***
Кейденс обладала особым талантом, которым гордилась так, словно это было предназначение всей её жизни — она великолепно читала людей, видела их ауры, по которым точно определяла эмоциональное состояние, умела подбирать нужные слова. Сей чудесный дар она использовала, по мнению Селестии, впустую: Кейденс обожала помогать влюблённым. Вторым её достоинством была способность жить на крови животных, что было особенно поразительно, учитывая, насколько у неё мерзкий вкус, — а всё потому что девушка ненавидела свою вампирскую сущность. Складывая все эти факты вместе, прибавляя сюда её красоту, очаровательные глаза, пресветлую ауру и вполне добрый нрав, Кейденс нарекла себя ангелом любви (что было довольно смешно, потому что даже в Раю таких «ангелов» не водилось) и крайне редко соглашалась признавать, кто она на самом деле. Времена инквизиции наложили на неё свой отпечаток: бесконечные пытки под землёй горсткой священников, возомнившими себя не иначе как Богами, напрочь отбили её доверие к людям. Сдерживать своё желание помогать им Кейденс всё равно не смогла, но теперь делала это крайне аккуратно и бережно: проникала во сны вместо того, чтобы являться лично. И сейчас эта ангельская дева сидела перед Селестией с самым виноватым выражением лица, которое тщательно пыталась скрыть за напускной самоуверенной маской, говорящей что-то вроде: «Я не признаю свою неправоту». Даже смотрит на тётю слегка обиженно, надув губки. — Ты же понимаешь, что это невозможно, — робко начинает она, перебирая складки своего любимого ангельского одеяния. — Пора уже бросить эту затею… Сказать, что Селестия раздражена — ничего не сказать. Сейчас человеческая традиция телесных наказаний для детей не кажется ей абсурдной. — Это не твоё дело. Ваша с Кризалис ошибка чуть не привела к смерти твоего, — женщина чуть морщится, — жениха? С каких пор ты поменяла своё отношение? — У нас с Шайнингом всё серьёзно! — пылко возражает Кейденс. — Возможно, я была строга к людям и не верила им, но Шайнинг… Он спас меня! «Из крайности в крайность», — смеётся про себя Селестия. — А ты сказала ему, кто ты на самом деле? А про ваше с Кризалис проклятье? — ухмыляется она, по лицу племянницы читая ответ «Нет». — По-моему, ложь — это не серьёзно. — Я признаюсь ему! — пыхтит от обиды Кейденс. — Кризалис не часто выходит, а в последнее время вообще не появлялась, вот я и… В любом случае, нам осталось недолго. — Всего-то триста лет, — весело разводит руками Селестия. — Триста лет делить одно тело на двоих. Шайнинг, конечно же, доживёт до этого момента. — Я собираюсь… сказать ему, кто я, и… и обратить. Вампирше даже хочется присвистнуть. — Вероятность удачного обращения меньше одного процента. И он точно не сможет обойтись кровью животинки. — Поэтому я прошу тебя помочь, — Кейденс отводит взгляд, понижая голос. — Я не знаю никого сильнее тебя. — Он откажется, — отмахивается Селестия. — Стоит ему узнать, что ты такой же вампир, как и я, сразу сбежит, сверкая пятками. — Может и нет! — с надеждой возражает Кейденс. — Если я уговорю его… ты поможешь нам? — Что с этого получу я, Кейденс? Девушка светлеет буквально на глазах — почти в прямом смысле этих слов. — У Твайлайт очень интересная аура. Я могла бы расшифровать её для тебя. А это уже любопытно. — Что же там такого интересного для меня? — О-о-о, — протягивает Кейденс, противно хихикая. — Тебе понравится, уверяю. Но только после того, как поможешь нам с Шайнингом. — Лет через тридцать? — приподнимает бровь Селестия. — Перспектива немного пугает. — Так ты поможешь? — нетерпеливо спрашивает Кейденс. Измученный вздох и лёгкий кивок служат ей ответом. Девушка в пару прыжков оказывается возле тёти и целует её в щёку. — Спасибо, спасибо, спасибо! — Твои визги раздражают. — Твоя доброта ошеломляет! В последний раз чмокнув Селестию в щёку, Кейденс порхающей походкой спешит к выходу: — В скором времени увидимся, тётя! И ради чего она на подобное согласилась вообще?***
Привычная тёмная комната, привычные неподвижные служанки, привычные шторы на окнах; слишком часто Твайлайт стала засыпать прямо после того, как… побудет с Селестией дольше обычного, и просыпаться после этого в своей комнате как ни в чём не бывало. Но надевая платье, Твайлайт чувствует некоторую тяжесть; она проводит рукой по юбке и понимает, что это бархат. Бархатная юбка, отделяемая от верхней части платья широким поясом. Едва подивившись своему открытию, девушка смотрит в зеркало, удивлённо вскидывает брови и подходит ближе к подсвечнику. Тёмно-фиолетовый бархат, который в полумраке её комнаты сразу не отличишь от чёрного, но это всё равно необычно. Селестия впервые изменила своей традиции наряжать её полностью в чёрный. Практически на ходу поправляя ленту на шее, Твайлайт сбегает вниз по лестнице, спешит в столовую и сразу же встречает неодобрительный женский взгляд. Она даже знает почему: потому что бежала со всех ног, потому что лента завязана неаккуратно, но прежде, чем её отчитают, встревоженно восклицает: — Это же фиолетовый! Селестия, едва открывшая рот, чтобы действительно отчитать её за неподобающее поведение, тут же закрывает его и усмехается. — Нравится? — А? Ну… я… — мнётся Твайлайт, смотря себе под ноги, приподнимает подол, немного крутит бёдрами, любуясь переливающимся бархатом в лунном свете, — д-да, думаю… — Иди сюда, — мягко подзывает к себе Селестия, протягивая вперёд руки. Едва Твайлайт подходит, как она самолично перевязывает ленту. — Я понимаю, что ты обрадовалась, но прошу тебя, не забывай о моих просьбах. Мне приятнее видеть тебя ухоженной. Девушка медленно краснеет, но стоит неподвижно, дожидаясь, когда Селестия закончит. Взгляд падает на лицо вампирши, ненадолго задерживается на полуприкрытых расслабленных глазах и останавливается на губах. Воспоминания проносятся бешеным вихрем в голове, идеально точно воспроизводя шёпот: «Я очищу тебя от этого греха». Когда Селестия заканчивает, у Твайлайт разве что пар из ушей не валит. — Что такое? — искренне интересуется женщина, не скрывая озорной огонёк в глазах. — Н-ничего, — бормочет Твайлайт и спешит занять своё место. Ей стыдно даже спросить, что такого сделала Селестия и зачем вообще нужен был тот поцелуй. Что это вообще было? Кусок не лез в горло, и девушка едва заставила себя съесть шоколадный круассан, который, судя по изумительному вкусу, пекла сама Селестия. Волнение от того, что женщина первая начнёт неловкий разговор, скажет хоть что-нибудь по поводу вчерашнего, постепенно исчезало, уступая место её врождённому любопытству; с другой стороны, Селестия вела себя так, словно ничего и не было: пила чай, как ни в чём не бывало, листала справочник целебных растений, периодически смотрела на Твайлайт. Да и что Селестия может сказать? Спросить о её самочувствии? О кресте, которым она когда-то давно убила человека, которым чуть не убила своего сводного брата и который до сих пор, несмотря ни на что, висит на её шее? Спросить, а понравился ли ей поцелуй? В который раз вспыхнув за сегодняшний вечер, Твайлайт скомкано поблагодарила за завтрак и быстрым шагом направилась в спасительную тишину библиотеки. Селестия проводила её взглядом, блаженно пьянея от всех тех эмоций, что испытывала её невеста.***
В этот раз она села в самую дальнюю часть библиотеки, уютно устроившись на табуретке и откинувшись на стеллажи за спиной. Рядом, по какой-то причине, стояла служанка — зачем она последовала за Твайлайт в этот пыльный угол, девушка так и не поняла, но вникать в действия безликих бессмысленно. Уж это она давно уяснила. Как много узнали эти девушки, прежде чем сошли с ума? Сколько их было до Твайлайт? Все эти служанки ей как на одно лицо — она не в силах подсчитать, сколько их в доме. Селестия говорила, что заперта в особняке уже тысячу лет, но какова точная цифра? И что за девушку она видела в том склепе? Служанка стоит чуть поодаль, на расстоянии трёх шагов, сложив руки перед собой и глядя на Твайлайт. Той становится слегка не по себе. Ей Селестия приказала следить за новой невестой? Подхватив табуретку, Твайлайт отодвигает её чуть дальше, в темноту, неприятную для чтения. Служанка подходит ближе, зажигает свечу прямо над девушкой и отходит обратно на своё место. Нахмурившись, Твайлайт повторяет свои действия — уходит ещё дальше. Служанка следует за ней, зажигает следующую свечу. И снова возвращается. Место, где она стоит, неудачное для прислуги: перекрывает проход и ограничивает доступ к некоторым книгам на полках. К тому же, Твайлайт отодвинулась достаточно далеко, чтобы служанке было неудобно следить за ней — а ведь рядом есть местоположения получше. Она резко срывается с табуретки, обхватывает безликую за плечи, оглядывает со всех сторон. Конкретно эта действует не рационально, и подобному поведению должна быть причина. «Она не перекрывает книги, — мелькает догадка. — Она… указывает на них». Твайлайт мягко толкает служанку в сторону, и та легко поддаётся; книги, что она закрывала, не представляют собой ничего особенного, и девушка обессиленно бьёт кулаком по дереву. Обернувшись, она снова обхватывает плечи служанки, глядя туда, где, по логике, должны быть глаза. — Ты точно хочешь мне что-то сказать. Что? Будь точнее! Безликая не шевельнулась. Твайлайт рыкнула и снова оглядела корешки книг. Вынула сначала одну, затем вторую, пролистала, не глядя отдала их служанке, и та покорно вытянула руки. За десятой по счёту книгой она замечает выделяющийся розовый цвет, мелькающий на заднем фоне. Вынув одиннадцатую книгу, Твайлайт понимает, что это тетрадь. Она сглатывает, дрожащими руками вынимая потрёпанную тетрадку, и оглядывает обложку, на которой нарисовано одинокое сердечко. Едва подняв голову, она чуть не вскрикивает от испуга: подошла вторая безликая и принялась расставлять книги по местам. Тетрадь. Первая служанка, что сейчас держит книги на полусогнутых руках, указывала именно на неё. Как Селестия могла проморгать подобное? Где следует её прочитать? В своей комнате или в библиотеке? Везде Селестия могла заявиться совершенно неожиданно, и что-то подсказывало Твайлайт, что вампирша не сильно обрадуется, увидев в её руках тетрадь, оставленную, по-видимому, одной из предыдущих невест. — Стой!.. — она дёргает за рукав ту самую служанку, которая уже направлялась к выходу. — Где я могу прочитать её? Служанка покорно останавливается, но действий никаких не предпринимает: стоит неподвижной статуей там же, где её остановили. Твайлайт давит разочарованный вздох — вряд ли она добьётся от неё большего. В голову пришла безумно глупая идея, потому что девушка знала только одно место, где Селестия ни разу не беспокоила её.***
Сколько ни одевайся в священные одеяния, свою истинную сущность ты от этого не поменяешь; сколько не скрывай клыки, они всё равно прорежутся. Кейденс перебирает волосы спящего на её коленях Шайнинг Армора и понимает, что признаться ему во лжи не сможет. — Стоит ему узнать, что ты такой же вампир, как и я, сразу сбежит, сверкая пятками. «А я сразу сказала, что из вас никчёмная пара, — глумится голос Кризалис в её голове. — Брось его и свою привычку избегать человеческой крови». — Заткнись, — шипит на неё Кейденс. От обиды на саму себя хочется разрыдаться, а от воспоминаний, что передала ей Кризалис (занесённая над Шайнингом рука Твайлайт с остроконечным крестом), — корить себя за невнимательность снова и снова. «Хэй, это наша общая вина». Она обещала помогать людям. Клялась не причинять им вреда, даже после инквизиторских пыток. Она кричала на Селестию, когда та ворвалась в подвал и устроила там кровавую баню, она тратила на это последние силы. Чёрт знает, откуда у тех священников взялись божественные кинжалы, которые оставляли на её теле жгучие порезы, с которыми вампирская регенерация была не в силах справиться, и то, что она никогда не пила человеческой крови, лишь всё усугубляло. Селестия жалостливо смотрела на умирающую племянницу и чертила на каменном полу кровавую пентаграмму. Так они и познакомились с Кризалис. Так они и стали одним целым на долгие годы. То, с чем не справлялась вампирская регенерация, с лихвой исправляла регенерация перевёртыша — именно из-за живучести многие не желали вступать с ними в схватку. Но Кейденс была совершенно не удивлена, когда увидела беспомощную королеву перевёртышей в плену у Селестии, но была в немом шоке, услышав условия их сделки: свобода Кризалис в обмен на её жизнь. Кейденс совсем недавно исполнилась сотня лет, а уже следующие тринадцать веков она должна была провести бок о бок с перевёртышем. В собственной голове. Кейденс была достойна ангельского титула больше, чем многие из ангелов; она таила в себе обиды, она признавала свою гордыню, свою зависть, и была честна с собой, но даже при всём этом чистота её души вызывала бы восхищение, если бы не вампирская сущность. Врата в Рай открыты для каждого, но для того, чтобы Кейденс войти туда, нужно отказаться от своего бессмертия, своих врождённых способностей, стать обычным человеком и прожить честную, праведную жизнь. Это было несправедливо. Она сделала для людей гораздо больше будучи… вампиром, и не собирается отказываться от своей силы только потому что Бог считает, что это грех. «Ты должна рассказать Шайнингу правду. Он всё равно узнает». Они всегда узнают правду: дурная человеческая черта — любопытство, желание докопаться до истины. Шайнинг уже завалил её вопросами вроде: «Откуда вы с Селестией знаете друг друга? Вы разговаривали как давние друзья» и «Почему ты до сих пор не разобралась с этой вампиршей, может, стоит позвать на помощь других ангелов?» Кейденс пришлось насильно уложить его спать, чтобы дать себе время на передышку. И обдумывание. «Или можно сбежать». Права была Селестия, когда давным-давно сказала Кейденс, что она трусиха и боится брать ответственность за свои поступки. Права была Селестия, когда усмехалась в ответ на её показную смелость рассказать всё Шайнинг Армору. «Забыть о Шайнинг Арморе, — нараспев продолжала Кризалис. — Он обычный человек и не сможет найти нас». Кейденс осторожно кладёт под голову юноши подушку, заменяя ею свои колени, и целует его в лоб. Дверь открывается бесшумно, выпуская Кейденс в темноту родной ночи.***
Она еле дожидается утра — времени, когда служанки касаются её плеча, указывая на ванную. Сердце колотится как бешеное, а руки так и чешутся раскрыть тетрадь и читать её, не отрываясь. Твайлайт ведь даже не глянула на первую страницу, со всех ног мчась в свою комнату, и молилась Богу о том, чтобы Селестии не приспичило в этой самой комнате оказаться. Горячая вода впервые ни капли не расслабляет: Твайлайт жарко, невыносимо жарко, и руки чуть дрожат, выдавая её волнение. Первая страница встречает её подобием вступления: «Мне остаётся лишь надеяться, что эта тетрадь попадёт в руки какой-нибудь невесты, а не Селестии. Я знаю, у меня осталось мало времени, и всё, чего я хочу — изложить всё, что узнала об особняке и его хозяйке, хотя бы на бумаге. Я начну с малого. Меня зовут Мунденсер. Я — десятая жертвенная невеста».