Lover, alone without love

Если Санхёк и изменился внешне, то проявлялось это, пожалуй, только в ставших по-мужски широкими плечах. Теперь на поджаром теле, наконец-то набравшем массы, форма сидела как влитая, подчеркивая статность фигуры. В сочетании с по-военному короткой стрижкой, внешний вид мужчины оставлял мало шансов на то, что бы признать в нем милого макнэ, коим тот однажды был. Разве что улыка Хёка не изменилась: по-прежнему широкая, но оттого не менее загадочная, она вмиг освещала серьезное лицо Хёка, как и несколько месяцев назад, когда Хакён провожал его в армию, как и в день их знакомства. Санхёк поднимается из казавшегося на его фоне шатким ресторанного кресла только для того, чтобы укутать Хакёна в плюшевый кокон своих теплых объятий, защищая от всего мира, отгораживая от стального холода реальности и истиной причины их встречи, пускай лишь на короткое мгновение, пока Хёк не возвращается на свое место. — В десертном меню есть парфе, — походя замечает Санхёк и наблюдает за жадно пролистывающем страницы до нужного места Хакёном Санхёк расспрашивает Хакёна обо всех новостях, пока они едят, про VIXX и их семьи, а также про семью Хакёна. Он внимательно оглядывает ресторан, прежде чем спросить про Вонгына. — Вонгын в порядке, — отмахивается Хакён.- Он все еще достаточно ощутимая заноза в заднице, по степени причинения неудобств не уступающая мне самому — Заноза в заднице, — саркастично вторит ему Санхёк Хакён удерживается от того, чтобы отвесить ощутимую затрещину бесстыдному макнэ, считая, что заслуживает за это если и не причисления к лику святых, то точно государственной медали. Когда они расправились, казалось, с половиной меню заведения, и Хакён отошел от полуобморочного состояния при виде счета, Хёк, несмотря на свой невозмутимый взгляд, тяжело вздыхает: — Я знаю, зачем мы здесь, хён. Я получил твой мейл Санхёк тянется к сумке, висящей на кресле, и достает оттуда объемную стопку слегка мятых бумаг, тяжело опуская ее на стол. — Групповые мероприятия, — озвучивает он список, переворачивая страницы, — личный менеджмент, прибыль, реклама, медиа… Наконец, он доходит до последней страницы, где на ровных и пока пустых строчках должна стоять его подпись. Хёк без труда поймал взгляд Хакёна, остававшийся, как это ни странно, совершенно невыразительным. — Должно быть, я последний? — Так и есть, ты действительно последний, — подтверждает его догадку Хакён. — Все уже… Все уже приняли решение. Но ты прекрасно знаешь, что мы не будем действовать до тех пор, пока все шестеро не придем к согласию Напряженная тишина за их столом резко контрастирует с оживленной суетой ресторана. Смех и звон бокалов создают неуместно радостный фон для разыгрывающейся между мужчинами сцены. Санхёк не столько размышляет, сколько старается прочитать Хакёна, который, очевидно, за годы лидерства научился сохранять непроницаемое выражение лица в любой ситуации. Кажется, что прошли часы. В действительности же это действо не могло занять больше пары минут. — Мне кажется, — неуверенно начал Санхёк, бездумно загибая край ближайшей к нему страницы, — мне кажется, что это несправедливо… По-моему, у нас получилось, у нас уже все получилось. Мы все всем доказали. И теперь было бы совершенно нечестно по отношению к каждому из нас лишать себя возможности узнать, на что еще мы способны. Стараясь побороть нервозность, Санхёк беспрестанно проигрывает челюстью, однако Хакён остается неподвижным, давая младшему возможность высказаться до конца. — Я больше не подпишу контракт, рассчитанный на нас шестерых. С моей стороны было бы просто скотством — а я уверен, что это так — держать вас всех заложниками одного отличного решения, — наконец заключает Санхёк. Хакён, вцепившись в клеенку, свисающую с его стороны стола, медленно собирает ее в кулаки. Он уговаривает себя не вмешиваться в решение Хёка. Он не обязан это подписывать. Они все больше не обязаны это подписывать, напоминает себе Хакён голосом Вонгына. Санхёк не был последним — им был Хакён, именно его голос был решающим. «Хватит, — вновь мысленно оборвал он себя, — мы больше никому ничего не должны». — Они все… Мы все сказали тоже самое, — говорит Хакён, но выражение Хёка остается неизменным: на нем не проступает ни признаков удивления, ни расстройства. — Неправда, — решительно заявляет Санхёк, собрав воедино свои рассуждения и наблюдения, — Неправда. Ты ждал наших решений, и если бы мы решили продолжить, ты бы согласился. Хён, ты годами заботился о нас, но ты не можешь все время ставить наши интересы выше своих. Тебе пора заботиться о себе. Такие решения ты должен принимать для себя и только для себя, для собственной пользы. — Санхёк дотянулся до страницы с подписью, — Однако, хён, это верный выбор. Мы много лет оставались все теми же VIXX, какими пришли в индустрию. Пришло время признать, что все изменилось, что мы изменились. Пора двигаться дальше, — на этом Хёк разорвал бумагу, которую до сих пор держал в руках, на две ровные части.