдаты перешли к Намджуну, поскольку у них раньше было некое подобие сотрудничества, но большая часть скрылась в трущобах. Судя по алому блеску в глазах Кима, несложно было понять, кто всё это провернул, однако на все вопросы Джин отвечал сухим молчанием. Однако хоть и Хосок стал настоящим маньяком, больше они с главой Гомун Ге Пха почти что не пересекались. Дошло до того, что когда глава Совета неожиданно умер от предполагаемого инфаркта, Сокджин усмехнулся и, покручивая в пальцах охотничий нож, заявил, что слишком много смертей в последнее время, слишком много нитей ведут к одному человеку. Хосок лишь как-то пошло улыбнулся, однако ничего не ответил. Намджун тоже промолчал, холодно посмотрел на Чона и ушёл, оставляя друга-безумца в одиночестве. Суммарно количество солдат Сакласа и Асмодея чуть превышало людей Эроса, однако у главы последнего, к счастью, были нажитые своим трудом союзники. Седжон любезно предоставил Сокджину некоторую часть своих людей и сам остался в Сеуле, несмотря на все отговорки дона. Тот лишь нахмурился, когда лидер триады гордо произнёс, что слишком уж его люди обучены и сильны, как и он сам, чтобы просто так умереть. Ким тогда просто фыркнул и, покачав головой, ушёл. А Чонгук, правду о котором раньше времени решили не раскрывать, почти полностью восстановился, лишь живот иногда прихватывало. Чимин в такие моменты сочувствующе смотрел на него и шептал: «У меня тоже так бывает, Гукк-и, но ты ведь сильный и хороший! Боль скоро пройдёт!» Мальчик никогда не понимал и даже боялся тяжёлых взглядов в ответ, однако всё так или иначе сводилось к тому, что его крепко обнимали, а сам он начинал мурлыкать в ответ. Но работу никто не отменял, и каждый день как минимум пять часов Чонгук проводил за ноутбуком, делая всё, что просил брат. И в этот раз было то же самое: подручный работал, постоянно хмурясь, а Чимин сидел рядом и то читал что-то, то просто лежал, иногда во что-то играл на телефоне. Цветочек со временем совсем одичал и просился на улицу, поэтому бегать за ним смысла не было. Юноше лежал на плече Кима и рассматривал множество таблиц, старался не мешать, но стоило Чонгуку растерянно откладывать руки в сторону, прямо на колени мальчика, как тот пальчиками прикасался к изрезанным костяшкам, вновь и вновь внимательно рассматривая. Подручный ему рассказал, что такой след на коже оставили собаки, некогда набросившиеся на него, почему-то решил не утаивать правду, и добавил отстранённо: «В детстве меня с братом заставляли драться на ринге». Тогда Чимин начал расспрашивать, однако Чонгук промямлил что-то непонятное про собственную амбициозность, и этого было достаточно для мальчика, который тут же кинулся утешать спокойного подручного. Ким же вспомнил то страшное время, как его, ещё оборванца, только привели в клан и уже учили драться, выставили на ринг и начали подначивать глупыми фразами. В голове всплывало, как Джин пытался помочь, как против мальчика выставляли сначала обычных предателей, а затем противников посерьёзнее, как он дрался до потери сознания и как брат его защитил. Какой-то странный и дикий обычай, думал тогда Чонгук, сравнивая группировку с бандой дикарей. Солдаты вместе с доном смеялись, когда дети дрались, когда получали раны и кричали от боли в вывернутых руках. Это возрастило в них ненависть к «сородичам», породило планы уничтожить старую систему и создать новую, более гуманную. Так и произошло. — Гукк-и, — окликнул его Чимин, и Чонгук, отвлёкшись от своих мыслей, повернул голову, — хочешь кофе? — А ты сделаешь? — усмехнулся подручный и потрепал мальчика по волосам, наблюдая за тем, как тот довольно жмурится и отвечает: — Да! Я сделаю себе чай, а тебе кофе! — Если можно, солнце, — мягкая улыбка коснулась губ Чонгука, и он проследил взглядом за убежавшим на кухню юношей. Основная часть работы уже была выполнена, однако за сознание давно уже зацепилось некое слово, которые брат постоянно произносил, описывая людей с молочной кожей, такой же, какая была у Шуги. «Словно выходец из Психеи». Пока чай с кофе медленно заваривались в кружках, Чимин, закутавшись в тёплый кардиган, подошёл к окну и начал разглядывать падающий хлопьями снег. Так хотелось выйти на улицу и прикоснуться к холодной массе, но Гукк-и запрещал в принципе покидать пределы квартиры, что невероятно расстраивало мальчика, ведь он даже не понимал причины. Ну да, опасно, но разве их не защищают? Разве Чонгук-и не самый сильный человек на планете, не сможет защитить их? Юноша хотел бы задать все эти невысказанные вопросы подручному, однако боялся, не хотел ещё больше раздражать. Повернув голову, он столкнулся взглядом с Цветочком. Кот, обернув пятнистый хвост вокруг лапок, лениво смотрел на хозяина и щурился, даже не пытаясь подойти, как раньше. За это время он вырос и больше не был ласковым котёнком, изучал всё вокруг своими янтарными глазками, а в свободное время прятался где-то в комоде или в ванной, отказываясь выходить. — А вот для тебя ничего делать не буду, ты противный, — пробурчал Чимин, отвернувшись, взял кружки и понёс в комнату, где его должен был ждать Чонгук. Однако подручный почему-то застыл, стеклянным взглядом уставившись в экран ноутбука, пальцы его прижались к щёке, дыхание тоже словно остановилось. Юноша поёжился и, оставив на столик кружки, подошёл к подручному. Сев рядом, он посмотрел в его глаза и не нашёл там отклик, растерялся и дёрнул за руку с тихим: «Чонгук-и…» — Что? — Ким дёрнулся и растерянно посмотрел на испуганного Чимина, а затем, когда взгляд его прояснился, расслабился и широко улыбнулся, поблагодарив за кофе. Мальчик закивал, но всё равно выглядел встревоженным, не решался вслух спросить, однако Чонгук, всё поняв, просто притянул Пака к себе и начал гладить по голове, отвлекая и шепча, что всё в порядке. Только вот внутри буря зверствовала, новое открытие заставило сердце затрепещать, губы пересохли от волнения. Психея — павший много лет назад, уничтоженный в очередной мафиозной войне клан. Ни одного наследника, способного восстановить группировку, не нашлось, однако Чонгук нашёл новую информацию, смог сопоставить факты и по низкокачественным фотографиям и фотороботам сравнить двух людей, чтобы после с болью осознать: они едины. Установить личность человека, сдавшего Шугу в детдом, оказалось делом значительно простым, установить личность важной в этой истории женщины оказалось намного сложнее, однако это стоило того. Но триумф настиг Чонгука, когда он понял, что супруга последнего дона и мать подручного, — один человек. Судя по всему, после падения клана она смогла скрыться с ребёнком, переехала и вышла замуж за другого, а затем или умерла, или сбежала, оставив на мужчину мальчика. Видимо, тот совсем озверел, сдал несчастного ребёнка в детдом, а сам повесился. Детальное прошлое людей из трущоб крайне сложно разузнать, но это были мелочи, которые на данный момент значения не имели. Главным было совершенно другое. Мин Юнги являлся прямым наследником мёртвого клана-короля.

AIЯLIИES — Join Me

В грязном, покрытом снегом лесу не было неприметного места, всё было как на ладони, и чтобы спрятаться от кого-либо, пришлось бы постараться. Голые кривые ветви уродливо свисали с деревьев, а те, обрюзгшие и сломанные, страшными тенями пылали над землёй. Юнги возненавидел это место с первого дня, но его профессия — палач, его дело — убийства. Но ранее он относился к этому иначе, сейчас же всё переросло в уничтожающую пытку. Круг был замкнут рядом машин, которые оградой выстроились вокруг них и не давали сбежать. Но это Шуге было незачем, потому что данное представление было устроено для очередных смертников: сегодня ими являлась небольшая семья, чей отец задолжал клану крупную сумму, попросив в обмен на неё защиту на некоторое время. Отплатить он, к сожалению, забыл, или же просто не захотел, однако это не спасло его от скорой расправы — и теперь он с женой и двумя маленькими детьми сидел на холодном снегу, полностью окружённый головорезами. Подобное часто практиковалось в этой среде, но Юнги всегда чувствовал себя не так, когда трогал детей и невинных женщин, подобным в принципе не занимался: Хосок отдавал иные приказы. Но теперь всё изменилось, и подручный сидел на капоте своей машины, пока дон готовился к расправе, произносил сухую речь, заключавшую в себе будущее пленников. Намджун ходил кругами и внимательно осматривал смертников, а затем подошёл к неподвижному парню и встал рядом, внимательно смотря на развернувшуюся сцену. Находился он здесь лишь из-за предполагаемой вербовки в солдаты: из мальчика вполне можно было бы сделать машину для убийств. Именно такие люди и нужны были в ряды Хин Гом Пха и Нумон Ван Пха. Юнги эта идея не понравилось, он не верил в то, что если убить на глазах малыша его семью, то он потом не решит отомстить, став сильнее. Хосок тогда просто прожёг его взглядом и процедил что-то злобное, а Намджун спокойно пояснил, что промыть мозги не так уж и сложно, они ведь сделали то же самое с самим подручным. У Шуги тогда сжалось сердце, но он возражать не стал, потому что ему запретили. Теперь он был никем в делах клана, обычный головорез под охраной. Ким так и не рассказал, откуда узнал всю правду. Видимо, они недостаточно хорошо скрылись, или же у дона были информаторы на тот счёт — это было неважно. Нет, Юнги не осуждал и не винил, даже не ненавидел — сил не осталось. Да и почему Намджун вообще должен был что-то скрывать? Подручный предал свой клан, нарушил клятву, и пусть он не рассказал Сокджину что-либо, касающееся его клана, и что-нибудь, что могло бы ему навредить, парень так или иначе вступил с ним в запретную связь. Непростительно. — По правилам тебе стоило оплатить сразу же, — ровный голос Хосока громом разносился по земле и прожигал почву, а несчастная семья дрожала, дети жались друг к другу, а женщина плакала, не зная, что ей предпринять. — Но я дал тебе поблажку, и вот что получил взамен. — Хосок, я хотел отдать, правда! — отчаянно закричал мужчина, крепко прижимая к себе дрожащую семью. — Но у Мии обнаружили онкологию, ей нужны были деньги на лечение! Юнги перевёл взгляд на дочку мужчины и только сейчас заметил, что под шапкой не видно ни волоска, она и вправду облысела. Он прекрасно понимал мужчину, сам, наверное, поступил бы так же, однако знал, что нынешний Чон жалеть никого не будет. Так и случилось: оскалившись, глава жестом подозвал к себе подручного и прохрипел: — Так давайте же облегчим её участь, девочку всё равно ведь не спасти. — Хосок, одумайся, — предупредил его Шуга, но глава резко развернулся и ударил его по лицу пистолетом. Точно так же, как и Сокджин, только то было в разы больнее, сейчас же подручный лишь вздохнул и снял оружие с предохранителя, стараясь не смотреть в глаза девочки. — И тебя, суку, потом тоже застрелю, — скрежет голоса Чона был самой настоящей пыткой не столько для парня, сколько для несчастной семьи. Мужчина с женщиной, услышав страшные слова, спрятали за собой дочь, однако их попытки не увенчались успехом: охранники моментально среагировали и оттащили плачущую девочку от родителей, швырнули на голый участок земли. Приказ уже прозвучал, но подручный не сдвинулся с места, опустил голову и почувствовал, как дрожь пронзила всё тело. Не было сил смотреть в глаза смертнице, не было сил даже поднять пистолет, но неужели его мнение кто-то спрашивал? Он всегда убивал не раздумывая, однако произошли такие перемены, которые воспринимать никто не хотел. Подняв голову, Юнги столкнулся взглядами с малышкой, так жалобно смотрящей на него, сверкала светлыми глазками и безмолвно умоляла пощадить. Внутри что-то скрутилось и рухнуло, и подручный со вздохом повернулся к дону с тихим: — Если бы на её месте был Тэхён, что бы ты сделал? — Ты смеешь манипулировать мною? — Хосок тут же оскалился и страшно посмотрел на Шугу, но тот лишь сглотнул и просипел: — Нет. Но этот ребёнок ни в чём не виноват, пожалуйста, отпусти её. Она тут не при чём, как и мальчик. — Не тебе решать, Шуга, — красные безумные глаза уставились на остолбеневших от таких слов родителей. Те смотрели то на подручного, то на дона, не знали, что делать и как дотянуться до дочери, поэтому спрятали за собой сына, пока не пришла его очередь. — Но ведь Тэхён был в подобной ситуации, Хосок! — вскрикнул Юнги, отчаянно желая привлечь к себе внимание обезумевшего главы, и у него это получилось. У волка чуть ли не пена с клыков капала, а покрасневшие глаза злобно всматривались в лицо парня, но тот, не желая терять времени, продолжил: — Когда Тэхён был в плену, возможно, на него точно так же наставили пистолет, точно так же говорили о его кончине прямо перед ним. Он был таким же невинным ребёнком, как и девочка, а потом он тоже заболел! Неужели ты думаешь, что Тэхёну бы понравилось твоё безумие, все твои действия?! — Но он умер, — внезапная горечь в голове дона прорезала атмосферу, и всё внимательно посмотрели на Хосока, лёд в глазах которого чуть сдвинулся. Юнги поджал губы, но взгляда не отвёл, сделал пару шагов к Чону и прошептал: — Он умер рядом с тобой. Я думаю, что он хотел бы провести последние минуты с человеком, которого любил больше жизни. — Он умер. — Ради него, пожалуйста, сохрани ту каплю человечности, что в тебе была ранее, — Шуга чуть ли не застонал от отчаяния, но сдержал себя, стараясь подобрать нужные слова, — неужели… Внезапно раздалось два выстрела — Юнги чуть заметил, как Хосок махнул рукой, отдавая приказ, и женщина с мужчиной упали замертво, упали прямо на мальчика, прятавшегося за их спинами. Ребёнок, столкнувшись взглядом с двумя парами мёртвых глаз, сначала задрожал, а после открыл рот в приступе истерики. Подручный прикрыл глаза и отвернулся, стоило охранникам подбежать и схватить мальчика, оттаскивая в машину, но когда очередь дошла до всё ещё живой девочки, он тихо спросил у дона: — Что ты с ней сделаешь? — Посмотрим, — холодно ответил тот, равнодушно уставившись на душераздирающую сцену: два трупа, залитая кровью земля и кричащие что-то друг другу брат с сестрой, которых тащат в разные стороны и разлучают навсегда. Юнги засомневался в правильности своего решения, но и так натворил достаточно. Услышав холодное «уходим» подручный развернулся и с тяжёлым сердцем прошёл к машине, около которой стоял Намджун. Однако только он поднял голову и посмотрел в глаза главы Асмодея, как заметил в них плещущееся удивление. Ещё секунда — и Намджун бы что-то сказал, дёрнулся бы, однако не успел всё равно: пуля проскользила по коже парня и впилась в плечо, заседая глубоко внутри. Шуга зашипел и схватился за руку, оттолкнул Кима и поражённо глянул на держащего пистолет Хосока. Тот не стал объясняться, прошёл мимо, и только когда подошёл к машине, холодно произнёс: — За всё нужно платить. В следующий раз пуля прострелит твою голову. За Эрос. За Психею. За Саклас. За Асмодея.

NF — you're special

Дэхи двигался плавно, уверенно, как настоящая шлюха, коей он и являлся, пищал от ощущений и вместо кровати и Сокджина видел лишь звёздочки перед глазами. Упёршись ладонями в грудь дона, юноша, запрокинув голову, застонал, когда почувствовал приятное тепло внизу, но стоило ему попытаться слезть, как бёдра схватили и его натянули обратно. Сопротивляться было запрещено, и оставалось только аккуратно прилечь на живот дона и слабо двигать бёдрами. — Тебе нравится такое, верно? — пробормотал глава, приподняв лицо Дэхи за подбородок. — Не думаю, что клиенты заботятся о том, чтобы ты получил удовольствие. — Верно, господин, — прохныкал проститут, дрожа от ощущений, — мой дон, п-пожалуйста… — Терпи, я за тебя плачу, — зарычал Сокджин и вдруг откинул от себя юношу, перевернул того на живот и начал вбиваться уже сзади. Тот застонал, но главе этого было недостаточно, этих движений было недостаточно, они были другими, воздух был иным. Дэхи находился у него уже более двух часов, но идеальной точки Ким так и не нашёл, постоянно всё менял, мучая проститута и одновременно принося ему неземное удовольствие. Подобного Джин почувствовать не мог, после подручного всё казалось не тем, жить без него было сложно. — Двигайся давай, если мне понравится — отпущу. — Я-я должен до последнего служить господину, — промямлил юноша и зубами прикусил простынь, стоило дону начать размашисто двигать бёдрами. — Ты должен сделать так, чтобы мне понравилось. Дэхи заскулил, но послушался, пальцами зацепился за ягодицы и развёл их, одновременно выгибая спинку. Глава прохрипел что-то и чуть замедлился, проходясь спокойнее, плавнее, и проститут ахнул, вновь почувствовав, что скоро кончит. — Г-господин, пожалуйста, — взвизгнул он и непроизвольно дёрнулся назад. Сокджин тут же остановил его крепкой хваткой на бёдрах и сам толкнулся сильно и глубоко, тяжёло дыша, а Дэхи, чувствуя, что больше терпеть не может, рухнул на кровать, прямо в липкую белесую жидкость. — Мне так жаль… — Плевать, — мужчина упал рядом и рукой закрыл глаза, уставший от этого дня. Проститут жалобно посмотрел на него, не зная, что делать, ведь часов здесь не было, и даже если бы были, только глава решит, когда ему можно уйти. Вздохнув, Дэхи попытался подняться, но всё тело болело так, что пришлось со скрипом лечь обратно и подползти к молчавшему Сокджину. Тронув его за плечо, юноша робко прошептал: — Мой дон, Вы в порядке? — Да, — пробормотал тот, убрав, наконец, руку, и перевёл внимательный взгляд на испуганного Дэхи. Тот почему-то сжался, стоило чужим пальцам коснуться его волос и потрепать их. — Ты чего такой зашуганный? Тебя кто-то обидел? — Просто наказали, — говорить об этом было невероятно стыдно, но юноша знал, что должен подчиняться, потому что если глава узнает о лжи, ему не поздоровится. Сказки о жестокости Сокджина были ему хорошо знакомы, а проверять их не хотелось. — И за что же? Опять грубо себя вёл? — Мне просто не понравилось то, как он со мной обращался, — пробормотал Дэхи, чувствуя некое раздражение и ещё больший стыд. Хотелось, чтобы его ласково погладили, утешая, но ничего не происходило. — Но с тобой вольны обращаться так, как пожелают, — заметил Сокджин, лениво глядя на всхлипнувшего юношу, а затем, видимо, решил сменить тему и спросил: — Опять покрасился в белый? Я же говорил… — Мне сказали покраситься в этот, иначе волосы сбреют, — проститут обиженно засопел, заправляя непослушные пряди за ушко, — а Вы неожиданно позвали, я не успел обратно… — Ладно-ладно, — прервал его тираду дон и неспешно поднялся с кровати, взглядом ища свою одежду. Вот и раскинулось их молчание на долгие минуты, пока Дэхи неловко смотрел на главу, всё так же раскинувшись на грязных простынях и тоскливо наблюдая за Сокджином. Из всех его клиентов мужчина был самым внимательным и, что самое удивительное, одним из самых заботливых, если его так можно было назвать в принципе. Нет, он не следил за его питанием, не ругал за плохие слова и не целовал, никогда даже губами не касался его кожи, но всё же было что-то, что притягивало, не считая денег. Глава был статным и красивым, умным и, вероятно, невероятно опасным, но больше он точно не был заинтересован ни в теле, ни в мыслях Дэхи. Не то, чтобы того это печалило, в конце концов, Джин просто был его клиентов, но стало интересно: кто же забрал себе душу главы? Юноша тоже хотел найти кого-нибудь, кто мог бы позаботиться и полюбить его, однако кому нужна шлюха? Сокджин только накинул рубашку, как дверь в комнату неожиданно распахнулась, и на входе застыл незнакомый мужчина. Проститут, несмотря на опыт подобных ситуаций, поёжился и стыдливо прикрылся тонким одеялом, отвернулся и тут же услышал язвительный голос: — Развлекаешься, Джин? — Уже закончил, — ответ главы был ледяным, однако Дэхи, отвернувшись, не заметил тепла в чёрных глазах и поёжился, стоило незнакомцу спросить: — А почему симпатичная мордашка отвернулся от меня? — Ты даже его лица не видел. — У меня чутьё, — очаровательно улыбнулся Седжон и, обойдя дона, подошёл к застывшему юноше. Увидев блестящие глазки, лидер триады усмехнулся и обратился уже к главе: — А ты его сильно измотал? Но ему никто не ответил, незнакомец всё с такой же улыбкой смотрел на Сокджина, а Дэхи, растерявшись из-за молчания, сначала посмотрел на стоящего перед ним мужчину, а затем и на главу. Тот, как оказалось, застёгивал ремешок часов на запястье, посему и отвлёкся, но стоило увидеть вопросительный взгляд проститута, как он, дёрнув бровью, небрежно бросил: «Сам ответишь» — и ушёл, громко хлопнув дверью, несмотря на то, что они находились в его особняке. Седжон же повернулся к испуганному Дэхи и ласковым тоном, но с твёрдостью во взгляде повторил: — Так что, сильно устал? — Конечно же нет, господин, — выдохнул проститут, робко глядя на лидера триады. — Я всегда готов.

Wodkah — The Last Butterfly

Хосок вызывал его к себе редко, точнее, не вызывал вовсе с момента раскрытия правды. Единственной привилегией Юнги было посещение казней и должность главного палача, которая, хоть и существовала ранее, теперь уничтожала ещё больше. Но сегодня произошло что-то из ряда вон выходящее. Только лимонным озарилось небо, как поступил немедленный приказ о прибытии в особняк. Шуга растерялся сначала, перепроверил сообщение несколько раз, но когда до него, наконец, дошло, он немедленно собрался и, даже не выпив кофе, побежал к машине, завёл её и поехал, не дождавшись, пока он прогреется. Отвратительная зима прошла и наступил март, а посему погода стала теплее и намного приятнее Подручному даже хотелось радоваться происходящему, но сердце щемило всякий раз, когда он вспоминал о реальности. Хосок зверел с каждым днём, заводился от одного упоминания имени Тэхёна и был совершенно беспощаден. Ту девочку, как оказалось, дон сдал в бордель, но вскоре она скончалась от болезни: никто ей заниматься не собирался. Подручный помрачнел, когда об этом услышал, но подумал, что так, наверное, даже лучше: малышка не выдержала бы и дня в зверских условиях. Тогда Чон, судя по дикому взгляду, ожидал, что Юнги скажет что-нибудь о Тэхёне, но подручный слова выдавить не смог, склонил голову и нахмурился. Вторая новость была похожей: мальчик тоже не выдержал, перерезал себе горло на одной из тренировок, последовал прямо за семьёй. Юнги тоже хотел бы сбежать. Но вместо этого он поехал к особняку, и стоило ему выйти, как с десяток пистолетов было наставлено на него. У него не было прав, а это также означало, что он подвергался досмотру каждый раз, когда приближался к главе, хотя раньше он сам подобным занимался. Пропустили его спустя две минуты, и Шуга тут же быстрым шагом прошёл к дому, зашёл в него и почувствовал приятное тепло — холод остался позади. Царящая внутри тишина напрягала, но это не давало повод уйти, и Юнги, переступая ступеньки, пробрался на второй этаж, подошёл к кабинету дона и остановился там, услышав мягкий шёпот. Вряд ли бы Хосок так беседовал с Намджуном, поэтому появились вопросы, но подручный решил не медлить, бесшумно открыл дверь и увидел то, от чего сердце защемило ещё больше. Чон стоял прямо напротив картины с Тэхёном, той самой, которая была сделана во время коронации. Ещё маленький, с шаловливой улыбкой на губах и твёрдостью во взгляде, юноша был ребёнком, однако мудрым не по годам. Юнги тосковал по нему не меньше, чем дон, даже если не показывал этого, однако в груди теплились все те моменты, проведённые рядом. Такой ласковый и нежный, мальчик готов был подарить всю свою любовь всему миру, однако из-за положения только и оставалось, что отдавать её только трём самым близким людям. И теперь главный из них, прислонившись лбом к картине, содрогался, пальцами водил по стеклу и пытался дотронуться, только понимал, что до самого Тэхёна больше не дотронется, не поцелует, не заглянет в тёплые глаза. Картина — жалкая подделка настоящего, хоть и такая красивая. — Прощай, маленький, — в последний раз проведя пальцами по личику юноши, дон губами прикоснулся к нему и отвернулся, жмурясь. Юнги с болью смотрел на всё это, не в силах сказать что-либо, но этого и не требовалось: Хосок жестом подозвал его к себе, сам прошёл к столу и, сцепив руки за спиной, обратился уже к подручному: — У тебя сегодня день рождения, верно? — А? — Шуга растерялся на секунду, но после расслабился. — Ну да. И что? — Я приготовил для тебя подарок, — мёртвый шелест вместо голоса заставил напрячься, и стоило чёрной коробке с нарисованными на ней аконитами рухнуть на стол, как Юнги внутренне застонал, понимая, что череда мучений продолжается. — Сегодня начинается загонная охота, и я бы хотел, чтобы ты пронёс его сквозь эту войну. — Хосок, — прохрипел Шуга, когда, открыв дрожащими руками коробку, увидел в ней Магнолию, рацию и две фотографии, на которых он был самым счастливым человеком на земле. На одной он целовал Сокджина, тогда они были в туманном клубе, надеялись, что их не увидят, а на второй просто говорили, но любовь во взглядах скрыть было невозможно. — Будь готов, Юнги, — страшно прорычал Чон, поднимаясь на ноги и закрывая своим телом вспыхнувшее над городом солнце, превращаясь в настоящего дьявола. — Охота началась.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.