***
Эрик старается не смотреть на Эмму. Девушка распласталась на покрывале и тихо скулила, что раздражало. — Неужели ты не можешь поваляться со мной хоть чуть-чуть, Леншерр? — Милая фройлен, прошу вас, не сердитесь. Я просто…— он не успел договорить, как дверь в его комнату открылась и ворвалась Энхель. Девушка раздраженным взглядом оглядела комнату и поспешила отрапортовать вошедшему: — Леншерр, для тебя нашлась работка, — Эрик усмехнулся ей, на что девушка ответила такой же ухмылкой. На протест Эммы, которая прикрылась простынью, она заверила: — Дорогая фройлен, я девушками не интересуюсь. Так, что, не вам меня стыдиться, — Энхель проигнорировала новую волну возмущения в свою сторону и продолжила: — В лагерь Бухенвальд привозят новых пленных. Твоя задача, если среди них есть евреи и цыгане, истребить таковых. Остальных же отправить на эксперименты и проследить, чтобы все они точно прошли их. — Как бесчеловечно! — подала голос Эмма. Её лицо побледнело, а губы задрожали. Она вся как-то погрустнела, напряглась, сжала пальцами одеяло. — Осторожно, фройлен. Перед вами уполномоченные лица третьего рейха. Держите язык за зубами, — Энхель снова взглянула на Эрика и кивнула ему. Затем, ядовито улыбнувшись и едко попрощавшись с девушкой, развернулась и вышла прочь. Эрик нащупал кобуру, где спокойно покоился револьвер. Приказ понятен — пустить пулю в затылок Эмме за такие речи. И Эрик не собирался с этим затягивать. — Одевайтесь, фройлен. Я провожу вас до двери, — он улыбнулся ей, и девушка расслабилась, улыбнулась ему в ответ. Сам он уже заканчивал застёгивать пуговицы на рубашке. Покончив с этим занятием, он пригладил свои волосы, взъерошенные ловкими пальчиками Эммы, и взглянув в зеркало, явно удолетворившись собственным видом, обернулся на девушку. Второй раз ей говорить ничего не нужно было. Она уже надела на себя красное платье. — Застегнёшь? — лукаво прошептала она, и заправила вьющуюся прядь за ухо. Она была очень красива. Жаль, что такое прекрасное лицо исказит недоумение, а потом и боль. Эрик ещё раз взглянул на неё: её бледное когда-то лицо снова налилось цветом, что придало ему здоровый вид. Крепкая и рослая, она улыбалась ему и слегка щурила глаза, потому что окно не было прикрыто шторкой, и в комнату скользнул лучик солнца; как зайчик, он прыгал по её лицу, затрагивая влажные чуть губы, прекрасное лицо и глаза. Эрику нравилась эстетика и ему было слегка жаль расставаться с такой красивой оболочкой. Он подошёл к ней сзади и одним движением расправился с молнией. Девушка обернулась к нему, чтобы чмокнуть его в щёку, но он увернулся и приказал ей идти за ним. — Мы даже не позавтракаем? — девушка, кажется, была слегка в недоумении и остановилась на месте, в упор глядя на Эрика. — Дома позавтракаете, милая фройлен. У меня важные дела, а вы задерживаете меня, — он двинулся вперёд, и девушке ничего не оставалось, как идти за ним. Она всячески оттягивала их расставание, Эрику надоело слушать её глупости, вообще не граничащие хоть чуть-чуть со смыслом. «Болтливая», — когда она, слава великому рейху, вышла из его дома и обернулась к нему спиной, при этом говорила такую чушь, что Эрик без сожаления выхватил пистолет из чехла и пустил ей пулю в затылок. Она не успела даже вскрикнуть, как повалилась на землю. Кровь хлынула, окрасила её безупречные локоны и очень красивое лицо. Эрик думал, что пожалеет об этом, но нет! Он даже захлопал в ладоши: так прекрасна она была в этой луже крови. Жаль, что рядом не было фотоаппарата, он бы с удовольствием сфотографировался с её трупом. На выстрел выбежала служанка и тихо ойкнула, устремив свой взгляд на молодую девушку. Надо было и её пристрелить, но кто-то же должен убрать труп, не так ли? — Сделай что-нибудь с трупом. Чтобы, когда я вернулся, этого, — Эрик надавил сапогом на пальцы безжизненного тела, давя до тех пор, пока не послышался хруст, — здесь не было! — он пнул её каблуком в лицо, рассекая ей бровь. Капля крови, как своеобразный росчерк, прочертила линию на её изумительном лице. — Прекрасно-прекрасно! — Эрик захлопал в ладоши и добавил уже спокойно: — Надо будет взять на заметку, что очень много крови делает лицо… Куда более красивым, что ли. Да, именно, гораздо более красивым!Часть 2
28 июля 2018 г. в 18:35
Ноги болят. Чарльзу тяжело дышать: всю грудную клетку ломит, а каждый выдох приносит невозможную головную боль. Он старается идти быстро, чтобы не вызвать недовольство у фрица, идущего сзади их толпы. Все его мысли, как беспорядочный хаос — всё смешалось.
— Вот же уродец немецкий, — запричитал кто-то впереди него; подняв взгляд, Чарльз встретился с затылком молодого мужчины, волоски которого так и дыбились — наверное, Чарльз дышал слишком резко. — Даже покурить не даёт. А я без табака долго не могу.
— Без еды и воды можешь, а без табака нет? — спрашивает, поравнявшись с ним, юноша.
В его голосе Чарльз уловил усмешку, что слегка подбодрило и его. Он уже собирался вклиниться в разговор, как почувствовал кожей взгляд фрица и замолчал. «Не надо давать им повода покалечить нас», — думается Чарльзу. Видимо, так кажется не только ему, поэтому все как-то сразу притихают.
Слишком жарко. У Чарльза уже какое-то время урчит живот, очень хочется есть. Если память ему не изменяет, то уже вторые сутки толпа измученных и уставших людей идёт и идёт куда-то вперед, а значит...
«Мы не дойдём такими темпами до концлагеря…»
К мозгу хлынула кровь, и он зажмурился.
Рубаха у него неприятно прилипла к телу, волосы начали топорщится в сторону, все сальные из-за жары. В горле пересохло, Чарльз и рад бы сглотнуть, но слюны во рту и не осталось.
С другой стороны, Чарльз благодарен этим лишениям, потому что у него не хватает времени подумать о дальнейшем, о Рейвен, о… В груди неприятно кольнуло. Что там с Джеймсом? Жив он, или мёртв, а если?.. Нет, нет, нет! Он быстро замотал головой в разные стороны, отгоняя назойливых мух, облепивших их толпу. Мерзкие насекомые жужжали на всё поле, не давая уйти в собственные мысли с головой. Казалось, что звук, который производили они — единственное, что можно услышать среди этого безмолвия, единственное, что мешает думать о живых и оплакивать мёртвых. Мальчишка, выглядевший моложе Чарльза вдвойне, начал причитать и размахивать кулаками в разные стороны, тем самым вызывая ажиотаж у насекомых, которые будто нарочно продолжали скапливаться возле юноши, жужжать намного сильнее.
— Чтоб вас! — он опускает свои руки, и Чарльз только сейчас замечает, что у него только одна рука, а вместо второй обрубок, покрытый чёрным налётом грязи.
Скорее всего, снаряд разорвал ему руку, но как он ухитрился выйти живым? Чарльз был так поглощён этим вопросом, что не заметил, как мальчишка поднял на него глаза, полные нескрываемой злости.
«Они у него слишком большие», —подумалось Чарльзу. Шоколадного оттенка, что удивляло слегка. Не может быть у человека таких ярких глаз, искрящихся каким-то злым огоньком, даже не так —феерическим!
Мальчишка словно торжестовал, находясь в этом строю, и только Чарльз хотел что-то сказать, но ему со всей силы дали прикладом в плечо, так, что он чуть не повалился на землю, но вовремя удержался на месте. Рука потянулась к ушибленному плечу, где начал расцветать синяк. Фриц усмехнулся, но для надёжности уже пальцами вцепился в его плечо и гневно приказал идти дальше, при этом он так яростно сверкнул своими маленькими глазками, что Чарльз лишь потерянно кивнул. Солдат толкнул его в плечо ещё раз, только посильнее, и Чарльз зашагал вперёд.
Плечо у него саднило, жутко хотелось пить, но он смыкал губы намного сильнее, чтобы из них не вырвался, не дай бог, просящий о воде, стон. Они шагали довольно долго и упорно. Солдаты не давали вздохнуть спокойно. Казалось, что жара их даже не волнует, они продолжали идти вперёд. Немцы слишком педантичны. К каждому приказу подходят ответственно, что вызывает у Чарльза потаённое восхищение.
Солдаты остановились и приказали застыть на месте. Из-за широких плеч мужчины, у которого и дыбились волоски на затылке, Чарльз смог увидеть чей-то небольшой Домик. Один из сопровождавших их немцев поднял ружьё и выстрелил в ногу одному из заключённых — тот повалился на землю и всхлипнул. На звук выстрела выбежал старик, коротко ахнувший, увидев "гостей", но примирительно поднял руки и заговорил на ломаном немецком. Он просил не убивать его, говорил, что он отдаст всё, что потребуется.
— Wir brauchen einen Wagen oder etwas, um diese Leute wegzubringen. (Нам нужна повозка или что-то такое, чтобы увезти этих людей.)
— Und welche Art von Menschen sind sie? (А, что это за люди?) — спросил дедушка и тут же замолчал. Он как-то весь стушевался, стал мельче.
Старикашка вобрал голову в плечи, стал похожим на поросёнка под обухом мясника. Солдаты улыбнулись: их забавлял его страх и желание угодить им, представителям Третьего рейха, поэтому они спокойно ответили. Ответили то, что заставило Чарльза задрожать.
— Todesfälle (Смертники).
Старичок проглотил ком в горле и дрогнувшим голосом попросил отведать у него кушанья, что заставило пленников застучать зубами от ярости.
— Вот же паскуда! Предатель! — прошипел мужчина и ринулся было вперёд, но Чарльз вовремя ухватил его за руку, повыше локтя. На удивлённый взгляд, он тихо шепнул:
— Не надо, пожалуйста, — что-то ему говорило внутри, что мужчина не послушает его, но тот, как ни странно, покорно остановился и кивнул.
По бледному лицу старика, Чарльз понял, что немцы не согласились на его предложение пообедать, педантичные и привыкшие выполнять приказы, они наставили на деда оружие, требуя повозку. Чарльз видел, что дед выдохнул: это было заметно по задрожавшим белесым ресницам. Он попросил солдат следовать за собой, что они и сделали.
— Что имеется, как говорится, — недобро хмыкнул старик, указывая пальцами на повозку.
Немцы переглянулись между собой. Очевидно же, что двадцать человек тут не поместятся, но Чарльз не успел додумать мысль, как послышался выстрел. Старик безвольно покачнулся, как осинка, которая колыхнулась из-за порыва ветра.
Из его рта хлынула кровь, и он упал, сражённый выстрелом. Словно дверь сорвалась с петель, солдаты стали стрелять по тесно прижавшимся друг к другу узникам. Чарльз видел, как слишком молодые падали на землю, чьи глаза продолжали искриться непонятным для немцев огнём.
Чарльз прикрыл глаза, ноги его подкосились, и он упал на колени. В голове слышался гул выстрелов: как гончая стая собак, они разрывали клыками его мозг, всё это было похоже на кошмар. Ему грубо дали прикладом по спине, и он невольно открыл глаза: куча трупов лежали на земле, все их белые рубашки — единственное, что не отняли нацисты — были пропитаны кровью; казалось, что даже лица полностью в красной субстанции.
Ресницы у одного мальчика невольно сомкнулись, и по щеке потекла струйка крови. Всех, у кого были приоткрыты глаза, добили, вышибая выстрелом мозги. Чарльз почувствовал, как спазм скручивает его лёгкие, и он согнулся, закашлял, чтобы изнутри вышел этот ужасный смрад, поглотивший его. Солдаты грубо схватили его за шиворот и втолкнули в повозку. Он больно ударился плечом о что-то, что взбередило рану. Вспышка боли захлестнула его, и Чарльз повалился куда-то вниз.