Капитанская дочка

Иногда Немури снились кошмары. Достаточно редко — теперь, когда она выросла, но в детстве это случалось с ней довольно часто. Тогда Немури боялась некоторых экспериментальных образцов в лаборатории, и это ей снилось — как чудовища выходят из-под контроля и захватывают сначала Двенадцатый отряд, а потом — и весь Сейретей, и Общество Душ, и мир живых… И, конечно, эти монстры во снах гонялись за Немури, а она отбивалась от них катаной, но вдруг ее клинок ломался напополам, становясь бесполезным, и чудовища набрасывались на Немури, хватая ее своими отвратительными лапами и разевая огромные пасти. Тогда Немури с криком просыпалась, вскакивала с постели и шла в комнату Акона. Только там она снова могла заснуть — там, а не у папы, хотя она и обожала папу. Отца не хотелось тревожить из-за таких мелочей, как ночные кошмары, а Акон всегда понимал страхи Немури, и каждый раз доказывал ей безопасность очередного экспериментального образца, который ее пугал, объяснял, что бояться нечего, и что кошмары — это просто игры человеческого подсознания. Немури впитывала знания, как губка, и, узнав, что ее страхи не имеют обоснования, так и засыпала на коленях у Акона. Просыпалась она уже у себя в комнате — Акон осторожно, чтобы капитанская дочка не проснулась, относил ее туда. Но в последний раз это случилось, когда Немури было десять. Потом она решила, что достаточно выросла, чтобы самой бороться со своими страхами, и, когда ей снились кошмары, успокаивалась сама. Включала свет, читала книги — чтение всегда ее успокаивало — или занималась математическими расчетами, что также ее успокаивало и умиротворяло. Пара решенных уравнений — и Немури засыпала снова, уверенная, что раз справилась с математикой, то и со всем остальным тоже справится, а жизнь — всего лишь очередное уравнение. В математике вообще все было просто и понятно, и в математическом мире все подчинялось четким правилам. Будешь знать принцип — и не ошибешься. Кошмары прекратили сниться Немури с пятнадцати лет, когда она открыла для себя магию успокоительных трав. Заваривая себе чай из листьев мяты и ромашки, Немури пила его перед сном, и могла быть уверена, что проспит ночь спокойно — либо вообще без сновидений, либо с приятными грезами. Она любила вкус трав, и вскоре научилась по-разному их комбинировать для различного эффекта. Иногда Немури добавляла в свой чай мед или лимон. Сахар — никогда. Но сегодня Немури не сделала себе чай — слишком устала после тренировки. Ичика полностью ее вымотала, соперничая с подругой во владении шунпо. Абараи-младшая была очень быстрой — и неудивительно, ведь она уже стала лейтенантом, в то время как Немури занимала место третьего офицера. Правда, сила Немури была как раз на уровне лейтенанта — недаром Акон обещал ей шеврон на совершеннолетие — но Ичика все равно преуспела в шунпо больше. Уставшая Немури даже не стала переодеваться в ночное кимоно — так и легла в постель в шикахушо, рассчитывая на то, что с утра наденет новую форму. В сон она провалилась мгновенно, едва ее голова коснулась подушки.

***

Немури снилось солнце. Сначала оно ярко сияло посреди чистого голубого неба, на котором не было ни единого облачка, а потом небо вдруг начало краснеть так, что даже потемнело, и солнце стало надвигаться на землю, по мере приближения все увеличиваясь в размерах и рискуя упасть прямо на голову стоящей на какой-то полянке Немури. Она вдруг с пугающей ясностью осознала, что солнце сейчас раздавит ее, попросту сотрет в порошок, или же сожжет своими лучами. С такой же ясностью Немури представила, как ломаются ее кости, как тело превращается в обугленный фарш, и почти ощутила эту резкую, невыносимую боль… Вскрикнув, Немури села на кровати. Она дышала так тяжело, словно от быстрого бега, и сердце ее билось, как у загнанного кролика. Прижав пальцы левой руки к правому запястью, юная ученая принялась считать свой пульс, и с легкостью диагностировала у себя тахикардию, но сделала это чисто машинально — на осознанные действия ей не хватало сил. Немури тряслась от страха, и, не думая о том, что она делает, девушка сунула ноги в варадзи, встала, и, покачиваясь от резкой перемены позы, побрела к комнате Акона, надеясь найти в нем то же самое утешение, какое находила восемь лет назад. В Аконе Немури не сомневалась никогда — он должен был ей помочь. Более того — только он и мог ей помочь. Только он знал, как ее утешить и успокоить, и в пять лет, когда она боялась монстров под кроватью, и в пятнадцать, когда она впервые взяла в руки на тот момент еще безымянный асаучи. Тогда рядом был не отец, а Акон — и все же Немури никогда не думала об Аконе, как об отце. Он являлся скорее старшим товарищем, но никак не родственником. Не дядей и даже не братом. И не совсем учителем. А кем же — точно сформулировать Немури не могла. Однако она шла к нему посреди ночи, на сомневаясь ни на минуту, что он ее не выгонит и не скажет, что, дескать, Немури уже слишком взрослая. И, преодолев расстояние до комнаты Акона, Немури по привычке, без стука, зашла внутрь. Она никогда не стучалась — не было между ними с Аконом такое принято. Он как-то упустил это из внимания, не требуя от капитанской дочки подобного проявления уважения к его личному пространству, и теперь Немури даже в голову бы не пришло стучаться в комнату Акона. Она распахнула сёдзи и замерла на пороге, мгновенно забывая о своих ночных кошмарах — Акон стоял перед зеркалом голый до пояса, явно только что выйдя из душа: его волосы были влажными, а на торсе блестели капельки воды. Немури увидела его сразу и со спины, и спереди, благодаря отражению в зеркале, и вдруг поняла, что у Акона достаточно развитая мускулатура и… как там говорила Акеми? Присмотреться к Акону?.. Акон выронил расческу — он стоял перед зеркалом именно ради того, чтобы причесаться — и со смесью страха и раздражения уставился на капитанскую дочку, что так нахально ворвалась в его обиталище. Но ругать ее он не мог — никогда не мог. Немури всегда его обезоруживала — что в детстве, что сейчас. — Немури, что ты здесь делаешь? — хрипло поинтересовался Акон. — Почему не спишь? — Мне… приснился страшный сон, — голос девушки дрогнул, но она не была бы дочерью Куроцучи Маюри, если бы не сумела мгновенно взять себя в руки. Подумаешь, обнаженный по пояс мужчина! Как будто она солдат на тренировках не видела — сама же иногда эти самые тренировки и проводила, заменяя занятого очередными экспериментами отца. И все же… что-то было не так. Что-то неуловимо изменилось — то ли в окружающем мире, то ли в самой Немури. Естественно, она знала, что такое возбуждение и сексуальное желание. Правда, только из прочитанных книг. Сама Немури ни разу подобного не испытывала — до сегодняшнего дня. Сейчас же, увидев торс Акона, ее сердце забилось быстрее, хотя и не так быстро, как после кошмара. Немури не могла отвести от Акона глаз, а тот, увидев это, поспешил отойти от зеркала и повернуться к ней спиной. Он не понимал, почему стесняется девочки, которую растил с пеленок — и все же он ее стеснялся, видя в ее глазах то, чего никогда раньше не видел. Немури выросла и созрела. Нет больше того невинного ангелочка, который спрашивал у Акона, откуда берутся дети, а он давал ей книги по акушерству и гинекологии. А еще в те благословенные времена Немури с уверенностью заявляла, что, когда вырастет, обязательно выйдет замуж за Акона. Тогда он улыбался от умиления. Сейчас — понимал, что такое развитие событий вполне возможно. И все-таки — нет, нельзя. Немури Хачиго — дочь капитана и сама — будущий лейтенант; не то чтобы это было проблемой, но вряд ли Куроцучи-тайчо будет в восторге, если Акон женится на его дочери. Нет-нет, капитан никогда не даст своего разрешения, а без разрешения любимого папочки Немури и шагу не ступит — был уверен Акон. Прежняя Нему, во всяком случае, слушалась Маюри беспрекословно. Впрочем, с прежней Нему Куроцучи-тайчо был жесток и груб, а с нынешней вел себя так, как и положено любящему отцу по отношению к дочери. Акон почувствовал себя преступником, потому что взгляд Немури был ему приятен. Он хотел, чтобы она смотрела. Он мог бы показать ей еще больше. Мог бы и в этом аспекте жизни стать ее учителем и наставником. Акон не сомневался, что и здесь Немури окажется способной ученицей. Ей приснился страшный сон… Когда такое было в прошлый раз? Лет восемь тому назад. Вряд ли за все это время девочка не увидела ни одного кошмара. Что же тогда она делает здесь теперь?.. Акон накинул на себя домашний теплый халат и запахнул его посильнее, но это было лишним — Немури успела не только рассмотреть, но и запомнить. — Значит, страшный сон, — повторил Акон, просто чтобы что-нибудь сказать, рассеять тишину, что повисла между ними, становясь почти осязаемой. — А что тебе снилось? Надеюсь, не Хиёсу? Когда Немури была маленькой, некоторое время она панически боялась Хиёсу, чем ужасно расстраивала его. Хиёсу хотел дружить с капитанской дочкой и вообще любил детей. Акону стоило немалых усилий убедить Немури в том, что заведующий лабораторией изучения духовных колебаний безопасен. С тех пор Хиёсу начал кормить Немури при встрече леденцами, и продолжал делать это по сей день, хотя капитанская дочка уже давно не была ребенком и перестала его бояться. — Нет, — улыбнулась Немури шутке Акона. — Не Хиёсу. Я думала о солнце. О космосе, который может существовать в Обществе Душ. Скорее всего, именно на это отреагировало мое подсознание, и поэтому мне приснилось, что солнце становится черным и падает на меня. Я… Я так живо это почувствовала! Словно меня и правда сожгли и раздавили одновременно! Но ведь боль во сне — тоже иллюзия, верно? — Видишь, ты и сама все прекрасно понимаешь, — кивнул Акон. — Сама себе все объяснила. Я тебе уже не нужен, Немури. Отчасти ему было горько это говорить, а отчасти — он должен был это сказать. Немури должна понять, что больше в нем не нуждается. Она выросла, и ей не нужна нянька, не нужен ни воспитатель, ни учитель — времена, когда Акон был для нее таковым, уже прошли. Но самому Акону было больно это осознавать. Подумать только, когда Куроцучи-тайчо только создал восьмую дочь и заявил, что лейтенант будет ее воспитывать, Акон был в ярости, что его заставили нянчиться с ребенком, да еще и бросить курить в придачу! Но со временем Акон привык к Немури. А потом — привязался к ней, и жизни своей уже не смыслил без топота ее маленьких ножек и звонкого смеха. Но всем детям свойственно вырастать — вот и Немури выросла. Еще через пару дней она станет лейтенантом Двенадцатого отряда вместо Акона. Это правильно, так и должно быть — и все же его не отпускала тянущая боль в груди — дети должны расти, но они делают это слишком быстро. — Нужен! — возмутилась Немури. — Ты… всегда мне будешь нужен! Она и в детстве так злилась — черные глаза загорались опасными огоньками, кулачки сжимались, и капитанская дочка сердито топала ножкой, доказывая свою правоту. Сейчас Немури ногами не топала., но глаза ее сверкнули точно так же. — Уже не так нужен, как раньше, — сказал Акон, и понял, что его слова прозвучали двусмысленно. Немури могла не так их понять. Она и без того начинала проявлять интерес к Акону, как к мужчине, а то, что они сейчас ночью наедине, и капитанская дочка увидела его полуголым, только усугубляло ситуацию и добавляло Акону проблем, как будто у него их мало. — В том смысле, что… — неловко начал Акон, но Немури отмахнулась, не желая слушать: — Я понимаю, что ты имеешь в виду. Что я выросла. Что ты больше не читаешь мне вслух, не кормишь кашей с ложки и не поешь колыбельные. Но ты все равно нужен мне. Не думай, что это не так. Немури шагнула к Акону, сокращая расстояние между ними. Акон же, напротив, отступил назад, не желая сближаться — и в то же время желая этого. Желая обнять Немури, прижать к себе, зарыться пальцами в ее мягкие черные волосы, поцеловать ее нежные губы… …нет, это невозможно. Нельзя. Куроцучи-тайчо придет в ярость. Да и Немури заслуживает лучшего, чем Акон. Ей нужен кто-то молодой, кто-то ее возраста, да хотя бы Хицугая Хикару — он хороший парень, характером полностью удавшийся в свою кроткую и ласковую мать Момо. И Немури ему явно нравится. — Немури, тебе пора спать, — словно защищаясь от нее, проговорил Акон. — Ты разве не устала на тренировке? Немури прислушалась к своим ощущениям, анализируя то, что с ней происходит. В теле и правда чувствовалась некоторая слабость, но голова была полностью ясной, мышцы не болели, сердце билось ровно, а дыхание было спокойным. Сделав вывод, что, несмотря на вероятную усталость, во сне она не нуждается, Немури сказала: — Я сейчас не засну. Ако-он, сделай мне чаю, — протянула она, по привычке не добавляя «пожалуйста». Церемонии существуют лишь между посторонними людьми — постоянные церемонии, когда ты каждую свою просьбу дополняешь вежливыми словами. Когда между людьми поистине крепкие и близкие отношения, это подразумевается само собой. — Ну ладно, — вздохнул Акон, сдаваясь на милость капитанской дочки. — Садись, сейчас заварю. Немури опустилась на расстеленный футон, привычно мягкий и удобный, и наконец-то расслабилась. Все было, как всегда — и комната Акона, и его старый халат, и аромат чая, который он всегда заваривал для нее… Эта атмосфера действовала на Немури умиротворяюще, и она подозревала, что, выпив чаю, тут же захочет спать. Акон поставил перед девушкой дымящуюся чашку с ароматным напитком и тарелочку с печеньем с шоколадной крошкой, которое покупал в мире живых специально для Немури. Взяв одно печеньице. капитанская дочка откусила кусочек и запила его глотком чая. Привычный вкус приятной сладостью растворился на языке, а горячий чай согрел тело изнутри. Акон присел напротив Немури с чашкой своего чая, хотя на самом деле сейчас он не отказался бы от чего-то покрепче. Но саке в Двенадцатом отряде было под запретом — страшно представить, что случится, если здешние ученые позволят себе опьянеть! Куроцучи-тайчо и так всегда ратовал за здравость ума и трезвость рассудка, а когда Немури достигла переходного возраста, и вовсе ввел в отряде строгий сухой закон чуть ли не под страхом немедленной смертной казни. Конечно, всегда можно было напиться в Десятом или Восьмом отряде, но не идти же туда посреди ночи? Тем более, там и руководство уже сменилось — по крайней мере, в Восьмом. — Я думала о здешней Солнечной системе, — поделилась Немури с Аконом своими наблюдениями. — Ведь в Обществе Душ светит солнце! И луна, и звезды! Что же это тогда такое? В мире живых есть космос, они даже туда летают… А у нас? Если мы — царство мертвых, как мифологические Ёми или Тартар? Акон пришел в замешательство — сам он о подобном никогда не задумывался. Астрономия и космонавтика волновали его в последнюю очередь. Он знал про расположение Нулевого отряда и местонахождение Короля Душ, но про солнце и звезды не думал никогда, воспринимая их, как данность. Солнце светит, потому что должно светить, потому что иначе оно не может, вот и все. А откуда оно берется — Акона не интересовало. Он был ученым в другой области. — Ну-у, — задумался Акон. — Я могу лишь предполагать, но, вполне вероятно, что наше небо — отражение неба в мире живых. — А погода у нас тогда почему другая? — задала еще один вопрос Немури. — У нас здесь совсем иной климат: нет снега, например. И сильного холода тоже нет. — Ну, знаешь, в мире живых тоже существуют разные климатические зоны, — ответил Акон. — Влажный тропический климат, сухой климат, полярный климат… Ну ты и сама знаешь, кому я объясняю. Немури кивнула, принимая ответ. Теория об отражении неба мира живых в Обществе Душ ей понравилась. Несмотря на то, что это было всего лишь предположением. Немури согласилась, что это может быть правдой. Она часто верила Акону — в детстве принимала все его слова за чистую монету, и сейчас тоже все его доводы казались ей логичными. — Так тебе интересна астрономия, Немури-чан? — спросил Акон. — Будешь строить ракеты и искать жизнь на других планетах? А что, с капитанской дочки станется. У нее часто появлялись безумные идеи. Все же она была дочерью Куроцучи Маюри, и во время ее создания он использовал свой генетический материал — создавал дочь, а не оружие, как в прошлые семь попыток. — Нет, — усмехнулась Немури. — Я не интересуюсь этим. Только задумалась. Чисто гипотетически. Она допила чай и отставила чашку в сторону. Хотелось бы провести тут всю ночь, так и лежа под боком у Акона, как в далеком детстве, но сейчас, конечно же, это было невозможно. Акон был мужчиной, а Немури — молодой девушкой. Она вдруг подумала, что они сейчас наедине, и никто ничего не узнает, если она поцелует Акона по-настоящему, как еще никого никогда не целовала — в губы, и ее сердце снова участило свой ритм. — Акон, — позвала его Немури. — Что? — встрепенулся Акон, думающий о чем-то отвлеченном. — А у тебя для меня в подарок только шеврон? — спросила капитанская дочка. Вообще-то еще Акон купил ей много книг, о которых Немури давно мечтала, но он сделал вид, что так и есть, и он ничего не подготовил. Ясно же, что девушка заходит издалека и хочет не узнать, что он ей подарит, а попросить что-то, чего желает сама. Что ж, Акон готов ей это подарить — сбережения у него были, и он привык выполнять капризы своей подопечной. Даже косметику ей покупал — но не для того, чтобы она накрасилась, а для того, чтобы она изучила состав различных помад и теней, что интересовало юную ученую куда больше. — А могу я попросить еще кое-что, кроме шеврона? — не дожидаясь ответа, спросила Немури. — В пределах разумной суммы, — ворчливо сказал Акон, никогда не позволяя капитанской дочке слишком явно вить из него веревки. Она и так их вила, но Акон хотя бы делал вид, что вовсе ей не потакает и сохраняет достоинство. — Это не стоит денег, — покачала головой Немури. — Можно? Акон напрягся — мало ли что она попросит? Половое созревание не обошло Немури стороной, а он вряд ли сможет пойти у нее на поводу, если она потребует чего-то… особенного. Но все же Акон кивнул, и капитанская дочка продолжила: — Я хочу, чтобы ты меня поцеловал. В губы. По-настоящему. Я хочу, чтобы мой первый поцелуй был с тобой. Акон закашлялся. Он ожидал чего-то подобного, и рассчитывал сжульничать — если бы Немури просто попросила его о поцелуе — поцеловал бы в щеку или в руку, но она все предусмотрела и не оставла ему путей к отступлению. С другой стороны, все могло быть гораздо хуже. От семьи Куроцучи можно было ожидать чего угодно. Откашлявшись и сделав глоток чая, Акон потер свой затылок и беспомощно глянул на ожидающую его ответа Немури. Лучше всего было бы ей отказать, но… ему не хотелось. Более того, ему хотелось поцеловать ее прямо сейчас — она была такой хорошенькой с распущенными волосами, и темные глаза ее сверкали, как угольки. Прошлая, седьмая Немури тоже была красивой, но Немури Хачиго превзошла ее. — Как прямолинейно, — осторожно заметил Акон. — И ты все продумала, молодец. Но, позволь спросить, зачем тебе это? Почему ты хочешь подарить свой первый поцелуй мне, а не кому-то вроде Хикару или Хаку? Вокруг тебя много красивых и молодых парней. Все было бы гораздо проще, если бы Немури всего лишь было любопытно, как это происходит. Акон всегда был ее учителем, возможно, и любви она хотела научиться именно у него. Если так, Акон был бы не против — какая разница, с кем, если без чувств? Секс — это всего лишь половой акт, это нормально и естественно, как сон или еда. Немури — ученый, ей хочется ставить опыты на всем, в том числе, и на себе самой — воистину дочь своего отца. Если предохраняться и, главное, скрыть все это от Куроцучи-тайчо, то, наверное, проблемы и не будет. Но… Акон понимал, что Немури нужен не только секс, и не только из любопытства. Он не хотел, чтобы девочка в него влюбилась — этого он ей дать не мог. Все, кроме этого. Акон не умел любить и никогда ни с кем не был в отношениях. Ему нравилась Немури, но он списывал все на банальное плотское желание, что появляется у мужчин при виде красивой женщины. Акон успел все проанализировать и пришел именно к такому выводу: как бы это ни было отвратительно, но он хочет Немури, а любовью тут и не пахнет. Акон внимательно смотрел на Немури и видел, что на ее щеках расцветает нежный румянец. — Ты тоже красивый и не старый, — капитанская дочка покраснела еще больше, и неловко заерзала на футоне. — И… и я… «Люблю тебя», — хотела сказать Немури, но перед тем, как неосторожные слова слетели с ее губ, она поняла, что это совсем не так. Вернее, не совсем так. Она любит Акона — да, но на так, как женщина любит мужчину. До совета Акеми «присмотреться» она об этом даже не задумывалась. Нет-нет, любовь — это слишком громкое слово, и, в то же время, обесцененное теми, кто постоянно его повторяет, не вкладывая в него ни капли чувств. Глупо было бы признаваться Акону в любви — он бы ее высмеял, да она и сама бы себя высмеяла! — Я хочу именно такой подарок! — упрямо заявила капитанская дочка, покусывая губы и сердито хмуря тонкие черные бровки. — Хочу сделать это с тобой и больше ни с кем! Ни с Хикару, ни с Хаку! Так можно будет?.. Акон все еще не мог понять, что движет Немури — интерес ученого или интерес романтический. Спросить прямо он тоже не мог — язык не поворачивался. А как сформулировать иначе — не знал. Не был Акон психологом и знатоком человеческих душ, в особенности — девичьих. Казалось бы, что может быть легче, чем спросить «Ты любишь меня?» — и все же эти слова застревали у Акона в горле. Он боялся услышать ответ «да». Он не любил Немури. Не так. — Посмотрим, — неопределенно ответил Акон, что означало «нет». Лучше уж никак, чем с тревожными домыслами. Все могло кончиться очень плохо, так что и начинать не стоило. — Но почему нет? — обиженно протянула Немури, прекрасно зная значение такого ответа Акона. — Я тебе не нравлюсь? Совсем, да? Я некрасивая?.. — Боги, Немури, да я тебе подгузники менял! — не выдержал Акон. — Я люблю тебя, как дочь! Не могу же я целовать в губы дочь? На самом деле он врал — дочерью ему Немури никогда не была. Подопечной — да, воспитанницей, в чем-то — ученицей, но не дочерью и даже не младшей сестрой. Все же Акон всегда знал, что однажды Немури займет его место и станет его командиром. Он готовил ее к этому, как мог. Но сам, как оказалось, готов не был. — Но я не твоя дочь! — Немури повысила голос на полтона, явно раздраженная отказом Акона. — Мы не родственники! И я не ребенок! И… не ври, ты никогда не считал меня своей дочерью! Она видела его насквозь. За время, проведенное вместе с Аконом, наблюдательная Немури успела его изучить, и знала, когда он врет — редко, но все же Акон ей врал. Обычно он делал это во благо, к примеру, когда умерла ее крыса, а он сказал, что та просто убежала. Правда, если та ложь была понятной и естественной, то почему Акон врет сейчас, Немури не знала. Разве что… она тоже ему нравится, но по каким-то неизвестным ей причинам Акон не хочет с ней сближаться иначе, кроме как старший друг, каковым капитанская дочка считала его до некоторых пор. — Думаю, тебе лучше пойти спать, — сказал Акон, пытаясь быть строгим. — Ты меня выгоняешь? — насторожилась Немури. Акон никогда раньше ее не прогонял и всегда терпел ее общество, даже если оное явно было ему в тягость. Капитанской дочке трудно было представить, что Акон может попросить ее уйти. Он даже идти спать ее раньше не торопил, предоставляя Немури свободу ложиться, когда она хочет. — Нет, — запротестовал Акон. — Не совсем. Я просто хочу, чтобы ты выспалась. — Ты хочешь, чтобы я ушла! — вспылила Немури. — Тебе не нравится, что я проявляю к тебе интерес! Боишься, что я затащу тебя в постель? «Ишь ты, и когда она успела стать психологом?» — удивился Акон. Впрочем, Немури читала любые книги. В частности, и по психологии, и даже по психиатрии. Капитанская дочка неустанно поглощала различную литературу, не разделяя ее на научную и художественную. — Ты не затащишь меня в постель, — возмутился Акон. — И вообще, что ты себе позволяешь? Ты пока несовершеннолетняя! Марш спать! Такой тон голоса у Акона проявлялся редко. В основном он так орал на нерадивых подчиненных и нерасторопных ассистентов. В отношении Немури он впервые позволил себе подобное, и это ее испугало — никогда еще она не опасалась реакции Акона. Капитанская дочка и так прекрасно понимала, что ступает по тонкому льду, и в любой момент Акон может сорваться — не железный же он! И не святой. Наверное, Немури и правда лучше уйти, чтобы не злить его еще больше. Не хотелось ссориться, особенно перед ее днем рождения. — Ладно! — Немури вскочила, нечаянно толкнув пустую чашку, которая покатилась по столу и в последний момент была удержана Аконом в шаге от пола. — Я уйду! Но наш разговор не закончен! Капитанская дочка бегом вылетела из комнаты Акона, и хлопнула дверью так громко, что тот вздрогнул от резкого звука, а со стены отлетело немного штукатурки. Немури, сопя от ярости, вместо того, чтобы идти в свою комнату и ложиться спать, выбежала во двор отряда, и только там остановилась, опускаясь на террасу и подтягивая колени к груди. Небо было полно мерцающих звезд, но они интересовали Немури меньше всего. Она думала обо всем, что произошло — об Аконе, о скором достижении ею совершеннолетия, об отце, который еще неизвестно, как отреагирует на увлечение дочерью его заместителем, о своем грядущем повышении до лейтенанта и увеличении ответственности… Как же все это сложно! Как это невыносимо сложно — взрослеть! Немури все же смотрела на небо, потому что оно притягивало ее взгляд. Она уже не думала ни о космосе, ни об отражении миров, согласно теории Акона — просто любовалась красотой сверкающих, словно мельчайшие драгоценные камни, звезд, и почти совсем круглой луной. Вдруг черное небо расчертила вспышка — падающая звезда, поняла Немури, завороженно глядя, как сияющая точка пересекает небосклон. Надо загадать желание, вспомнила она существующее поверье, и загадала первое, что пришло ей ва голову, но не связанное с Аконом: «Хочу стать великим ученым! Даже более знаменитой, чем папа!» Но упавшая звезда была не одинока. Вскоре за ней посыпались дождем и остальные — Немури невольно оказалась свидетельницей звездопада. Она сидела на террасе, обнимая себя за плечи, так как ночь была довольно холодной, и зачарованно наблюдала за диковинным зрелищем, в конце концов устав загадывать желание за желанием. Да и глупо верить ученому в такое нелепое суеверие, как желание на звезду, подумала Немури, поднимаясь на ноги и отряхивая шикахушо. Она еще раз взглянула на небо и пошла обратно в отряд, надеясь, что ее бессонница пройдет — день завтра обещал быть достаточно трудным.