***
— Так, говоришь, это ваш лес? — Скорее мы ему принадлежим. — И, что, все из вас могут так, — Грантер попытался изобразить руками извивающуюся лозу, как те, что связывали его. Черт, как же это все нелепо. — А, это. — Курфейрак остановился и хитро глянул на озадаченного человека, — смотри. Элегантным движением он достал из-за уха Грантера тот самый дубовый лист и повертел его в руке, прежде чем развернуть в ладони с десяток таких же листьев, сложенных веером. Наслаждаясь выражением лица музыканта в этот момент, он пару раз кокетливо взмахнул листьями, точно настоящим веером пред тем, как подбросить его вверх и рассыпать листопадом над их головами, завораживая и заставляя вспомнить о чем-то повседневном, но давно забытом. — Но это игрушки по сравнению с тем, что вытворяет Анжольрас, — еще раз обратился к нему Курфейрак. Грантер поднял один из листьев с земли на уровень лица своего собеседника. И легкий порыв ветра, коснувшись черных кудрей и листа в его руках, заставил его вспомнить то, о чем завитки этих волос ему напомнили в их самую первую встречу. — Ты, — Грантер смотрел на него со взглядом, выражающим эмоции человека, который только начал что-то понимать, но еще не способен в это поверить, — дуб... — Так точно! — в шутку отрапортовал Курфейрак, — все мы связаны со своими деревьями. Тот парень, что расспрашивал тебя про нее, — он указал на лютню за спиной Грантера, — Комбефер, например, ясень. А вот Анжольрас... — Терновник, — с чистым от мыслей разумом, на этот раз перебил его Грантер. Ни за что на свете он бы не сказал, даже если бы и знал, что его тогда заставило обратить эту мимолетную мысль в слова. — Верно... Тёрн. Так вы его называете. — А куда мы идём? — Резко решил сменить тему менестрель, — куда ты меня ведешь? — К Комбеферу. Он уж точно лучше разбирается в таких вещах. Каких таких вещах, Грантеру было всё равно. Но если эти лесные аборигены не собираются приносить его в жертву своим богам, было бы, пожалуй, здорово. Уже устав от негодования, Грантер возвел глаза к небу, про себя вопрошая, что он здесь делает и когда это кончится. Они шли, и Грантер уже почти не слушал своего собеседника. Он готов был поклясться, тот, кто назвался Курфейраком, был абсолютной загадкой для него. Но одно музыкант мог сказать наверняка: он не так прост, как кажется. Это читалось в уголках его глаз и улыбке, которая выражала в себе гораздо больше, чем можно показать за раз. Всё здесь было не тем, чем казалось. Даже воздух был иным. "Если я сейчас же не завяжу себе глаза, -- мелькнуло мыслях Грантера, -- то неминуемо упаду в пропасть."***
— Ты рассказал ему ЧТО? Грантер не слышал всего их разговора, но Комбефер был явно не впечатлен тем, что Курфейрак привел к нему человека. Комбефер оказался высоким статным юношей с королевской осанкой и ясным взглядом, в котором то и дело проскакивала усталость. Он часто хватался за голову, обдумывая что-то, и вместо того, чтобы хмуриться, поднимал брови вверх, укоризненно смотря, из-за чего становилось еще более не по себе. — Но он же исполнитель. — Продолжал на чем-то настаивать Курфейрак. — Я знаю, и мне тоже хочется в это верить, — Комбефер, как всегда, говорил медленно, негромко и четко, — но этого не может быть. Люди смертны. Их вера тоже. Последний из них умер зим тридцать назад. — Тогда, кто он? — Курфейрак развернулся к стоявшему в стороне Грантеру, указывая на него, — Вчера ночью я слышал его игру. Ошибки быть не может. Комбефер тяжело выдохнул и, посмотрев на Курфейрака, впервые улыбнулся и похлопал того по плечу. Грантер и сам не заметил, как он оказался рядом с ним и повторил свой вопрос: — Ты знаешь, что это за знак? — проговорил дух ясеня, протягивая музыканту его же инструмент, который, к слову, только что был у него за спиной. Грантер, было уже, бросился искать его, но так и замер. Замер в осознании того, что то, как он думал, и всё то, чем он жил, здесь более не работают. — А хочешь узнать? — Комбефер явно не нуждался в каком-либо ответе. Но улыбка определенно ему шла. — Дело было давным-давно... — его рассказ обещал быть долгим, — мы, лесные духи, (хотя некоторые люди зовут нас дриадами) обитали здесь задолго до того, как на эту землю ступила нога человека. И этот лес (ты заметил, он довольно необычный, даже для смешанного леса?) простирался от Пиковых гор на востоке до самой Вишневой реки. Но потом, как будто из ниоткуда появились они, принеся с собой смертельный для нас огонь. — Единственное, что может убить дух дерева. — неожиданно вставил Курфейрак, — они вырезали из той древесины детские игрушки, посуду, сундуки и множество других вещей. Но даже так духи не умирали, а лишь перерождались вместе с деревом, что являлось их домом. А значит... Докончить Курфейраку не дал наигранным покашливанием Комбефер, явно не желающий, чтобы "эта чересчур дружелюбная находка для шпиона" выдала что-нибудь лишнее. — Так вот. — продолжал дух ясеня, — В те времена у нас, пусть и не сразу, получилось придти к миру. И мы обозначили границы, чтобы сосуществовать в согласии и... — Комбефер глубоко перевел дыхание, — дружбе. В знак окончания войны мы изготовили два непростых инструмента. Один из них, который мы отдали людской стороне, похоже, как-то попал в твои руки. И этот орнамент — символ нашего союза с людьми и того, что мы должны прийти на помощь, если их племени будет угрожать опасность. Но задолго до того, как их последний исполнитель умер, они забыли о нашей клятве. Они принесли сюда факелы. Они не просто вырубали, они сжигали целые заросли. Мы могли бы обрушить на них весь накопившийся гнев, и показать, что будет, если пойти против сил природы. Но мы не сделали этого. Вместо этого один из нас окружил лес непроходимой живой стеной из тысяч переплетенных лоз и сделал так, чтобы если бы человек и забрел сюда, то никогда бы не вернулся. — Но мы верим, что мы сможем вернуть прежние времена, — вновь подхватил Курфейрак, — и ты оказался здесь неслучайно! Грантер, прежде молча слушавший и пытавшийся хоть что-то понять, смог выдавить из себя лишь жалкую горькую улыбку. — Вы меня, ребята, простите, что отвлекаю, но зачем вам я? — выдохнул он, — если хотите воевать — воюйте, если не хотите — живите мирно! Если бы вы правда хотели моей смерти, я бы не разговаривал сейчас, но если хотите сделать мне одолжение — выведите из этого проклятого места. Грантер встал и молча удалился в пестрящую одинаковыми видами чащу. И почему он не сделал этого раньше? Кроны деревьев были охвачены пламенем, и Грантер шел прямиком в этот огонь. — Прости, Комбефер. Мне не стоило так много болтать, — вздохнул дух дуба, — и что теперь с ним будет? — Курфейрак, ты умный малый, но иногда бываешь таким дураком, — улыбаясь, ответил Комбефер — И сам знаю, может, прекратишь уже? Мне и той глупой рифмы от Прувера хватило. — Не нужно быть Прувером, чтобы до нее додуматься. Курфейрак манерно схватился за голову, пропуская густые кудри через пальцы, иронично прошептав что-то вроде: "исполнитель, как же" — Не понимаешь ты ничего, — вглядываясь куда-то вдаль, выдал Комбефер, — и он тоже не понимает. Еще не понимает...***
Грантер опять шел по этой чертовски одинаковой дорогой. Голова все больше кружилась, а в глазах все больше рябило от рыжей листвы — уж слишком она контрастирует с привычным серым сельским пейзажем. В горле было ужасно сухо. Он сейчас был готов отдать душу за стакан воды (а может чего и покрепче) и за то, чтобы выбраться из этого нарастающего кошмара. Проснуться. Лишь бы поскорей проснуться. И как он был поражен, когда среди этой звенящей тишины услышал чей-то голос. Он подумал, что сходит с ума. Это стало почти невыносимо. — Прости за беспокойство, — тем хуже, когда Грантер узнал этот голос. Это безусловно был он. — И, полагаю, мне есть, за что еще извиниться. Грантер даже не знал, откуда исходил этот звук. Казалось, что он существовал лишь в его голове, но таинственный собеседник действительно был там и вскоре показался, выйдя из-за одного из деревьев, между прочим, слишком тонкого, чтоб скрыть фигуру человека. Грантер мог только, точно как тогда, смотреть на него. На лице того, кого Курфейрак назвал Анжольрасом, не было и следа от утренней бури, что пробирала менестреля до глубины души. Сейчас он был спокоен и смирен, даже немного кроток. И только сейчас Грантер заметил, что лицом и осанкой юноша был необычайно прекрасен. И Грантер и правда мог бы так подумать, если бы что-нибудь еще могло побить то, что он пережил сегодня, по своей необычайности. Но что-то в этом его спокойствии так раздражало Грантера, что ему хотелось плюнуть ему в лицо, лишь бы больше не видеть этого смазливого выражения. Разумеется, это чувство осталось запертым где-то очень глубоко. — Я пришел, чтобы принести извинения за то, что случилось утром, — четко выговаривал дух, — мне не стоило... — Да брось ты! — насмешливо выплюнул Грантер. Повисла неловкая тишина, но спустя несколько мгновений, Анжольрас решился разорвать ее — Твоя лютня, — сказал он, протягивая ее музыканту, — ты забыл. — Ребята, есть разница между тем, чтобы забыть и намеренно оставить. Вам же позарез нужна эта деревяшка, разве нет? Так забирайте! — Я знаю, это сложно понять, — Анжольрас будто и не слышал ни одной нотки резкости и яда в ответах Грантера, — но это очень важно для нас. И для людей тоже... — Я, конечно, не лучший представитель рода людского, но, поверьте мне на слово, люди существа гораздо, гораздо более гадкие и мерзкие, чем вы их помните и можете себе представить. — Почти яростно вытараторил Грантер, прибавив шепотом, - и я ни чем не лучше. Но потом он замер, поймав на себе взгляд голубых глаз. Не холодных и не яростных, но все равно навсегда заседающих в памяти. — Я знаю. — чуть тише и чуть менее равнодушно, чем прежде, отвечал Анжольрас. — Как никто иной. Я многие годы держу этот лес под своей защитой. Защитой от единственных, кто может стать ему угрозой. Я видел сотни факелов и топоров в их руках, я видел, как они умирали, навсегда заточенные между деревьями, как прутьями клеток. Вы предали, но мы ни разу не коснулись вас и не пролили ни капли вашей крови. Таков ведь бы уговор? — И это говорит тот, кто нынче чуть не задушил меня, потому что что-то задело его гордость? — лишь больше рассмеялся музыкант. — Да что знаешь о гордости ты, кто так бесчестно отзывается о собственном роде! Анжольрас даже повысил голос, но нахлынувшая на минуту соленая волна эмоций тут же унеслась прочь. — Возьми ее, — он вновь протянул Грантеру его родную лютню, — и уходи. Ты не тот, кто нужен этому месту. Музыкант с некоторым негодованием принял свой инструмент и обернулся: между деревьев появилась еле заметная тропа. Когда он повернулся обратно, его таинственный собеседник уже исчез, а шуршание листвы вновь стало невыносимо громким. Это она смеялась над ним. Он мог отчетливо слышать ее снисходительный, точно женский, смех. — Не могу поверить, что он его отпустил, — потом часто говорил об этом Курфейрак.***
Но минуло еще два времени года, и лесной земли вновь коснулась нога человека. Человека со струнным инструментом за спиной и головой, полной одному черту известных мыслей. — Кто бы мог подумать, и года не прошло! — слышал он со всех сторон, — Для человека, который даже не верит в духов, это было, знаешь ли, слегка безумно. Но Грантер лишь шутливо отмахивался. — Но вы же верите в людей. Здесь еще можно поспорить, кто безумнее.